- Хорошо, что мы обещали вам только день, не больше, - проворчал  он,
зажав плотнее кровавый кляп в боку.
   Надиры бросились в атаку.
   Рек оперся на свой клинок, глубоко дыша и собирая  остатки  сил.  Для
вспышки яростной одержимости у него не сохранилось ни огня, ни воли.
   Всю свою жизнь он страшился этого мига - но теперь этот миг настал  и
имел  не  больше  смысла,  чем  пыль,  летящая  в  океан.   Рек   устало
сосредоточил взгляд на бегущих вперед врагах.
   - Слушай, старый конь, - произнес Лучник,  -  может,  еще  не  поздно
сдаться?
   - Да нет, поздновато, пожалуй, - ухмыльнулся Рек. Его пальцы охватили
рукоять меча, и клинок свистнул в воздухе.
   Передовые ряды надиров были меньше чем в двадцати  шагах,  когда  рев
бараньих рогов разнесся эхом по долине.
   Надиры сбавили ход.., и остановились. Стоя на расстоянии менее десяти
шагов, обе стороны прислушивались к настойчивому зову.
   Огаси выругался, сплюнул  и  вложил  меч  в  ножны,  угрюмо  глядя  в
изумленные глаза Бронзового Князя. Рек снял шлем и вогнал  меч  в  землю
перед собой. Огаси шагнул вперед.
   - Все, конец! - Он махнул рукой надирам, дав знак  к  отступлению,  и
обернулся к Реку. - Знай, круглоглазый: это я, Огаси, убил твою жену.
   Его слова дошли до Река не сразу - потом он глубоко вздохнул  и  снял
перчатки.
   - Думаешь, мне так уж важно знать, кто пустил ту стрелу?  Ты  хочешь,
чтобы я запомнил тебя? Я запомню. Хочешь,  чтобы  я  тебя  возненавидел?
Этого я не могу. Может быть, завтра. Или на  будущий  год.  А  может,  и
никогда.
   Какой-то миг Огаси молчал, потом пожал плечами.
   - Стрела предназначалась тебе, - промолвил  он.  Усталость  легла  на
него, как темный плащ. Он повернулся и последовал за остальными.  Надиры
медленно спускались вниз по лестницам и веревкам - через ворота не пошел
никто.
   Рек отстегнул панцирь и медленно двинулся к  воротам.  Ему  навстречу
шли Друсс и Тридцать. Рек приветственно поднял  руку,  но  подул  ветер,
воины превратились в туман и растаяли.
   - До свидания, Друсс, - тихо молвил Рек.
   Вечером Рек простился с  сатулами  и  лег  спать,  надеясь  на  новую
встречу с Вирэ. Он  проснулся  через  несколько  часов,  освеженный,  но
разочарованный.
   Арчин принес ему еды, и он поел вместе  с  Лучником  и  Оррином.  Они
почти не разговаривали. Кальвар Син и его помощники нашли тело Хогуна  -
теперь главный лекарь боролся за жизнь  сотен  раненых,  доставляемых  в
госпиталь Геддона.
   Рек поднялся к себе около полуночи,  снял  доспехи  -  и  вспомнил  о
подарке Сербитара. Он слишком устал, чтобы идти смотреть на него, но сон
не шел.  Рек  встал,  оделся,  снял  факел  со  стены  и  стал  медленно
спускаться в недра замка. Дверь в палату Эгеля оказалась опять  заперта,
но открылась перед ним, как и прежде.
   Внутри загорелся свет, когда Рек вошел,  примостив  факел  на  стену.
Взгляд Река упал на хрустальную глыбу, и у него перехватило  дыхание.  В
ней лежала Вирэ! На теле ее не было  раны  -  она  лежала  нагая,  будто
спала, заключенная в прозрачном хрустале. Рек погрузил руку в  камень  и
коснулся ее.
   Она не шелохнулась, и тело ее было холодным. Рек, склонясь,  взял  ее
на руки и уложил на столе. Потом завернул  Вирэ  в  свой  плащ  и  снова
поднял на руки. Взяв факел, он медленно двинулся обратно наверх, в  свою
комнату.
   Он призвал к себе Арчина, и старый слуга побелел, увидев  неподвижное
тело княгини.
   - Простите меня, господин, - потупясь, сказал он. - Я не знаю,  зачем
белоголовый поместил ее тело в волшебный кристалл.
   - Расскажи мне все, - сказал Рек.
   - Принц Сербитар и его друг  настоятель  пришли  ко  мне  в  день  ее
гибели. Настоятель сказал, что видел сон. Он не стал рассказывать какой,
но сказал, что тело госпожи непременно надо  поместить  в  кристалл.  Он
говорил что-то об Истоке... Я не понял, да и теперь не понимаю. Жива она
или мертва? И как вы ее нашли? Мы положили ее на ту хрустальную глыбу, и
госпожа сразу погрузилась в нее.  Но  я  потрогал  хрусталь,  и  он  был
твердый. Я ничего не понимаю. - На глазах у старика выступили  слезы,  и
Рек положил руку на его костлявое плечо.
   - Да, это трудно понять. Приведи сюда  кальвара  Сина  -  мы  с  Вирэ
подождем здесь.
   Какой сон мог присниться Винтару? Сербитар  говорил,  что  завтрашних
дней много и нельзя предугадать, который из них осуществится Настоятель,
как видно, увидел будущее,  в  котором  Вирэ  осталась  жить,  и  потому
приказал сохранить ее тело. И рана каким-то образом зажила  в  хрустале.
Но значит ли это, что Вирэ оживет?
   Вирэ будет жить!
   У Река голова шла кругом. Он не мог ни  мыслить,  ни  чувствовать,  и
тело его словно сковал паралич. Смерть Вирэ чуть было не сгубила и  его,
но теперь, когда она снова была с ним, он боялся надеяться. В  жизни  он
твердо усвоил одно: всякого человека можно сломать, и  знал,  что  такой
миг настал теперь и для него. Он сел на  постель,  взял  дрожащей  рукой
холодную руку Вирэ и стал искать пульс. Пульса не было.
   Он взял еще одно одеяло и укрыл ее, а после принялся разводить  огонь
в очаге.
   Прошел почти час - и наконец на лестнице  послышались  шаги  кальвара
Сина. Лекарь в  перепачканном  синем  камзоле  и  окровавленном  кожаном
фартуке вошел в комнату, громко понося Арчина.
   - Что это еще за чушь, князь? - прогремел он. - Там без меня  умирают
люди. - И он осекся, увидев тело на постели. - Значит, старик не солгал.
В чем дело, Рек? Зачем ты принес ее сюда?
   - Не знаю. Правда не знаю. Сербитар пришел ко мне во  сне  и  сказал,
что оставил для меня подарок. И вот что  я  нашел.  Я  не  понимаю,  что
происходит, - мертва она или нет?
   - Конечно, мертва. Стрела пробила ей легкое.
   - А ты посмотри на нее - раны-то нет.
   Лекарь откинул простыню и взял руку Вирэ. Несколько мгновений  прошло
в полной тишине, и Син прошептал:
   - Пульс есть, но слабый и бьется очень-очень медленно.
   Я не могу ждать - там умирают люди, но утром я вернусь.
   Держи ее в тепле - другого совета дать не могу.
   Рек сел у постели, держа Вирэ за руку, и  незаметно  для  себя  уснул
рядом с ней. Рассвело, и лучи восходящего солнца  проникли  в  восточное
окно, залив постель золотым светом.
   Солнце вернуло щекам Вирэ краску, и ее дыхание стало  глубже.  Легкий
стон сорвался с ее губ, и Рек тут же проснулся.
   - Вирэ! Вирэ, ты слышишь меня?
   Она открыла и вновь закрыла глаза, трепеща ресницами.
   - Вирэ!
   Глаза открылись снова, и она улыбнулась:
   - Сербитар вернул меня назад. Я так устала..,  надо  поспать.  -  Она
повернулась на бок, обняла подушку и уснула, а в комнату вошел Лучник.
   - Боги, так это правда, - сказал он.
   Рек вышел с ним в коридор.
   - Да. Сербитар спас ее - не знаю  как.  И  мне  все  равно,  как  это
сделалось. Что происходит там, снаружи?
   - Они ушли! Ушли все до единого, старый конь.  Лагерь  пуст  -  мы  с
Оррином побывали там. Остался только штандарт  Волчьей  Головы  да  труп
советника Бриклина. Ты хоть что-нибудь в этом понимаешь?
   - Нет. Штандарт означает, что Ульрик еще  вернется.  Труп  советника?
Затрудняюсь сказать. Я отослал предателя к ним - возможно, они более  не
нуждаются в его услугах.
   По винтовой лестнице к ним взбежал молодой офицер.
   - Мой господин! У Эльдибара дожидается надирский всадник.
   Рек и Лучник вместе отправились к первой  стене.  Под  ней  на  сером
степном коньке сидел Ульрик, повелитель  надиров,  в  отороченном  мехом
шлеме, шерстяном кафтане и сапогах из козлиной кожи. Рек  облокотился  о
парапет.
   - Ты славно сражался,  Бронзовый  Князь,  -  прокричал  Ульрик.  -  Я
приехал проститься с тобой. В моих владениях возникла междоусобица, и  я
вынужден покинуть тебя на время. Но хочу, чтобы ты знал: я еще вернусь.
   - Я буду на месте - и в следующий раз окажу  тебе  еще  более  теплый
прием. Скажи мне - почему твои люди отошли, уже одержав победу?
   - Веришь ты в судьбу?
   - Верю.
   - Тогда назовем это проделкой судьбы. А возможно, это была вселенская
шутка - шутка богов. Мне все равно. Ты храбрый человек, и воины  у  тебя
храбрые. Победа осталась за вами. Я переживу это - жалок бы я был,  если
б не смог этого сделать. Ну а теперь прощай! По весне увидимся.
   Ульрик махнул рукой, повернул коня и поскакал на север.
   - Знаешь, - сказал Лучник, - как ни странно это звучит, он  мне  даже
нравится.
   - А я нынче люблю целый свет, - улыбнулся Рек. -  Небо  чисто,  ветер
свеж, и жизнь прекрасна. Что ты будешь делать теперь?
   - Пойду, пожалуй, в монахи и  всю  жизнь  посвящу  молитве  и  добрым
делам.
   - Нет - прямо сейчас?
   - А-а! Сейчас я напьюсь и пойду к шлюхам.
   Весь долгий день Рек то и дело наведывался к спящей Вирэ.
   Ее лицо обрело живые краски, дыхание было глубоким и  ровным.  Поздно
вечером, когда он сидел один в малом зале  перед  угасающим  огнем,  она
сошла к нему в легкой шерстяной тунике зеленого цвета. Он  встал,  обнял
ее, поцеловал и снова сел на обитый кожей стул, притянув ее  к  себе  на
колени.
   - Надиры правда ушли? - спросила она.
   - Правда.
   - Рек, а я правда умирала? Это теперь как сон. Все в тумане.  Я  едва
помню, как Сербитар принес меня сюда и как я лежала в  стеклянной  глыбе
под замком.
   - Это был не сон. Помнишь, как ты пришла ко мне,  когда  я  дрался  с
гигантским червем и огромным пауком?
   - Смутно - и это отходит все дальше, когда я пытаюсь вспомнить.
   - Не волнуйся. Я все расскажу тебе за ближайшие полсотни лет.
   - Всего полсотни? Значит,  ты  бросишь  меня,  когда  я  стану  седой
старушонкой?
   По замку эхом прокатился смех.

ЭПИЛОГ

   Ульрик так и не  вернулся  в  Дрос-Дельнох.  Он  одержал  победу  над
Джахингиром в сражении, назначенном  ими  на  Гульготирской  равнине,  а
после двинулся завоевывать Вентрию.
   Во время этого похода он занемог и скончался. Племена ушли обратно на
север, и без влияния Ульрика их  единство  распалось.  На  севере  вновь
разгорелась  междоусобица,  и  народы  богатых  южных  земель  вздохнули
спокойно.
   Река встретили в Дренане как героя, но он вскоре устал  от  столичной
жизни и вернулся с Вирэ в Дельнох. У них родилось  трое  сыновей  и  две
дочери. Сыновей назвали Хогун, Оррин и Хореб, дочерей -  Сусэй  и  Беса.
Дедушка Хореб со всем семейством переехал в Дельнох, взяв себе постоялый
двор предателя Музара.
   Оррин вернулся в Дренан и ушел в отставку.  Его  дядя  Абалаин  также
отказался от своего поста, и главой Совета выбрали  Магнуса  Хитроплета.
Он сделал Оррина своим помощником.
   Лучник прожил  в  Дельнохе  год,  а  потом  уехал  в  Вентрию,  чтобы
сразиться с надирами еще раз. Назад он не вернулся.



   Дэвид ГЕММЕЛ
   ЦАРЬ КАМЕННЫХ ВРАТ

Перевод c английского Н.И. Виленской


Анонс

   Народ дренаев умел сражаться, умел вставать против вражьей  силы.  Но
теперь Зло воцарилось в сердце империи, и  имя  ему  -  Цеска,  безумный
венценосец. Он заключил договор  с  самою  Тьмой,  ему  служат  кровавые
оборотни - полулюди и могучие Черные Храмовики. Он взошел на престол  по
колено в крови  и  уверен  в  своей  непобедимости  -  ибо  кто  рискнет
сразиться с тем, кто правит  силами  Хаоса?  Кто?  Один  -  единственный
человек,  чужак,  отверженный  -  могучий  Тенака  -  хан,  полунадир  -
полудренай, воин, не знающий страха, ибо уже не знает и надежды...

ПРОЛОГ

   Снег покрыл деревья, и лес ждал внизу словно  холодная,  неприступная
невеста. Человек стоял среди скал и камней, оглядывая склон. Снег осыпал
подбитый мехом плащ и широкие поля его  шляпы,  но  человек  не  обращал
внимания ни на снег, ни на пробирающий до костей холод. Казалось,  будто
он - последний оставшийся в живых на умирающей планете.
   Он почти хотел, чтобы так оно и было.
   В конце концов, убедившись, что караулов поблизости нет, он  двинулся
вниз, осторожно ступая по неверному склону. Он уже порядком  окоченел  и
знал, что долго на таком холоде не протянет. Он нуждался в пристанище  и
в огне.
   Позади него вставал до самых туч Дельнохский  хребет.  Впереди  лежал
Скултикский  лес  -  приют  темных   преданий,   несбывшейся   мечты   и
воспоминаний детства.
   Лес молчал - лишь порой потрескивало скованное льдом дерево или  тихо
осыпался снег с отягощенных ветвей.
   Тенака оглянулся на свои следы. Края уже стерлись - скоро их  заметет
совсем. Он зашагал дальше, одолеваемый печальными мыслями и  отрывочными
воспоминаниями.
   Укрывшись  от  ветра  в  мелкой  пещерке,  он  развел  костер.  Огонь
разгорелся, и красные тени заплясали  по  стенам.  Тенака  снял  вязаные
перчатки и растер над огнем руки, а потом  принялся  за  лицо,  разгоняя
застывшую  кровь.  Ему  хотелось  спать,  но  пещера  еще   недостаточно
нагрелась.
   "Дракона" больше нет. Тенака покачал головой и закрыл глаза. Ананаис,
Декадо, Элиас, Бельцер - все они погибли из-за того, что свято верили  в
долг и честь.
   Из-за того, что верили: "Дракон" непобедим и добро в  конечном  счете
должно восторжествовать.
   Тенака стряхнул с себя дремоту и подложил веток в огонь.
   - "Дракона" больше нет, - произнес он вслух, и  голос  его  отозвался
эхом в пещере. Не странно ли? - это чистая правда, а  между  тем  он  не
верит ей.
   Он смотрел на пляшущие тени, но  видел  перед  собой  мраморные  залы
своего дворца в Вентрии. Там не было  огня  -  напротив,  во  внутренних
покоях стояла прохлада: холодный камень стойко отражал  изнуряющий  зной
пустыни. Среди мягкой мебели и ковров сновали слуги с кувшинами ледяного
вина и ведрами драгоценной воды для  полива  розового  сада  и  цветущих
деревьев.
   К нему прислали Бельцера. Верного Бельцера,  лучшего  из  всех  баров
крыла, которым командовал Тенака.
   - Нас зовут на родину, командир, - сказал он, переминаясь с  ноги  на
ногу в  просторной  библиотеке,  весь  в  песке,  грязный  с  дороги.  -
Мятежники разбили один из полков Цески на севере, и сам Барис зовет нас.
   - Почем ты знаешь, что Барис?
   - Печать, командир, -  она  принадлежит  ему.  И  в  письме  сказано:
"Дракон зовет".
   - Бариса никто не видел уже пятнадцать лет.
   - Я знаю, командир, - но печать...
   - Восковая нашлепка ничего еще не значит.
   - Для меня она значит многое.
   - И ты вернешься в Дренай?
   - Да, командир. А вы?
   - Куда тебя несет, Бельцер? От былого остались одни руины.  Полулюдов
победить нельзя. И кто знает, какое еще злое  волшебство  пустят  в  ход
против мятежников? Опомнись! "Дракон" уже пятнадцать лет как распущен, и
мы с тех пор не стали моложе. Я тогда был одним из самых юных  офицеров,
а теперь мне сорок. Тебе же должно быть под пятьдесят - если бы "Дракон"
все еще существовал, тебя отправили бы  в  отставку,  назначив  почетное
содержание.
   - Я знаю. - Бельцер вытянулся по стойке "смирно". - Но честь зовет. Я
всю жизнь служил Дренаю и не могу не откликнуться на зов.
   - Ну а я могу. Дело наше проиграно. Если дать  Цеске  время,  он  сам
себя погубит. Он безумен, и вся его держава того и гляди  развалится  на
куски.
   - Я не мастак  говорить,  командир.  Я  проехал  двести  миль,  чтобы
передать вам эту весть. Я прибыл к человеку, под которым служил, но  его
здесь нет. Простите великодушно, что потревожил вас. - И он повернулся к
выходу.
   - Погоди, Бельцер! - окликнул его Тенака. - Будь у нас хоть  малейшая
надежда на победу, я охотно пошел бы с тобой. Но я  чую  здесь  какой-то
большой подвох.
   - Думаете, я не чую? Думаете, все мы не чуем?  -  спросил  Бельцер  и
ушел.
   Ветер переменился и задувал в пещеру, швыряя снег  в  огонь.  Тенака,
тихо выругавшись, вышел наружу, срубил мечом два куста и  загородил  ими
вход.
   Шли месяцы, и он позабыл о "Драконе", управляя  своими  поместьями  и
занимаясь прочими неотложными делами.
   Потом заболела Иллэ. Он был тогда на  севере  и  хлопотал  об  охране
перевозящих  специи  караванов,  но,  получив  известие  о  ее  болезни,
заторопился домой. Лекари сказали, что у нее лихорадка,  что  это  скоро
пройдет и беспокоиться не о чем. Но ей становилось все  хуже  и  хуже  -
тогда лекари определили легочную горячку. Иллэ вся истаяла,  она  лежала
на их широком ложе, прерывисто дыша, и в прекрасных прежде глазах  горел
огонь смерти. Тенака проводил с ней все дни напролет - он говорил с ней,
молился за нее, просил ее не умирать.
   Ей как будто полегчало, и  он  возрадовался.  Она  стала  говорить  о
празднике,  который  хотела  устроить,  и  задумалась  над   тем,   кого
пригласить.
   - Ну-ну, продолжай, - попросил он и увидел, что она уже  отошла.  Вот
так, в один миг. Десять лет совместных воспоминаний, надежд  и  радостей
ушли, как вода в песок пустыни.
   Он поднял ее на руки, завернул в теплую белую шаль и вынес в  розовый
сад.
   - Я люблю тебя, - повторял он, целуя  ее  волосы  и  баюкая  ее,  как
ребенка. Слуги молча стояли  вокруг  -  лишь  через  пару  часов  Тенаку
разлучили  с  женой  и  отвели,  плачущего,  в  его  покои.  Там   лежал
запечатанный свиток с отчетом о текущих делах и письмо  от  Эстаса,  его
управителя, где содержались советы о  помещении  средств  и  упоминались
новости, могущие повлиять на деловую жизнь.
   Тенака пробежал глазами перечень вагрийских нововведений, лентрийских
возможностей и дренайских сумасбродств, пока не дошел до  заключительных
строк:

   Цеска расправился  с  мятежниками  на  юге  Сентранской  равнины.  Он
похваляется тем, как хорошо удалась его  очередная  хитрость.  Подложным
письмом он заманил старых воинов на родину - видимо, он боялся "Дракона"
с тех самых пор, как распустил его  пятнадцать  лет  назад.  Теперь  ему
больше нечего бояться - бойцы "Дракона" истреблены все до единого.  Мощь
полулюдов внушает ужас. В каком страшном мире мы живем!

   - Живем? - сказал Тенака. - Мы-то, может, и живем - а они мертвы.
   Он подошел к западной стене, где стояло овальное зеркало, и посмотрел
на развалины самого себя.
   Отражение тоже смотрело на него - раскосые  лиловые  глаза  обвиняли,
рот сжался горестно и гневно.
   - Отправляйся домой, - сказало оно, - и убей Цеску.

1

   Казармы стояли, занесенные снегом, и выбитые окна зияли, как  старые,
незажившие раны. Плац, некогда утоптанный десятью тысячами  ног,  теперь
утратил свою гладкость - из-под снега на нем пробивалась трава.
   С  самим  Драконом  тоже  обошлись  круто:  отбили  каменные  крылья,
выломали клыки, морду вымазали красной краской. Тенаке,  стоящему  перед
ним в молчаливом  почтении,  казалось,  будто  Дракон  плачет  кровавыми
слезами.
   При взгляде на плац  перед  Тенакой  замелькали  яркие  картины.  Вот
Ананаис гоняет  своих  солдат,  выкрикивая  противоречивые  команды,  от
которых люди натыкаются друг на друга и падают.
   "Жалкие крысы! - ревет белокурый гигант. - И вы  еще  называете  себя
солдатами?"
   Но призрачная белизна действительности поглотила краски  прошлого,  и
Тенака вздрогнул. Он подошел к колодцу, где валялось старое  ведро,  все
еще привязанное к полусгнившей  веревке.  Он  бросил  ведро  в  колодец,
проломив лед, вытянул наверх и отнес к изваянию.
   Краска поддавалась с трудом, и Тенака  старался  битый  час,  дочиста
отскабливая камень своим кинжалом.
   Наконец он соскочил на землю и полюбовался делом своих рук.
   Даже Дракон без краски казался  жалким,  утратившим  былую  гордость.
Тенака снова вспомнил Ананаиса.
   - Может, оно и к лучшему, что ты умер и не дожил до этого,  -  сказал
он.
   Зарядил дождь - его ледяные иглы  кололи  лицо.  Вскинув  котомку  на
плечо, Тенака побежал к заброшенным казармам. Дверь стояла  открытая,  и
он вошел в бывшие офицерские помещения. Крыса шмыгнула  из-под  ног,  но
Тенака, даже не взглянув на нее, двинулся дальше по коридору. Он закинул
котомку в свою старую комнату и  хмыкнул,  увидев,  что  в  очаге  лежат
дрова.
   В последний день перед уходом кто-то пришел сюда и сложил  поленья  в
очаге.
   Декадо, его ад