Пожалуй, все. Катан вернулся и доложил Декадо о своих  неутешительных
наблюдениях.
   - Во внешнем кольце гор имеется  девять  широких  долин  и  множество
узких. И даже  во  внутреннем  кольце  вокруг  Кардулла  существуют  две
возможных линии  атаки.  Нам  не  удержать  даже  одну  из  них.  Нельзя
планировать оборону, если она может иметь успех лишь в одном  случае  из
двадцати - под успехом я разумею отражение врага.
   - Никому ни слова  об  этом,  -  приказал  Декадо.  -  Я  поговорю  с
Ананаисом.
   - Как угодно, - холодно молвил Катан.
   - Извини, - улыбнулся Декадо.
   - За что?
   - За то, что я такой.
   Декадо  поднялся  по  склону  до  места,  откуда  открывался  вид  на
несколько расходившихся в разные стороны  долин.  Славная  земля  -  все
здесь дышит миром и уединением. Почва не так богата, как на  Сентранской
равнине к  северо-востоку  от  гор,  но  заботливо  возделанные  усадьбы
процветают, и скот тучнеет на высокогорных лугах.
   Семья Декадо когда-то крестьянствовала далеко к востоку от этих  мест
- должно быть, любовь ко всему, что растет, передалась ему в  самый  миг
зачатия. Он присел и зарылся  в  землю  своими  сильными  пальцами.  Это
суглинок, и трава на нем растет густая и сочная.
   - Можно я посижу с тобой? - спросил Катан.
   - Сделай одолжение.
   Они помолчали, глядя на стада, пасущиеся на дальних склонах.
   - Мне недостает Абаддона, - сказал внезапно Катан.
   - Да, он был хороший человек.
   - Он был провидец - но не обладал ни терпением, ни истинной верой.
   - Как ты можешь говорить такое? Его веры достало на то, чтобы  заново
возродить Тридцать.
   - Вот именно! Он верил, что зло можно побороть только силой,  -  наша
же вера утверждает, что лишь любовь может победить зло.
   - Бессмыслица какая-то. А как же быть с врагами?
   - Превращать их в друзей. Разве это не наилучший способ?
   - Красивые слова, но обманчивые. Нельзя стать другом Цески - ты  либо
делаешься его рабом, либо умираешь.
   - Так что же? - улыбнулся Катан. - Исток правит  всем  сущим,  и  что
наша жизнь в сравнении с вечностью?
   - Значит, умирать не страшно?
   - Конечно, нет. Исток примет нас к себе и даст нам вечную жизнь.
   - А если никакого Истока нет?
   - Тогда смерть еще более желанна. Я не питаю ненависти к  Цеске  -  я
жалею его. Он построил свою империю на страхе, и чего  он  этим  достиг?
Каждый день приближает его к могиле. Разве он доволен? Разве  испытывает
любовь хоть к чему-нибудь на свете?  Он  окружает  себя  воинами,  чтобы
защититься от убийц, а за этими воинами надзирают  другие,  выискивающие
предателей. Но тогда за надзирателями тоже кто-то должен надзирать?  Что
за жалкая участь!
   - Так, стало быть, Тридцать - вовсе не воины Истока?
   - Воины, если верят в это.
   - Придется выбрать что-нибудь одно, Катан.
   - Пожалуй, - усмехнулся монах. - А ты как стал воином?
   - Все мужчины - воины, ведь жизнь - это битва.  Крестьянин  бьется  с
засухой, наводнением, падежом и болезнями. Моряк - с морем и бурей.  Мне
недостало для этого силы, поэтому я сражался с людьми.
   - А с чем сражается священник?  Декадо  взглянул  в  серьезные  глаза
Катана.
   - С самим собой. Он не может переспать с  женщиной,  не  почувствовав
вины. Не может напиться. Не может наслаждаться красотой мира без мысли о
том, что ему необходимо совершить какое-нибудь доброе дело.
   - Для монаха ты придерживаешься не слишком высокого  мнения  о  своих
собратьях.
   - Напротив - очень высокого.
   - Ты был чересчур суров  с  Аквасом.  Он  ведь  искренне  верил,  что
спасает душу Абаддона.
   - Я знаю, Катан, и восхищаюсь им, как и всеми вами.  Это  я  на  себя
злился. Мне приходится нелегко - ведь у меня нет вашей  веры.  Для  меня
Исток - тайна за семью печатями.  И  все-таки  я  обещал  Абаддону,  что
доведу его дело до конца. Вы чудесные молодые ребята,  а  я  всего  лишь
старый вояка, влюбленный в смерть.
   - Не будь и к себе слишком суров. Ты избран. Это великая честь.
   - Игра случая! Я пришел  в  монастырь,  и  Абаддон  усмотрел  в  этом
больше, чем следовало бы.
   - Нет. Подумай сам: ты пришел в день смерти одного из наших  братьев.
И ты не просто воин, а, быть может, величайший боец нашего времени. Ты в
одиночку одержал победу над Храмовниками. Более того - ты развил в  себе
дар, которым мы, остальные, наделены от  рождения.  Ты  явился  в  Замок
Пустоты и спас нас. Разве все это не делает тебя нашим вождем? И если ты
таков... то что привело тебя к нам?
   Декадо лег на спину, глядя на собирающиеся вверху тучи.
   - Похоже, дождь будет.
   - Пробовал ты молиться, Декадо?
   - Непременно будет - вон какие тучи.
   - Пробовал или нет?
   Декадо сел, тяжело вздохнув.
   - Конечно, пробовал - но ответа так и не получил.  Пробовал  и  в  ту
ночь, когда вы отправились в Пустоту... но Он не захотел мне ответить.
   - Как ты можешь так говорить? Разве в ту ночь ты не взлетел? Разве не
отыскал нас в туманах  безвременья?  Думаешь,  это  само  собой  у  тебя
получилось?
   - Да, я так думаю.
   - Стало быть, ты сам ответил на собственную молитву?
   - Да.
   - Ну так продолжай молиться, - улыбнулся Катан. -  Кто  знает,  каких
еще высот ты этим достигнешь!
   Декадо усмехнулся в свой черед.
   - Ты смеешься надо  мной,  молодой  Катан!  За  это  молитву  сегодня
вечером будешь вести ты - Аквасу пора отдохнуть.
   - Почту за удовольствие.

***

   В поле Ананаис пустил галопом  своего  вороного.  Пригнувшись  к  шее
коня, он погонял  его,  и  копыта  вовсю  стучали  по  сухой  земле.  На
несколько мгновений он забыл обо всем, отдавшись азарту  скачки.  Позади
голова в голову скакали Галанд и Торн, но их кони не могли сравниться  с
вороным. Ананаис доскакал до ручья, опередив их  корпусов  на  двадцать,
соскочил с коня, потрепал его по шее и  стал  выхаживать,  не  подпуская
пока к воде. Двое других, подъехав, спешились тоже.
   - Так нечестно! - сказал Галанд. - Твой  конь  на  несколько  ладоней
выше и притом породистый.
   - Но вешу-то я больше, чем вы оба,  вместе  взятые.  Торн  ничего  не
сказал, только усмехнулся криво и покачал головой. Ему нравился Ананаис,
и он приветствовал перемену, происшедшую в их полководце с тех пор,  как
светловолосая женщина перешла жить в его хижину. Ананаис  будто  ожил  и
стал лучше ладить с миром.
   Такая уж это штука - любовь. Торн много раз бывал влюблен  и  даже  в
свои шестьдесят два года смотрел в будущее с надеждой. Есть одна  вдова,
живущая  в  своем  хуторке  на  безлюдном  северном  высокогорье,  -  он
частенько заворачивает к ней позавтракать. Он еще не расшевелил  ее,  но
со временем расшевелит - Торн знал толк в  женщинах.  Спешка  тут  ни  к
чему. Учтивый разговор - вот в чем сила.  Расспроси  ее  о  том  о  сем,
прояви свой интерес. Почти  все  мужики  рвутся  завалить  женщину,  как
только она согласится. Экая дурь! Ты поговори сперва.  Узнай  ее.  Потом
потрогай, тихонько, нежно. А уж потом люби, только без спешки. Торн рано
обучился всему этому,  потому  что  никогда  не  был  красавцем.  Другие
мужчины завидовали его успеху, но опыт его перенять не стремились. Ну  и
дураки!
   - Утром из Вагрии опять пришел караван, - сказал,  почесывая  бороду,
Галанд. - Но золота в казне мало осталось Треклятые  вагрийцы  взвинтили
цены вдвое.
   - На этом рынке все решает продавец, - заметил  Ананаис.  -  Что  они
привезли?
   - Наконечники для стрел, железо, мечи - а в основном  муку  и  сахар.
Да, еще кожи и шкуры, как Лейк заказал. На месяц у нас еды хватит...  но
не больше.
   Сухой смешок Торна прервал повествование.
   - Что тут смешного?
   - Если через месяц мы будем еще живы, я и поголодать согласен!
   - Что, беженцы все еще поступают? - спросил Ананаис
   - Да, - кивнул Галанд, - но уже в меньшем числе. Думаю, мы справимся.
В армии у нас  теперь  почти  две  тысячи,  правда,  оборона  все  равно
получается жидкая. Не по душе мне это  -  сидеть  и  ждать,  что  будет.
"Дракон" всегда наносил удар первым.
   - Выбирать нам не  из  чего,  -  сказал  Ананаис,  -  ведь  ближайшие
несколько недель нам придется оборонять возможно  более  широкий  рубеж.
Если мы отступим, они просто двинутся следом - а так они пока не  знают,
что предпринять.
   - Ребята становятся беспокойны, - доложил Торн. - Трудно  сидеть  вот
так, сложа руки, - разные мысли да фантазии так и лезут в голову. Райван
творит чудеса - ездит из долины в долину,  зажигает  в  них  мужество  и
величает их  героями.  Только  не  знаю,  достаточно  ли  этого.  Победа
вскружила всем голову, Ананаис, но теперь тех,  кто  участвовал  в  бою,
стало меньше, чем новичков. Люди еще не испытаны, вот и тревожатся.
   - И что же ты предлагаешь?
   Торн усмехнулся своей кривой ухмылочкой.
   - Я не генерал, Черная Маска. Предлагать - твоя забота!

15

   Кафас отошел от палаток и расстелил свой черный плащ на сухой  земле.
Он снял черный шлем и опустился на землю. Звезды светили ярко, но  Кафас
не видел их. Прохлада и покой ночи вызывали в нем ненависть. Он тосковал
по Храму, по оргиям в чаду дурмана.  По  музыке  застенка  и  сладостным
мольбам жертвы. Веселья - вот чего недоставало ему в этой пустыне.
   Между палачом и жертвой возникают особые отношения.  Сперва  вызов  и
ненависть. Потом слезы и вопли. Потом мольба. И наконец, когда  дух  уже
сломлен, рождается нечто вроде любви. Кафас громко  выругался  и  встал,
возбужденный и злой. Из сумки на боку он достал длинный  лист  лорассия,
скатал его в комок, сунул в рот и стал медленно жевать. Скоро сок ударил
в голову, и Кафас  поплыл,  проникая  в  сны  спящих  солдат  и  тягучие
голодные мысли барсука, затаившегося в подлеске.  Кафас  отгородился  от
всего этого и направил память к недавнему  прошлому,  когда  в  застенок
привели маленькую девочку...
   Но тут ему стало не по себе, и он рывком вернулся к действительности,
вперив глаза в лесной мрак.
   Впереди  возник  яркий  огонек  -  он  мерцал,  постепенно   принимая
очертания воина в серебряных доспехах. Дуновение  Духа  слегка  шевелило
полы его белого плаща.
   Кафас закрыл глаза и вылетел из тела, вооруженный  черным  призрачным
мечом и темным щитом. Воин отразил его удар и отступил на шаг.
   - Поди сюда и умри, - бросил Кафас. - Двенадцати вашим  уже  конец  -
ступай же вслед за ними.
   Воин молчал, и  сквозь  прорезь  его  серебряного  забрала  виднелись
только голубые глаза. Их спокойная уверенность проникла в сердце Кафаса,
и щит Храмовника съежился.
   - Ты не можешь тронуть  меня!  -  визгливо  прокричал  Кафас.  -  Дух
сильнее Истока. Ты бессилен! - Воин покачал головой. - Будь ты  проклят!
- Щит исчез совсем, и Кафас, взмахнув мечом, бросился вперед.
   Аквас  с  легкостью  отразил  удар  и  погрузил  свой  меч  в   грудь
Храмовника.  Черный  рыцарь  ахнул,  когда  ледяной  клинок  рассек  его
призрачную плоть, и душа его погасла, как свеча, а за ней умерло и тело.
   Аквас вернулся в собственное тело, которое ожидало его в двух  сотнях
шагов от места схватки, и повалился на руки Декадо и Катана.
   - Все Храмовники, несущие караул, мертвы, - сказал он.
   - Молодец! - похвалил Декадо.
   - Зло, исходящее от них, изнурило  меня.  Даже  прикосновение  к  ним
навлекает на человека проклятие.
   Декадо молча отошел к Ананаису, стоявшему наготове с  сотней  воинов.
Слева ждал, присев на корточки, Торн, справа - Галанд. Пятьдесят  воинов
были из числа легионеров. Ананаис  не  очень-то  полагался  на  них.  Он
доверял чутью Декадо, но к прозорливости Тридцати по-прежнему  относился
скептически. Нынче ночью он проверит, насколько надежны  эти  легионеры.
Пока что в их вооруженном соседстве он чувствовал себя неуютно.
   Он  вывел  свой  отряд  на  опушку.  Впереди  виднелись  сто  палаток
дельнохского гарнизона, на шесть человек каждая. За ними  -  огражденный
веревками загон для лошадей.
   - Брейт нужен мне живым - и лошади тоже нужны, - прошептал Ананаис. -
Возьми полсотни человек, Галанд, и уведи коней. Остальные - за мной!
   Низко пригнувшись, он двинулся вперед,  и  воины  в  темных  доспехах
последовали за ним.
   У  палаток  отряд  разделился  -  бойцы  тихо  приподнимали   входные
полотнища и проникали внутрь. Кинжалы рассекали  глотки  спящих,  и  они
умирали, не издав ни звука. Какой-то солдатик, вышедший по нужде, увидел
прямо перед собой гиганта в черной маске, а за ним еще двадцать человек.
Солдат вскрикнул... и умер.
   Из палаток стали выскакивать дельнохцы с  мечами.  Закипела  схватка.
Ананаис срубил двоих и выругался. Шатер Брейта был  прямо  перед  ним  -
белый конь на синем шелке, эмблема дренайского посла.
   - Ко мне, Легион! - взревел Ананаис и бросился вперед.  Он  увернулся
от копья, выставленного ему навстречу,  и,  описав  мечом  крутую  дугу,
сокрушил ребра копейщика. Отдернув полотнище, он шагнул в палатку. Брейт
спрятался под кроватью, но Ананаис  выволок  его  за  волосы  и  швырнул
наружу. К ним подбежал Торн.
   - У нас небольшое затруднение,  Черная  Маска.  Пятьдесят  легионеров
сомкнулись вокруг палатки Брейта, а на них напирали  дельнохские  воины,
ожидающие только приказа, чтобы вступить в бой. Ананаис вздернул  Брейта
на ноги и вывел вперед.
   - Прикажи своим людям сложить оружие, не то  я  перережу  твою  хилую
глотку.
   - Хорошо, хорошо, - пролепетал старик, воздев  руки.  -  Люди  Цески,
сложите  оружие.  Моя  жизнь  имеет  слишком  большую  ценность,   чтобы
бросаться ею. Дайте им уйти. Я приказываю!
   Вперед вышел Черный Храмовник.
   - Что проку от тебя, старик? Ты должен был выманить этих псов  из  их
логова, но потерпел неудачу. -  Он  взмахнул  рукой,  и  черный  кинжал,
пролетев по воздуху, вонзился Брейту в горло. Старик пошатнулся и рухнул
на колени. - Взять их! - вскрикнул Храмовник,  и  дельнохцы  ринулись  в
бой. Ананаис рубил направо и налево - враги вились  вокруг  него,  точно
мотыльки вокруг свечи. Оба его меча мелькали так, что  глаз  не  успевал
уследить. Легионеры тоже держались стойко, и старина Торн умело орудовал
клинком.
   Грохот копыт внезапно заглушил лязг стали - в схватку вступили свежие
силы, и дельнохцы  дрогнули.  Отряд  Галанда,  обратившийся  в  конницу,
обрушился на них сзади. Ананаис, дав своим  команду  наступать,  ринулся
вперед. Чей-то клинок вонзился ему в бок. Он зарычал и  ответным  ударом
сбил с ног противника. Декадо направил коня к Ананаису, протягивая левую
руку. Ананаис ухватился  за  нее  и  вскочил  на  лошадь  позади  друга.
Легионеры следовали его примеру, и  скодийцы  галопом  покидали  лагерь.
Ананаис оглянулся, ища Торна, и увидел его за спиной у Галанда.
   - Молодчага старик! - крикнул Черная Маска.
   Декадо промолчал. Он только что получил сообщение от  Балана,  в  чью
задачу входило вести  наблюдение  за  Дренаном  на  предмет  выступления
главных сил Цески.
   Новости не сулили ничего хорошего - Цеска не терял времени даром.
   Полулюды уже двинулись в поход, и Тенака-хан явно  не  успеет  до  их
прихода привести своих надиров.
   По словам Балана, армия прибудет к долинам Скодии через четыре дня.
   Тенака сможет разве что отомстить за товарищей - нет  такой  силы  на
свете, которая способна сдержать чудовищ Цески.
   Ананаис въехал в город, прямо держась в седле, хотя усталость  камнем
давила на него. День и  две  ночи  он  провел  в  разговорах  со  своими
помощниками и  командирами  отрядов.  Многие  начальники,  извещенные  о
броске Цески,  советовали  скрыть  это  от  бойцов,  опасаясь  паники  и
дезертирства, но Ананаис никогда не  был  сторонником  подобного  образа
действий. Люди, идущие на смерть, имеют право знать, что их ожидает.

***

   Как же он, однако, устал.
   Прошло всего два часа, как рассвело, и в городе было  тихо,  но  дети
уже играли на улицах и глядели во все глаза на Черную  Маску.  Его  конь
поскользнулся на мокром булыжнике -  Ананаис  вздернул  голову  вороного
вверх и потрепал его по шее.
   - Что, парень, притомился не хуже меня?
   Из палисадника вышел лысый  коренастый  человек  с  красным  сердитым
лицом.
   - Эй ты! - окликнул он.
   Ананаис придержал коня,  и  старик  подошел  к  нему,  сопровождаемый
стайкой ребятишек.
   - Ты хочешь мне что-то сказать, приятель?
   - Я тебе не приятель, проклятый  мясник!  Я  хочу  только,  чтобы  ты
посмотрел на этих вот детей.
   - Уже посмотрел - славные ребятишки.
   - Славные, да. И отцы у них были славные, а теперь вот гниют в Улыбке
Демона. А чего ради? Чтобы дать тебе поиграть своим блестящим мечом?
   - Ты все сказал?
   - Черта с два! Что будет с этими детьми, когда придут полулюды? Я был
солдатом и знаю: этих тварей остановить нельзя  -  они  придут  сюда,  в
город, и никого не оставят в живых. Что будет тогда с этими детьми?
   Ананаис тронул коня каблуками, и тот двинулся вперед.
   - Вот-вот! - завопил старик. - Уехать проще, чем ответить. Но запомни
их лица - слышишь?
   По кривым, узким улочкам  Ананаис  доехал  до  здания  совета.  Юноша
принял у него коня, и Черная Маска взошел на мраморные ступени.
   Райван сидела одна в зале заседаний, привычно  глядя  на  облупленную
мозаику. За последние дни она похудела.  На  ней  снова  была  кольчуга,
подпоясанная широким ремнем, свои темные волосы она связала на затылке.
   Увидев Ананаиса, Райван улыбнулась и показала ему  на  стул  рядом  с
собой.
   - Здравствуй, Черная  Маска.  Если  ты  с  дурными  вестямми,  погоди
немного. Мне и своих хватает.
   - Что случилось? - спросил он.
   Она махнула рукой и закрыла глаза, не в силах говорить. Потом сделала
глубокий вдох и медленно выдохнула.
   - Как там, солнце светит?
   - Светит.
   - Люблю смотреть на солнце над горами. Посмотришь, и жить хочется. Ты
уже ел?
   - Нет.
   - Пойдем тогда на кухню, поищем чего-нибудь. А поедим в висячем саду.
   Они сели в тени пышного цветущего куста. Райван  прихватила  с  кухни
черный каравай и сыр, но они не спешили приняться за еду -  хорошо  было
просто посидеть в молчании.
   - Я слышала, тебе повезло, - сказала наконец Райван. - Как твой бок?
   - На мне все заживает быстро. Рана неглубокая, и шов держит хорошо.
   - А мой сын Лукас ночью умер. Гангрена... пришлось отнять  ему  ногу,
но это не помогло.
   - Мне очень жаль, - пробормотал Ананаис.
   - Он был храбрый мальчик.  Теперь  у  меня  остались  только  Лейк  и
Равенна... а скоро не останется никого. Как же мы дошли до этого, Черная
Маска?
   - Мы допустили к власти безумца.
   - К власти? Мне  думается,  правитель  имеет  ровно  столько  власти,
сколько мы ему позволяем. Может ли  Цеска  двигать  горы?  Может  ли  он
погасить звезды или велеть дождю пролиться? Он всего лишь  человек  -  и
если бы все перестали его слушаться, он пал бы. Но люди  слушаются  его,
верно? Говорят, у него в армии сорок  тысяч  человек.  Дренаев,  готовых
воевать с другими дренаями. В надирских войнах мы хотя бы знали, кто наш
враг. А теперь врагов нет - только бывшие друзья.
   - Что я могу тебе ответить? Ничего. Тебе бы с Тенакой поговорить, а я
только воин. Учитель когда-то говорил мне, что  у  всех  хищников  глаза
смотрят вперед: у львов, у коршунов, у волков и у людей. А  у  тех,  кем
они  питаются,  глаза  расположены  по  бокам,  чтобы   лучше   замечать
охотников. Он говорил, что человек ничем  не  отличается  от  тигра.  По
натуре мы убийцы, и нам всегда  мало.  Все  герои,  которых  мы  помним,
служат примером нашей любви к войне. Друсс, на изображение  которого  ты
смотришь в зале совета, был величайшей убойной машиной всех времен.
   - Что ж, это верно. Но есть разница между  Друссом  и  Цеской.  Друсс
всегда сражался за свободу.
   - Не обманывай себя, Райван. Друсс дрался, потому что любил это дело,
- у него это хорошо получалось.  Вспомни  его  историю.  На  востоке  он
сражался за тирана Горбена, стирая с лица земли города, селения и  целые
народы. И даже не думал оправдываться за это