.  Чареос  выбрал  левую  и  отошел
назад, чтобы размяться.  Снимая  с  себя  саблю  и  нож,  он  размышлял.
Несомненно, что Логар попытается убить его - но если  он  убьет  Логара,
князь  возьмет  его  под  стражу.  Чареос  медленно  проделывал   нужные
упражнения, разминая мышцы рук, плеч и паха. Оглядев два ряда  зрителей,
он  заметил  юного  Патриса.  Мальчишка   скалился   по-волчьи.   Чареос
отвернулся и приблизился к Логару.
   Бойцы отсалютовали друг другу, и шпаги соприкоснулись.
   - Начинайте! - приказал князь.
   Логар сразу бросился в атаку, изогнув запястье в "уколе Чареоса",  но
Чареос отвел удар и плавно передвинулся  вправо.  Логар  сощурился.  Еще
трижды первый боец кидался вперед, но каждый  раз  бывал  отбит.  Чареос
начинал сердиться. Логар совсем не  защищался,  будучи  уверен,  что  на
турнирном поединке Чареос  не  посмеет  нанести  ему  смертельный  удар.
Дважды клинок Логара прошел совсем рядом с горлом противника,  и  Чареос
знал, что рано или поздно княжеский боец преодолеет его защиту.  Отразив
очередной удар, Чареос отскочил  назад.  Логар  оступился,  выругался  и
опять устремился в атаку. Чареос набрал побольше воздуха,  понимая,  что
Логар  собрался  его  убить.  Но  что  им  движет  -  приказ  князя  или
собственная раненая гордость? Острие шпаги целило  Чареосу  в  глаз.  Он
уклонился в сторону, повернулся на каблуке и отскочил. Логар  последовал
за ним с широкой ухмылкой на лице.  Бойцы  носились  по  всему  залу,  и
зрители, не в силах сдерживаться, приветствовали бешеными воплями каждую
атаку Логара. Прошло несколько минут, а схватке еще не было видно конца.
Логар напал опять. Чареос отвел удар, но шпага противника  поранила  ему
щеку.
   При виде крови зрители утихли - все смотрели на  князя,  ожидая,  что
тот прекратит бой. Князь безмолвствовал. "Значит,  это  его  приказ",  -
подумал Чареос, но обуздал свой гнев.  Убивать  Логара  нельзя  -  князь
возьмет его под стражу и будет судить за убийство.  Охваченный  холодной
яростью, Чареос сделал круг и  быстро  метнулся  вправо.  Логар  ринулся
вперед. Чареос, отразив один за другим три его выпада,  взмахнул  шпагой
поверх клинка Логара и рассек ему правую бровь.  Кровь  хлынула  первому
бойцу в глаза, и он отступил. Чареос повернулся к князю:
   - Бой окончен, мой господин?
   - Скверный удар, - заметил тот. - Ты мог убить его.
   - Да, мог бы, - он не столь уж  искусен.  Впрочем,  и  этот  удар,  -
Чареос указал на порез у себя на щеке, - мог бы проникнуть мне в мозг. К
счастью, никакого вреда не случилось: его рана не тяжела.  А  теперь,  с
вашего позволения... - Шум  сзади  заставил  Чареоса  обернуться.  Логар
кое-как обтер кровь с лица и бежал к нему со шпагой  наперевес.  Чареос,
отступив в сторону, ударил его рукояткой за  левым  ухом,  и  Логар  без
чувств повалился на мраморный пол. - Итак, - холодно промолвил Чареос, -
позвольте мне удалиться.
   - Я не желаю видеть тебя ни  здесь,  ни  где-либо  в  пределах  моего
княжества, - процедил князь.
   Чареос, кланяясь, отступил на три шага, взял свою саблю и нож и вышел
с высоко поднятой головой. Враждебность князя дышала ему в затылок.
   Почти все просители остались во дворе,  чтобы  посмотреть  на  порку.
Чареос сошел по ступеням, глядя, как юноша корчится  под  ударами  бича.
Подойдя к начальнику стражи, Чареос спросил:
   - Сколько ударов он уже получил?
   - Восемнадцать. А всего пятьдесят.
   -  Не  пятьдесят,   а   двадцать.   Именно   столько   назначают   за
неуважительное поведение.
   - Князь не назвал точного количества, - отрезал офицер.
   - Вероятно, он полагался на то, что закон  вам  известен.  Бич  снова
свистнул в воздухе.
   - Довольно, - бросил капитан. - Развяжите его. - Парня  выволокли  за
калитку и бросили. Чареос помог ему встать.
   - Спасибо, - прошептал юноша.
   - Домой ты в таком  виде  не  доберешься,  -  сказал  ему  Чареос.  -
Пойдем-ка со мной. Я снял комнату в "Серой сове".  Надо  заняться  твоей
спиной.
   Трактир "Серая сова" представлял собой кучку беспорядочных  строений,
выросших вокруг старой харчевни, что стояла некогда у  горной  дороги  в
Гульготир. В середине был зал, где служанки подавали посетителям  еду  и
напитки. К востоку и западу от него пристроили два новых крыла, а позади
- конюшню.
   Пробираясь через сутолоку в трактире, Чареос зацепил  ножнами  чью-то
ногу.
   - Смотри, куда идешь, ублюдок! - прошипел задетый. Чареос не ответил,
но придержал саблю, наклонив ее поближе к себе. Давным-давно он не носил
оружия и чувствовал себя неуклюже.
   По винтовой лестнице он поднялся на  второй  этаж.  В  дальнем  конце
находилась комната на двоих, которую он сегодня снял. Юноша  спал,  дыша
глубоко и ровно.  От  настойки  лириума,  приготовленной  аптекарем,  он
проспит так до самого рассвета. Чареос промыл рубцы от кнута, смазал  их
гусиным жиром и накрыл спину юноши большим куском  полотна.  Рубцы  были
неглубоки, но кожа вокруг них воспалилась.
   Чареос разворошил тлеющие огни  в  очаге  у  южной  стены.  Близилась
осень, и холодный ветер задувал в косое окошко. Он отстегнул пояс и  сел
в широкое кожаное кресло у огня. Чареос устал, но  его  мысли  не  знали
покоя. Тихая монастырская жизнь показалась ему очень  далекой,  и  тоска
наотмашь ударила в грудь. Сегодня князь хотел убить его - и за  что  же?
За  выговор,  сделанный  заносчивому  мальчишке.  Чареос  посмотрел   на
спящего. Парень видел, как разоряют его деревню, как уводят его близких,
а теперь его еще и высекли. Правосудие существует только для  богатых  -
так было всегда. Он подбросил полено в огонь.  Одна  из  трех  настенных
ламп, замигав, погасла, и он проверил остальные. Они  тоже  догорали,  и
Чареос дернул звонок у западной стены.
   Вскоре в дверь постучалась служанка.  Чареос  попросил  ее  заправить
лампы, принести мяса и вина. Ее не было с  полчаса  -  за  это  время  и
вторая лампа успела погаснуть.
   Юноша застонал во сне, шепча чье-то имя. Чареос подошел  к  нему,  но
тот уже успокоился.
   Девушка вернулась с кувшином масла.
   - Извините, что так долго, сударь, но у  нас  сегодня  полно,  а  две
девушки не пришли. - Она заправила лампы и зажгла их с помощью  длинного
жгута. - Еду тоже сейчас подам. Говядины нет, зато баранина отменная.
   - Хорошо, неси.
   Она пошла и уже на пороге оглянулась.
   - Не тот ли  это  парень,  которого  сегодня  наказывали?  -  шепотом
спросила она.
   - Да, это он.
   - А вы, стало быть, будете Чареос, монах?
   Он кивнул, и она вернулась  в  комнату  -  маленькая,  с  соломенными
волосами и хорошеньким круглым личиком.
   - Может, и не мое это дело, сударь,  только  вас  там  ищут  какие-то
мужчины - вооруженные. И у одного голова завязана.
   - Они знают, что я здесь?
   - Знают, сударь. Трое из них на конюшне,  а  еще  двое  сидят  внизу.
Может, и другие есть, не знаю.
   - Большое тебе спасибо. - Чареос дал ей серебряную монетку.
   Когда девушка ушла, он запер дверь, сел у огня и подремал, пока к ним
опять не постучались. Тогда он вынул саблю и спросил:
   - Кто там?
   - Я, сударь. Принесла вам еду и вино.
   Он отодвинул засов, девушка вошла и поставила  деревянный  поднос  на
узкий столик.
   - Они все еще там, сударь, и человек с повязкой расспрашивает Финбала
- хозяина.
   - Спасибо.
   - Вы можете выйти через комнаты прислуги.
   - Все равно у нас лошади на конюшне. Не бойся за меня.
   - Вы хорошо сделали, что позаботились о нем. - Девушка  улыбнулась  и
вышла, закрыв за собой дверь.
   Чареос снова заперся и принялся за еду.  Мясо  было  слишком  жирное,
овощи разваренные, а вино прескверное, но он все-таки наполнил желудок и
опять соснул на стуле. Сны его были тревожны, но при пробуждении исчезли
как дым на ветру. Небо перед рассветом  было  темно-серым.  Огонь  почти
угас, и комната остыла. Чареос положил растопку на угли, раздул пламя  и
добавил дров. Он весь застыл, и шея болела. Когда огонь  разгорелся,  он
подошел к юноше. Тот дышал уже не так  глубоко.  Чареос  тронул  его  за
руку, и парень со стоном открыл глаза.
   Он попытался сесть, но боль пронзила его, и он упал обратно.
   - Раны у тебя чистые, - сказал Чареос, - и, как бы  ни  было  больно,
надо все-таки встать и одеться. Я купил тебе лошадь, и утром мы уедем из
города.
   - Спасибо за все. Меня зовут Киалл. - Юноша сел, морщась от боли.
   - Все заживет на славу. Раны  неглубокие.  А  боль  от  ожогов  кнута
пройдет дня через три-четыре.
   - Я не знаю вашего имени.
   - Чареос. Давай-ка одевайся. Внизу нас караулят, и  уехать  будет  не
так-то просто.
   - Чареос? Герой Бел-Азара?
   - Да! - рявкнул Чареос. - Прославленный  герой  песен  и  легенд.  Ты
слышишь меня, парень? Мы в опасности. Одевайся скорее.
   Киалл натянул штаны и сапоги, но не мог  поднять  рук,  чтобы  надеть
рубашку. Чареос помог ему. Рубцы покрывали спину до самых бедер, и  пояс
нельзя было застегнуть.
   - Что за опасность? - спросил Киалл.
   - Не знаю, грозит ли она тебе, - пожал плечами Чареос. - Я  дрался  с
человеком по имени Логар, и  он,  наверное,  чувствует  себя  униженным.
Ступай теперь на конюшню. Там стоят наши  лошади.  Мой  серый,  и  седло
лежит рядом. Ты седлать умеешь?
   - Одно время я работал конюхом.
   - Хорошо. Смотри, затяни подпругу как следует. Через  два  стойла  от
серого стоит вислозадый вороной мерин - это лучшее, что  я  сумел  найти
для тебя. Он стар, и вид у него понурый, но до деревни авось доберешься.
   - Я в деревню не  вернусь.  Поеду  следом  за  разбойниками,  которые
забрали Равенну и остальных.
   - Это ты хорошо придумал, - раздраженно бросил Чареос, - но пока  что
иди и оседлай мне коня.
   Киалл покраснел.
   - Я знаю, что обязан вам -  может  быть,  даже  жизнью,  но  не  надо
смеяться. Я люблю Равенну много лет и не успокоюсь, пока не освобожу  ее
или сам не погибну.
   - Последнее может случиться очень скоро.  Впрочем,  это  твоя  жизнь.
Идешь ты или нет?
   Киалл открыл было рот, но промолчал и вышел. Чареос выждал  несколько
минут и спустился на  кухню,  где  две  служанки  замешивали  тесто  для
дневной выпечки. Он попросил одну из них собрать  что-нибудь  в  дорогу:
солонину, окорок, кукурузные лепешки и мешочек овса.  Заплатив  девушке,
он прошел через опустевший зал. Финбал, хозяин, вешал вымытые кружки  на
крюки над стойкой.
   - Доброе утро, - сказал он Чареосу, широко улыбнувшись щербатым ртом.
   - Доброе. Не приведешь ли мою лошадь сюда, к двери?
   - Конюшня всего-то через двор перейти, сударь, а мой парнишка еще  не
пришел.
   - Так сделай это сам, - холодно молвил Чареос.
   - Недосуг мне, сударь, - уже без улыбки ответил Финбал и  вернулся  к
своему занятию.
   "Значит, они  все  еще  здесь",  -  подумал  Чареос.  Держа  мешок  с
припасами в левой руке, он вышел  во  двор.  Было  тихо,  и  на  востоке
занимался рассвет. В свежем утреннем воздухе пахло поджаренной ветчиной.
Оглядевшись, Чареос увидел поблизости повозку и низкую стену, ведущую  к
курятнику. Слева дверь на конюшню стояла открытой,  но  Киалла  не  было
видно. Когда Чареос вышел на  середину  двора,  сбоку  к  нему  бросился
человек. Он бросил мешок и выхватил саблю.  Еще  двое  показались  из-за
повозки, а из  конюшни  вышел  Логар.  Лоб  его  был  завязан,  и  кровь
проступила сквозь полотно.
   - Шпагой ты ловко орудуешь, - сказал Логар, - а вот саблей как?
   - Еще лучше, - ответил Чареос.
   - В таком случае рисковать не будем, -  процедил  княжеский  боец.  -
Убейте его!
   Двое с мечами ринулись вперед. Чареос отразил удар первого, крутнулся
на каблуках, чтобы уклониться  от  выпада  второго,  и  обратным  ударом
рассек первому горло. Хлынула кровь. Враг выронил меч  и  упал,  зажимая
пальцами рану в  тщетной  попытке  остановить  убегающую  жизнь.  Второй
взмахнул клинком, целя Чареосу в  голову,  но  тот  пригнулся  и  вонзил
клинок в грудь противнику. Третий воин отступил назад, в страхе  выпучив
глаза.
   - Итак? - сказал Чареос, в упор глядя на  Логара.  Княжеский  боец  с
воплем ринулся в атаку. Чареос отразил первый удар,  отскочил  назад  от
свирепого взмаха, едва не вспоровшего ему живот, и молниеносным ответным
выпадом угодил Логару в пах, вскрыв крупную артерию с внутренней стороны
бедра. Логар выронил саблю и в недоумении уставился на свои намокшие  от
крови штаны; потом ноги под ним подкосились, и он упал на  колени  перед
Чареосом. Поглядев, моргая, на своего убийцу, он боком повалился наземь.
Чареос сорвал с него пояс и сунул его саблю в  ножны.  Киалл  выехал  во
двор, ведя в поводу серого, - Чареос бросил саблю ему,  а  после  забрал
провизию и сел в седло. Оставшийся  в  живых  воин  молча  стоял  рядом.
Чареос, не обращая на него внимания, направил коня к южным воротам.

***

   Двор был огорожен  веревками  и  охранялся  часовыми.  За  оцеплением
собралась толпа, рвущаяся поглядеть на  трупы.  Князь  стоял  над  телом
Логара, не сводя глаз с серого обескровленного лица.
   - Доказательства налицо, - сказал он, указав на мертвого. -  Смотрите
- при нем нет меча. Он был  злодейски  убит,  и  я  хочу,  чтобы  убийцу
настигла справедливая кара. Кто бы мог  подумать,  что  герой  Бел-Азара
способен на подобную низость?
   Придворные, стоящие вокруг, промолчали, а оставшийся в  живых  солдат
отвел глаза.
   - Возьми двадцать человек, - приказал князь Салиде, капитану гвардии,
- и приведи Чареоса назад.
   Салида откашлялся.
   - Мой господин, вряд ли Логар мог выйти безоружным - да и двое других
вооружены. Чареос - достойный воин. Я не могу поверить...
   - Довольно, - отрезал князь и повернулся к уцелевшему:
   - Ты... как бишь тебя звать?
   - Кифа, мой господин, - ответил тот, не поднимая глаз.
   - Был ли Логар вооружен, когда Чареос убил его?
   - Нет, мой господин.
   - Вот так-то, - сказал князь. - Посмотри сам - где ты видишь меч?
   - Хорошо, мой господин, - кивнул Салида. - Я доставлю его вам. А  как
быть с тем деревенским парнем?
   - Он будет повешен рядом с Чареосом как соучастник.

***

   Двадцать две пленницы ехали в  четырех  открытых  повозках.  С  обеих
сторон их сопровождали верховые с угрюмыми  лицами.  Равенна  сидела  во
второй повозке, отдельно от подруг, вместе с женщинами, взятыми  в  двух
других набегах. Напуганные, они почти не разговаривали.
   Два дня назад одна из девушек  попыталась  убежать.  В  сумерках  она
спрыгнула с повозки и бросилась в лес, но  конные  мигом  догнали  ее  и
приволокли обратно. Пленниц  согнали  в  круг,  чтобы  они  видели,  как
беглянку хлещут кнутом. Жалобные вопли несчастной до сих пор  звучали  в
ушах Равенны.
   После этого несколько мужчин оттащили ее в сторону, изнасиловали и со
связанными руками швырнули к другим женщинам.
   "Это вам урок, - сказал человек со шрамом на  лице.  -  Вы  рабыни  и
должны привыкать к тому, что вы рабыни. Кто привыкнет, будет жить. А  со
всякой, кто попытается бежать, поступят еще более сурово. Запомните  мои
слова".
   И Равенна запомнила...
   От надренов не убежишь. Надо действовать похитрее. Она подождет, пока
ее  не  купит  какой-нибудь  похотливый  надир.  Она  будет  покорной  и
услужливой, любящей и благодарной... она завоюет его  полное  доверие  и
вот тогда-то убежит.
   - Ты откуда? - шепнула женщина рядом. Равенна назвала свою деревню.
   - Я как-то бывала у вас. На ярмарке в день летнего  солнцестояния.  -
Равенна получше пригляделась к женщине - тощей, с худым угловатым  лицом
и блестящими черными волосами, - но не вспомнила ее.
   - Ты замужем? - спросила Равенна.
   - Да, - пожала она плечами, - но это теперь ничего не значит.
   - Верно, - согласилась Равенна.
   - А ты?
   - Я только собиралась замуж. До  свадьбы  оставалось  восемнадцать  -
нет, теперь уже семнадцать дней.
   - Ты девственница? - тихо спросила женщина.
   - Нет.
   - Говори, что да. Они спросят. За девственниц больше дают. Притом эти
свиньи тебя не тронут - понимаешь?
   - Да. Но ведь тот, кто купит меня...
   - Да что они смыслят? Мужчины, одно слово! В первую ночь  возьмешь  с
собой острую булавку и уколешься.
   - Спасибо, - кивнула Равенна. - Так я и сделаю.
   Они  умолкли.  Повозки  катились  все  дальше,  и  конные   держались
настороженно. Равенна невольно оглянулась назад.
   - Не жди помощи, - сказала ей женщина.
   - Никогда не надо терять надежду.
   - Тогда надейся на приглядного, добросердечного дикаря, -  улыбнулась
та.

***

   Горы стояли перед ними, как готовые к  бою  белобородые  великаны,  и
ледяной ветер с вершин дул в лицо. Чареос запахнулся в свой меховой плащ
и подпоясался. Киалл, весь серый, шатался  в  седле,  но  не  жаловался.
Чареос оглянулся. Город остался далеко  позади,  и  лишь  самые  высокие
шпили еще виднелись за холмами.
   - Ну, как ты? - спросил он Киалла.
   Тот лишь слабо улыбнулся в  ответ.  Действие  лириума  ослабевало,  и
спину жгло точно угольями. Старый мерин был смирным, и  в  другое  время
езда на нем не доставила бы хлопот, но теперь каждый шаг причинял Киаллу
нестерпимые муки.
   - Когда доедем до леса, сделаем привал, - сказал Чареос. -  Там  есть
озера с кристально-чистой водой. Мы отдохнем, и я посмотрю твою спину.
   Киалл кивнул, крепко держась за луку седла. Его подташнивало, и  лицо
покрылось капельками пота. Выругавшись про себя, Чареос подъехал к нему.
Но серый жеребец внезапно выгнул шею и попытался укусить старого мерина.
Чареос натянул поводья, а мерин встал на дыбы. Киалл  едва  удержался  в
седле. Жеребец лягался и гнул  голову  вниз,  но  Чареос  крепко  сжимал
ногами  его  бока.  Поняв,  что  всадника  сбросить  не  удастся,   конь
успокоился и стал как ни в чем не бывало. Чареос слез, потрепал  его  по
шее, потер ему нос и медленно дохнул в каждую ноздрю.
   - Запомни меня, - шептал он коню. - Я  не  причиню  тебе  зла.  Я  не
хозяин тебе, а друг.
   После он вернулся в седло, и они продолжили свой путь на  юг.  Чареос
не знал этих мест, но путники говорили, что где-то тут есть  трактир,  а
при нем - небольшое селение. Он надеялся, что это селение недалеко и что
там найдется какой-нибудь  знахарь.  У  Киалла  усиливался  жар  -  чего
доброго, еще раны воспалятся. Солдатом Чареос не  раз  видел,  как  люди
умирали от самых мелких ран. Кожа вздувается, делается багровой, горячка
усиливается, и человек тает на глазах. В  Бел-Азаре  был  молодой  воин,
который наколол себе руку о  шип.  Рука  раздулась  в  три  раза  против
прежнего, посинела, а потом стала черной. Тогда лекарь  отрезал  ее,  но
парень все равно умер - умер в мучениях. Чареос, глядя на Киалла,  выжал
из себя улыбку, но юноша не ответил ему.
   Ближе к вечеру Киалл совсем обессилел. Он весь горел, стонал,  и  два
рубца у него на спине открылись. Чареос привязал его руки к луке седла и
вел мерина в поводу. Наконец лошади вышли на  берег  большого  озера.  В
воде, гладкой как зеркало, отражались горы. Чареос спутал коней  и  снял
Киалла с седла. Парень обмяк, колени под ним подкосились. Чареос  уложил
его  и  развел  костер.  В  армии  солдат  часто   подвергали   телесным
наказаниям, и Чареос  знал,  что  потрясение  и  унижение  порой  бывают
мучительнее боли. Когда костер разгорелся, он перевернул Киалла на живот
и понюхал раны. Гнилостного запаха не было.  Он  укрыл  Киалла  одеялом.
Парень был сильным  и  гордым:  он  терпел  боль  без  жалоб,  и  Чареос
восхищался им.
   Воин сел у огня, глядя на горы, где зеленели на снегу сосновые  рощи.
В прежнее время этот вид мог бы вызвать в нем мысли о свободе,  о  дикой
красе, о суровом величии. Теперь он думал только  о  тщете  человеческой
жизни. Войны, чума, короли, завоеватели - все это ничто перед ликом гор.
   - Какое вам дело до того, о  чем  я  мечтаю?  -  прошептал  Чареос  и
вспомнил о Туре, как часто бывало с  ним  в  часы  раздумий.  Прекрасная
черноволосая Тура. С ней он чувствовал себя настоящим мужчиной - больше,
че