и полю недавней  битвы.  С  убитых
дренаев сорвали доспехи, забрали оружие, трупы сожгли. Над Дросом еще  долго
висел черный маслянистый дым, омерзительно пахнущий горелым мясом.
   "Я тоже мог быть среди них?, - подумал Пеллин, вспоминая бойню при взятии
второй стены.
   Дрос-Дельнох - самая  мощная  крепость  на  свете:  шесть  высоких  стен,
крепкий замок. Никогда еще Дрос-Дельнох не сдавался врагу - но никогда и  не
сталкивался с такой несметной силой. Пеллину казалось, что  надиров  больше,
чем звезд на небе. Первую стену защитники оставили после ожесточенных боев -
она самая длинная и удерживать ее  труднее  всего.  Защитники  отошли  назад
тихо, ночью, сдав стену без дальнейших потерь. Но сдача второй стены  далась
дорогой ценой - враг прорвал оборону и чуть было не взял защитников в клещи.
Пеллин едва успел добежать до третьей стены. Он  хорошо  помнил  едкий  вкус
страха во рту, помнил, как тряслись  руки,  когда  он  взбирался  наверх  по
веревке.
   И ради чего все это? Какая разница, сохранят  дренаи  свою  независимость
или перейдут под руку Ульрика? Что, от этого земля  будет  хуже  родить  или
скот начнет падать?
   Двенадцать  недель  тому  назад,  когда   дренайские   офицеры-вербовщики
приехали к ним в деревню, все казалось таким захватывающим. Ну не  заманчиво
ли - постоять немного на стенах и вернуться домой героями?
   Героями! Да, Совил был героем - пока стрела не вонзилась ему  в  глаз.  И
Джокан  был  героем  -  он  с  воплями  корчился   на   земле,   придерживая
окровавленными руками собственные внутренности.
   Пеллин подбавил угля в жаровню и помахал часовому в тридцати шагах слева.
Тот притопывал ногами, чтобы согреться. Пеллин с часовым поменялись  местами
час назад - скоро настанет его черед погреться у жаровни. Оттого, что  тепла
вот-вот предстояло скоро  лишиться,  оно  казалось  еще  желаннее  -  Пеллин
наслаждался, грея руки впрок.
   Невдалеке показалась огромная фигура - осторожно переступая через спящих,
она двигалась к стене. Когда Друсс  стал  подниматься  по  лестнице,  сердце
Пеллина забилось быстрее.
   Друсс-Легенда, отстоявший Скельнский перевал, прошедший с боями  полмира,
чтобы отыскать  похищенную  жену.  Друсс-Топор,  Серебряный  Убийца.  Надиры
прозвали его Побратимом Смерти, и Пеллин теперь знал почему: он  видел,  как
Друсс рубит врагов своим страшным топором. Этот человек не простой  смертный
- он грозный бог войны.  Пеллин  надеялся,  что  старик  не  станет  к  нему
подходить. О чем новобранцу говорить с таким героем, как Друсс?  К  большому
облегчению Пеллина легендарный воин остановился  около  другого  часового  и
завел с ним разговор. Солдат беспокойно переминался с ноги на ногу.
   Пеллину вдруг пришло в голову, что Друсс  все  равно  что  эта  крепость:
непобедимый, но изъеденный временем, уже не тот, что был, но  тем  не  менее
могучий. Пеллин улыбнулся, вспомнив, как надирский герольд предложил  Друссу
выбор: сдаться или умереть. Старый герой только посмеялся. ?Быть  может,  на
севере и дрожат горы, когда Ульрик пускает ветры, - сказал он,  -  но  здесь
дренайская земля, и для меня он всего лишь дикарь с раздутым брюхом, который
и носа бы своего не нашел без дренайской карты?.
   Тут Пеллин перестал улыбаться - Друсс хлопнул другого часового по плечу и
двинулся к нему. Дождь уже почти перестал, снова выглянула луна.  У  Пеллииа
вспотели ладони, он вытер их о плащ и стал навытяжку, когда легендарный воин
приблизился, сверкая в свете  луны  своим  серебристым  топором.  У  Пеллина
пересохло во рту, и он ударил кулаком о панцирь, отдавая честь.
   - Вольно, паренек, - сказал Друсс, положив топор на стену. Он погрел руки
над жаровней и сел спиной к парапету, жестом пригласив Пеллина занять  место
рядом. Пеллин, впервые оказавшийся так близко к Друссу,  разглядел  морщины,
рассекшие это широкое лицо словно глыбу древнего гранита. Но  светлые  глаза
под тяжелыми бровями были по-прежнему яркими,  и  Пеллин  не  выдерживал  их
взгляда.
   - Ночь пройдет спокойно, - сказал Друсс. - Они  двинутся  в  атаку  перед
рассветом - тихо, без криков.
   - Откуда вы знаете?
   - Я мог бы сказать, что пришел  к  такому  заключению  на  основе  своего
огромного опыта, - хмыкнул Друсс, - но дело гораздо проще.  Мне  сказали  об
этом Тридцать, а от них ничего не скроешь. Я всегда  прохладно  относился  к
колдунам и провидцам, но эти ребята  здорово  дерутся.  -  Друсс  снял  свой
черный шлем и запустил пальцы в густые белые  волосы.  -  Этот  шлем  хорошо
послужил мне,  -  сказал  он,  поворачивая  его  так,  чтобы  луна  осветила
выгравированный на металле серебряный топорик. - Не сомневаюсь - он и завтра
меня не подведет.
   При мысли о грядущей битве Пеллин бросил тревожный взгляд за  стену,  где
ждали своего часа надиры. Он видел, как надиры  лежат  на  своих  одеялах  у
сотен костров. Спали не  все  -  многие  точили  оружие  или  разговаривали,
собравшись в кружок. А с другой стороны спали на земле изнуренные  защитники
крепости, пытаясь урвать хоть несколько часов драгоценного освежающего сна.
   - Сядь, паренек, - сказал Друсс. - Они все равно не уйдут, сколько бы  ты
ни дергался.
   Прислонив копье к парапету, Пеллин сел. Ножны лязгнули  о  камень,  и  он
неловко поправил их.
   - Не привык я носить на себе столько железа. Все время спотыкаюсь о  меч.
Боюсь, что солдат из меня никудышный.
   - Три дня назад на второй стене ты был солдат хоть куда. Я видел, как  ты
убил двух надиров и проложил себе дорогу к веревкам,  сброшенным  отсюда.  А
потом еще и помог товарищу, раненному в ногу, - лез позади, поддерживая его.
   - Вы это видели? Но ведь там была такая свалка - а вы были в гуще боя!
   - Я многое вижу, паренек. Как тебя звать?
   - Пеллин... то есть кул Пеллин.
   -  Обойдемся  без  формальностей,  Пеллин.  Нынче  ночью  мы  просто  два
ветерана, которые беседуют, ожидая рассвета. Страшно тебе?
   Пеллин кивнул, и Друсс улыбнулся.
   - И ты спрашиваешь себя: почему я? Почему  мне  выпало  сражаться  против
этой надирской силищи?
   - Да. Кара не хотела, чтобы я шел с другими мужчинами.  И  называла  меня
дураком. И правда, какая разница, победим мы или нет?
   -  Лет  через  сто  никакой  разницы,  понятно,  не  будет.   Но   всякое
захватническое войско сопровождают демоны,  Пеллин.  Если  надиры  прорвутся
здесь, они хлынут на Сентранскую равнину, неся с собой огонь  и  разрушение,
насилие и смерть. Вот почему мы должны остановить их. А  почему  ты?  Потому
что ты самый для этого подходящий человек.
   - Мне кажется, я умру здесь. А я не хочу умирать. Моя  Кара  беременна  -
хочу видеть, как сын вырастет большим. Хочу...  -  Пеллин  осекся:  комок  в
горле не давал говорить.
   - Ты хочешь того же, что и все мы, парень, - мягко проговорил Друсс. - Но
ты мужчина, а мужчины должны встречать свой страх лицом к лицу - иначе он их
погубит.
   - Не знаю, смогу ли. Я все думаю, не уйти ли с другими дезертирами. Взять
ночью да и улизнуть на юг. Домой.
   - Чего ж тогда не уходишь?
   - Сам не знаю, - подумав, буркнул Пеллин.
   - Я скажу тебе почему. Потому что ты  видишь  тех,  которые  остаются,  и
понимаешь, что им придется еще тяжелее, когда тебя не будет рядом. Ты не тот
человек, чтобы взваливать свою работу на других.
   - Хотел бы я в это верить. Очень хотел бы.
   - Вот и верь, парень, - уж я-то  в  людях  разбираюсь.  Когда-то  я  знал
другого Пеллина. Он метал копье - здорово это  у  него  получалось.  Выиграл
золотую медаль на Играх в Гульготире.
   - Я думал, это был Никотас. Я помню парад, когда  наши  атлеты  вернулись
домой. Никотас нес дренайский флаг.
   - Точно вчера это было, правда? - усмехнулся Друсс. - Но  я-то  говорю  о
Пятых Играх. Они, помнится мне, состоялись лет тридцать  назад  -  ты  тогда
своей матушке еще и не снился. Тот Пеллин был славный парень.
   - Вы ведь тоже принимали  участие  в  тех  Играх?  Во  времена  Безумного
Короля?
   - Да, хотя и не помышлял об этом. Я был тогда  крестьянином,  но  Абалаин
пригласил меня ехать в Гульготир вместе с нашими атлетами. Моя жена, Ровена,
уговорила меня  принять  приглашение  -  ей  казалось,  что  жизнь  в  горах
наскучила мне. И она была права! Помню, как мы проехали через  Дрос-Дельнох.
Атлетов было сорок пять человек, и их сопровождало еще около  сотни  разного
народа - слуги, потаскушки, наставники. Теперь я их всех  уже  позабыл.  Вот
Пеллина помню - он все смешил меня, и  мне  было  приятно  его  общество.  -
Старик умолк, погрузившись в воспоминания.
   - Как же получилось, что вы участвовали в соревнованиях?
   - А, это? Был у нас кулачный боец... будь я проклят, если помню, как  его
звали. В старости память - как решето. Но нрав у него был тяжелый. Все бойцы
везли с собой своих наставников и партнеров для учебного боя. Тот  парень  -
Граваль, вот как его звали! - был скотиной  и  вывел  из  строя  двух  своих
напарников. Ну и попросил меня поупражняться с ним. До Гульготира оставалось
еще три дня пути, и мне было смерть как скучно. Это истинное проклятие  моей
жизни, парень. Чуть что - и мне уже скучно. Вот я  и  согласился.  Это  было
ошибкой. Женщины со всего лагеря сбежались поглазеть на нас, и мне следовало
бы смекнуть, что Граваль любит  нравиться  публике.  Начали  мы  драться,  и
поначалу все шло как надо. Граваль был хорош - плечи сильные, но и  гибкости
не занимать. Дрался ты когда-нибудь на кулачках, Пеллин?
   - Нет, не довелось.
   - Учебный бой очень похож на настоящий, но  удары  наносятся  только  для
видимости. Бойцы просто упражняются, чтобы не терять  проворства.  Но  когда
женщины расселись вокруг нас, Граваль решил показать им, какой он  борец,  и
принялся молотить меня в полную силу. Бил точно мул копытом -  и  меня  это,
надо сознаться, стало раздражать. Я отступил назад и попросил его сдерживать
свой пыл. А этот дурак и ухом не повел - тогда я озлился и врезал ему.  Будь
я проклят, если не сломал ему челюсть в трех местах. В итоге дренаи лишились
бойца-тяжеловеса, и я счел своим долгом занять его место.
   - А что было потом? - спросил Пеллин.
   Друсс встал и облокотился на парапет. Начинало светать.
   - Подождем с рассказом до вечера, парень. Вон они идут!
   Пеллин вскочил на ноги. Тысячи надиров  тихо  двигались  к  стене.  Друсс
издал зычный крик, и горнист  затрубил  тревогу.  Дренаи  в  красных  плащах
повскакали со своих одеял.
   Пеллин дрожащей рукой вытащил меч, глядя на могучий вал вражеских воинов.
Сотни надиров тащили лестницы, другие  несли  свернутые  веревки  и  крючья.
Сердце Пеллина заколотилось.
   - Великий Миссаэль, - прошептал он. - Их ничто не остановит! - Он  сделал
шаг назад, но Друсс опустил ручищу ему на плечо.
   -  Ну-ка,  парень,  кто  я  такой?  -  спросил  он,  глядя   на   Пеллина
льдисто-голубыми глазами.
   - Ч-что?
   - Кто я такой, спрашиваю?
   Пеллин сморгнул затекающий в глаза пот.
   - Вы - Друсс-Легенда.
   - Стань около меня, Пеллин, - и мы с тобой остановим их. Я не  так  часто
рассказываю истории, парень, и терпеть не могу, когда меня прерывают. Погоди
малость - вот отобьемся, и я поставлю тебе  кубок  лентрийского  красного  и
расскажу о готирском Боге-Короле и о Глазах Альказарра.
   Пеллин глубоко вздохнул.
   - Я буду рядом, - сказал он.

1

   Толпа ревела, требуя крови,  а  Зибен-Поэт  рассматривал  огромный  цирк,
мощные колонны и арки, трибуны и статуи. Далеко внизу на золотом песке арены
двое мужчин сражались за честь  своих  народов.  Пятнадцать  тысяч  зрителей
вопили вовсю, и казалось, будто  ревет  какой-то  первобытный  зверь.  Зибен
поднес к лицу надушенный платок, чтобы заглушить запах пота, накатывающий со
всех сторон.
   Цирк был настоящим чудом зодчества. Колонны  -  статуи  древних  богов  и
героев. На сиденьях  из  драгоценного  мрамора  зеленые  бархатные  подушки,
набитые  пухом.  Они  раздражали  Зибена  -  цвет  не  гармонировал  с   его
ярко-голубым шелковым камзолом,  чьи  пышные  рукава  украшали  опалы.  Поэт
гордился своим  нарядом,  сшитым  у  лучшего  портного  в  Дренане.  Страшно
подумать, сколько денег ему  пришлось  заплатить!  Чтобы  такое  великолепие
пропало из-за неподходящего цвета сидений - этого Зибен вынести не  мог.  Но
поскольку все сидели, дисгармония не так резала глаз. Слуги сновали в толпе,
разнося холодные напитки, пироги, сладости и прочие яства. Места для богатых
затенялись балдахинами все того же жуткого зеленого цвета, а  самые  знатные
люди восседали на красных подушках, и рабы обмахивали их. Зибен тоже пытался
занять место среди знати, но ни подкуп, ни лесть  не  помогли  ему  добиться
успеха.
   Справа виднелся краешек балкона Божественного Короля, на балконе - прямые
спины двух  гвардейцев  в  серебряных  панцирях  и  белых  плащах.  Особенно
великолепными поэт находил их шлемы, украшенные золотом и увенчанные  белыми
лошадиными плюмажами. Вот в чем прелесть простых  цветов:  черного,  белого,
серебряного и золотого. Им любая обивка нипочем.
   - Побеждает он или нет? - спросил Майон, дренайский посол, дернув  Зибена
за рукав. - Удары на него так и сыплются. Вы знаете, этот  лентриец  никогда
еще не терпел поражений. Говорят, он убил двух  бойцов  прошлой  весной,  на
состязаниях в Машрапуре. Проклятие, я  поставил  на  Друсса  десять  золотых
рагов.
   Зибен осторожно высвободил свой рукав, разгладил помятый шелк и  отвлекся
от чудес архитектуры, чтобы мельком взглянуть на поединок.  Лентриец  врезал
Друссу  снизу,  навесил  поперечный  справа.  Друсс  попятился  -   из   его
рассеченной левой брови струилась кровь.
   - На каких условиях вы делали ставку? - спросил Зибен.
   - Шесть к одному. - Элегантный посол провел рукой по коротко  остриженным
серебристым волосам. - Я, должно быть, лишился рассудка.
   - Ничего подобного - вами руководил патриотизм.  Вот  что:  я  знаю,  что
послам не слишком хорошо платят, поэтому готов выкупить ваш заклад.  Давайте
бирку.
   - Мне, право, неловко... смотрите, как лентриец его колошматит.
   - Ничего  страшного.  Друсс  как-никак  мой  друг,  и  мне  следовало  бы
поставить на него хотя бы по этой причине.
   В темных глазах посла блеснула алчность.
   - Ну, если вы правда этого хотите... - Тонкие пальцы Майона  извлекли  из
вышитого бисером кошелька клочок папируса с восковой печатью и проставленной
суммой. Зибен взял его, но Майон не убрал руки.
   - Я не захватил с собой кошелька, - сказал поэт, - но  отдам  вам  деньги
вечером.
   - Да, разумеется, - пробормотал явно разочарованный Майон.
   - Пойду-ка я прогуляюсь по цирку. Тут есть на что посмотреть.  Я  слышал,
внизу помещаются картинные галереи и лавки древностей.
   - Вижу, вас не слишком волнует участь вашего друга.
   Зибен остался глух к упреку.
   - Дражайший посол, Друсс дерется потому, что ему это нравится. Сочувствие
лучше приберечь для тех бедолаг, что выходят с ним на поединок. Увидимся  на
праздничной церемонии.
   Зибен поднялся по мраморным ступеням к будке, где делались ставки. В  ней
сидел щербатый чиновник, а рядом стоял солдат, охраняя мешки с деньгами.
   - Хотите поставить? - спросил чиновник.
   - Нет, я подожду - хочу получить выигрыш.
   - Вы ставили на лентрийца?
   - Нет, на победителя - такая уж у меня привычка.  Можете  пока  отсчитать
шестьдесят золотых - и мои десять вдобавок.
   - Так вы поставили  на  дреная?  -  хмыкнул  чиновник.  -  Скорее  в  аду
похолодает, чем ваши денежки вернутся к вам.
   - Мне кажется, здесь стало заметно прохладнее, - улыбнулся Зибен.
   Лентриец между тем начал уставать. Кровь сочилась из его сломанного носа,
правый глаз закрылся, но сила еще оставалась при нем. Друсс, пригнувшись  от
удара правой, двинул его под ложечку - мускулы на животе лентрийца были  как
крученая сталь. Кулак обрушился на шею  Друсса,  ноги  у  него  подкосились.
Зарычав, он нанес удар снизу в заросший бородой  подбородок  более  высокого
лентрийца, и  голова  противника  отскочила  назад.  Друсс  навесил  правой,
немного промахнулся и угодил лентрийцу в висок. Тот вытер  кровь  с  лица  и
ответил сокрушительным прямым левой, а после добавил сбоку правой,  едва  не
сбив Друсса с ног.
   Толпа ревела, чувствуя,  что  конец  близок.  Друсс  попытался  обхватить
противника, но попал под прямой левый, отбросивший его назад. Отразив правый
удар, он снова атаковал снизу.  Лентриец  покачнулся,  но  не  упал.  Мощный
ответный удар пришелся Друссу за правым ухом, но дренай и глазом не  моргнул
- силы лентрийца шли на убыль, и удар получился не столь уж мощным.
   Теперь или никогда! Друсс  устремился  в  атаку,  осыпав  лицо  лентрийца
градом  ударов:  за  тремя  прямыми  левой  последовал  правый   боковой   в
подбородок. Лентриец потерял  равновесие,  попытался  выправиться  -  рухнул
лицом вниз на песок.
   По цирку точно  гром  прокатился.  Друсс  перевел  дыхание  и  отошел  от
противника, принимая восторги публики. Новый дренайский флаг - белый конь на
голубом поле  -  взвился  вверх,  трепеща  на  ветру.  Выйдя  вперед,  Друсс
остановился  под  королевским  балконом  и  поклонился  Богу-Королю,  видеть
которого не мог.
   Выбежали двое лентрийцев, опустились на колени возле поверженного  бойца.
За ними последовали люди с носилками,  и  бесчувственного  соперника  Друсса
унесли с арены. Друсс, помахав зрителям, скрылся в темном коридоре,  ведущем
в бани и комнаты для отдыха  атлетов.  У  входа  стоял,  ухмыляясь,  Пеллин,
метатель копья.
   - Я уж думал, он тебя доконает, горец.
   - К тому шло, - сплюнул кровью Друсс. Лицо  у  него  распухло,  несколько
зубов шаталось. - Силен мужик, надо отдать ему должное.
   Вдвоем они прошли в  первый  банный  зал.  Шум  с  арены  сюда  почти  не
доносился, и около дюжины человек нежились  в  трех  мраморных  бассейнах  с
горячей водой. Друсс сел у первого водоема. В  воде  плавали  лепестки  роз,
насыщая воздух изысканным ароматом. Парс, бегун, подплыл к Друссу.
   - Лицо у тебя, точно по нему целый табун проскакал.
   Друсс положил руку на лысеющую макушку атлета и  нажал.  Парс,  вынырнув,
отплыл немного и обрызгал Друсса. Пеллин уже разделся и нырнул в бассейн.
   Друсс стянул с себя штаны и погрузился  в  теплую  воду.  Боль  в  ноющих
мышцах сразу утихла. Он поплавал немного и вылез, а Парс за ним.
   - Давай я тебя разомну.
   Друсс лег ничком на массажный стол. Парс смочил  ладони  маслом  и  начал
умелыми движениями массировать его спину.
   Пеллин накинул на себя простыню и сел рядом, вытирая волосы.
   - Ты не смотрел второй поединок? - спросил он Друсса.
   - Нет.
   - Этот готир, Клай, прямо ужас какой-то. Быстрый, с крепким  подбородком,
а правой бьет будто молотом.  Каких-то  двадцать  мгновений  -  и  все  было
кончено. Ничего подобного я еще не видел. Вагриец так и не понял, что с  ним
случилось.
   - Я слышал. - Друсс заворчал, когда пальцы Парса зарылись в опухшие мышцы
шеи.
   - Ты его уложишь, Друсс, - это ничего, что он больше, сильнее,  проворнее
и красивее.
   - И лучше подготовлен, -  вставил  Пеллин.  -  Говорят,  он  каждый  день
пробегает пять миль по горам за городом.
   - Об этом я забыл упомянуть. Притом он моложе. Тебе сколько лет, Друсс? -
спросил Парс.
   - Тридцать, - проворчал тот.
   - Старик. - Пеллин подмигнул  Парсу.  -  И  все-таки  я  уверен,  что  ты
победишь. Ну... почти уверен.
   Друсс сел.
   - Хорошо, когда молодежь тебя поддерживает.
   - Мы ведь как одна семья, -  сказал  Пеллин.  -  А  когда  ты  лишил  нас
восхитительного общества Граваля, мы вроде как усыновили тебя. - Парс  начал
растирать Друссу распухшие костяшки пальцев. - Без шуток, Друсс, старина,  -
ты здорово разбил себе кулаки. Дома мы приложили бы тебе лед, а  здесь  надо
будет сделать холодную примочку.
   - До финала еще три дня. Заживут. Ну а ты как пробежал?
   - Пришел вторым - в финале буду участвовать, но в первую тройку не войду.
Готир куда лучше меня, вагриец и