аю снести дома  между  четвертой  и  шестой
стенами, а обломками завалить ходы. Ульрик потеряет многих воинов, чтобы
взять ворота, - и ничего в итоге не добьется.
   - Но зачем же ломать дома? Щебень можно возить и с юга, с перевала.
   - У нас нет убойной земли. Нужно вернуться  к  первоначальному  плану
Дроса. Когда люди Ульрика прорвутся за первую стену, пусть все  лучники,
сколько их будет  в  Дросе,  осыплют  их  стрелами.  Пусть  каждая  пядь
открытой земли будет устлана телами надиров. Их в пятьдесят раз  больше,
чем нас, - надо же как-то уравнять силы.
   Оррин  закусил  губу  и  потер  подбородок,   лихорадочно   обдумывая
сказанное. Седобородый воин спокойно сидел  перед  ним.  Услышав  о  его
приходе, Оррин приготовился к тому, что его, командующего, разжалуют и с
позором отправят обратно в Дренан. А ему  предлагают  новую  жизнь.  Ему
самому следовало позаботиться о сносе домов и засыпке проходов  -  Оррин
знал, что следовало бы, как знал и то, что не создан быть ганом. С  этой
истиной трудно было смириться.
   Все последние пять лет, со  времени  своего  назначения,  он  избегал
заглядывать в себя. А совсем  недавно  послал  Хогуна  с  двумя  сотнями
легионеров на разведку. Поначалу он верил  в  то,  что  принял  разумное
решение - но по прошествии нескольких дней, не получив никаких известий,
начал терзаться. Он  отдал  этот  приказ  не  из  мудрых  стратегических
соображений, а из зависти. Он давно уже сознавал с тошнотворным  ужасом,
что Хогун - лучший в Дросе солдат.
   Когда тот вернулся и сказал Оррину, что его решение  оправдало  себя,
это ничуть не польстило Оррину, а лишь окончательно открыло ему глаза на
собственную несостоятельность.
   Он начал подумывать, не подать ли ему в отставку, но не  мог  вынести
сопряженного с этим позора. Думал  он  и  о  самоубийстве  -  но  боялся
бесчестия, которое падет после этого на его дядю, Абалаина. Все, что ему
оставалось, - это погибнуть на первой стене. К этому он и  готовился.  И
боялся, что Друсс лишит его даже этого.
   - Каким же я был дураком, Друсс! - воскликнул он наконец.
   - Ну, довольно! - рявкнул старик. - Послушайте меня.
   Вы - ган, и с этого дня ни один человек не скажет о вас худого слова.
Свои страхи держите при себе и верьте мне. Все мы совершаем ошибки.  Нет
такого, кто умел бы все на свете.
   Дрос выстоит - будь я проклят, если  позволю  ему  пасть.  Если  б  я
считал вас трусом, Оррин, я привязал бы вас к лошади и  отправил  прочь.
Вы никогда не бывали в осаде, не водили солдат в бой.  Так  вот,  теперь
вам предстоит и то, и другое, и вы справитесь со всем, ибо я буду рядом.
   Забудьте сомнения. То, что было вчера, - мертво.  Ошибки  прошлого  -
дым на ветру. Важно только завтра - каждый  завтрашний  день  вплоть  до
прихода Хитроплета с подкреплением. Знайте, Оррин: в  будущем,  когда  о
нас станут петь песни, вы займете в них  достойное  место,  и  никто  не
будет ухмыляться. Ни одна душа. Поверьте!
   А  теперь  довольно  разговоров.  Поставьте  мне   вашу   печать   на
пергаменте, и я сегодня же приступлю к своим обязанностям.
   - Должен ли я сопровождать вас?
   - Лучше не надо. Мне придется разбить пару голов.
   Недолгое  время  спустя  Друсс  направился  в  офицерскую   столовую,
сопровождаемый двумя высокими вышколенными  легионерами.  Глаза  старика
горели  гневом,  и  легионеры  переглядывались  на  ходу.  Они   слышали
несущееся  из  столовой  пение  и   предвкушали,   как   сейчас   увидят
Друсса-Легенду в действии.
   Он открыл дверь и вступил в нарядно убранный зал. От дальней стены до
середины комнаты тянулся длинный, на козлах,  стол  с  напитками.  Друсс
растолкал бражников, ни малейшего внимания  не  обращая  на  их  жалобы,
поддел одной рукой под козлы и перевернул стол. Бутылки, кубки, блюда  -
все посыпалось на  пол.  На  мгновение  в  зале  наступило  ошеломленное
молчание,  за  которым  последовал  взрыв  проклятий.  Молодой   офицер,
темноволосый, мрачный и надменный, выступил вперед.
   - Ты кто такой, старый хрыч? - осведомился он.
   Друсс, не отвечая, оглядел  собравшихся  -  их  было  около  тридцати
человек. Чья-то рука вцепилась в полу его колета.
   - Сейчас скажу. - Друсс  легким  движением  швырнул  смельчака  через
комнату - тот врезался в стену и в полуобмороке сполз на пол.
   - Я Друсс. Некоторые называют меня Мастером Топора.
   В Венгрии меня зовут Друсс-Паромщик. В Вагрии  я  просто  Топор.  Для
надиров я Побратим Смерти, в Лентрии -  Серебряный  Убийца.  А  вот  кто
такие вы? Вы, смердящие кучи дерьма! Кто  вы  такие?  -  Друсс  выхватил
Снагу из ножен. - Сегодня  я  намерен  преподать  вам  урок.  Я  намерен
срезать сало с этой разжиревшей крепости. Где тут дун Пинар?
   Молодой человек  вышел  вперед,  спокойно  глядя  на  Друсса  темными
глазами. На губах его играла легкая улыбка.
   - Я здесь, Друсс.
   - Ган Оррин назначил меня ответственным за оборону.  Я  встречусь  со
всеми офицерами на ристалище через час.  Собери  их,  Пинар.  А  вы  все
приберите этот свинарник и приготовьтесь. Праздник окончен. Всякий,  кто
провинится передо мной, проклянет тот день, когда появился  на  свет.  -
Поманив за собой Пинара, Друсс шагнул к выходу. - Найди Хогуна и  тотчас
приведи его ко мне в замок.
   - Есть, командир! И еще...
   - Ну, давай говори.
   - Добро пожаловать в Дрос-Дельнох.

***

   Новость распространилась по Дельноху стремительно, как летняя  гроза,
- из таверны в лавку,  из  лавки  на  рынок.  Друсс  в  городе!  Женщины
передавали весть своим мужчинам,  дети  распевали  его  имя  на  улицах.
Припоминались  истории  о  его  подвигах,  ежеминутно  обрастая   новыми
подробностями. Толпа  собралась  перед  казармами,  глядя  на  офицеров,
суетящихся на плацу. Отцы поднимали  детей  на  плечи,  чтобы  те  могли
увидеть величайшего дренайского героя всех времен.
   Когда он появился, толпа взревела, и Друсс помахал горожанам рукой.
   Они не слышали, что он говорил офицерам, но  вскоре  Друсс  распустил
военных, еще раз помахал народу и вернулся в замок.
   Он снял колет и присел отдохнуть на стул с  высокой  спинкой.  Колено
дергало, спина болела невыносимо. Хогуна все еще не было.
   Друсс велел слуге подать какой-нибудь еды и спросил  о  князе.  Слуга
сказал, что князь почивает, и принес Друссу огромный, слегка  обжаренный
кусок мяса, который старый воин жадно поглотил, запив бутылкой отменного
лентрийского красного вина.  Он  утер  бороду  и  растер  колено.  После
встречи с Хогуном надо будет принять горячую ванну,  чтобы  назавтра  не
оплошать. Друсс знал, что первый день измотает его  до  предела  -  надо
держать марку.
   - Ган Хогун, мой господин, - доложил слуга. - И дун Эликас.
   Сердце Друсса возрадовалось при виде этих двоих. Первым шел, конечно,
Хогун - высокий, плечистый, ясноглазый, с квадратной челюстью.
   Эликас, чуть потоньше  и  пониже  своего  начальника,  тоже,  однако,
смотрел орлом. Оба были в черных с серебром доспехах Легиона, без знаков
отличия. Так повелось издавна, еще с  тех  пор,  когда  Бронзовый  Князь
впервые сформировал Легион, - со времени Вагрийских войн.
   - Прошу садиться, господа, - кивнул Друсс.
   Хогун повернул стул спинкой вперед и сел верхом.  Эликас  примостился
на краю стула, скрестив руки на груди.
   Он внимательно наблюдал за двумя  старшими.  Он  не  знал  еще,  чего
ожидать от Друсса, но умолил Хогуна взять его  на  эту  встречу.  Эликас
почитал Хогуна, но и легендарный старый воин издавна был его идолом.
   - Добро пожаловать в Дельнох, Друсс, - сказал Хогун. - Благодаря  вам
люди уже заметно воспряли духом. В крепости  только  о  вас  и  говорят.
Простите, что не представился вам  раньше  -  я  был  на  первой  стене,
руководил состязаниями лучников.
   - Вы, как я понял, уже встречались с надирами? - спросил Друсс.
   - Да. Не пройдет и месяца, как они будут здесь.
   - Они не застанут нас врасплох - но для этого  придется  потрудиться.
Люди подготовлены плохо - вернее сказать, не  подготовлены  совсем.  Ими
надо заняться. У нас  всего  десять  лекарей  при  отсутствии  лекарских
помощников и носильщиков раненых и всего один госпиталь, да  и  тот  при
первой стене, а это не годится. Ваши замечания?
   - Все верно. Могу добавить только, что  здесь  всего  дюжина  стоящих
офицеров - не считая моих.
   - Я не решил еще, кто здесь чего стоит. Не будем пока терять надежду.
Мне нужен заправский счетовод, который заведовал бы съестными  припасами
и рассчитывал ежедневные порции. Потом, когда начнутся потери, он  будет
пересматривать свои расчеты. Он же  должен  держать  сообщение  с  ганом
Оррином. - Друсс заметил взгляды, которыми обменялись  двое  других,  но
промолчал.
   - Дун Пинар как раз подойдет, - сказал Хогун. - Это  он,  собственно,
теперь управляет Дросом.
   Друсс холодно воззрился на молодого гана.
   - Я не желаю  больше  слушать  подобных  замечаний,  Хогун.  Опытному
солдату они не к лицу. Нынче мы  начинаем  с  чистого  листа.  Что  было
вчера, никого не касается. Я буду судить обо всем сам и не допущу, чтобы
мои офицеры отпускали ехидные словечки друг о друге.
   - А я думал, вам захочется услышать правду, - сказал Эликас, опередив
Хогуна.
   - Правда - диковинный зверь, паренек. Она у каждого  своя.  А  теперь
помолчи.  Поймите  меня  верно,  Хогун,  я  ценю  вас.  Вы  хорошо  себя
зарекомендовали. Но с этого часа никто не должен говорить плохо о Первом
гане. Это портит солдат - а  все,  что  портит  наших  солдат,  помогает
надирам. У нас и без того забот хватает. - Друсс взял лист пергамента  и
пододвинул к Эликасу вместе с пером и  чернилами.  -  Давай-ка,  парень,
записывай.  Пинара  поставь  во  главе   списка   -   он   будет   нашим
квартирмейстером. Далее нам понадобятся пятьдесят  подлекарей  и  двести
носильщиков. Первых кальвар Син может набрать из охотников,  носильщиков
же кто-то должен обучить. Им весь день придется  бегать.  Один  Миссаэль
знает, какая от них понадобится прыть, когда  дело  завяжется.  Здоровое
сердце - непременное для них условие. Это нелегко - бегать по полю боя в
доспехах, хотя бы и легких. А  без  доспехов  нельзя  -  они  не  смогут
таскать и мечи, и носилки. Кого вы можете предложить им в начальники?
   Хогун посмотрел на Эликаса - тот пожал плечами.
   - Вы должны знать подходящего человека, - сказал Друсс.
   - Я не настолько хорошо знаю гарнизон Дрос-Дельноха, уважаемый, а  из
легионеров никто не подойдет.
   - Почему?
   - Они все хорошие воины и понадобятся нам на стене.
   - Кто у вас лучший из младших офицеров?
   - Бар Британ. Но он отменный вояка.
   - Такой-то нам и нужен. Вот послушайте:  носильщики  будут  вооружены
одними кинжалами, поэтому подвергнутся не меньшей опасности,  чем  бойцы
на стене. Но их миссия менее почетна, поэтому надо будет  возвысить  ее.
Когда вы назначите им в начальник вашего лучшего младшего  офицера,  они
это оценят. И пусть Британ  возьмет  еще  пятьдесят  человек  по  своему
выбору в летучий отряд для защиты носильщиков во время боя.
   - Склоняюсь перед вашим разумом, Друсс, - сказал Хогун.
   - Не надо ни перед чем склоняться, сынок. Я совершаю  ошибки,  как  и
все люди. И если ты считаешь, что я не прав, - прямо так  и  говори,  не
стесняйся.
   - На этот счет можете не беспокоиться, - заверил Хогун.
   - Вот и ладно. Теперь насчет учений. Надо разбить всех на полусотни и
присвоить каждой какое-нибудь громкое имя - можно  брать  имена  героев,
места сражений, что угодно, абы кровь  загорелась.  У  каждой  полусотни
будет свой командир, а при нем пять  десятников.  Этих  пятерых  следует
избрать после первых трех дней обучения, когда станет видно, кто на  что
способен. С этим все ясно?
   - К чему им имена? - спросил Хогун.  -  Не  лучше  ли  обозначить  их
цифрами? Боги мои, легко ли выдумать сто восемьдесят названий!
   - Военное ремесло, Хогун, заключается не только в тактике и  учениях.
Я хочу, чтобы на этих стенах стояли гордые  люди.  Люди,  которые  знают
своих товарищей и чувствуют себя заодно с ними. Полусотня "Карнак" будет
представлять собой Карнака  Одноглазого  -  а  что  собой  представляет,
скажем, шестая полусотня?
   В предстоящие несколько недель мы заставим эти отряды соперничать - в
работе, в играх, в потешных боях. Мы сделаем из  каждой  полусотни  одно
целое - гордое целое. Мы будем насмехаться над ними, даже издеваться.  А
потом, когда они возненавидят нас пуще надиров, начнем их похваливать. В
самое короткое время мы должны добиться того,  чтобы  они  считали  себя
чем-то вроде гвардии. И это уже половина дела. Грядут отчаянные кровавые
дни - смертные дни. На этих стенах мне нужны мужчины - сильные и умелые,
но прежде всего гордые.
   Завтра ты назначишь офицеров и разобьешь людей  на  полусотни.  Пусть
бегают, пока не повалятся, а потом встают и бегают опять.  Пусть  бьются
на мечах и лазят по стенам. Работы по сносу домов  должны  идти  круглые
сутки. Через десять дней начнем соревнования между отрядами.  Носильщики
пусть бегают с грудами камня, покуда у них руки не отвалятся.
   Я хочу сровнять с землей все, что находится между четвертой и  шестой
стенами, и завалить проходы.
   Тысяча  человек  единовременно  должна  заниматься   только   сносом,
сменяясь через каждые три часа.  Это  полезно  для  мышц  спины  и  рук.
Вопросы есть?
   - Нет, - ответил Хогун. - Все, что вы перечислили,  будет  исполнено.
Но скажите мне вот что: верите ли вы, что Дрос способен продержаться  до
осени?
   - Конечно, верю, парень, - глазом не моргнув, ответил Друсс. - С чего
бы я иначе так надрывался? А ты-то сам веришь?
   - О да, - без промедления сказал Хогун. - Всем сердцем.
   И оба усмехнулись.
   - Давайте-ка выпьем по стаканчику лентрийского красного, -  предложил
Друсс. - Меня от этих премудростей жажда одолела.

Глава 11

   В деревянной хибаре, притулившейся под сенью  замка,  сидел  человек,
барабаня пальцами по столу. За спиной у него в плетеной  клетке  чистили
перья голуби. Человека снедала тревога.
   Шаги на  крыльце  заставили  его  схватиться  за  тонкий  кинжал.  Он
выругался и вытер потную ладонь о шерстяные штаны.
   Вошел второй. Он затворил за собой  дверь,  сел  напротив  первого  и
спросил:
   - Ну что? Какой ты получил приказ?
   - Ждать. Но все еще может измениться,  когда  там  узнают  о  приходе
Друсса.
   - Один человек ничего не решает.
   - Поживем - увидим. Кочевники будут здесь через пять недель.
   - Через пять? А я думал...
   - Не ты один. Но  случилось  так,  что  старший  сын  Ульрика  погиб,
придавленный конем. Погребальные обряды продлятся пять дней - плохое это
предзнаменование для Ульрика.
   -  Дурные  приметы  не  помешают  надирской  орде  взять  эту  жалкую
крепость.
   - Что замышляет Друсс?
   - Он хочет завалить проходы - это пока все, что я знаю.
   - Через три дня приходи опять. - Первый взял клочок бумаги  и  что-то
написал на ней крошечными буквами. Потом посыпал написанное песком, сдул
и перечел:
   "Здесь Побратим Смерти. Он заваливает проходы.
   Боевой дух поднят".
   - Быть может, нам придется убить Друсса, - сказал, вставая, пришелец.
   - Если прикажут. Не раньше.
   - Ладно. Увидимся через три дня.
   У  двери  второй  поправил  шлем  и  прикрыл  плащом  наплечный  знак
дренайского дуна.

***

   Кул Джилад лежал без сил на короткой траве у эльдибарской  поварни  и
судорожно дышал. Его темные  волосы  слиплись  от  пота.  Со  стоном  он
повернулся на бок. Каждый мускул в его теле прямо-таки  вопил  от  боли.
Три раза он, Бреган  и  еще  сорок  восемь  бойцов  полусотни  "Карнак",
соревнуясь с пятью другими отрядами, бежали от первой стены  до  второй,
карабкались по узловатым  веревкам  наверх,  бежали  до  третьей  стены,
взбирались  наверх,  бежали  к  четвертой  стене...  И   так   далее   -
бесконечный, бессмысленный, мучительный путь.
   Джилад все это время держался на одной только  ярости.  На  глазах  у
этого седобородого ублюдка он первым добежал до второй  стены,  опередив
триста человек, в полном снаряжении, вовсю  работая  усталыми  ногами  и
руками. Первым И что же этот ублюдок сказал? "Дряхлый старец, за которым
бегут дряхлые старухи.  Ну,  парень,  нечего  тут  валяться!  Вперед,  к
третьей стене!"
   Так сказал Друсс и засмеялся - и этот смех решил все.
   Джилад готов был убить его тогда - убить медленно. Пять  нескончаемых
жутких дней солдаты Дрос-Дельноха  бегали,  лазили,  сражались,  сносили
дома под истошные вопли владельцев и возили щебенку на тачках в  проходы
за воротами первой и второй стен. Они работали день и ночь и уже ног под
собой не чуяли - а этот старый хряк все подгонял и подгонял их.
   Состязания в стрельбе, в метании дротиков,  в  фехтовании  на  мечах,
кинжальные бои, борьба, а в промежутках тяжелая работа -  немногие  кулы
после всего этого способны были добраться до таверн около замка.
   Кроме  проклятых  легионеров.  Эти  проделывали  все  шутя   да   еще
пошучивали презрительно над мужичьем, которое вздумало с ними  тягаться.
Попробовали бы эти гады проработать восемнадцать часов в поле!
   Зарычав от боли,  Джилад  сел,  привалился  спиной  к  стене  и  стал
смотреть, как бегают другие. Ему осталось еще десять минут до того,  как
идти грузить щебень на тачки вместе со своей сменой. Носильщики  сновали
по открытому месту, таская камни вдвое тяжелее любого раненого. У многих
были забинтованы руки. Чернобородый бар Британ бегал с  ними,  гоняя  их
почем зря.
   Подошел, спотыкаясь, Бреган и повалился на траву  рядом  с  Джиладом.
Красный, как свекла, он молча протянул  Джиладу  половинку  померанца  -
сладкую и сочную.
   - Спасибо,  Брег.  -  Джилад  нашел  взглядом  еще  восьмерых  из  их
полусотни. Все лежали тихо, только Мадраса рвало.  Этот  недоумок  завел
себе в городе подружку и прогулял с ней всю ночь, пробравшись в  казарму
всего за час до подъема.
   Теперь он за это расплачивался. Зато Бреган стал бегать чуть  быстрее
и вообще неплохо постигал военную науку. Притом он никогда не  жаловался
- чудеса, да и только.
   - Нам пора, Джил, - сказал он теперь.
   Смена, работавшая в проходе, сворачивала работу, а солдаты  "Карнака"
потихоньку двигались к наполовину снесенным домам.
   - Давайте-ка, ребята, - велел Джилад. - Сядьте и подышите глубоко.  -
В  ответ  на  этот  приказ  раздались  стоны,  но  никаких  действий  не
последовало. - Ну,  давайте  же!  Вон  "Кестриан"  уже  шевелится.  Ишь,
ублюдки! - Джилад встал и помог подняться Брегану,  а  потом  подошел  к
каждому из восьмерых. Все поднялись и побрели к проходу.
   - Ох, умираю, - стонал Мидрас.
   - И умрешь, если подведешь нас сегодня, - заверил Джилад. - Если этот
старый боров еще раз посмеется над нами...
   - Чума его забери. Он-то небось не обливается потом, как мы.
   В сумерках усталые люди потащились к своему ненадежному  прибежищу  -
казармам. Повалившись на узкие койки, они принялись отстегивать  панцири
и наголенники.
   - Я против работы ничего не имею, - говорил Байл,  крепкий  мужик  из
соседней с Джиладом деревни, -  не  понимаю  только,  почему  мы  должны
делать ее в доспехах.
   Ему никто не ответил.
   Джилад уже засыпал, когда чей-то голос проревел:
   - Полусотня "Карнак" - выходи на плац!
   На плацу стоял Друсс, уперев руки в бока и оглядывая голубыми глазами
выползающих  наружу  измученных  солдат,  которые  жмурились  от   света
факелов. Рядом с  ним  стояли  Хогун  и  Оррин.  Он  с  угрюмой  улыбкой
наблюдал, как люди строятся в ряды.
   К "Карнаку" присоединились полусотни "Кестриан" и "Меч".
   Все ожидали в молчании, гадая, что еще взбрело Друссу в голову.
   - Три ваших полусотни бегут вдоль стены до конца и обратно. Полусотня
пришедшего последним бежит еще раз.
   Марш!
   Когда все, тяжело топоча, начали полумильный пробег,  кто-то  крикнул
из толпы:
   - А ты, толстяк, не хочешь пробежаться?
   - В дру