Декадо.
   - Неужели? - поднял бровь Балан. - Объясни почему.
   - Я признаю, что вы наделены сверхъестественным даром.  Признаю  я  и
то, что ты отменный стратег. Но не слишком гордись этим, Балан.
   - Почему же? - с легкой насмешкой спросил рыцарь.
   - Потому что твоя наука  -  одно,  а  жизнь  -  совсем  другое.  Если
рассматривать эту битву как игру случая, то  тридцать  из  ста  -  цифра
верная. Только это не игра. У нас есть Ананаис, Золотой Воин.  Его  сила
велика, а мастерство еще больше. Но главное  -  его  власть  над  людьми
почти приближается к вашим талантам. Там, где стоит он, выстоят и другие
- он удержит их своей волей. Это и  делает  его  вождем.  Всякая  оценка
успеха должна опираться на стойкость бойцов и на их готовность  умереть.
Их могут одолеть, могут перебить, но они не побегут.
   Добавь к этому быстроту мысли Тенаки-хана. Он, как и Ананаис, большой
мастер  воинского  дела,  и  в  стратегии  ему  равных  нет.  Время   он
рассчитывает безукоризненно. Как вождь он уступает Ананаису только из-за
своей смешанной крови.  Дренаи  дважды  подумают,  прежде  чем  идти  за
надиром.
   И наконец, Райван. Пока она с ними, ее люди будут драться с удвоенным
пылом. Пересмотри свои расчеты, Балан.
   - Хорошо, я учту твои замечания и пересмотрю их.
   Декадо кивнул и повернулся к Аквасу:
   - Далеко ли от нас Храмовники?
   - К завтрашней битве они, благодарение Истоку, не поспеют. Их  сотня,
и они в двух днях езды от нас. Остальные ждут  в  Дренане,  где  Шестеро
ведут переговоры с Цеской.
   - Значит, с ними можно  пока  погодить,  -  сказал  Декадо.  -  Пойду
отдохну немного.
   - Разве ты не соберешь нас в молитве? - впервые заговорил темноглазый
Катан.
   Декадо ласково  улыбнулся,  зная,  что  молодой  воин  не  хотел  его
уколоть.
   - Нет, Катан. Ты ближе к Истоку, чем я, и ты - Душа Тридцати. Проведи
молитву сам.
   Катан поклонился, и четверо  закрыли  глаза  в  молчаливом  единении.
Декадо освободил разум от мыслей, вслушиваясь в  далекий  рокот  прибоя.
Стал слышен голос Катана, и Декадо поплыл к нему. Молитва была  короткой
и до предела искренней. Декадо был тронут, услышав,  как  Катан  помянул
его имя, поручив его милости небесного владыки.
   Позже, когда он лежал, глядя на звезды, пришел Абаддон и  сел  рядом.
Декадо тоже сел и расправил плечи.
   - Ты думаешь о завтрашнем дне? - спросил настоятель.
   - Боюсь, что да.
   Старик прислонился к дереву и  закрыл  глаза.  Он  выглядел  усталым,
словно все силы покинули его, и морщины на его лице, прежде тонкие,  как
паутина, казались теперь высеченными резцом.
   - Я причинил тебе зло, Декадо, - прошептал он. - Я втянул тебя в мир,
о котором ты без меня не имел бы понятия. Я  постоянно  молюсь  о  тебе.
Хотел бы я знать наверное, что не ошибся, - но этого мне не дано.
   - Я не могу помочь тебе, Абаддон.
   - Знаю. Каждый день я смотрел, как ты работаешь на своих  грядках,  и
думал. По правде говоря, скорее это была надежда, чем уверенность. Мы не
настоящие Тридцать - никогда не были настоящими. Орден был распущен  еще
во времена моего отца, но мне казалось - наверное, это была  гордыня,  -
что мир нуждается в нас. Потому-то я обшарил весь континент,  разыскивая
детей, наделенных Даром,  и  обучил  их,  как  мог,  непрестанно  молясь
Истоку, чтобы он указал мне путь.
   - Наверное, ты был прав, - мягко сказал Декадо.
   - Не знаю. Теперь я уже ничего не знаю.  Я  наблюдал  за  ними  нынче
ночью, подключался к их размышлениям. Там, где должен быть покой,  царит
возбуждение и даже жажда битвы. Это началось, когда ты  убил  Падакса  и
они возрадовались твоей победе.
   - Чего же ты ждал от них? Им всем нет еще  и  двадцати  пяти.  И  они
никогда  не  знали  нормальной  человеческой  жизни...   не   напивались
пьяными... не целовали женщин. Все человеческое в них подавлено.
   - Вот как ты думаешь? А я льстил себя  мыслью,  что  их  человечность
только окрепла.
   - Для меня это слишком умно, - признался Декадо. - Я не знаю, чего ты
ждал от них. Они готовы умереть за тебя - разве этого мало?
   - Мало. Ничтожно мало. Эта жалкая война не  значит  ничего  в  долгой
истории человечества. Тебе никогда не приходило в голову, что  эти  горы
видели подобное уже не раз? Что из того, если завтра, возможно,  мы  все
погибнем? Станет ли земля вращаться медленнее? Или звезды светить не так
ярко? Пройдет столетие - и ни одного из тех, кто находится здесь сейчас,
не останется в живых. Ну так что же? Много лет назад  Друсс-Легенда  пал
на стенах Дрос-Дельноха ради того, чтобы остановить надирское вторжение.
Кому это теперь нужно?
   - Это было нужно Друссу. И нужно мне.
   - Но почему?
   - Потому что я  человек,  священник.  Только  и  всего.  Я  не  знаю,
существует ли Исток, да меня это не очень-то и интересует.  Все,  что  у
меня есть, это я и мое самоуважение.
   - Есть и еще кое-что.  Свет  должен  восторжествовать.  Да,  человеку
свойственны жадность, похоть, погоня за суетными радостями -  но  он  не
был бы человеком без доброты, понимания и любви.
   - Стало быть, мы должны возлюбить Легион?
   - Да. Возлюбить - и сразиться с ним.
   - Это чересчур глубоко для меня, - покачал головой Декад о.
   - Я знаю. Но надеюсь, что когда-нибудь ты  поймешь.  Я  до  этого  не
доживу. Но я буду за тебя молиться.
   - Ну вот, теперь пошли мрачные речи. Ничего, перед боем такое бывает.
   - Это не просто речи, Декадо. Завтра - мой  последний  день  на  этой
земле. Я знаю. Я видел. Это не страшно... Я надеялся только,  что  нынче
ночью ты убедишь меня, что я был прав - по крайней мере с тобой.
   - Что ты хочешь, чтобы я сказал?
   - Ты ничего не можешь сказать.
   - Значит, я не смогу помочь тебе. Ты знаешь, какую  жизнь  я  вел  до
встречи с тобой. Я был убийцей и  находил  в  смерти  радость.  Не  хочу
показаться слабым, но я никогда этого не хотел - такой уж я от  природы.
Менять себя у меня не было ни сил, ни охоты. Понимаешь? Но потом я  чуть
не убил человека, которого любил. И пришел к тебе. Ты дал мне убежище, и
я был благодарен за это. Теперь я вернулся туда, где мне и место, -  под
рукой у меня меч, и враг  тоже  недалеко.  Я  не  отрицаю  существования
Истока. Я только не могу понять, какую игру он  ведет,  позволяя  цескам
этого мира жить и благоденствовать. Да и понимать не хочу. Пока моя рука
сильна, я буду биться со злом, которое воплощает собой Цеска, и  если  в
конце концов Исток скажет: "Декадо, ты  не  заслужил  бессмертия",  -  я
отвечу: "Будь по-твоему" и ни о чем не пожалею. Если  ты  в  самом  деле
погибнешь завтра, как говоришь,  а  мы,  остальные,  останемся  живы,  я
присмотрю за твоими молодыми воинами. Постараюсь удержать  их  на  твоем
пути. Думаю, они тебя не подведут. Да и ты тогда окажешься вблизи своего
Истока - авось он не откажет подать нам руку помощи.
   - Но что, если я ошибался? - спросил  настоятель,  крепко  сжав  руку
Декадо. -  Что,  если  я  воскресил  Храм  Тридцати  лишь  под  влиянием
собственной гордыни?
   - Я не знаю, Абаддон. Но ты делал это с  верой  и  не  искал  никакой
корысти. Если ты даже и заблуждался, твой Бог простит тебя.  А  если  не
простит, то в него и верить не стоит. Если бы кто-то  из  твоих  монахов
провинился, разве ты не простил бы его? Выходит, ты  милосерднее  своего
Бога?
   - Не знаю. Я больше уже ни в чем не уверен.
   - Как-то раз ты сказал мне, что уверенность и  вера  -  разные  вещи.
Храни веру, Абаддон.
   - Нелегко это, Декадо, в день своей смерти.
   - Почему ты пришел с этим ко мне? Я не могу тебе помочь обрести веру.
Почему ты не поговоришь с Катаном или с Аквасом?
   - Мне казалось, ты поймешь.
   - Нет, я не понимаю. Ты всегда был таким уверенным -  от  тебя  веяло
гармонией, покоем. В твоих волосах сияли  звезды,  и  слова  были  полны
мудрости. Неужто все это было видимостью? Или сомнение пришло внезапно?
   - Однажды я обвинил тебя в том, что в  своем  саду  ты  прячешься  от
жизни. Так вот, я тоже прятался. Легко  победить  сомнения,  когда  тебя
окружают прочные монастырские стены. У меня были мои книги, мои ученики,
и я думал, что совершаю великое дело на благо  Света.  Но  после  гибели
людей все стало другим. Те пятьдесят человек, что схватили Райван,  были
напуганы и хотели жить, мы же выгнали их из города на  равнину,  где  их
убили. Мы не дали им попрощаться с женами и детьми - просто погнали  их,
как скот на бойню.
   - Теперь  я  понял,  -  сказал  Декадо.  -  Ты  видишь  в  нас  Белых
Храмовников, борцов со Злом, что идут на  битву  в  серебряной  броне  и
белых плащах, под радостные клики народа. Так вот, Абаддон, -  это  дело
несбыточное. Зло живет в грязной яме, и чтобы  сразиться  с  ним,  нужно
вываляться в грязи. На белых плащах  грязь  виднее,  чем  на  черных,  и
серебро от нее тускнеет. Теперь оставь меня и обратись к своему  Богу  -
Он даст тебе лучший ответ.
   - Ты помолишься за меня, Декадо?
   - С какой стати Исток будет  слушать  меня,  если  тебя  не  слушает?
Молись за себя сам!
   - Пожалуйста! Сделай это для меня.
   - Хорошо. Но теперь ступай и отдохни.
   Старик ушел в темноту. Декадо снова лег и стал смотреть в  светлеющее
небо.

11

   Солнце взошло в кровавом зареве. Тенака-хан  стоял  на  взгорье  близ
выхода на равнину. С ним была сотня воинов, вооруженных луками, мечами и
топорами. Лишь у тридцати из них были щиты,  и  Тенака  поставил  их  на
открытом месте у входа  в  долину.  По  обе  стороны  маленького  отряда
высились горы, позади Улыбка Демона  расширялась,  переходя  в  поросшие
лесом холмы.
   Бойцы теряли спокойствие, а Тенака не находил слов, чтобы приободрить
их  -  они  же  сторонились  надирского  воина   и   бросали   на   него
подозрительные взгляды. Они согласились сражаться под его началом только
потому, что Райван попросила их об этом.
   Тенака заслонил рукой глаза и увидел, что Легион приходит в движение.
Он уже различал блистающие на солнце наконечники копий и  отполированные
панцири.
   После "Дракона" Легион считался лучшей боевой единицей Дреная. Тенака
вынул меч и попробовал лезвие на большом пальце.  Потом  взял  брусок  и
наточил клинок еще раз.
   - Удачи, генерал! - сказал, подойдя, Галанд.
   Тенака усмехнулся в ответ и обвел взглядом свое воинство. Люди  ждали
с суровыми, решительными лицами - видно было, что уж эти-то не  дрогнут.
Вот уже многие столетия такие, как они, отстаивали  Дренайскую  империю,
давая отпор величайшим армиям мира: ордам  Ульрика,  Бессмертным  короля
Горбена и свирепым вагрийским всадникам во времена Хаоса.
   Теперь они снова столкнулись с непосильной задачей.
   Грохот копыт по сухой равнине  докатился  до  гор  и  ударил  в  уши,
подобно барабанам судьбы. Слева от воинов со щитами сын  Райван,  Лукас,
наложил на лук стрелу, сглотнул и вытер рукавом лоб. Не странно ли  -  с
лица так и льет, а во рту сухо. Он оглянулся на  надирского  генерала  -
тот  стоял  спокойно,  с  мечом  в  руке,  устремив  лиловые  глаза   на
приближающихся всадников, и на лбу у него не было ни капли пота.
   "Вот ублюдок, - подумал Лукас. - Ничего человеческого в нем нет!"
   Всадники доскакали до склона перед входом в Улыбку, и их кони немного
замедлили бег.
   Одинокая стрела вылетела им навстречу и упала  шагах  в  тридцати  от
строя.
   - Без приказа не  стрелять!  -  проревел  Галанд,  бросив  взгляд  на
невозмутимого Тенаку.
   Всадники продвигались вперед с копьями наперевес.
   - Огонь? - спросил Галанд, когда передовые  легионеры  проехали  мимо
первой стрелы. Тенака покачал головой.  -  Вперед  смотреть!  -  крикнул
Галанд, видя, что лучники  беспокойно  поворачивают  головы  в  ожидании
команды.
   Легионеры ехали строем в двадцать пять рядов по  пятидесяти  человек.
На взгляд Тенаки, расстояние между  рядами  составляло  шесть  лошадиных
корпусов. Атака велась по всем правилам.
   - Огонь, - сказал он.
   - Огонь! Задайте им жару! - вскричал Галанд, и сотня стрел  сверкнула
на солнце. Залп обрушился на  лошадей  первой  шеренги.  Кони  с  визгом
вставали на дыбы и падали, сбрасывая  всадников  на  камни.  Второй  ряд
заколебался, но расстояние было велико, и легионеры направили коней так,
чтобы не топтать упавших. Лучники дали  второй  залп,  убивая  и  калеча
лошадей второй шеренги. Ошеломленные всадники  поднимались  на  ноги,  и
тогда  в  их  беззащитные  тела  вонзались  новые   стрелы.   Но   атака
продолжалась. Вот уже легионеры почти вплотную приблизились к заслону.
   Лукас встал с колен - у него осталась одна последняя стрела.  Всадник
с копьем прорвал строй, и Лукас  выстрелил  в  него  не  целясь.  Стрела
отскочила от конского черепа,  лошадь  от  боли  взвилась  на  дыбы,  но
всадник  удержался  в  седле.  Лукас  бросил  лук  и  кинулся  вперед  с
охотничьим ножом в руке. Он вскочил на коня и ударил наездника в грудь -
враг перегнулся вправо, и конь под грузом двух человеческих тел свалился
наземь. Лукас оказался сверху; падая, он всей тяжестью навалился на  нож
и всадил его по самую рукоять. Враг застонал  и  умер.  Лукас  попытался
вытащить нож, но не смог. Тогда он обнажил  меч  и  бросился  к  другому
легионеру.
   Тенака, увернувшись от колющего удара, прыгнул на всадника  и  стащил
его с седла. Ответный удар в горло - и легионер захлебнулся  собственной
кровью.
   Тенака вскочил в седло. Лучники отошли дальше  в  долину  и  поливали
стрелами легионеров, одолевавших подъем. В устье сгрудились кони и люди.
Царил полный хаос. Там и сям всадники прорывали  оборону,  и  скодийские
воины рубили их снизу мечами и топорами.
   - Галанд! - крикнул Тенака.
   Чернобородый боец,  сражавшийся  рядом  с  братом,  прикончил  своего
противника и обернулся на зов. Тенака указал  ему  на  столпотворение  в
горле долины, и Галанд взмахнул мечом.
   - Ко мне, Скодия! Ко мне! - заорал он.
   Братья и еще двадцать  воинов  ударили  на  мятущихся  конников.  Под
напором атакующего клина легионеры бросали копья и  хватались  за  мечи.
Тенака, пришпорив коня, бросился в атаку.
   Несколько кровавых минут длилась схватка - потом с равнины  прозвучал
горн, и Легион отступил, оставив на поле боя груду тел.
   Галанд с неглубокой раной на голове подбежал к Тенаке.
   - Сейчас они опять пойдут в атаку - и нам их не сдержать.
   Тенака молча убрал меч  в  ножны.  Людей  у  него  поубавилось  почти
наполовину. Подбежал Лукас.
   - Давайте унесем раненых в долину, - с мольбой сказал он.
   - Нет времени! - сказал Тенака. -  Станьте  по  местам  -  но  будьте
готовы отойти по моему приказу. - Послав лошадь  вперед,  он  въехал  на
пригорок. Внизу, у склона, легионеры перестраивали ряды.
   Позади  него  скодийские   лучники   лихорадочно   собирали   стрелы,
вытаскивая их из мертвых тел. Тенака поднял руку, давая  им  знак  выйти
вперед, и они повиновались без промедления.
   Снова прозвучал горн, и всадники в черных плащах устремились в атаку.
Копий на сей раз не было - в руках у них сверкали  яркие  клинки.  Снова
грохот копыт эхом отразился в горах.
   Когда они приблизились на тридцать шагов, Тенака вскинул руку.
   - Огонь! - прогремел он, и стрелы вонзились в цель.
   - Назад! - прозвучал новый приказ.
   Скодийцы  повернулись  и  бросились  бежать  под  прикрытие  лесистых
холмов.
   По оценке Тенаки Легион потерял около трехсот  воинов  и  еще  больше
лошадей. Тенака галопом поскакал вслед за бегущими  скодийцами.  Впереди
Галанд и Парсаль тащили за собой раненого Лукаса. Парень  хотел  достать
стрелу из тела всадника, но тот был еще жив и рассек Лукасу левую ногу.
   - Давайте его сюда! - крикнул Тенака, нагнав их.
   Он перекинул Лукаса через седло и оглянулся. Легион одолел  подъем  и
бросился в погоню. Галанд и Парсаль припустили во весь  опор  в  сторону
севера.
   Тенака направил коня на северо-запад, и легионеры устремились за ним.
   Впереди был первый холм, за которым ждал Ананаис с остальным войском.
Тенака погонял коня, но с двойной ношей быстро не поскачешь. Он опережал
преследователей не более чем  на  пятнадцать  корпусов.  До  Ананаиса  с
четырьмя сотнями бойцов осталось совсем недалеко. Вот и  вершина  холма.
Ананаис, выйдя вперед, знаком направил Тенаку влево. Он натянул  поводья
и быстро пробрался через препятствия, устройством которых руководил  сам
всю прошлую ночь.
   Позади него сотня легионеров тоже натянула поводья,  ожидая  приказа.
Тенака помог Лукасу слезть и спешился сам.
   - Ну, как дела? - спросил Ананаис. Тенака поднял три пальца:
   - Жаль, что не пять.
   - Они двигались по всем правилам, Ани, ряд за рядом.
   - Надо отдать им должное - дисциплина у них всегда  была  на  высоте.
Однако день еще не окончен.
   Райван протолкалась к ним.
   - Много ли мы потеряли?
   - В бою около сорока человек - но многих еще Догонят в лесу.
   Подошли Декадо и Аквас.
   - Генерал, - сказал Аквас, - командир Легиона оценил нашу  позицию  и
созывает людей для лобовой атаки.
   - Спасибо. На это мы и надеялись.
   - Скорее  бы,  -  пробормотал  Аквас,  почесывая  светлую  бороду.  -
Храмовники прорвали наш заслон и скоро узнают о принятых нами мерах -  а
узнав, передадут командиру.
   - Если это случится, нам конец, - буркнул Ананаис.
   - Можете ли вы, вложив  в  это  всю  вашу  силу,  отгородить  от  них
командира? - спросил Тенака.
   - Можем, - бесстрастно ответил Аквас, - но это  сопряжено  с  большой
опасностью для наших братьев.
   - Мы все тут тоже не в игрушки играем, - огрызнулся Ананаис.
   - Будет сделано, - кивнул Декадо. - Займись этим, Аквас.
   Аквас закрыл глаза.
   - Давай же, парень, - повторил Ананаис.
   - Он уже приступил, - прошептал Декадо. - Не трогай его.
   Горны Легиона пронзительно затрубили,  и  через  несколько  мгновений
всадники в черных плащах показались у противоположного холма.
   - Ступай обратно в середину, - сказал Ананаис Райван.
   - Не обращайся со мной, как с молочницей!
   - Я обращаюсь с тобой, как с нашим вождем, женщина! Если ты погибнешь
при первой атаке, битва будет проиграна.
   Райван отошла, и скодийцы наставили свои луки.
   Одинокий горн протрубил атаку, и всадники помчались вниз с невысокого
склона. Страх прошел по рядам защитников. Ананаис кожей почувствовал его
и крикнул:
   - Спокойно, ребята!
   Тенака вытянул шею, чтобы рассмотреть легионеров: они шли  по  сто  в
ряд, и расстояние между шеренгами не превышало одного корпуса.  Он  тихо
выругался. Первая шеренга достигла подножия холма и двинулась  навстречу
повстанцам уже медленнее из-за  возрастающей  крутизны.  Вторая  шеренга
вследствие этого придвинулась к  ней  еще  ближе.  Тенака  улыбнулся.  В
тридцати шагах от защитников первая  шеренга  ступила  на  мягкий  дерн,
прикрывавший  тонкие  ветки  над  вырытыми  вчера  траншеями.  Легионеры
рухнули вниз, точно подсеченные топором невидимого великана. Бьющиеся  в
ужасе кони второй шеренги, подошедшей  слишком  близко,  последовали  за
первой.
   - Вперед! - завопил Ананаис, и триста скодийских воинов  бросились  в
атаку, рубя направо и налево. Оставшаяся  сотня  стреляла  через  головы
товарищей по задним рядам легионеров - они придерживали лошадей и теперь
представляли собой превосходные мишени. Командир Легиона Кареспа ругался
с вершины холма на чем свет стоит. Перегнувшись  в  седле,  он  приказал
горнисту трубить отбой. Пронзительные звуки понеслись над полем битвы, и
Легион отступил. Кареспа махнул рукой влево,  и  кавалеристы,  развернув
коней, приготовились к атаке с фланга.  Ананаис  увел  своих  бойцов  на
вершину холма.
   Легион снова  пошел  на  приступ  -  но  кони  запутались  в  силках,
разбросанных  в  высокой  траве.  Кареспа   снова   скомандовал   отбой.
Поставленный в тупик, он приказал своим людям сойти с коней и  атаковать
пешими. Лучники шли позади. Легионеры двигались медленно  -  их  охватил
страх. Щитов у них не было, и они были уязвимы для стрел.
   На расстоянии, чуть прев