- Это порадует меня, сын.
   К ним подошел Бендегит Бран, широко улыбаясь.
   - Чуть не пропустил миг победы, - заметил он.
   Конн знал, что скажет Большой  Человек.  Его  младший  брат  тоже  не
сомневался и заговорщически подмигнул старшему.
   - Я горжусь тобой, мальчик мой, - сказал Руатайн, привлекая  юношу  к
себе.
   Тот улыбнулся и поцеловал отца в бородатую щеку.
   - А был хоть раз, когда ты мной не гордился?
   - Что-то не припомню, - ухмыльнулся тот.
   - Надо осмотреть раненых, - сказал Конн. - Пойдем, Бран. А по  дороге
ты объяснишь мне, почему ослушался моего приказа.
   Руатайн посмотрел им вслед. Старший брат  обнял  младшего  за  плечи.
Солнце вырвалось из-за облаков и осветило их. Руатайн  положил  руки  на
перекрестье меча и оглядел поле битвы, потом перевел взгляд  на  дальние
горы. Хороший выдался день.
   Смерть собрала богатый урожай. Погибло почти три  тысячи  риганте,  в
том числе двести двадцать  Железных  Волков.  Еще  две  тысячи  получили
серьезные раны, некоторые лишились руки или ноги. Никто  не  считал  тел
паннонов и Морских Волков. По приказу Конна  с  них  содрали  доспехи  и
оружие, а тела швырнули в вырытые глубокие ямы.
   Конн вместе  с  Браном  подошел  к  Фиаллаху,  которому  перевязывали
сломанное плечо.
   - А вот и еще один человек, - заметил Конн с улыбкой, - который умеет
не послушаться приказа в нужный момент.
   Лицо Фиаллаха посерело от боли, глаза запали.
   - Исход битвы висел на волоске, - проговорил он. - Я послал Гованнана
и всех, у кого остались кони, вслед врагу, чтобы оттеснить его как можно
дальше на север.
   - Ты сказал ему, чтобы он не позволил втянуть себя в битву?
   - Да. Впрочем, он сам бы догадался. Конн опустился рядом с раненым.
   - Ты проявил великую мудрость и  доблесть.  Отныне  ты  генерал  моих
Волков.
   - Ты доверился мне, - просветлел Фиаллах. - Я не забуду этого.
   Конн и Бран пошли прочь. Появились друиды, двое паннонских, а  третий
- брат  Солтайс.  Они  вместе  с  несколькими  женщинами  из  ближайшего
поселения старались помочь раненым. По всему полю битвы  бродили  воины,
выискивая живых среди недвижных тел.  Паннонов  относили  к  лекарям,  а
варов добивали на месте.
   - Где Крыло? - спросил Конн брата.
   - В Старых Дубах. Он решил, что  там  понадобится  большой  отряд  на
случай, если враг прорвется.
   - Поэтому он послал тебя.
   -  Не  совсем.  Откровенно  говоря,  я  нарушил  его   приказ.   День
непослушания, а? - Бран поднял камешек и кинул им в летящего голубя,  но
не попал.
   - А что он приказал?
   Юноша провел рукой по длинным золотым волосам.
   - Да ладно, Конн, не стоит на него сердиться. Ты же знаешь Крыло.  Он
приказал всем воинам зайти в крепость. Я спорил с  ним,  однако  он  был
непоколебим. - Бран посмотрел в сторону. - Он очень боялся, Конн,  но  я
увидел одноглазого Арну, правителя Змеиного Озера, который  подъезжал  к
крепости со своими людьми, поэтому я сел на коня, поскакал вниз и сказал
им, что нам приказано отправиться к тебе на помощь. С  ним  было  восемь
сотен людей, и лошади не очень устали, поэтому мы доскакали всего за два
часа. Неплохо, а?
   - Вы нам, конечно, помогли, - признал Конн, а потом тихо выругался. -
Скольких людей Крыло оставил в крепости?
   - Больше трех тысяч.
   - Они нам были нужны здесь, - холодно проговорил Конн.
   - Да, но мы справились и без них, верно?
   - Не важно, Бран. Я должен быть уверен, что мои приказы выполняются.
   - Но не мной и не Фиаллахом? - рассмеялся юноша так заразительно, что
и Конн улыбнулся.
   - Ты дерзкий юнец. Собери людей и помоги брату Солтайсу.
   - Хорошо, только обещай, что не будешь очень сердиться на  Крыло.  Он
ничего не может с собой поделать.
   - Обещаю. А теперь иди.
   День клонился к вечеру. Раненых перевязали, убитых похоронили. Пришли
трое флейтистов и принялись играть "Плач по воинам". Музыка отдавалась в
горах эхом. К наступлению темноты вернулись  Гованнан  и  его  всадники.
Друг Коннавара тяжело спрыгнул с коня.
   - Мы гнались за ними до моря...  Увы,  король  Морских  Волков  сумел
удрать. Мы думали, что он у  нас  в  руках,  но  он  провел  контратаку.
Отличный боец, клянусь богами. Нам пришлось отступить, хотя пленника  мы
привезли.
   Гованнан подал знак, и к ним подъехали два всадника,  подведя  третью
лошадь,  на  которой  сидел  связанный  Горный  Князь.  Один  из  воинов
вытолкнул его из седла. Он тяжело упал на землю  и  с  трудом  поднялся.
Князя душил страх, но держался он с достоинством. Когда  его  подвели  к
Конну, он плюнул ему в  лицо.  Гованнан  хотел  было  ударить  пленника,
однако Коннавар остановил своего друга.
   - Развяжите ему руки, - велел он.  Гованнан  достал  нож  и  разрезал
путы. - Пойдем пройдемся, - велел Конн.
   - Ты ждешь, что я буду умолять о пощаде? - спросил князь. - Долго  же
придется ждать.
   - Ничего такого я не жду. Ты правитель Кельтонии. Я надеюсь только на
твою мудрость, которой ты пока что немного проявил. Преуспей  вары,  это
означало бы конец нашего мира. Они захватили  бы  наши  земли,  привезли
свои семьи и еще много воинов.  Твоя  жажда  мести  ослепила  тебя,  как
некогда моя ослепила меня. Не проходит ни дня,  чтобы  я  не  подумал  о
детях и женщинах, павших  от  моего  меча  в  Сияющей  Воде.  Я  не  жду
прощения. Некоторые деяния невозможно простить. Но если ты  хочешь  моей
смерти, найди воина, и я сражусь с ним. - Конн оглядел поле битвы.  -  Я
убил много твоих людей, князь. Ты обрек тысячи их на  смерть.  И  зачем?
Чего ты достиг? - Конн помолчал, затем посмотрел собеседнику в глаза.  -
Я пришлю гонцов с предложением виры за убитых в Сияющей Воде. Ты примешь
их.
   - Почему?
   - Потому что так правильно. Пойми меня хорошенько.  Эта  битва  может
послужить концом  нашей  вражды.  -  Конн  наклонился  к  собеседнику  и
пригвоздил его к месту холодным взглядом. - Или  может  означать  начало
ужаснейшей войны. Я разрушу твои города, селения и порты. Я сотру с лица
земли все дома и засею пастбища  солью.  Я  буду  охотиться  за  вами  и
убивать. Твой род исчезнет навсегда. Выбор  за  тобой.  Война  или  мир.
Выбирай сейчас.
   - Что сделали с ранеными паннонами?
   - Их лечат вместе с моими людьми.
   - Тогда будет мир, - провозгласил Горный Князь.
   - Ты принесешь присягу при друиде. Потом можешь отправиться домой.
   - Я останусь и помогу лечить раненых.
   - Как хочешь.
   Флейты все еще пели, и от печальной, тоскливой мелодии Конна охватила
грусть. Еще утром с ним рядом стояли отцы, мужья и  сыновья.  Сегодня  в
земле риганте прибавилось вдов  и  сирот,  и  во  многих  домах  надолго
воцарится печаль.
   Он увидел, что Бран разговаривает с братом Солтайсом, подошел к ним и
рассказал о договоре мира с Горным Князем.
   - Ты примешь у него присягу? - спросил Конн. Брат Солтайс кивнул.
   - Но он бесчестный человек и легко может нарушить клятву.
   - Тогда я убью его.
   Конна неожиданно охватила  усталость,  и  он  окинул  поле  взглядом.
Горели факелы,  а  на  воткнутых  в  землю  копьях  висели  светильники.
Неподалеку от него сидел Руатайн, положив руки  на  перекрестье  меча  и
голову на руки. Конн улыбнулся и помахал  ему.  Тот  не  шевельнулся.  У
юноши кольнуло сердце. Он кивнул брату и со всех ног бросился к  отчиму,
нет - к отцу. Бран понял его и помчался следом.
   Конн упал на колени возле отца. Мертвые  глаза  Руатайна  смотрели  в
пространство, а на лице было написано глубокое  удовлетворение.  Вдалеке
продолжали плакать флейты. Бран опустился на  колени  рядом  со  старшим
братом, и по его лицу заструились  слезы.  Некоторое  время  они  сидели
рядом с отцом, глядя, как последние лучи солнца ласкают светлые волосы с
проседью и сияют на кольчуге. Потом Конн обнял Руатайна, а  Бран  закрыл
мертвому глаза.
   - Ах, Большой Человек, - прошептал Конн, плача. - Что мы будем делать
без тебя?
   Последний золотой луч упал на горы,  делая  их  похожими  на  видение
страны фэйри.
   И флейты умолкли.

ЭПИЛОГ

   Валанус стоял над заливом и смотрел на сотни кораблей  в  серповидной
бухте Гориазы. Офицер Каменного Города  снял  шлем  и  принялся  считать
суда. Триста двадцать  три.  Джасарей  приказывал,  чтобы  их  собралось
четыреста. Он будет недоволен.
   Откуда-то донеслись звуки женского плача. Валанус  бросил  взгляд  на
холм, где толпы собирались на казнь. Там поднимали  прибитых  к  крестам
гатских пленников, целых  двести  человек.  Они  быстро  умрут,  подумал
Валанус. Когда тела повиснут на руках, горло сожмется, не пуская  воздух
в легкие. Было бы куда хуже, прикажи генерал прибить их еще и  за  ноги,
но у Джасарея было хорошее настроение со дня падения  Гориазы,  которое,
конечно, испортится,  когда  он  узнает,  что  предатель  Остаран  украл
двенадцать кораблей и бежал за море с двумя сотнями последовавших за ним
людей.
   - Не думай,  что  ты  в  безопасности,  Оста,  -  прошептал  Валанус,
окидывая горизонт взглядом. - Мы скоро последуем за тобой.
   В этот момент с моря налетел холодный ветер. Валанус вздрогнул.
   - Простудишься, солдатик, - раздался голос.
   Валанус обернулся и увидел старуху, явно местную, кутающуюся в старый
платок.
   -  Ты  двигаешься  очень  тихо  для  такого  почтенного  возраста,  -
изумленно заметил он.
   - Ты просто глубоко задумался, человек  Каменного  Города.  Зачем  ты
смотришь за море?
   - Туда отправится наша армия, - сказал  он.  -  Там  нас  ждут  новые
сражения.
   - Там Коннавар. Далеко, далеко на севере...
   - Ты знаешь его?
   - Мы общались. А что лично ты ищешь за  морем,  Валанус?  -  спросила
она.
   Он бросил на нее подозрительный  взгляд,  удивляясь,  откуда  старуха
знает его имя. Потом решил, что имя командующего Гориазой знают все.
   - Я ищу славы.
   - И ты ее обретешь. - Она холодно и неприятно рассмеялась.  -  О  да,
Валанус. Ты обретешь славу.



   Дэвид ГЕММЕЛ
   ЛЕГЕНДА

Перевод c английского Н.И. Виленской


Анонс

   Поклонники "героической фэнтези"!
   Перед вами - "дренайский цикл" Дэвида Геммела,  одна  из  лучших  саг
последних десятилетий XX века.
   Сага о защите неприступной крепости Дросс-Дельнох, выдержавшей многие
и многие войны...
   Сага о Друссе-Легенде - величайшем воине мира, страшном не только для
людей, но и для богов...
   Сага о королях и чернокнижниках,  о  героях  -  и  мудрецах.  Сага  о
великих деяниях - и великих преступлениях!
   Не пропустите!

   Эта книга посвящается с любовью трем совершенно особым  людям:  моему
отцу Биллу Вудфорду, без которого Друсс-Легенда никогда бы не  вышел  на
стены Дрос-Дельноха; моей матери Олив, привившей мне любовь к  историям,
где герои никогда не  лгут,  зло  торжествует  редко,  а  любовь  всегда
настоящая; моей жене Валери, доказавшей мне, что так бывает и в жизни.

ПРОЛОГ

   Дренайский посол с беспокойством ждал за огромными  дверьми  тронного
зала. По обе стороны от него застыли двое надирских часовых, глядя прямо
перед собой, уставив раскосые глаза в бронзового орла на темном дереве.
   Посол облизнул сухие  губы  и  поправил  пурпурную  мантию  на  тощих
плечах. Где то спокойствие, с которым он в  Дренанском  зале  совета,  в
шестистах милях к югу отсюда, принял поручение Абалаина:  отправиться  в
далекий Гульготир и утвердить договор, заключенный с Ульриком, верховным
вождем  надирских  племен?  Бартеллию  и  раньше  доводилось   заключать
договоры - он ездил для этого и в западную Вагрию, и в  южный  Машрапур.
Все народы понимают, сколь полезна торговля  и  сколь  дорого  обходятся
войны. Ульрик тоже не исключение. Да, он предал огню и  мечу  обитателей
северной равнины - но ведь и те многие века терзали его народ поборами и
набегами: они сами посеяли разметавшую их бурю.
   Дренаи же всегда обходились с надирами достойно и учтиво. Сам Абалаин
дважды посещал Ульрика  в  его  стане  и  бывал  принят  с  королевскими
почестями.
   Но то, что предстало перед Бартеллием в Гульготире, потрясло его.  Не
то было удивительно, что громадные ворота разнесли в  щепки,  хуже  было
то, что не менее плачевная  участь  постигла  и  защитников  города.  На
замковой площади возвышался  курган  из  отрубленных  человеческих  рук.
Бартеллий, содрогнувшись, отогнал от себя это воспоминание.
   Он ждал приема уже три дня, хотя обращались с ним вполне вежливо.
   Бартеллий снова  поправил  плащ,  сознавая,  что  посольские  регалии
выглядят не слишком внушительно на его худой, угловатой  фигуре.  Достав
из-за пояса полотняный платок, он вытер вспотевшую лысину. Жена  не  раз
говорила Бартеллию, что, когда он волнуется, плешь у  него  блестит  как
надраенная. Он предпочел бы этого не знать.
   Подавляя дрожь, он покосился на правого часового - пониже его ростом,
в остроконечном шлеме с оторочкой из козьей шкуры.  Воин,  облаченный  в
деревянный, покрытый лаком панцирь, держал  в  руке  зазубренное  копье.
Плоское  жестокое  лицо,  темные  раскосые  глаза.  Если  бы   Бартеллию
понадобился кто-то, чтобы отрубить человеку руку...
   Бартеллий покосился налево - и тут же  пожалел  об  этом,  ибо  левый
часовой тоже смотрел на него. Чувствуя себя как заяц, на которого падает
ястреб, посол поспешно перевел взор к орлу на двери.
   И в это мгновение дверь, к счастью, распахнулась.
   Бартеллий, сделав глубокий вдох, шагнул внутрь.
   Зал  был  длинным,  и  двадцать  мраморных   колонн   подпирали   его
расписанный  фресками  потолок.  На  каждой   колонне   полыхал   факел,
отбрасывая на стены гигантские пляшущие тени, и под каждым факелом стоял
надирский страж с копьем. Глядя  прямо  перед  собой,  Бартеллий  прошел
пятьдесят шагов до трона на мраморном помосте.
   На троне сидел Ульрик, Покоритель Севера.
   Ростом Ульрик был невысок, но от него исходило  поражавшее  Бартеллия
ощущение силы и власти. Широкоскулый, черноволосый и раскосый,  как  все
надиры, он имел, однако, необычайного цвета лиловые  глаза.  Расчесанная
натрое  борода   придавала   смуглому   лицу   демоническое   выражение,
смягчаемое, впрочем, вполне человеческой улыбкой.
   Но более всего изумило Бартеллия белое дренайское одеяние  с  вышитым
фамильным гербом Абалаина: золотой конь, вставший на дыбы над серебряной
короной.
   Посол отвесил низкий поклон.
   -  Мой  господин,  я  привез  вам  привет  от  Абалаина,   избранного
предводителя свободных дренаев.
   Ульрик в ответ кивнул и велел послу продолжать.
   - Мой предводитель Абалаин поздравляет вас  с  великолепной  победой,
одержанной над гульготирскими мятежниками, и надеется, что теперь, когда
ужасы войны остались позади, вы соблаговолите вернуться к тем  договорам
и  торговым  соглашениям,  которые  обсуждали  с  ним   во   время   его
незабываемого визита к вам прошлой весной. У  меня  с  собой  письмо  от
правителя Абалаина, а также упомянутые договоры и соглашения.
   Бартеллус ступил вперед и предъявил Ульрику три свитка.
   Тот принял их и опустил на пол рядом с троном.
   - Благодарю, Бартеллий. Скажи-ка - дренаи вправду боятся, что я двину
войско на Дрос-Дельнох?
   - Вы шутите, мой господин?
   - Вовсе нет, - невозмутимо ответил  Ульрик  звучным  басом.  -  Купцы
доносят мне о великом смущении в Дренане.
   - Это лишь досужие толки. Я сам помогал составлять договоры и был  бы
счастлив объяснить вам наиболее сложные  места,  буде  в  том  возникнет
нужда.
   - Нет, я уверен, что  они  составлены  как  надо,  однако  мой  шаман
Носта-хан все-таки должен посмотреть, что они сулят  нам.  Я  знаю,  это
дикарский обычай, но ты ведь поймешь нас, правда?
   - Разумеется. У всякого народа свои обычаи, - отвечал Бартеллий.
   Ульрик дважды хлопнул в ладоши, и из мрака слева  от  трона  появился
костлявый сморщенный старикан, одетый в грязную  козью  шкуру.  В  одной
руке он держал белую курицу, в  другой  -  широкую,  плоскую  деревянную
чашу.
   Ульрик встал и принял от шамана курицу. Он медленно поднял птицу  над
головой и на глазах у застывшего в ужасе  Бартеллия  перекусил  ей  шею.
Курица отчаянно забила крыльями, и кровь  оросила  белую  одежду  вождя.
Ульрик держал содрогающееся тело над чашей, выпуская из птицы  последние
капли жизни. Дождавшись конца, Носта-хан поднес чашу к губам,  посмотрел
на Ульрика и покачал головой.
   Вождь отшвырнул птицу и медленно снял с себя белую  одежду.  Под  ней
открылся черный панцирь, на поясе - меч. Ульрик взял из-за трона  боевой
шлем из вороненой стали, отороченный мехом черно-бурой лисицы,  и  надел
его на голову. Отерев дренайским  одеянием  измазанный  кровью  рот,  он
швырнул Бартеллию скомканную ткань.
   Посол воззрился на окровавленное полотно у своих ног.
   - Боюсь, что предзнаменования неблагоприятны, - произнес Ульрик.

Глава 1

   Рек напился. "Не то чтобы всерьез, но в самый раз, чтобы  ни  к  чему
всерьез не относиться", - думал он, глядя в  хрустальный  кубок,  откуда
бросало кровавые тени рубиновое вино.
   Огонь очага грел спину, и дым ел глаза, примешиваясь к запаху немытых
тел, стынущей еды и намокшей  одежды.  Пламя  в  фонаре  заплясало  -  в
комнату ворвался порыв ледяного ветра. Кто-то вошел, захлопнул  дверь  и
извинился, что напустил холода.
   Прерванные  было  разговоры  возобновились,  разом  забубнила  дюжина
голосов. Рек пригубил вино и содрогнулся, услышав чей-то  смех,  -  этот
звук  пробрал  его  холодом  не  хуже  зимнего  ветра,  бушевавшего   за
деревянными стенами. Точно кто-то прошел по  его  могиле.  Он  поплотнее
запахнул свой синий плащ. Можно было не слушать, о чем говорят, -  он  и
так это знал: тут уже много дней толковали об одном.
   О войне.
   Такое короткое слово - и сколько всего в нем заключено.
   Кровь, смерть, сеча, голод, ужас, чума.
   Снова грянул смех. Кто-то взревел:
   - Несчастные варвары! Легкая пожива для дренайских копий.
   Ему ответили новые раскаты смеха.
   Рек разглядывал хрустальный кубок - такой  красивый,  такой  хрупкий.
Изваянный с заботой, даже с любовью, тонкий и изысканный, словно осенняя
паутинка. Рек поднес кубок к лицу - в нем отразилась сразу дюжина  глаз,
и в каждом читалось обвинение.
   На миг Реку захотелось грохнуть кубком об пол и разбить его вместе  с
обвиняющими глазами. Но он этого не сделал.
   Не такой уж я дурак, сказал он себе. Пока еще нет.
   Хореб, трактирщик, вытер толстые пальцы полотенцем и  обвел  усталым,
но  настороженным  взглядом  зал.  Ссору  не  обязательно  останавливать
окриком и кулаком - вначале бывает достаточно слова и улыбки.
   Война.
   Почему даже приближение ее низводит человека до зверя?
   Хоребу были хорошо известны  почти  все  посетители.  Семейные  люди,
крестьяне, купцы, ремесленники. Мирные, надежные, добрые  в  большинстве
своем мужики. И вот они сидят,  толкуя  о  смерти  и  о  славе,  готовые
уничтожить любого, кого заподозрят в сочувствии к надирам. Стоит  только
послушать, с  каким  презрением  они  выговаривают  самое  это  слово  -
"надиры".
   "Но скоро они прозреют", - печально думал Хореб. И как еще  прозреют!
Хозяин поглядел на дочек, разносящих кружки  и  вытирающих  столы,  и  в
глазах его зажегся теплый огонек. Крошка Дори,  вспыхнувшая  под  своими
веснушками от чьей-то вольной шутки; Беса  -  вылитая  мать,  высокая  и
белокурая; толстушка Несса - всеобщая любимица, просватанная за Норваса,
пекарского  подмастерья.  Хорошие  девчушки,  радость,   посланная   ему
судьбой. Взгляд Хореба упал на высокую фигуру в синем плаще,  сидящую  у
окна.
   - Чтоб тебе, Рек, опять ты за свое! - пробормотал Хореб себе под нос.
Он выругался, снял свой кожаный передник, взял наполовину полный  кувшин
с пивом, кружку - подумал - и достал из шкапчика бутылку крепкого  вина,
которую берег на свадьбу Нессы.
   - Поделись бедой - и она увеличится вдвое, -  сказал  он,  усаживаясь
напротив Река.
   - Одна голова плоха, а две еще хуже,  -  ответствовал  Рек,  наполняя
свой бокал хозяйским вином. - Знавал я одно