мна. Они уже прорвались в калитку, но Хогун
стойко обороняет лестницу. Потому-то я  и  пришел,  доктор.  Боюсь,  вам
опять придется перемещаться. Отныне госпиталь будет помещаться в  замке.
Как скоро вы сможете это сделать?
   - Откуда мне знать? Раненых подносят постоянно.
   - Все равно готовьтесь.  Тяжелораненых,  которых  нельзя  переносить,
нужно будет избавить от страданий.
   - Что? - вскричал лекарь. - Ты говоришь, что их надо убить?
   - Именно так. Переносите тех,  кого  можно.  А  остальные..,  или  вы
думаете, что надиры пощадят их?
   - И все же я отправлю всех до единого. Если они умрут по дороге,  это
все-таки лучше, чем убивать их на койках.
   - Тогда начинайте немедленно. Мы теряем время.
   Джилад и Тоги вместе с отрядом Хогуна обороняли  лестничный  колодец.
На ступеньках грудой лежали трупы, но все новые  и  новые  надиры  лезли
из-за поворота лестницы, переступая  через  тела.  Хогун  вспорол  живот
очередному, и тот упал,  повалив  идущего  за  ним.  Тоги  двумя  руками
рубанул второго по шее. Следом возникли еще двое, прикрываясь щитами  из
воловьей шкуры, а сзади напирали другие.
   - Все равно что вычерпывать море ведром, - проворчал Тоги.
   Вверху надиры закрепились на стене, вбив клин в ряды дренаев.  Оррин,
увидев угрозу, бросился вперед с новой полусотней "Карнак". Внизу  таран
бил в гигантские ворота из дуба и  бронзы.  Ворота  пока  держались,  но
зловещие трещины уже змеились под скрещенными  брусьями  в  середине,  и
дерево стонало под ударами.
   Оррин стремился к надирскому клину, рубя обеими руками и не  помышляя
о защите. Рядом  упал  дренайский  воин  с  перерезанным  горлом.  Оррин
полоснул по лицу его убийцу и отразил удар слева.
   До сумерек оставалось три часа.
   Лучник стоял на коленях на траве за стеной, разложив перед собой  три
колчана стрел. Неспешно наложив стрелу, он  выстрелил.  Надир  слева  от
Оррина упал, пораженный в висок. Еще один пал от меча  Оррина,  и  новая
стрела сразила третьего. Клин распадался под натиском дренаев.
   На лестнице Тоги перевязывал  длинную  резаную  рану  на  руке,  пока
прибывшие на подмогу легионеры держали вход.
   Джилад привалился к камню, вытирая пот со лба.
   - Долгий нынче день, - сказал он.
   - И ему еще не конец, - проворчал Тоги. - Они чувствуют, что  вот-вот
возьмут стену.
   - Да. Как твоя рука?
   - Ничего. Куда теперь?
   - Хогун велел идти туда, где нужнее.
   - Поди разбери, где нужнее. Я на ворота - идешь?
   - Почему бы и нет? - улыбнулся Джилад.
   Рек и Сербитар, расчистив участок стены, бросились на помощь  Оррину.
Линия защитников вдоль всей стены гнулась, но держалась.
   - Если продержимся, пока они не отойдут перестроиться  для  следующей
атаки, то, может, и успеем отвести всех за Валтери,  -  прокричал  Оррин
пробившемуся к нему Реку.
   Еще час кипела  битва  -  и  громадный  бронзовый  наголовник  тарана
наконец пробил ворота. Большой  поперечный  брус  поддался  и  с  жутким
скрипом вышел из гнезд. Бревно медленно отошло  назад,  освобождая  путь
воинам.
   Джилад послал гонца на стену уведомить об этом  Река  или  любого  из
ганов, а сам с полусотней других встал у пролома.
   Качая головой из стороны в сторону,  чтобы  размять  усталые  мускулы
плеч, он взглянул на Тоги. Тот улыбался.
   - Что тебя так насмешило?
   - Собственная дурь. Я пошел на ворота, чтобы передохнуть малость, - а
тут смерть в глаза глядит.
   Джилад не ответил. Смерть! Его друг прав - те, кто стоит у ворот,  не
смогут отойти к пятой стене. Он ощутил желание повернуться  и  побежать,
но подавил его. К чему? За последние недели он достаточно насмотрелся на
смерть. Если он останется в живых, куда он  пойдет,  что  будет  делать?
Вернется в деревню,  к  зануде  жене?  Чтобы  умереть  беззубым  дряхлым
стариком, надоедающим всем рассказами о своей геройской молодости?
   - Великие боги! - вдруг воскликнул Тоги. - Ты только погляди на это!
   Джилад оглянулся. К ним по траве  медленно  шел  Друсс,  опираясь  на
молодую разбойницу Каэссу. Он шатался и чуть не падал,  но  она  держала
его. Они подошли ближе, и Джилад с трудом  подавил  ужас:  лицо  старика
вздулось и налилось багровой синевой, точно у двухдневного  трупа.  Люди
расступились, а Каэсса направила Друсса в середину, вынула короткий  меч
и стала рядом с ним.
   Ворота открылись, в них  хлынули  надиры.  Друсс  с  великим  усилием
обнажил Снагу. Он едва видел сквозь  туман  боли,  и  каждый  шаг,  пока
девушка вела его, причинял ему новые муки. Она осторожно одела его,  все
время проливая слезы, и помогла ему подняться. Он сам заплакал тогда  от
нестерпимой боли.
   - Не могу, - простонал он.
   - Нет, ты можешь, - сказала Каэсса. - Ты должен.
   - Такая боль...
   - Ты и раньше терпел боль. Борись.
   - Не могу. Это конец.
   - Слушай меня, будь ты проклят! Ты -  Друсс-Легенда,  а  там  умирают
люди. В последний раз, Друсс. Прошу тебя.
   Тебе нельзя сдаваться, как обыкновенному человеку.  Ты  -  Друсс.  Ты
можешь. Останови их. Ты должен остановить их.
   Там моя мать.
   В глазах у него на миг прояснилось, и он увидел, что Каэсса  безумна.
Он не понимал, в чем причина, ибо ничего не знал о ней,  но  ощутил  всю
силу ее порыва. С усилием, исторгшим у него мучительный вопль, он оперся
на ноги и встал, ухватившись огромной рукой за полку. Боль усилилась, но
теперь он уже рассердился, и боль только  пришпоривала  его.  Он  сделал
глубокий вдох.
   - Пойдем, малышка Каэсса, поищем  твою  мать.  Только  тебе  придется
помочь мне: я не слишком твердо стою на ногах.
   За воротами надиров поджидали дренайские клинки. Рек наверху  получил
известие  о  происшедшей  катастрофе.  Сражение  на   стене   на   время
прекратилось - все устремились вниз, в туннель ворот.
   - Назад! - крикнул он. - Все к пятой стене. - Люди помчались по траве
в улицы Дельноха, давно уже обезлюдевшие по милости  Друсса.  Тут  между
двумя стенами не было убойной  земли  -  тут  по-прежнему  стояли  дома,
покинутые и мрачные.
   Воины бежали к ненадежному укрытию пятой стены, не задумываясь о тех,
кто остался у разбитых ворот. Джилад не упрекал их  за  это  и,  как  ни
странно, не питал желания присоединиться к ним.
   Только Оррин на  бегу  заметил  заслон  у  ворот  и  хотел  повернуть
обратно, но Сербитар поймал его за руку.
   - Нет. Не нужно. Это бесполезно.
   И они побежали дальше, а за ними гнались надиры, перебравшиеся  через
стену.
   В воротах шло побоище. Друсс рубил и крошил, точно  по  памяти.  Тоги
погиб: короткое копье пронзило ему грудь, -  Джилад  не  видел,  как  он
упал. Каэсса же не сводила глаз с  Друсса,  который  один  бился  против
десяти надиров. Смерть каждого врага она встречала  улыбкой.  Восьмой..,
девятый...
   Вперед выступил последний, десятый - Каэсса узнала бы его всюду,  ибо
он убил ее мать. У него была золотая серьга в  ухе  и  шрам  от  лба  до
подбородка. Подняв меч, она бросилась на него  и  проткнула  ему  живот.
Коренастый надир повалился навзничь, увлекая за собой девушку, и  чей-то
нож вонзился ей между  лопаток,  но  она  не  почувствовала  этого.  Все
грабители убиты, и ей больше ничего не  грозит,  впервые  со  времен  ее
детства. Сейчас из-за деревьев выйдет мать, они пойдут  домой,  накормят
до отвала Друсса и будут смеяться. И она споет. Обязательно споет...
   Рядом с Друссом осталось всего семь человек, и  надиры  окружили  их.
Копье прошло Друссу сквозь ребра, пронзило легкое.
   Снага дал смертельный ответ, отрубив  руку  копейщика.  Тот  упал,  и
Джилад добил его ударом в горло. Потом упал и сам  Джилад,  сраженный  в
спину, и Друсс остался один. Надиры отступили,  и  один  из  начальников
вышел вперед.
   - Помнишь меня, Побратим Смерти?
   Друсс вырвал копье, торчащее в боку, и отшвырнул прочь.
   - Помню, толстобрюхий. Ты приезжал к нам послом!
   - Ты сказал, что заберешь мою душу, однако вот я  стою  здесь,  а  ты
умираешь. Что скажешь на это?
   Друсс, внезапно вскинув руку, метнул Снагу, и топор  расколол  голову
гонца точно тыкву.
   - Скажу, что ты слишком болтлив, - произнес Друсс.
   Он упал на колени и увидел, как вытекает  из  него  последняя  кровь.
Рядом с открытыми глазами умирал Джилад. - Хорошая штука  жизнь,  верно,
парень?
   Вокруг них неподвижно стояли надиры. Друсс поднял глаза и сделал знак
одному из воинов.
   - Эй, парень, - с гортанным выговором сказал он, - подай мне топор. -
Надир немного поколебался, потом пожал плечами и достал Снагу из  головы
убитого. - Дай сюда, - приказал Друсс. Он видел, что молодой надир хочет
убить его его же оружием, но чей-то голос пролаял команду - молодой воин
дрогнул, подал Друссу топор и отошел.
   У Друсса заволокло глаза, и он  уже  не  видел  возникшей  перед  ним
фигуры.
   - Ты славно сражался, Побратим Смерти,  -  сказал  Ульрик.  -  Теперь
можешь отдохнуть.
   - Останься у меня хоть капля силы, я зарубил  бы  тебя,  -  промолвил
Друсс, пытаясь приподнять топор, но тот оказался слишком тяжел.
   - Знаю. Я не знал, что меч Ногуши был отравлен. Веришь ты мне?
   Друсс кивнул головой и повалился лицом вниз.
   Так умер Друсс-Легенда.

Глава 28

   Шестьсот дренайских воинов молча смотрели,  как  надиры,  сгрудившись
над телом Друсса, подняли его и вынесли в ворота,  которые  он  защищал.
Ульрик шел последним. В самом проеме ворот он обернулся и  обвел  своими
лиловыми глазами людей на стене, остановившись на  облаченной  в  бронзу
фигуре. Он поднял руку, как бы в знак приветствия, и медленно указал  ею
на Река. Смысл этого жеста был ясен.
   Сначала Легенда, потом князь.
   Рек, не ответив ничем, молча проводил взглядом предводителя  надиров,
- Ульрик прошел в ворота и исчез из виду.
   - Тяжелая смерть, - сказал Хогун, когда Рек,  отойдя,  сел  и  поднял
забрало шлема.
   - А ты чего ожидал? - Рек протер усталой рукой усталые глаза. - Он  и
жил тяжело.
   - Скоро мы все за ним последуем. С теми, что остались, нам и  дня  не
продержаться. Город пуст: даже гарнизонный пекарь и тот ушел.
   - А что совет?
   - Ушли все до единого. Бриклин должен вернуться  через  пару  дней  с
известием от Абалаина. Думаю, он вручит свое послание самому Ульрику - к
тому времени в замке поселится он.
   Рек не ответил - да и что было отвечать? Все верно:  битва  окончена,
впереди только бойня.
   Подошли молча Сербитар, Винтар и Менахем в изодранных,  окровавленных
белых плащах - но ран на них не было.
   - Вот и конец, - сказал Сербитар, поклонившись Реку.  -  Какие  будут
приказания?
   - Что я могу сказать? - пожал плечами Рек.
   - Мы могли бы отступить в замок, - сказал  Сербитар,  -  но  с  таким
числом мы и его не удержим.
   - Значит, умрем здесь. Это место ничуть не хуже того.
   - Верно, - подтвердил Винтар. - но, мне кажется, нам дадут  несколько
часов передышки - Почему? - спросил Хогун, расстегивая  бронзовый  зажим
на плече и снимая плащ.
   - Мне кажется, надиры нынче не пойдут больше на приступ. Сегодня  они
убили могущественного воина, о котором сами слагали легенды. Они устроят
пир в честь этого события. А завтра, когда мы умрем, будет новый пир.
   Рек снял шлем, подставив прохладному ветру взмокшую от  пота  голову.
На ясном голубом небе светило золотое солнце.
   Он вдохнул в себя чистый горный воздух, чувствуя, как сила  вливается
в усталые члены. Его память обратилась к тем радостным  дням,  когда  он
жил в Дренане у Хореба, -  далекие  дни,  они  более  не  вернутся.  Рек
выругался вслух и засмеялся.
   - Если они не станут нападать, мы устроим свою  пирушку.  Боги,  ведь
умираешь в конце концов только раз! Право же, это стоит отпраздновать!
   Хогун с усмешкой потряс головой,  но  Лучник,  подошедший  незаметно,
хлопнул Река по плечу.
   - Вот это по-моему. Только почему бы не пойти в этом деле до конца?
   - До конца?
   - Пойдем на пир к надирам. Тогда угощать придется им.
   - А ведь в этом что-то есть, Бронзовый Князь, - сказал Сербитар. -  В
самом деле, пойдем?
   - Вы что, обезумели оба? - спросил Рек, переводя взгляд с  одного  на
другого.
   - Ты сам сказал - умирать только раз, - ответил Лучник. - Терять  нам
нечего. И потом, надирский закон гостеприимства защитит нас.
   - Нет, это безумие! Неужто вы всерьез?
   - Еще как всерьез,  -  сказал  Лучник.  -  Мне  хотелось  бы  воздать
последние почести  Друссу.  А  надирским  бардам  будет  о  чем  петь  в
последующие годы. Да и дренайские, думаю, не отстанут. Мне нравится этот
замысел - в нем есть поэзия.
   Пир в логове дракона.
   - А, черт, я с вами, - сказал Рек. - Должно быть, я  тоже  свихнулся.
Когда отправляемся?

***

   Трон черного дерева поставили у шатра, и Ульрик  восседал  на  нем  в
восточных одеждах из шитого золотом шелка. На голове у него  красовалась
отороченная козьим мехом корона племени Волчьей Головы, а черные  волосы
были заплетены в косы по обычаю вентрийских королей. Вокруг него широким
кольцом, насчитывавшим много тысяч, сидели начальники его отрядов, а  за
ними, тоже кругами, расположились прочие воины.
   В  середине  каждого  круга  плясали  надирские  женщины,   повинуясь
неистовому ритму сотни барабанов. В кругу военачальников  пляска  велась
вокруг  огромного  погребального  костра,  где  лежал  Друсс-Легенда  со
скрещенными на груди руками. И его боевой топор лежал рядом с ним.
   За пределами кругов горели бесчисленные костры, и запах жареного мяса
стоял в воздухе.  Женщины  разносили  на  коромыслах  ведра  с  лиррдом,
хмельным напитком из козьего молока.  Сам  Ульрик  в  честь  Друсса  пил
лентрийское красное.
   Вино не нравилось ему - оно  казалось  слишком  слабым  и  водянистым
человеку, возросшему на крепких напитках северных степей. Однако он  пил
это  вино:  поступить  по-иному  было  бы  неучтиво,  ибо   дух   Друсса
присутствовал на пиру. Рядом с кубком Ульрика стоял другой,  налитый  до
краев, и по правую руку вождя возвышался второй трон.
   Ульрик угрюмо созерцал поверх своего кубка лежащее на костре тело.
   - Ты умер вовремя, старик, - тихо произнес он. -  Ты  будешь  жить  в
наших песнях, и еще  много  поколений  будут  вспоминать  тебя  у  наших
лагерных костров.
   Луна ярко светила на безоблачном небе, и звезды мерцали, как  далекие
свечи. Ульрик откинулся назад, глядя в вечность.
   Откуда эта печаль? Что так гнетет его душу? С ним  нечасто  случалось
такое, а уж накануне столь крупной победы - и вовсе никогда.
   В чем причина?
   Его взгляд вернулся к телу погибшего воина.
   - Причина в тебе, Побратим Смерти, - сказал он. -  Это  твои  подвиги
превратили меня в черную  тень.  Ибо  во  всех  легендах  помимо  героев
действуют и черные силы зла. Без них  не  было  бы  сказаний.  Но  я  не
злодей. Я воин по рождению, защищающий свое  племя  и  желающий  создать
единую державу. - Ульрик выпил еще глоток лентрийского и вновь  наполнил
кубок.
   - Что-то не так, мой  повелитель?  -  спросил  начальник  его  охраны
Огаси, крепкий кочевник, убивший Вирэ.
   - Он обвиняет меня. - Ульрик указал на тело Друсса.
   - Так, может, зажечь костер?
   Ульрик покачал головой.
   - Не раньше полуночи. Врата должны быть открыты к его прибытию.
   - Ты оказываешь ему великую честь, повелитель.  В  чем  же  он  тогда
обвиняет тебя?
   - В своей смерти. Меч Ногуши был отравлен - так сказал мне его слуга.
   - Но не по твоему же приказу. Я был с тобой и знаю.
   - Какая разница? Или я уже не отвечаю  за  тех,  кто  мне  служит?  Я
опорочил свою легенду, приказав положить конец  легенды  о  нем.  Черное
дело совершил ты, Ульрик Волчья Голова.
   - Он все равно погиб бы завтра. Что значит один день?
   - Спроси себя, Огаси, много ли он значит. Человек, подобный Побратиму
Смерти, рождается, быть может, раз в двадцать поколений. Чего  же  стоит
один его день для обыкновенных людей? Год? Десять лет? Всю жизнь?  Видел
ты, как он умер?
   - Видел, повелитель.
   - Сможешь ты это забыть?
   - Нет, повелитель.
   - Почему же? Ты и раньше видел, как умирают храбрые воины.
   - Он особый. Даже когда он упал в последний  раз,  я  думал,  что  он
поднимется. Даже  и  теперь  кое-кто  боязливо  поглядывает  на  костер,
опасаясь, как бы Побратим Смерти не встал.
   - Откуда он взял силы, чтобы выйти против нас? Его лицо  посинело  от
гангрены. Его сердце давно должно было остановиться. И боль...
   - Покуда есть на свете войны, будут и воины, - пожал плечами Огаси. -
Покуда есть воины, будут и князья  между  воинами.  Среди  князей  будут
короли, а среди королей - император. Ты сам сказал,  повелитель:  такой,
как он, рождается раз в двадцать  поколений.  По-твоему,  ему  следовало
умереть в своей постели?
   - Нет. Я думал о том, чтобы предать забвению его имя.
   Скоро я буду владеть самой  могущественной  за  все  время  империей.
История будет такой, какой я ее напишу. Я мог  бы  стереть  его  имя  из
памяти людской, мог бы запятнать его имя и очернить его память. Но я  не
стану этого делать. Я велю написать книгу о нем, и все  узнают,  как  он
боролся со мной.
   - Я не ожидал  меньшего  от  Ульрика,  -  сказал  Огаси,  поблескивая
темными глазами в свете костра.
   - Но ведь ты знаешь меня, друг. А вот дренаи, наверное, думают, что я
вырву и съем отважное  сердце  Друсса.  Пожиратель  младенцев,  северная
чума, палач Гульготира.
   - Мне сдается, ты сам придумал все эти имена, повелитель.
   - Верно. Но военачальник должен хорошо знать все виды оружия. И среди
них есть такие, что не имеют ничего общего с копьем и мечом, с  луком  и
пращей. Меч убивает только тела - Слово похищает  души.  Люди  при  виде
меня испытывают страх - это мощная подмога.
   - Но оружие порой обращается  против  своего  владельца,  повелитель.
Я... - И Огаси вдруг осекся.
   - Говори же! Что с тобой?
   - Дренаи, повелитель! Дренаи в лагере! - Огаси таращил глаза, не веря
тому, что видит.
   Ульрик повернулся на сиденье. Повсюду в кругах люди  вставали,  чтобы
посмотреть на Бронзового Князя, идущего к повелителю надиров.
   За ним рядами шли шестнадцать воинов в серебряных доспехах, а замыкал
шествие ган Легиона рядом с белокурым воином, несущим длинный лук.
   Барабаны смолкли, и  все  взоры  обратились  с  дренаев  на  сидящего
полководца. Ульрик сузил глаза, увидев, что пришельцы вооружены.  Паника
поднялась в нем, но он  подавил  ее,  лихорадочно  обдумывая  положение.
Неужто они, подойдя, убьют его? Клинок Огаси со свистом вышел из  ножен,
но Ульрик поднял руку.
   - Не надо, друг. Пусть приблизятся,  -  Это  безумие,  повелитель,  -
шепнул Огаси, глядя на идущих к ним дренаев.
   - Налей нашим гостям вина. Убьем их после пира. Будь готов.

***

   Ульрик  смотрел  со  своего  высокого  трона  в  серо-голубые   глаза
Бронзового Князя. Если не считать отсутствующего шлема, тот был в полных
доспехах, и большой меч  Эгеля  висел  у  него  на  боку.  Его  спутники
держались позади, ожидая, что  будет  дальше.  Они  почти  не  проявляли
беспокойства, хотя рука гана легионеров - Ульрик  знал,  что  его  зовут
Хогун, - лежала на рукояти меча, и он не сводил глаз с Огаси.
   - Зачем вы пришли? - спросил Ульрик.  -  Никто  не  звал  вас  в  мой
лагерь.
   Князь медленно осмотрелся и снова взглянул в лицо Ульрику.
   - Странно, как меняет война привычные понятия. Начнем с того, что  не
я у тебя в лагере: я стою на дельнохской земле, которая принадлежит  мне
по праву, - это ты находишься в моих владениях. Но  пусть  будет  так  -
нынче вечером ты мой гость. Ты спрашиваешь, зачем мы  пришли?  Я  и  мои
друзья пришли проститься с Друссом-Легендой, Побратимом  Смерти.  Неужто
надирское гостеприимство таково, что нам не предложат никакого угощения?
   Рука  Огаси  снова  устремилась  к  мечу,  но  Бронзовый   Князь   не
шелохнулся.
   - Если он вынет свой меч, -  тихо  произнес  Князь,  -  я  снесу  ему
голову.
   Ульрик знаком остановил Огаси.
   - И ты думаешь уйти отсюда живым? - спросил он Ре