крепи  ее  и  никогда  не  позволяй  отчаянию  управлять  твоим
сердцем. Понимаешь?
   - Я постараюсь, мастер.
   - Ответ удовлетворительный. Ступай теперь домой, а  я  посмотрю  твою
птицу.
   Лаг встал и улыбнулся:
   - Вы были очень добры ко мне, мастер. Почему?
   - А почему бы и нет?
   - А в Макте говорят, что вы отшельник и не любите общества людей. Что
вы нетерпеливы, грубы и нрав у вас дурной. Но я ничего такого за вами не
замечал.
   Руад тоже встал и опустил свою ручищу на плечо Лага.
   -  Я  и  в  самом  деле  такой,  как  они  говорят,  Лаг,  можешь  не
сомневаться. Людей  я  не  люблю  и  никогда  не  любил  -  это  жадные,
себялюбивые существа. Но мне дано умение  взращивать  таланты,  мальчик,
как садовник взращивает свои цветы. Помнишь, как ты спрятался  в  кустах
за мастерской, а я тебя поймал?
   - Помню, - ухмыльнулся Лаг. - Я думал, вы меня убьете.
   - Каждый четверг на протяжении семи недель ты прятался  и  следил  за
моей работой. Ты вел себя очень терпеливо, а это редкость в  столь  юном
возрасте. Вот почему я решил обучить тебя искусству владения Цветами,  и
ты оказался хорошим учеником. Если Исток захочет, ты им останешься  -  а
теперь ступай.

***

   Когда мальчик  ушел,  Руад  осмотрел  шейный  сустав  птицы,  ставший
причиной крушения.  Маховые  перья  тоже  оказались  слишком  тонки,  но
ненамного. У Лага хорошие руки  и  верный  глаз,  но  душа  его  еще  не
настроена на магию неба. Впрочем, эта  магия  зиждется  на  гармонии,  и
мальчик-раб накануне своего возмужания  вряд  ли  способен  ее  постичь.
Вдруг его продадут на корабль и он всю свою жизнь проведет под палубой -
или  станет  кастратом,  чтобы  служить  при  наложницах   какого-нибудь
вельможи? Юношу с его красотой может  ждать  и  другая,  еще  неприятная
участь. Хотя опасность всего этого не так уж велика.  Способные  молодые
рабы обычно попадают к хорошим хозяевам, которые используют их  в  своих
делах и дают им возможность выкупиться на волю к тридцати годам.
   Но кто упрекнет мальчика за то, что он опасается худшего?
   Руад запер дом и оседлал свою старую гнедую кобылу. В Макту он  ездил
редко, но теперь ему нужно было купить соли,  сахара,  вяленого  мяса  и
трав - а главное, пополнить запас золота и бронзы.
   Бронза хороша для подмастерьев, но в ней нет магии, присущей  золоту.
Будь птица Лага сделана из фоморианского золота, она  взлетела  бы  выше
гор и вернулась назад в мгновение ока. Но золото -  такая  же  редкость,
как женская добродетель.
   Руад неуклюже влез в седло и поехал по тропе  между  соснами.  Дорога
занимала  два  часа,  и  вид  белых  зданий  Макты  не   доставлял   ему
удовольствия. Махнув часовому у северных ворот,  он  проехал  к  платной
конюшне Гиама. Сам хозяин сидел у загородки двора и яростно торговался с
купцом-номадом.
   Руад расседлал кобылу, поставил ее  в  стойло,  почистил  и  вышел  к
спорщикам.
   - Погоди-ка,  -  сказал  Гиам  номаду.  -  Предоставим  решать  этому
путнику. Не сочтите за труд, сударь, - подмигнул он Руаду, -  посмотреть
на двух этих лошадей и честно сказать нам, чего они стоят. Я соглашусь с
вашим мнением, каким бы оно ни было.
   Руад взглянул на пальцы Гиама, сложенные в древний знак, и подошел  к
первой лошади, караковому жеребцу лет восьми, семнадцати ладоней ростом.
Ощупав его крепкие ноги и бока, он перешел к мерину. Этот  насчитывал  в
холке шестнадцать ладоней и был лет на пять старше жеребца. На  спине  у
него уже  намечалась  впадина.  Знак  Гиама  запрашивал  за  пару  сорок
серебряных крон.
   - Я бы дал тридцать восемь крон, - сказал Руад.
   - Вы меня разоряете! - вскричал Гиам, приплясывая на месте. -  Почему
честный человек всегда терпит убытки?
   - Ты обещал согласиться с решением этого  человека,  -  напомнил  ему
номад. - Я  тоже  согласен,  хотя  это  на  пять  монет  больше,  чем  я
предлагал.
   - Боги сговорились погубить меня, - повесил голову Гиам. - Что ж, сам
виноват. Я думал, что этот человек знает толк в лошадях. Бери  их  -  ты
заключил сделку, о которой и мечтать не мог.
   Номад с ухмылкой отсчитал деньги  и  вывел  лошадей  со  двора.  Гиам
ссыпал серебро  в  кошель  на  поясе  и  снова  сел,  как  нельзя  более
довольный.
   - Экий ты негодяй, - сказал Руад. - У жеребца сухожилие  воспалено  -
не пройдет и недели, как он охромеет. А у мерина дух совсем сломлен.
   - Ничего удивительного. Они оба с герцогских конюшен, а его светлость
круто обращается с лошадьми.
   - Как поживаешь, Гиам?
   - Могло быть и лучше. - Гиам провел рукой по седеющим волосам.  -  Но
впереди и вовсе ничего хорошего не видать.
   - Если послушать тебя и других лошадников, времена всегда плохие.
   - Не спорю, дружище Руад, но сейчас дело иное,  поверь  мне.  Приметы
видны по всей Макте. Со времени твоего последнего  приезда  нищих  стало
куда больше, а шлюхи так везде и кишат. Десять лет назад я бы на это  не
жаловался, но теперь смекаю, что ничего  хорошего  в  этом  нет:  просто
многие честные  женщины  лишились  своих  мужей  и  домов.  Пройдись  по
Торговой, и ты увидишь закрытые лавки с  заколоченными  ставнями.  И  на
рабов цены падают, а это всегда дурной знак. Нищие дерутся за  места,  а
число грабителей с прошлого года удвоилось.
   - И герцог ничего не предпринимает?
   - Какое ему дело до города? - плюнул Гиам. - Со всего  герцогства  до
меня доходят вести, что он увеличил налоги чуть ли не  вдвое.  Крестьяне
отдают ему пятую  долю  своего  урожая  или  всю  годовалую  скотину.  А
поскольку почти все крестьяне арендуют землю у дворян, у них остается не
больше десятой доли, чтобы кормить свои семьи целый год.
   К  этому  времени  у  конюшни  собралось  несколько  человек,   чтобы
посмотреть выставленных на продажу лошадей, и двое приятелей  продолжили
свою беседу знаками.
   - В воздухе пахнет безумием, дружище. За прошлый месяц  герцог  велел
посадить на кол трех человек. За что, ты спросишь? Они  написали  королю
прошение об отмене непомерно высоких налогов. Король  поручил  это  дело
графу Толлибару, родственнику герцога, и  правосудие  обернулось  против
тех самых, кто просил о нем. В этом есть некая черная поэзия.
   - Но ведь подобная казнь уже лет двадцать как запрещена.
   - В то время рыцари объезжали всю страну и помогали королю управлять.
Не оглядывайся на вчерашний день, Руад. Прошлое мертво, как и рыцари.
   - Но не могли же и все его советники умереть заодно. Например, Калиб.
   - Говорят, он отправлен.
   - А Рулик?
   - Погиб от несчастного случая на охоте. Надо  получше  запасаться  на
зиму, Руад. Говорю тебе: я чую беду в воздухе.
   - Пригляди за моей кобылой, - сказал вслух Руад и вышел  на  Торговую
улицу. Как и сказал Гиам, многие лавки закрылись, и это было не к добру.
   - Не хотите ли развлечься, сударь? - спросила его молодая женщина.
   - Должно быть, плохи  дела,  раз  ты  подходишь  к  такому  уроду,  -
улыбнулся он.
   - Всего за три гроша, - сказала она, не глядя ему в глаза.
   Он взял ее руки в свои и осмотрел их. Руки и ногти были чистые.
   - Почему бы и нет? - Он последовал за ней через путаницу переулков  в
жалкую хибару с выломанной дверью. Здесь тоже было чисто, хотя и  бедно,
и на груде одеял у стены спал малый ребенок.  Женщина  подвела  Руада  к
тюфяку и легла, задрав подол своего шерстяного платья. Руад уже собрался
расстегнуть пояс, но услышал позади какой-то шорох и быстро шагнул вбок.
Дубинка просвистела  над  самым  его  плечом.  Обернувшись  Руад  двинул
неприятеля в живот, заставив его скрючиться  пополам,  и  ребром  правой
ладони рубанул его по шее. Человек повалился на пол без сознания.
   Женщина села, зажав рукой рот.
   - Нам очень нужны были деньги. Он ведь не умер, нет?
   - Нет. А деньги ты получишь, когда заработаешь их, -  сказал  Руад  и
расстегнул пояс.

***

   Выйдя  из  темной  хибары  на  солнечную  улицу,  он  прищурил   свой
единственный глаз. Женщина разочаровала его -  она  все  время  плакала,
пока он делал свое дело. Он рассердился, а у него  гнев,  в  отличие  от
многих мужчин, не помогал плотским желаниям. Он оделся и ушел.
   Пока он выбирался обратно на  главную  улицу,  нищие  не  давали  ему
проходу. Гиам прав: Макета становится гниющей язвой.
   Рудная улица почти опустела,  и  Руад  с  удивлением  увидел,  что  у
Картана окна тоже заколочены. Передняя дверь, однако, была открыта, и он
вошел. Хозяин-номад наблюдал за упаковкой больших ящиков,  но  при  виде
Руада отвлекся, пригласил гостя в заднюю комнату и налил  ему  яблочного
сока.
   - Ты тоже уезжаешь? - спросил Руад. - Почему?
   Высокий, угловатый купец сел  за  свой  письменный  стол,  пристально
глядя на Руада темными раскосыми глазами.
   - Знаешь, почему я разбогател?
   - Я не люблю, когда на мой вопрос отвечают вопросом.
   - Понимаю, но все же ответь. -  Картан  улыбнулся,  сверкнув  золотым
зубом.
   - Ты  покупаешь  задешево,  а  продаешь  задорого.  Итак,  почему  ты
уезжаешь?
   - Я богат, потому что читаю ветер, - к  растущему  раздражению  Руада
поправил купец. - Когда ветер  свеж,  надо  наживать  деньги,  когда  он
попахивает гнильцой, надо наживать деньги. Но когда он  не  дует  вовсе,
надо перебираться в другое место.
   - Ты способен взбесить кого угодно, но мне  тебя  будет  недоставать.
Кому я теперь буду сбывать свои игрушки?
   - Я пришлю к тебе кого-нибудь. Твоя работа высоко ценится. Ты  привез
мне что-то?
   - Возможно. Но мне нужны золото, бронза и твое восточное масло.
   - Сколько золота тебе требуется? - глядя в сторону, спросил Картан.
   - За мою певунью ты выручишь триста рагов. Я возьму у тебя слитков на
сотню.
   - Покажи.
   Руад достал из кошелька на боку золотую птичку с изумрудными глазами.
Он погладил ее по спинке, поставил себе на ладонь, потом поднес к  губам
и прошептал какое-то слово.  Птичка  расправила  крылышки,  впорхнула  и
полетела по комнате.  Из  ее  клюва  полилась  тихая  музыка,  и  воздух
наполнился пьянящим ароматом.
   - Чудесно, - сказал Картан. - Просто великолепно.  Сколько  продлятся
чары?
   - Три года. Или четыре. - Руад протянул руку, и птичка  села  ему  на
ладонь. Он передал ее Картану.
   - Что надо сказать?
   - Имя мастера.
   - Хорошо. А мастер - это вы. На  востоке  есть  один  царь,  желающий
приобрести огромного орла, чтобы подниматься на нем в небо. Он  заплатит
алмазами величиной с голову.
   - Это невозможно.
   - Полно, дорогой мой компаньон. В мире нет ничего невозможного.
   - Ты не понимаешь. У магии существуют свои пределы. Когда-то  Зиназар
попытался расширить их, используя кровь невинности.  У  него  ничего  не
получилось, и у меня тоже не получится.
   - А если тысяча человек отдаст тебе свою кровь?
   - Во всем мире не найдется тысячи человек, способных впитывать Цвета.
Забудь об этих алмазах. Есть предел и твоему богатству.
   - Есть, - ухмыльнулся Картан. - Все золото мира и  медная  полушка  в
придачу.
   Руад выпил свой сок.
   - Теперь скажи, почему ты уезжаешь, только ветер оставь в стороне.
   Улыбка Картана померкла.
   - Впереди плохие времена, и я не  хочу,  чтобы  они  меня  затронули.
Гонцы рассказывают мне, что в столице неладно. Казалось бы, при чем  тут
номад вроде меня - но дело в  том,  что  казна  короля  Ахака  опустела.
Нескольких номадских купцов схватили, обвинили в измене  и  замучили  до
смерти,  а  их  состояние  перешло  королю.  Старый  Картан  не  намерен
пополнять казну этого стервятника.
   - У меня с королем были свои сложности, - сказал Руад. -  Он  человек
надменный и упрямый, однако не деспот.
   - Он изменился, дружище. Он  окружил  себя  дурными  людьми,  которых
называет новыми рыцарями Габалы -  страшными  людьми.  Говорят,  что  он
серьезно занемог и некий чародей вылечил его, но умертвил его  душу.  Не
знаю - о королях всегда ходят разные  слухи.  Знаю  только,  что  климат
здесь становится неблагоприятным для номадов и  для  всех,  в  ком  есть
номадская кровь. Я уже видел  такое  в  других  странах,  и  добром  это
никогда не кончается.
   - И куда же ты едешь?
   - За Внутреннее море, в Цитаэрон. У меня там родственники  и  молодая
жена.
   - У тебя и тут, насколько я помню, жена есть.
   - У богатого человека лишних жен не бывает. Хочешь, поедем  со  мной?
Мы наживем себе громадное состояние.
   - Богатство меня не прельщает. Отправь завтра мои слитки в горы.
   - Хорошо.  Но  будь  осторожен,  Руад.  Все  тайны  рано  или  поздно
раскрываются - боюсь, что и с твоей произойдет то же самое.  И  на  этот
раз ты можешь лишиться не только глаза.
   Руад вышел от  купца,  завернул  поесть  в  харчевню  и  вернулся  на
конюшню.
   Предстоящий отъезд Картана огорчил его. Купцу, при всей его хитрости,
можно было доверять, и Руад нуждался в нем.
   Все тайны рано или поздно раскрываются.
   Да, верно, но над этим он  поразмыслит  после.  Когда  он  пришел  на
конюшню с мешком съестных припасов, Гиама не было и кобылу  оседлал  его
младший сын - востроглазый парень с белозубой улыбкой.
   - Вам нужна новая лошадь, - сказал он. - Эта уже никуда не годится.
   Руад, сев верхом, усмехнулся парню.
   - Твой отец продал ее мне два месяца  назад  и  клялся  душами  своих
сыновей, что ей сносу не будет.
   - Отец уже немолод и может ошибаться. Зато у меня есть один мерин, он
от Бускуса, и даже человек вашей комплекции может ездить  на  нем  целый
день и не увидеть ни пятнышка пота.
   - Покажи мне его. - Руад проехал вслед за парнем во двор,  где  стоял
вороной мерин около семнадцати ладоней в  вышину,  с  крепкой  спиной  и
сильными ногами. Руад спешился и спросил коня:
   - Это правда, что твоим отцом был Бускус?
   Мерин мотнул головой и ответил:
   - Нет. Этот парень такой же лгун, как его родитель.
   Парень попятился назад с круглыми от страха глазами.
   - А с виду - сама невинность! - покачал головой Руад.
   - Так вы, стало быть, колдун? - прошептал парень.
   - Колдун. И ты меня обидел, - сурово молвил Руад.
   - Простите меня, сударь. Я, право же, раскаиваюсь.
   Руад отвернулся и снова сел в седло.
   - Твой отец, может, и стар, мальчик, но дураком он никогда не был.  -
Он повернул кобылу в сторону гор. Поделом юнцу. Гиам даже ребенком сумел
бы отличить волшебство от ловкого трюка.
   Все тайны когда-нибудь раскрываются...
   Он заставил себя успокоиться и погрузился в  Цвета.  Через  некоторое
время он отыскал Белый  и  освободился  от  своего  страха.  На  вершине
подъема он оглянулся на Макту. Солнце садилось за  горы,  заливая  город
багряным светом.
   Руад вздрогнул, и внезапно его посетило  видение:  восемь  рыцарей  в
красных доспехах, с призрачно-белыми лицами и налитыми  кровью  глазами,
ехали по небу с темными мечами в руках.
   С великим усилием Руад оторвался от этого зрелища, утер пот с лица  и
пустил кобылу вскачь.

2

   Шестеро солдат лежали мертвые у кареты, две женщины стояли бок о  бок
лицом к нападающим. Решето выжидал, с предвкушением разглядывая их.
   Они сестры - это ясно, как и то, что они благородных кровей. Та,  что
повыше, в пышной юбке из зеленого  шелка  и  белой,  собранной  у  горла
сорочке, держит короткий меч, который подобрала с земли. Ее темные кудри
коротко  подстрижены  и  блестят,  как  бобровый  мех.   У   другой,   с
бесстрашными серыми глазами, иссиня-черные волосы  падают  на  плечи,  и
одета она в пепельно-серое шелковое платье с плетеным золотым пояском.
   Решето испытывал сильное возбуждение. Он никогда еще не имел  дела  с
сестрами, да еще с такими, которые будут драться, кусаться и царапаться.
Он  проглотил  слюну.  Которая  будет  первой?   Высокая   или   другая,
фигуристая, с надменным взглядом?
   Один из его людей ринулся вперед, и высокая взмахнула мечом.  Человек
успел отскочить, и меч только рассек его кожаный кафтан.  Он  устремился
прочь на четвереньках, под дружный хохот остальных.  Решето  постановил,
что первой будет воительница.
   Потом послышался топот копыт, и в лощине появился всадник  на  боевом
коне, в простом шерстяном камзоле, но  голову  его  покрывал  серебряный
шлем с поднятым забралом. Он остановил своего  серого  жеребца  шагах  в
десяти от дюжины разбойников.
   - Доброе утро, дамы. Не нужна ли вам помощь?
   - Ступай своей дорогой, - прошипел Решето, - не то мы стащим  тебя  с
коня и оставим на корм воронам.
   - Я не к тебе обращаюсь, смерд. Что за манеры!
   Решето побагровел и выхватил два своих коротких меча,  а  одиннадцать
его людей раскинулись широким веером. Всадник соскочил с коня и  обнажил
сверкнувший на солнце длинный меч, держа его двумя руками.
   В этот миг на поляну обрушился гром множества копыт.
   - Назад! - заорал Решето, и разбойники кинулись в кусты, а  в  лощину
въехали солдаты.
   Мананнан, убрав меч, подошел к дамам и поклонился.
   - Вы не пострадали?
   - Нет, сударь, - ответила та, что пониже ростом. - Мы благодарим  вас
за ваше доблестное вмешательство. Я Диана,  а  это  моя  младшая  сестра
Шира.
   - Вы отменно владеете мечом, госпожа моя. У вас славное запястье.
   К ним подошел стройный светловолосый молодой человек, чисто выбритый,
без  меча,  но  с  превосходным  роговым  луком.  Одежда  из   тончайшей
коричневой кожи отлично сидела на нем. В карих  глазах  мерцали  золотые
искры, как у кота.
   Обняв Диану и поцеловав ее  в  щеку,  он  с  открытой,  дружественной
улыбкой обернулся к Мананнану.
   - Благодарю вас, рыцарь. Ваша отвага делает вам честь.
   - Позвольте и мне поблагодарить вас за столь своевременное  прибытие.
- Мананнан протянул ему руку.
   - Жаль, что мы не подоспели раньше - тогда эти верные  люди  остались
бы в живых. Я барон Эррин из Лейна.
   - Вы очень выросли с нашей последней встречи. Ведь вы  были  пажом  у
герцога Мактийского?
   - Да, в том году,  когда  он  завоевал  серебряное  копье.  Но  я,  к
сожалению своему, не узнаю вас, сударь.
   - Меня зовут Мананнан. Тогда я был одет  немного  иначе  и  не  носил
бороды. А теперь извините меня, мне пора.
   - Нет-нет! - сказала Диана. - Вам нельзя ехать одному через этот лес.
Давешний разбойник, который зовется Решетом, наверняка следит  за  нами.
Вы подвергаете себя большой опасности.
   - Он тоже подвергнется ей, госпожа, если снова попадется мне на пути.
Прошу вас, не волнуйтесь за меня. Ничего ценного при мне нет, а мой Каун
очень скор.
   - Останьтесь с нами, рыцарь, - предложил Эррин. - До  моего  поместья
меньше полдня езды. Мы славно поужинаем, и вы заночуете у меня.
   - Благодарю вас, но нет. Я должен найти одного человека.  -  Мананнан
снова поклонился дамам и направился к своему коню.
   - Какой он странный, - сказала, посмотрев ему вслед, Диана. -  Он  не
смог бы победить их всех, однако всерьез приготовился к схватке.
   - Я его не помню, - задумчиво произнес Эррин. - Быть может, он служил
в замке солдатом или стражником.
   - Он наверняка занимал более высокое положение, - возразила  Шира.  -
Манеры у него как у принца.
   - Боюсь, что это так и останется тайной, - сказал  Эррин.  -  Давайте
выберемся  из  этого  проклятого  леса,  пока   Решето   не   явился   с
подкреплением.

***

   Всю неделю Руад провел в мастерской, плавя свои слитки и превращая их
в проволоку, диковинные листья и кольца. На восьмую ночь его пробудил от
чуткого сна топот скачущих лошадей.  Он  встал,  накинул  плащ  и  вышел
наружу.
   Перед его домом стояли шестеро всадников.
   - Кого вы ищете? - спросил Руад, силясь разглядеть их лица.
   - Откуда вы знаете, что мы кого-то ищем? - сказал один, нагнувшись  с
седла.
   - Для охоты время неподходящее,  а  я  устал,  поэтому  не  тяните  и
выкладывайте, в чем дело.
   - Он точно здесь, - процедил всадник. -  Куда  ему  еще  деваться?  Я
обыщу дом. - Он соскочил с седла и  двинулся  к  хижине.  Руад  дал  ему
пройти, но как только незнакомец поравнялся с ним, выбросил левую  руку,
схватил его за горло и поднял на воздух.