Когда  подошел  близко,  увидел  конников  и
спрятался. Они согнали вместе всех жителей с Раматом во главе. Не  знаю,
что они замышляют, но нам надо уходить, и побыстрее.
   - Чего ты так испугался? У нас есть лошади, и никто нас не догонит.
   - С ними красный рыцарь, а ты сам говорил, что эти рыцари служат  злу
и владеют черной магией. Надо уезжать.
   - Красный рыцарь? Здесь? Но зачем?
   - Не знаю, пойду седлать лошадей.
   Картия подплыла к берегу и вышла из воды.
   - Что у нас на завтрак, доблестный рыцарь?
   - Боюсь, что ничего. Надо ехать. Утром на деревню  Рамата  напали.  И
здесь стало опасно.
   - Бедный Рамат. Я успела его полюбить.
   - Я тоже. Пойдем, надо собираться.
   Они сложили свои котомки. Приторочили их  к  седлам,  и  Брион  помог
Нуаде надеть доспехи.
   В этот миг на поляну вышел человек, и Брион выхватил кинжал.
   - Рамат! - заулыбался Нуада. - Так ты убежал? Вот молодец.
   Пришелец высокий и худой, одетый в темную кожу, поклонился.
   - Я не убежал, это они меня послали. - Рамат сглотнул и отвел  глаза.
- Им нужен ты. Если я через час не вернусь с тобой вместе,  вся  деревня
погибнет. Красный рыцарь, господин Эдрин, обещал  освободить  всех,  как
только ты ему сдашься.
   - Не ходи! - крикнула Картия. - Они убьют тебя. Как ты смеешь просить
его об этом? - напустилась она на Рамата. - Как ты смеешь?
   Нуада отвел ее в сторону.
   - Но ты... ты уверен, что он сдержит свое слово, Рамат?
   - Нет, не уверен. Но что мне еще оставалось делать?
   У Нуады пересохло во рту. Он снял с седла флягу и напился.
   - Ты же знаешь, чем я здесь занят. Я должен  собрать  армию,  которая
сразится с этими... злыми людьми. Пойми, что я не могу... - И он  умолк,
увидев отчаяние в глазах Рамата.
   - У меня три сына - старшему еще и пяти  нет.  Сейчас  они  со  своей
матерью сидят и ждут, когда им перережут горло.
   Нуада отвернулся.
   - Не слушай его, - взмолилась Картия. - Прошу тебя, Нуада, подумай  о
нас.
   Нуада взял свой шлем и протянул Бриону.
   - Держи. Мне он  не  понадобится.  Отвези  Картию  обратно  к  Лло  и
остальным. Я прошу у них прощения  за  то,  что  не  нашел  в  себе  сил
отказаться.
   Картия, заливаясь слезами, схватила его за руку.
   - Они убьют тебя. О боги, они убьют тебя.
   Нуада отошел с ней от других и поцеловал ее. Слезы  и  ему  застилали
глаза.
   - Я люблю тебя и думаю, что счастье этого утра было дано нам как дар.
Последний дар. Я никогда еще не видел такого восхода. - Он прижал  ее  к
себе. - Не знаю, что еще сказать. Нет у меня слов, Картия.
   - Позволь мне пойти с тобой, пожалуйста.
   - Нет. Езжай с Брионом. Один я буду чувствовать себя... сильнее.
   Он сел на своего коня и с глубоким, прерывистым вздохом тронул его  с
места. Картия бросилась за ним, но Брион оттащил ее прочь, и Нуада уехал
с поляны, не посмев оглянуться. Рамат молча шагал рядом с ним и  лишь  у
последнего холма тронул Нуаду за руку.
   - Я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты сделал.
   Нуада только улыбнулся в ответ.  Сухость  во  рту  не  позволяла  ему
говорить, и его пробила дрожь. Они спустились в  деревню,  и  солдаты  с
копьями наперевес окружили их.
   Нуаде велели спешиться, и он повиновался. Ноги  у  него  тряслись  от
страха, и он спотыкался. Деревенские жители стояли по обе стороны улицы.
Он смотрел на  их  лица  и  черпал  силы  в  их  сострадании.  Еще  одно
представление, Нуада, последнее. Держись.
   Его привели к общинному дому, где  он  прошлой  ночью  повествовал  о
доблестных деяниях героев. Чего бы он не отдал  сейчас,  чтобы  увидеть,
как Лло Гифс и другие рыцари скачут с холма ему на выручку! Вот это была
бы песня!
   Около сухого дерева ожидал красный рыцарь, Эдрин.
   - Итак, сказитель вернулся. Где же твой меч, рыцарь, где твой шлем?
   - У меня нет меча.
   - Я одолжу его тебе, чтобы ты мог защищаться.
   - Нет. Если я убью тебя, жители деревни поплатятся за это. Ты  обещал
пощадить их, если я сдамся, и должен сдержать свое слово. - Нуада  видел
гнев в глазах рыцаря и понимал, что одержал победу. Если бы  Эдрин  убил
его на поединке, по всему лесу разошлась  бы  весть,  что  новые  рыцари
Габалы слабее красных рыцарей короля. - Итак, рыцарь? - улыбнулся поэт.
   - Если ты слишком труслив для боя, ты умрешь, как смерд.
   Солдаты сняли с Нуады доспехи и поставили его у  дерева.  Двое  вышли
вперед с молотками и длинными гвоздями, и Нуада сцепил зубы,  когда  они
приставили  гвозди  к  запястьям  его  широко  раскинутых  рук.  Молотки
заработали, вгоняя гвозди сквозь плоть и кости в дерево.  Из  рук  Нуады
хлынула кровь, и тело его обмякло.  Застонав,  он  с  усилием  приподнял
голову.
   Красный рыцарь вручил Рамату лук и колчан.
   - Стреляй первым. Докажи свою преданность королю.
   - Нет, - заморгал староста, - я не могу...
   - Стреляй! - крикнул Нуада. - Иначе все окажется напрасным.  Они  все
равно меня убьют. Это не ты убиваешь меня - это  они.  Стреляй.  Я  тебя
прощаю.
   Рамат взял лук и пустил стрелу в грудь  Нуады.  Эдрин  стал  вызывать
всех мужчин деревни,  одного  за  другим,  и  каждый  посылал  стрелу  в
безжизненное, прибитое к дереву тело.
   Наконец все стрелы вышли,  и  рыцарь  сел  на  коня.  Солдаты  строем
двинулись за ним. Рамат бросился к дереву и стал вынимать стрелы из тела
Нуады, шепча со слезами:
   - Прости нас, прости.
   В этот миг к ним слетел дух Лемфады.  Оружейник  обследовал  северный
край леса, и необычайно сильный  всплеск  страстей  привлек  его  в  эту
деревню, теперь он парил над израненным поэтом.
   Вспомнив оленя, он протянул к телу свои золотые руки и излил  в  него
волшебную силу. Раны затянулись, но жизнь не вернулась к Нуаде.
   Рамат и другие, для которых Лемфада был невидим, попятились прочь  от
дерева при чудесном заживлении ран.
   Лемфада, несмотря на тщетность своих усилий, продолжал вливать чары в
распятое на сухой яблоне тело. Ветви дерева задрожали, и на них  набухли
почки.  Яблоня  покрылась  пышным  бело-розовым   цветом,   и   лепестки
посыпались вниз, словно снег.
   В конце концов Лемфада смирился с неизбежным: Нуада  Серебряная  рука
был мертв. Оружейник покинул деревню и полетел, удрученный, к пещере.
   Тогда Рамат поднял с земли яблоневый цвет и сказал односельчанам:
   - Он говорил, что это священная война. Все вы видели знамение  небес.
Мы разошлем гонцов во все селения, и Нуада получит свою армию. Клянусь в
этом всеми богами!

20

   Королевские  разведчики  упорно  штурмовали  холм,  с   которого   им
навстречу летели стрелы, и лучникам в конце концов  пришлось  отступить.
Элодан дождался, когда разведчики вошли в лес, и протрубил в рог.
   Десятки воинов, выскочив из засады, набросились на врага с  мечами  и
ножами. Элодан тоже достал меч и вклинился на коне  в  самую  гущу  боя.
Разведчики дрогнули и побежали обратно с холма.
   Тогда из леса на противоположной стороне появились  Лло,  Мананнан  и
еще около двадцати конных воинов.
   Мананнан, топча бегущих,  зарубил  их  знаменосца,  выхватил  у  него
королевский штандарт с черным вороном на голубом поле и  вскинул  высоко
над головой.
   Услышав грохот копыт, он повернул коня. В  долину  вливались  пятьсот
королевских конников. Рыцарь свернул влево, к лесу. Пятеро  кавалеристов
устремились за ним в погоню, и он, бросив знамя кому-то  из  повстанцев,
обернулся к ним лицом. Отклонившись от копья, он сбил  мечом  державшего
его всадника. Острие другого копья  отскочило  от  его  панциря,  и  меч
прошел сквозь ребра врага. На столь  близком  расстоянии  длинные  копья
остальных сделались бесполезными, и кавалеристы, побросав их, схватились
за мечи, но это не спасло. Серебристый клинок  Мананнана  мелькал,  рубя
доспехи и кольчугу. Последний солдат попытался убежать, но  пущенная  из
подлеска стрела вонзилась в бок его лошади. Конь сбросил  всадника.  Еще
одна стрела попала солдату в бедро, и повстанцы добили его.
   Мананнан, опершись на седло, стал смотреть, как  кавалерия  входит  в
долину. Лло и другие конники отступили за сосны, растущие на холмах.
   Элодан, подъехав к нему, спросил:
   - По-твоему, они будут нас преследовать?
   - Нет, если они в здравом уме. Они не знают, сколько нас, а от  копий
в лесу столько же пользы, сколько от деревянных  мечей.  У  нас  большие
потери?
   - Около дюжины человек. Гвидион занимается ранеными. Ты  Морриган  не
видел?
   - Нет. Я думал, она с тобой.
   - Она поскакала за разведчиками вон туда, на  запад.  Может,  поищешь
ее?
   Мананнан кивнул  и  отправился,  следя,  не  спрятался  ли  в  кустах
кто-нибудь из  королевских  солдат.  Услышав  чей-то  жуткий  вопль,  он
обнажил меч.  Конь  замялся  перед  поляной,  откуда  донесся  крик,  но
Мананнан успокоил его и послал вперед. Конь  прошел  несколько  шагов  и
снова остановился. Мананнан спешился, привязал его к дереву, прошел  еще
немного и увидел Морриган. Нагнувшись над бьющимся в  агонии  человеком,
она впилась зубами ему в горло, тело жертвы съеживалось у  Мананнана  на
глазах.
   Рыцарь застыл, пораженный ужасом, а Морриган встала, вытерла кровь  с
губ и медленно обернулась.
   - Мананнан?
   - Снимай доспехи, - процедил он. - Быстро!
   - Подожди! Позволь мне объяснить.
   - Незачем объяснять, я все видел. Снимай доспехи, Морриган, пока я не
убил тебя на месте.
   - Ты думаешь, тебе это по плечу? Вир дал мне силу.
   - Я знаю, что мне это по плечу, и ты тоже знаешь. Снимай доспехи.  Ты
позоришь все, что они олицетворяют.
   Какой-то миг ему казалось, что она бросится на него, но  она  уронила
меч и стала расстегивать свой серебристый панцирь. Он молча  ждал,  пока
она осталась в голубой рубашке и серых бриджах.
   - А теперь что? - спросила она.
   - Теперь ты уедешь. Если я увижу тебя в  лесу  еще  раз,  ты  умрешь.
Убирайся с глаз моих долой.
   - Я не виновата! - вскричала она. - Я не хотела становиться такой.  -
Он не ответил, и она подошла ближе. - Не гони меня, Мананнан.
   - Если ты пробудешь здесь еще минуту, я снесу  тебе  голову  с  плеч.
Убирайся! - Его ярость испугала ее, и она бросилась бежать через поляну.
Мананнан, весь дрожа, опустился на землю. Там его и нашел  Элодан  через
некоторое время.
   Мананнан рассказал ему о том, что видел, и магистр вздохнул.
   - Она по-своему права, Мананнан. Она не хотела  быть  вампиром  -  ее
сделали такой. Но и ты поступил  правильно,  прогнав  ее.  Поможешь  мне
снять шлем? - Мананнан отстегнул его от ворота и  повернул.  -  Спасибо,
дружище. В доспехах я чувствую себя еще более бесполезным,  чем  раньше.
Предоставленный сам себе, я даже панцирь не мог бы снять.
   - Но драться ты стал лучше, - заметил Мананнан.  Элодан  взглянул  на
свою левую руку.
   - Она начинает понемногу слушаться меня, но я не хотел бы встретиться
в бою с искусным противником. Теперь нам, наверно, придется выбрать  еще
одного рыцаря?
   Мананнан, покачав  головой,  взял  панцирь  Морриган  и  принес  ему.
Снаружи панцирь по-прежнему блистал серебром, но изнутри весь  заржавел.
Мананнан напряг мускулы, и панцирь у него в руках разломился надвое.  Он
отшвырнул обломки прочь.
   - Доспехи служат зеркалом тому, кто их носит.
   - Как же она попала в число избранных? - спросил Элодан.
   - Не знаю, но мы потеряли Решето, а теперь вот и Морриган. Кто  будет
следующим?
   - Нуада тоже погиб. Ночью мне явился во сне  Лемфада.  Поэта  прибили
гвоздями к дереву. Он отдал свою жизнь за людей из лесного селения.
   Мананнан, ничего не сказав, устало поднялся на ноги.
   - Пошли. День еще не закончился. - Он приготовился снова надеть  шлем
на голову Элодана, и тот, с грустью глядя на него, сказал:
   - Тебе, должно быть, больно  смотреть  на  нынешних  рыцарей  Габалы.
Калека, неспособный одеться сам, разбойник, придворный щеголь, кузнец  и
номад, не имеющий никакого понятия о рыцарстве.
   - Ты не можешь себе представить, Элодан, как я горжусь вами.

***

   Король запустил украшенным драгоценностями  кубком  в  генерала.  Тот
благоразумно не стал уворачиваться. Кубок угодил ему в лоб, рассек кожу,
и по щеке генерала потекла кровь, но он продолжал стоять навытяжку.
   - Болван! - бушевал король. - Олух бездарный! Мои солдаты голодают по
твоей вине. Сколько обозов дошло до них за последние шесть дней? Говори,
сколько?
   - Один, государь.
   - Один! Тебе дали пятьсот кавалеристов, с которыми  ты  прочесал  все
окрестности - и чего же ты достиг?
   - Ничего, государь. Мы  схватили  одного  из  их  разведчиков,  и  он
сказал, что отрядом, нападающим на обозы, командует  герцог  Мактийский.
Под пытками он выдал место их последней  стоянки,  но  герцог  уже  ушел
оттуда.
   - Кто? - зловеще процедил король. - Кто ушел?
   - Гер... изменник Роэм, государь.
   -  Ступай  прочь  и  доложи  Каршену,  что  ты   разжалован.   Будешь
командовать очередной турмой, которая отправится в лес.
   - Слушаюсь, ваше величество. Благодарю вас.  -  Генерал  попятился  к
выходу из шатра.
   - Как ты расцениваешь  наше  положение,  магистр?  -  спросил  король
Самильданаха, стоящего у трона.
   -  Бывший  герцог  -  достойный  противник.  Он  наносит  свои  удары
молниеносно и хорошо продумывает их. Он сжег около дюжины наших  обозов.
Потеряв при этом каких-нибудь шесть человек - ведь эта местность  хорошо
ему знакома. Но беспорядки в Фурболге тревожат меня гораздо больше.
   - Какие там беспорядки. Мой гарнизон уже  разделался  с  этой  кучкой
бунтовщиков.
   - Это так, государь, но основные силы находятся здесь, с  нами.  Если
вспыхнет восстание...
   - Восстание? С какой стати? Народ меня любит - не так ли, Океса?
   Новый герцог Мактийский почтительно склонил свою лысую голову.
   - В точности так, государь. Но  магистр  беспокоится  не  напрасно  -
негодяи, которыми движет зависть или алчность, найдутся всегда.
   - Что ты предлагаешь, Самильданах?
   - Я думаю, вам следует вернуться в Фурболг  с  тысячью  кавалеристов,
государь. Это положит конец всем волнениям.
   - Но я хочу видеть, как разгромят Лло Гифса с его мятежниками.
   - Вы это увидите, государь. Теперь уже ясно, что у них, как бы стойко
они ни оборонялись, недостанет людей, чтобы противостоять  внезапному  и
мощному наступлению. Через пару дней два кавалерийских отряда  войдут  в
лес справа и слева, на расстоянии двух миль, и встретятся посередине.  Я
во главе остального войска нанесу удар здесь. Враг будет вынужден отойти
назад.
   - Тогда я останусь и посмотрю.
   - Государь, это всего лишь начало. Одним ударом  их  не  прихлопнуть.
Мятежу настанет конец, но потребуется несколько недель,  чтобы  выловить
их всех. Боюсь, что  нескончаемое  прочесывание  леса  наскучит  вам  до
предела.
   - Хорошо, Самильданах, я послушаюсь твоего совета. Только  Лло  Гифса
не убивайте: его и прочих рыцарей-изменников следует казнить в Фурболге.
   - Будет исполнено, государь.
   - А что ты намерен предпринять против изменника Роэма?
   - Мы отправим из Макты очередной обоз,  который,  помимо  охраны,  на
расстоянии мили с севера,  юга,  востока  и  запада  будет  сопровождать
кавалерия. На этот раз Роэму не уйти. Я сам отправлюсь с обозом.
   - Пришли мне его голову. Я насажу ее на пику  над  главными  воротами
города.
   - Я пришлю вам ее, государь.

***

   Бывший герцог, окруженный солдатами, своим двуручным мечом  не  давал
им подступиться к себе. Один, который сунулся  слишком  близко,  получил
смертельный, чуть не  обезглавивший  его,  удар.  В  полумиле  к  западу
гигантским змеем поднимался вверх дым горящего обоза. Вокруг лежала  его
дружина; они сражались храбро, но враг подавил их своим  числом.  Только
Роэм в своих отражающих удары доспехах был еще жив.
   - Ну, герои, подходите, - подзадорил он. - Кто еще хочет  спеть  свою
лебединую песню?
   - Боюсь, что ты, - сказал Самильданах, продвигаясь внутрь круга. - Не
собираешься ли ты сдаться?
   - А ты? - спросил Роэм.
   - Пожалуй, нет. Король поручил мне прислать  ему  твою  голову,  и  я
обещал. А свои обещания я, как правило, исполняю.
   - Неужели? Разве ты не обещал когда-то защищать бедных и обиженных?
   - Довольно слов, Роэм. Защищайся.
   Герцог был хорошим воином, но ни разу  еще  не  встречал  противника,
подобного Самильданаху. С растущим отчаянием он отражал  свирепые  атаки
красного  рыцаря.  Его  силы  убывали,  а  у  Самильданаха   как   будто
прибавлялись. Темный меч свистал все быстрее. Роэм попытался  перейти  в
атаку, но  собственные  удары  казались  ему  корявыми  по  сравнению  с
мастерством красного рыцаря. Он лишился наплечника, а  следом  и  шлема.
Ключица открылась, и меч врага,  отскочив  от  стали,  поранил  кожу  на
плече. Роэм отошел назад, но Самильданах не стал наступать.
   - Сними, если он тебе мешает, - предложил  он.  Роэм  воткнул  меч  в
землю и снял болтающийся на одной полоске шлем.
   - Ты великолепный боец, Самильданах. Я знал только  одного,  кто  был
лучше тебя.
   - Если ты дрался с кем-то лучше меня, Роэм, как  же  ты  жив  до  сих
пор?
   - Мы встречались только в учебном бою. Он убьет тебя, Самильданах.
   - И как же зовут этот образец воинской доблести?
   - Мананнан.
   Самильданах помрачнел.
   - Не было еще такого, чтобы Мананнан превзошел меня, а теперь я  стал
сильнее и проворнее, чем когда-либо раньше. Ты просто хочешь раздразнить
меня, Роэм, не так ли?
   - Ты меня раскусил, но я очень хотел бы посмотреть, как  он  заставит
тебя поцеловать землю у его ног.
   - Не бывать этому! - Самильданах ринулся вперед,  и  Роэм  заслонился
мечом, но  опоздал.  Темный  клинок  обрушился  на  его  шею,  и  голова
скатилась на землю.
   Самильданах убрал меч и повернулся спиной к трупу.
   - Сегодня же отошлите эту голову королю, - распорядился он. -  Сейчас
его величество должен быть где-то на полпути к Макте.

***

   Пять дней над лесом бушевала гроза. Реки и ручьи  вышли  из  берегов,
дороги и тропы стали опасными, холмы неприступными. Бои происходили лишь
в отдельных местах, и королевской армии пришлось остановить  наступление
на обоих флангах. Пехота в центре,  которой  командовали  Самильданах  и
Океса, продолжала медленно продвигаться вперед.
   На шестой  день  небо  прояснилось  и  солнце  осветило  море  грязи,
которому предстояло стать полем битвы.
   Самильданах решил подождать еще день, чтобы дать земле просохнуть,  и
отправился в Макту доложить обо всем королю.
   Элодан и Мананнан на холмах отправили свежие силы на восток и  запад,
чтобы оказать сопротивление наступающей с флангов кавалерии. В полдень к
ним в лагерь явился Лемфада.
   - С каждой  стороны  у  них  по  две  тысячи  человек,  -  сказал  он
Мананнану. - Если мы останемся  здесь,  то  окажемся  в  ловушке.  Клещи
сомкнутся, подставив нас под удар пехоты. Надо отступать.
   - Согласен, - сказал Элодан.  -  Нельзя  позволить  им  навязать  нам
сражение. Их численность намного превосходит нашу.
   - Я это понимаю, - сказал Мананнан, - но отступать мне не хочется,  и
не потому, что я слишком горд. Большинство наших людей  пришло  сюда  по
доброй воле. Если они решат, что дело наше проиграно, то  сразу  побегут
по домам. С каждым шагом отступления у нас будет таять армия.
   - Это правда, - признал Эррин, подошедший к ним вместе с  Убадаем.  -
Двадцать человек из отряда Буклара уже  ушли  домой  ночью,  как  только
дождь перестал.
   - Вы утверждаете, что отступать нельзя, - покачал головой Элодана,  -
а Лемфада говорит, что нас скоро окружат и перебьют всех до единого. Это
не оставляет  нам  особого  выбора.  Наступать  мы  не  можем  -  у  нас
дисциплина не та. Если мы и дадим бой, то здесь, на этом самом месте.  Я
готов выслушать любое твое предложение, Мананнан.
   - Я думаю, на этой стадии нам очень  пригодится  победа,  хотя  бы  и
малая. Предлагаю сменить позицию и ударить  по  их  левому  крылу.  Пока
грязь еще не просохла, она будет мешать лошадям, и наша  пех