воде.  На
самом же деле все иначе.
   Конн глубоко вздохнул.
   - Вы хотите сказать, что в случае с Ариан я был как Риамфада?
   - Может быть, даже больше, чем тебе кажется даже сейчас. Но не  будем
об этом больше. Она вышла замуж за другого и ушла из твоей жизни.
   - Вряд ли она уйдет из моей жизни, - печально сказал Конн.
   - Надеюсь, ты ошибаешься.
   Двери  княжеского  зала  распахнулись,  и  толпа   повалила   наружу,
направляясь к воротам и извилистой тропинке, ведущей к деревне.
   - Тебе пора вернуться, - сказал брат Солтайс. - Невежливо  заставлять
правителя ждать.
   Юноша протянул ему руку.
   - Спасибо большое. И прошу прощения за свое неучтивое поведение.
   - Не стоит извиняться. - Брат Солтайс улыбнулся  и  пожал  протянутую
руку. - Теперь ступай и выбери себе меч и коня.

***

   Риганте всегда праздновали смерть зимы и начало нового лета; Бельтайн
был радостным и  веселым  днем.  Девушки  из  Трех  Ручьев  и  ближайших
поселений надевали самые красивые  платья  и  украшали  волосы  зелеными
листьями и свежими цветами. Юноши, раздевшись  до  пояса,  разрисовывали
лица и тела синей краской из вайды ,  прыгали  через   костер,   бегали
наперегонки и боролись. Когда темнело, люди собирались в центре  деревни
и танцевали, взявшись за руки, вокруг Старейшего Древа, а потом  веселым
факельным шествием проходили мимо всех домов, через Три Ручья и  обратно
к месту праздника.
   Бануин наблюдал за этим с любовью и с завистью одновременно. Близость
риганте друг другу, их единство и удовольствие, которое они получали  от
общения с друзьями, радовали его, но  радость  эту  он  не  мог  с  ними
разделить. Не  только  потому,  что  был  иностранцем.  Торговец  всегда
оставался человеком-одиночкой и не мог стать частью целого.  Он  понимал
необходимость в духе единства в деревне -  эти  люди  зависели  друг  от
друга. Успех или неудачи каждого отражались на жизни  всего  сообщества.
Бануин отличался от них. Ему нравились риганте, но в толпе он чувствовал
себя чужим и одиноким.
   На  другой  стороне  поляны,  где  проходил  пир,   Иноземец   увидел
Коннавара; тот пил и смеялся с друзьями, среди которых  сидел  и  калека
Риамфада. Даже отсюда Бануин видел ужасные шрамы на  теле  своего  юного
друга. Он поежился. Назвать его выздоровление  чудом  -  значило  слегка
преуменьшить правду.  Справа  от  него  Руатайн  разговаривал  с  вдовой
Пелейн. Ее мужа, толстого пекаря, хватил удар,  и  он  умер  шесть  дней
назад. Ворна сказала, что у него отказало сердце. Не похоже, что  Пелейн
сражена горем;  Бануина  позабавило,  как  она  пыталась  кокетничать  с
Руатайном. Женщина то и дело проводила рукой по своим черным волосам, не
сводя взгляда с лица собеседника. Слева от торговца Мирия  беседовала  с
Борной и чернобородым друидом, братом Солтайсом. Каждые несколько секунд
она бросала взгляд на Руатайна, лицо ее оставалось бесстрастным,  однако
в глазах посверкивала ярость.
   Ближе к полуночи Бануин тихонько сидел у Старейшего Древа и держал  в
руках шестую кружку крепкого эля, глядя, как в  свете  костров  кружатся
юные танцоры. К нему подошла бывшая колдунья  Ворна  и  села  рядом.  За
последние несколько недель она прибавила в весе и неожиданно помолодела.
Бануин, к своему удивлению, нашел ее весьма привлекательной. Он заглянул
в свою кружку. Неужто так мутит мозги эль?
   - Ты не танцуешь и не поешь, - промолвила Ворна. -  Просто  сидишь  и
смотришь.
   - Это доставляет мне радость. Я люблю риганте и их обычаи.
   - Я тоже.
   Музыка смолкла, дудочники отправились освежиться.
   - Хочу заметить, что и ты не  танцуешь,  Ворна.  И  не  поешь...  Она
улыбнулась, прислоняясь спиной к могучему дереву, и взглянула  на  месяц
сквозь ветви.
   - Я танцую в своем разуме и пою сердцем.
   - Голос у тебя счастливый.
   - Веселый. Я выпила слишком много вина.  Но  я  и  счастлива.  Пришла
весна, мой народ пережил зиму.
   - Дело не только в  этом.  -  Бануину  приходилось  говорить  громче,
потому что снова началась музыка.
   Ворна улыбнулась в ответ.
   - Да, не только. Впервые за всю жизнь  я  чувствую  себя  живой.  Мое
сердце открыто. Магия дарует силу и знания, однако она отделяла меня  от
моего народа. И в каком-то смысле от себя самой. Теперь я чувствую,  что
стала целой. Завершенной. Понимаешь?
   - Нет, но рад за тебя.
   - Потанцуешь со мной, Иноземец?
   - Пожалуй, - ответил он, осторожно поставил кружку на стол и поднялся
на ноги. На мгновение земля покачнулась, затем Бануин  взял  женщину  за
руку, и они присоединились к другим танцующим в лунном свете.
   Он был не так пьян, как опасался, и двигаться в такт музыке,  кружась
и  подпрыгивая,  оказалось  несложно.  Радость  народа  риганте  наконец
коснулась его сердца. Ощущение было  странное,  и  Бануин  потерял  счет
времени. Потом Ворна взяла его за руку и увела прочь.
   Они оказались возле его дома. На двери только щеколда. Отодвинув  ее,
Бануин отворил дверь и поманил за собой Ворну. Та заколебалась.
   - Может быть, мне не стоит входить...
   - А может быть, и стоит, - отозвался  он,  нежно  улыбаясь.  -  Давно
порог моего дома не озаряла женщина. С тех пор как умерла жена...
   На лице Бануина отразилась боль воспоминаний. Ворна  подошла  к  нему
ближе.
   - Прости, Иноземец. Когда я владела силой, мне многое было открыто.
   Он поцеловал ее руку.
   - Не печалься. И не проси прощения. Она была  славной  женщиной.  Мне
следовало бы чаще о ней вспоминать, хотя это всегда так больно.
   Они постояли немного рядом, наслаждаясь близостью друг друга.
   - Я никогда не была с мужчиной, - проговорила Ворна. Он заглянул в ее
синие глаза и прочел там страх и одиночество.
   - Это тоже танец своего рода, - мягко ответил Бануин. - Потанцуешь со
мной, Ворна?
   - Думаю, да, - сказала она.

***

   Риамфада начинал засыпать. Он не мог пить вино - оно горело у него  в
груди огнем, и не смел пить эль - боялся обмочиться. Весь  пир  он  тихо
сидел,  глядя,  как  веселятся  друзья,  и  получал  от  этого   большое
удовольствие. Юноша откинулся на V-образную доску, которую вбили в землю
специально для него, чтобы он не упал, и укрылся тяжелым одеялом.
   Гованнан  танцевал  с  девушкой  из  поселения,  располагавшегося   в
тридцати милях от Трех Ручьев. Он несколько раз запутался в  собственных
ногах, но она притворялась, будто не заметила. Коннавар не  танцевал,  и
Риамфада заметил, как он смотрит на Ариан по другую сторону  костра.  Та
отплясывала с несколькими мужчинами к неудовольствию Касты, ее  молодого
мужа,  мрачно  сидевшего  неподалеку.  Справа  от  него  сидел  Браэфар,
рассматривая ожог на ноге. Юноша пытался перепрыгнуть костер с  другими,
старшими ребятами, но упал  и  обжег  колено  горячими  углями,  поэтому
теперь пристроился  рядом  с  младшим  братом,  восьмилетним  Бендегитом
Браном, свернувшимся клубочком возле седого старого пса Кавала.
   Риамфада зевнул и огляделся в поисках отца. Гариафа сидел  на  скамье
рядом с правителем, оба пили и смеялись. Риамфада натянул на худые плечи
плащ. Грудь пронзила боль, и он глухо застонал.  Не  следовало  посыпать
мясо специями Бануина.
   - Как поживаешь, маленькая рыбка? - спросил Коннавар, подойдя.
   - Наслаждаюсь праздником. Хотя уже очень устал.
   - Я отнесу тебя домой.
   - Нет, пока не надо. Ночь чудесная. Я смотрел,  как  люди  танцуют  в
свете факелов. Все так счастливы...
   - А ты счастлив, мой друг? - спросил Конн.
   -  На  следующей  неделе  мы  начнем  плавать,  -  ответил  Риамфада,
улыбаясь. - Я ждал этого всю зиму.  -  Неожиданно  его  скрутил  приступ
кашля, и тощее тело содрогнулось. Конн наклонился  и  легонько  постучал
друга по спине. Кашель отпустил. - Я снова стану сильным, когда мы будем
купаться у водопадов.
   -  Увы,  вместе  нам  купаться  недолго,  -  сказал  Коннавар.  -   Я
отправляюсь на юг с Бануином. Но Гованнан сможет  носить  тебя  туда  не
реже, чем дважды в неделю.
   - Я слышал, что ты уезжаешь. - Риамфада глянул на  длинный  обеденный
стол. К нему был прислонен новый меч Конна, и бронзовая рукоять сияла  в
свете факелов. - Покажешь мне подарок Длинного Князя?
   Конн подошел к столу, взял меч, принес своему другу и положил ему  на
колени. Тот не без труда поднял клинок, поднес к лицу.
   - Не могу понять, хорошо ли железо, здесь слишком темно.  Но  рукоять
сделана неуклюже, так что вряд ли. Однажды я сделаю для  тебя  особенный
меч, с рукоятью специально под твою руку. Это будет шедевр.
   - Не сомневаюсь, - сказал Конн. В этот момент его окликнул  Гованнан,
уговаривая присоединиться к новому танцу.  Юноша  глянул  на  калеку.  -
Отнести тебя домой?
   - Чуть-чуть попозже. Иди потанцуй. А я тут отдохну.  Конн  улыбнулся,
побежал к костру и скоро уже кружился и прыгал через пламя в такт музыке
флейт. Меч давил на Риамфаду, и он с трудом отодвинул его.  Потом  грудь
пронзила новая боль. Он застонал и прислонился к  доске.  Юноша  пытался
смотреть на танцующих, но все расплывалось, меркло,  музыка  отдалилась,
будто дудочники куда-то уходили... Должно быть,  я  устал  сильнее,  чем
думал, решил он.
   Его внимание привлекли сияющие огоньки. Они плыли к нему по  воздуху.
Три  огонька,  очень  красивых.  Большей  частью  золотые,  они   иногда
вспыхивали синим и алым. Огоньки приблизились  и  опустились  на  траву.
Риамфада попытался дотянуться до них, однако не  мог  пошевелить  рукой.
Как ни странно, на него снизошли  мир  и  покой.  Огни  подплыли  совсем
близко, и он услышал голос в голове:
   - Пойдем с нами. Познай радость.
   Ему явилось видение  -  мастерская,  где  со  всеми  металлами  можно
работать  только  руками,  без  молотка  и  плавильной  печи.  Он  узрел
прекрасные  творения,  среди  них  розу  из  серебра  и  золота,   такую
совершенную, что трудно было отличить от настоящей.
   - Это станет твоим, сын людей. Пойдем с нами.
   - Я не хочу оставлять друзей, -  ответил  Риамфада,  хотя  его  очень
тянуло отправиться туда.
   - Ты уже оставил их.
   И это было правдой. Он не чувствовал ни сердцебиения, ни слабости, ни
боли в тощей груди.
   - Поднимайся, Риамфада. Пойдем с нами.
   Рука, легкая, как крыло бабочки, помогла ему подняться, и  он  встал.
Боль прошла. Окруженный  золотым  светом  Риамфада  медленно,  невидимый
танцорам, прошел по поляне. Там был Конн, рука  об  руку  с  Гвидией,  и
Гованнан, хлопавший в ладони в такт музыке.  Стоял  там  отец  Риамфады,
Гариафа, прижимая к себе жену и целуя ее в щеку. Бывший калека обернулся
и увидел маленькое, хрупкое тело, безжизненно обвисшее на досках.  Потом
снова перевел взгляд на друзей, радуясь их радости в последний раз.
   - Я люблю их.
   - Мы знаем.
   Взяв его за руку, они повели юношу к Зачарованному лесу.
   - Я могу бегать? - спросил Риамфада.
   Они выпустили его руку. Он почувствовал траву  под  босыми  ногами  и
ночной ветер, коснувшийся груди. И Риамфада побежал к далеким деревьям.

***

   В доме Бануина Ворна открыла глаза. Тихонько выскользнув из  постели,
она подошла к окну и увидела, как огоньки поплыли к Зачарованному  лесу.
Несмотря на потерю силы, бывшая колдунья чувствовала сидов, их  магию  и
разницу  между  сидами  и  душами  людей.  Сосредоточившись  на  далеких
огоньках, Ворна попыталась понять, чью душу они забрали,  и  не  смогла.
Внятно ей стало только одно - человек этот был полон радости.
   - На что ты смотришь? - сонно спросил Бануин.
   - На маленькое чудо,  -  ответила  Ворна,  возвращаясь  в  постель  и
забираясь под одеяло.
   Он обнял ее, и она положила ему голову на плечо.
   - Надеюсь, что ты ни о чем не жалеешь, - прошептал Иноземец, - потому
что я нет.
   - Сколько тебе лет?
   - Сорок девять.
   - Я жалею, что не сделала это двадцать лет назад. Он провел рукой  по
черно-серебряным прядям.
   - Боюсь, что секс не всегда так хорош.
   - Докажи, - сказала она, прижимаясь к нему.
   Они занимались любовью до рассвета, а потом  спали  несколько  часов.
Бануин проснулся первым, разжег огонь и приготовил  на  завтрак  горячую
овсянку, посластил ее медом и сделал отвар из цветков бузины. Отнес  его
Ворне и нежно разбудил  ее.  Потом  вышел  из  спальни,  чтобы  дать  ей
одеться.
   Вскоре она вошла в главную комнату, и  они  позавтракали  в  приятном
молчании.
   - Надолго ли ты уедешь? - спросила женщина.
   - На четыре, пять месяцев. Ты будешь скучать?
   - Думаю, да.
   - Это хорошо, - улыбнулся он. Она замолчала и отхлебнула отвара.
   - О чем ты думаешь? - спросил Бануин.
   - О тебе и твоем гейсе, - ответила Ворна, поднимая на него взгляд.
   - Риганте - чудесные люди, - улыбнулся торговец,  -  но  у  них  есть
странные обычаи. Зачем каждый из них носит проклятие?
   -  Гейс  -  не  проклятие,  а  защищающее  предсказание.  Деревенская
колдунья, жрица или друид возлагают на новорожденного руки  и  просят  о
видении. Им открывается  главный  момент  жизни  будущего  ребенка.  Как
правило, гейсы не предсказывают смерть. Они указывают, где человека ждет
успех  или  счастье.  Восемнадцать  лет  назад  я   наложила   гейс   на
новорожденную девочку. Он гласил, что если она увидит трехногую лису, то
должна последовать за ней. В прошлом году она встретила  такую  лису  и,
выполнив предписание гейса, натолкнулась на юношу у  ручья.  Он  был  из
племени паннонов и путешествовал со своим дядей. Этот человек влюбился в
нее с первого взгляда, и они поженились в Самайн.
   - Ну, ты слишком молода, чтобы присутствовать при моем рождении. А  я
слишком стар, чтобы меня тревожили суеверные  страхи.  -  Он  неожиданно
улыбнулся. - Но если ты знаешь мой гейс, скажи.
   - Я знаю его, почувствовала в первый день, как мы встретились. Не пей
вина, когда увидишь льва с глазами цвета крови.
   - Если я увижу такого зверя, - рассмеялся Бануин,  -  значит,  я  уже
выпил слишком много вина.
   - Ты поймешь, когда придет момент. Будь  бдителен.  Я  не  хочу  тебя
потерять. Обещай, что запомнишь мои слова.
   - Запомню - и ты меня не потеряешь. А какой гейс у Коннавара?
   - Он умрет в тот день, когда убьет пса, укусившего его.
   - Прослежу, чтобы он держался подальше от собак, - сказал  Бануин.  -
Но объясни мне вот что: если человек не нарушает гейсов, он живет вечно?
   - Нет.
   - Тогда другой вопрос: меня ничто не в силах убить, пока я  не  увижу
льва с кровавыми глазами?
   - Нет, - улыбнулась она. - Иногда - хотя и нечасто - человек  умирает
прежде своего времени -  от  случайной  стрелы,  падения  с  лошади  или
болезни. Известно одно: если ты нарушишь свой гейс,  то  умрешь  в  этот
день.
   - Понятно. Значит, на гейс и десять  серебряных  монет  можно  купить
лошадь?
   - Не стоит смеяться над тем, что  выше  твоего  понимания,  -  строго
сказала Ворна.
   Бануин немедленно извинился.
   - Прости, если это прозвучало как насмешка. Но у  меня  так  тепло  и
легко на сердце. Я обещаю, что никогда не стану издеваться над  обычаями
риганте. Я люблю твой народ и его культуру. Недавно я беседовал о гейсах
с Руатайном, и он рассказал мне свой: не будь  щитом  короля.  Он  очень
смеялся над ним, поскольку у риганте нет королей.
   - В настоящий момент меня  заботит  не  Руатайн.  Не  я  изрекла  это
пророчество. Обещаешь, что не забудешь про льва?
   Бануин положил руку на сердце.
   - Обещаю. А ты останешься со мной, пока я не уеду?
   - Об этом будет говорить вся деревня.
   - Мы могли бы обойти вокруг  дерева,  -  негромко  промолвил  Бануин.
Слова повисли в воздухе.
   - К женитьбе нельзя относиться легкомысленно, - проговорила Ворна.
   - Нельзя.
   - Скажи, почему я должна согласиться, - прошептала она.
   - Нужны ли здесь слова? - спросил он, обнимая  Ворну  и  нежно  гладя
лицо.
   - В таких случаях слова необходимы.
   Он поцеловал ее в щеку и легонько коснулся губами уха.
   - Я люблю тебя, - сказал Бануин.
   - А я тебя, - ответила Ворна. - г И мы обойдем вокруг дерева.

ГЛАВА 7

   Ветер усиливался,  порывистые  волны  подбрасывали  маленькую  шхуну.
Коннавар схватился за перила на носу корабля и  с  тоской  посмотрел  на
меловые  скалы.  Над   кораблем   кружились   чайки,   наполняя   воздух
пронзительными криками. Конн злобно взглянул вверх. Шум  действовал  ему
на нервы. Палуба снова качнулась под ногами, и он поспешно ухватился  за
поручень, его замутило. Мимо прошел  матрос  и  улыбнулся.  Конну  очень
хотелось наказать обидчика, но для этого пришлось бы отпустить поручни.
   Рядом появился Бануин. Маленький купец был одет  в  тяжелый  овчинный
плащ и нес в руках каравай сырного хлеба. Оторвав кусок, он протянул его
Конну. Тот покачал головой.
   - Лучше есть. Иначе тебя всю дорогу будет выворачивать  наизнанку,  -
сказал Бануин.
   Коннавар неохотно взял хлеб и откусил от него. По вкусу он  напоминал
пепел и желчь. Юноша медленно прожевал и проглотил.  Белые  скалы  стали
еще меньше, и чайки начинали разворачиваться в воздухе, чтобы  вернуться
на сушу. Конн завидовал их крыльям - он бы сделал так же.
   - Ешь, - велел Бануин.
   Конн с трудом доел кусок и, к собственному  удивлению,  почувствовал,
что желудок успокаивается. Он посмотрел на небо. Оно напоминало по цвету
железо, а вдали виднелись тучи.
   - Сколько нам плыть до Гориазы? - спросил юноша.
   - Четыре... пять часов.
   Конн  поежился.  Бануин  прошел  через  всю  палубу  туда,  где  были
привязаны двадцать лошадей  с  поклажей  и  две  оседланные,  и  вытащил
голубой плащ Конна. Вернувшись к молодому другу, он накинул плащ ему  на
плечи. Конн улыбнулся  в  знак  благодарности  и  застегнул  принесенную
одежду брошью с изображением олененка в терниях, подарком  Риамфады.  За
его спиной заржал серый мерин. Конн погладил его по  шее  и  вернулся  к
Бануину, опустившемуся на палубу, чтобы укрыться от ветра. Юноша  присел
рядом.
   - А в Гориазе стоит армия Каменного Города? - спросил он.
   - Нет, они еще не напали на земли остров и гатов. В последний раз они
воевали против аиддуев, в восьмидесяти милях на восток. Генерал Джасарей
одержал там две крупные победы. Он будет действовать методично. Вряд  ли
гатам грозит война раньше,  чем  через  два-три  года.  Нет,  следующими
столкнутся с Пантерами Каменного Города кердины. Скорее  всего  Джасарей
планировал эту войну еще до того, как выступил против аиддуев.
   - Что значит планировал?
   - Война для риганте, - улыбнулся  Бануин,  -  что  гроза  -  быстрая,
яростная и короткая. Для тургонцев  все  иначе.  Они  хотят  покорять  и
удерживать  захваченные  территории.  А  о  чем  прежде   всего   должен
заботиться генерал?
   - Об отваге воинов, - немедленно ответил Конн.
   - Нет, о фураже. Не важно, насколько храбры твои  солдаты,  если  они
голодают.  Армии  из  двадцати  тысяч  человек  необходимо   невероятное
количество зерна, сушеных фруктов, мяса. Каждый  день.  А  пяти  тысячам
лошадей нужны сотни акров земли. Каждый  день.  Когда  солдаты  Джасарея
идут войной на вражеские земли, их  нужно  кормить.  Поэтому  сейчас  он
обольщает вождей разных племен - в том  числе  гатов,  врагов  кердинов.
Они-то и будут кормить его армию на марше.
   Пошел легкий дождь. Подойдя к лошадям, Бануин отвязал кусок холста  и
вернулся с ним к Конну. Они развернули  холст  и  подняли  над  головой,
держа за разные концы. Дождь усиливался,  стук  капель  по  ткани  скоро
сделал разговор невозможным, и друзья сидели молча, размышляя  о  чем-то
своем.
   Коннавар обратился мыслями к  Риамфаде  и  далеко  не  в  первый  раз
задумался, мог ли быть калека жив, если бы  он  отнес  его  домой  после
первой жалобы на усталость. Узнать это не  представлялось  возможным,  и
Конна тяготило чувство вины. Похоронили Риамфаду  у  края  Зачарованного
леса, что было крайне необычно, но на этом  настояла  Ворна.  Она  долго
говорила с  Гариафой  и  Виоккой,  вдали  от  других  присутствующих  на
похоронах. Казалось, родителям Риамфады стало легче  после  разговора