о вдове, Хагир, когда вернешься домой.
   - Не вернусь я домой. Пойду обратно в Дрос.
   - С чего это вдруг?
   - Из-за вас, уважаемый. Мне кажется, я знаю, кто вы.
   - Решай сам за себя и не взваливай это на  мои  плечи.  Мне  нужны  в
Дрос-Дельнохе солдаты - но такие, что не побегут.
   - Я ушел не потому, что испугался. Просто  мне  надоели  их  дурацкие
порядки. Но если там будете вы, я все стерплю.
   - Ладно. Приходи попозже, и  мы  выпьем.  Сейчас  мне  нужна  горячая
ванна.
   Растолкав зевак, толпившихся на пороге, Друсс вошел в дом.
   - Ты что, вернуться надумал, Хагир? - спросил кто-то.
   - Да. Надумал.
   - С чего бы? Ничего ж не изменилось. Да и мы все теперь на заметке  -
как бы плетей не отведать.
   - Потому, что он идет туда. Мастер Топора.
   - Друсс! Так это Друсс?
   - Да. Я уверен.
   - Вот незадача-то! - сказал третий солдат.
   - О чем это ты. Сомин?
   - Да о Дориане. Друсс был его героем. Не помнишь разве?
   Только и слышно от него, бывало, - Друсе то  да  Друсс  се.  Он  и  в
армию-то пошел, чтобы стать похожим на Друсса - а  то  и  встретиться  с
ним.
   - Ну, вот он с ним и встретился, - угрюмо сказал Хагир.

***

   Друсс, темноволосый Пинар, высокий Хагир  и  неказистый  лицом  Сомин
сидели за угловым столом в таверне. Вокруг, привлеченная живой легендой,
собралась целая толпа.
   - Чуть больше девяти тысяч, говоришь? А лучников сколько?
   Дун Пинар только рукой махнул.
   - Человек шестьсот. Остальные - уланы, пехотинцы, копейщики и саперы,
ядро же гарнизона составляют добровольцы-крестьяне с Сентранской равнины
- хорошие, храбрые ребята.
   - Если я верно помню, - сказал  Друсс,  -  первая  стена  насчитывает
четыреста шагов в длину и двадцать в ширину.
   Там нужна тысяча лучников - и не просто парней с луками  в  руках,  а
таких, которые способны попасть в цель со ста шагов.
   - Нет у нас таких. Зато есть почти тысяча легионеров-кавалеристов.
   - Наконец-то хоть одна хорошая новость. Кто командует ими?
   - Ган Хогун.
   - Тот самый Хогун, что расколошматил сатулов при Кортсвейне?
   - Да, - с гордостью ответил Пинар. - Настоящий воин,  требовательный,
и все равно солдаты его обожают. Ган Оррин не слишком жалует его.
   - Оно и понятно. Но с этим мы разберемся позже,  в  Дельнохе.  Как  с
припасами?
   - Еды хватит на год, и мы отыскали еще три колодца  -  один  в  самом
замке. У  нас  около  шестисот  тысяч  стрел,  полным-полно  дротиков  и
несколько сотен  запасных  кольчуг.  Главная  забота  -  сам  город.  Он
раскинулся от третьей стены до шестой - там сотни домов, а убойной земли
нет и в помине.
   Преодолев шестую стену, враг будет иметь прикрытие до самого замка.
   - Это мы тоже решим в Дросе. Разбойники в Скултике еще обитают?
   - Ясное дело - они там не переводятся.
   - Сколько их?
   - Кто знает? Человек пятьсот - шестьсот.
   - Известно, кто у них атаман?
   -  Опять-таки  трудно  сказать.  По  слухам,  самую   большую   шайку
возглавляет некий молодой дворянин. Но слухи  -  они  и  есть  слухи.  У
разбойников каждый атаман непременно дворянин, а то и принц. Что у  тебя
на уме?
   - Да то, что там должны быть лучники.
   - Но тебе нельзя в Скултик, Друсс. Мало ли что случится?  Вдруг  тебя
там убьют?
   - Да, случиться может  всякое.  У  меня  может  отказать  сердце  или
печень. Я могу подхватить заразу.  Нельзя  всю  жизнь  бояться  неведомо
чего. Мне нужны лучники, а в Скултике они есть. Чего проще?
   - Не так все просто. Пошли туда кого-нибудь еще. Ты  слишком  большая
ценность, чтобы так швыряться собой, - взмолился Пинар, схватив  старика
за руку.
   - Стар я, чтобы себя перекраивать. Тот, кто действует  прямо,  всегда
преуспевает - поверь мне, Пинар. Кроме того, тут есть еще одна  сторона,
о которой я скажу тебе позже. Итак, - обратился Друсс к  собравшимся,  -
вы уже знаете, кто я и куда я иду.  Буду  говорить  с  вами  откровенно:
многие из вас - дезертиры, напуганные или павшие  духом.  Поймите  одно:
когда Ульрик возьмет Дрос-Дельнох, дренайские  земли  станут  надирскими
землями. Ваши усадьбы перейдут к надирам.  Ваши  жены  станут  женщинами
надиров. Есть вещи, от которых не убежишь. Я-то знаю.
   В Дрос-Дельнохе вам грозит смерть.  Однако  все  люди  смертны.  Даже
Друсс. Даже Карнак Одноглазый. Даже Бронзовый Князь.
   Мужчине нужно многое, чтобы жизнь его была сносной.
   Хорошая женщина. Сыны и дочери. Дружество.  Тепло.  Еда  и  кров.  Но
прежде всего он должен увериться в том, что он - мужчина.
   Что же это такое - мужчина? Это тот, кто встает, когда  жизнь  собьет
его с ног. Тот, кто грозит кулаком небесам, когда буря губит его урожай,
- и засевает поле снова. Снова и снова. Мужчину не могут сломить никакие
выверты судьбы.
   Быть может, он никогда не одержит верх - зато он  может  с  гордостью
смотреть на себя в зеркало. Как бы низко он ни стоял, кем бы  ни  был  -
крестьянином, крепостным или нищим, - победить его нельзя.
   И что такое смерть? Конец заботам. Конец борьбе и страху.
   Я участвовал во многих сражениях. И много раз видел, как гибнут  люди
- мужчины и женщины. В большинстве своем они умирали гордо.
   Помните об этом, определяя свое будущее.
   Пронзительные голубые глаза  старика  обошли  толпу,  всматриваясь  в
лица. Он знал, что добился своего. Теперь пора уходить.
   Он попрощался с Пинаром и остальными, заплатил по счету, несмотря  на
протесты хозяина, и зашагал в Скултик.
   Он  шел  сердито,  чувствуя  спиной  взгляды  всего  высыпавшего   из
гостиницы люда. Он сердился потому, что  сказал  фальшивую  речь,  -  он
любил правду. Он знал, что жизнь ломает многих мужчин. Даже крепкие, как
дуб, сдаются, когда их жены умирают или уходят от них, когда страдают  и
терпят лишения их дети. Другие сильные люди ломаются, когда теряют  руку
или ногу - или, хуже того,  когда  их  постигает  паралич  или  слепота.
Каждый человек способен сломаться, как бы ни был он силен духом.  Где-то
глубоко внутри у каждого  сокрыто  слабое  место,  и  только  изощренная
жестокость судьбы способна его отыскать. Друсс знал, что  сильнее  всего
тот, кто лучше сознает, в чем его слабость.
   Сам он пуще всего боялся одряхлеть. От одной только мысли об этом его
бросало в дрожь. Вправду ли он слышал тот голос в Скодии, или эти  слова
нашептал ему собственный страх?
   Друсс-Легенда. Самый могучий человек своего времени.
   Воин, созданный, чтобы убивать. И чего ради?
   "Возможно, мне просто недостало отваги стать крестьянином", -  сказал
себе Друсс. И рассмеялся, отбросив все свои мрачные мысли и сомнения,  -
был у него и такой талант.
   Нынче ему выдался удачный день, Друсс это чувствовал.
   Если он будет держаться  проторенных  троп,  то  непременно  встретит
разбойников. Одиноким  стариком  они  займутся  непременно.  Уж  слишком
обидно было бы пройти через весь лес незамеченным.
   Он приближался к опушке Скултика, и растительность становилась  гуще.
Огромные  корявые  дубы,  грациозные  ивы  и  стройные  вязы  сплетались
ветвями, насколько хватал глаз - и гораздо дальше.
   Полуденное солнце бросало сквозь  листву  мерцающие  блики,  и  ветер
приносил журчание потаенных ручьев. Лес манил своей красотой и тайной.
   Белка, прервав поиски пищи, настороженно воззрилась на  идущего  мимо
старика. Лиса шмыгнула в подлесок,  и  змея  скользнула  под  поваленный
ствол. Вверху пели птицы - их звучный хор славил жизнь.
   Друсс шел весь долгий день  напролет,  распевая  залихватские  боевые
песни разных племен, - он знал немало таких.
   Ближе к сумеркам он понял, что за ним следят.
   Он не смог бы объяснить, откуда узнал об этом.  Но  кожа  на  затылке
натянулась, и он остро почувствовал, какую широкую  мишень  представляет
собой его спина.
   Друсс привык полагаться на свои ощущения. Он нащупал в ножнах Снагу.
   Вскоре он вышел на небольшую поляну. Кругом росли  буки,  стройные  и
легкие, как прутики, на фоне дубов.
   Посреди  поляны  на  поваленном  дереве  сидел  молодой   человек   в
домотканом зеленом камзоле и бурых кожаных штанах.  На  коленях  у  него
лежал длинный меч, сбоку лук и колчан стрел, оперенных гусиными перьями.
   - Добрый день, старче, - сказал он Друссу. "Гибок и силен", - подумал
Друсс,  подметивший  своим  глазом  воина  кошачью  грацию,  с   которой
незнакомец поднялся, держа в руке меч.
   - Добрый день, паренек.
   В подлеске слева от Друсса что-то шевельнулось. Справа  тоже  донесся
шорох ветки, задевшей о ткань.
   - Что привело тебя в наш прекрасный лес? - спросил человек в зеленом.
   Друсс не спеша подошел к ближайшему буку и сел, Прислонившись  спиной
к стволу.
   - Любовь к уединению.
   - Ты искал уединения, но оказался в обществе. Не повезло тебе.
   - Значит, в другой раз повезет, - с улыбкой ответил Друсс.  -  Почему
ты не пригласишь своих друзей присоединиться к  нам?  В  кустах,  должно
быть, сыро.
   - Я и в самом деле веду себя  некрасиво.  Элдред,  Ринг,  выходите  и
познакомьтесь с нашим гостем. - На свет вылезли еще двое юнцов  в  таких
же зеленых камзолах и кожаных штанах. - Ну вот, теперь все мы в сборе.
   - Кроме бородача с длинным луком, - сказал Друсс.
   - Выходи, Йорак, - рассмеялся молодой человек. - От этого деда ничего
не скроешь, как я погляжу. - На поляну вышел четвертый - на голову  выше
Друсса и здоровый как бык. Длинный лук в его ручищах казался игрушечным.
- Итак, все налицо. Будь так добр вручить нам все свои ценности, ибо  мы
спешим. В лагере жарится олень и готовится  сладкий  молодой  картофель,
приправленный мятой, - я не хотел бы опаздывать. - И он улыбнулся мягко,
словно прося его извинить.
   Друсс поднялся одним движением, и его голубые глаза вспыхнули  боевым
задором.
   - Если вам нужен мой кошелек, придется его заработать.
   - Ого! - Молодой человек улыбнулся и снова сел.  -  Говорил  я  тебе,
Йорак, - у этого старикана вид настоящего воина.
   - А я говорил тебе, что надо его попросту  пристрелить  и  забрать  у
него кошелек.
   - Это нечестно. Слушай, старче, - из-за  того,  что  мы  не  захотели
подло убивать тебя издали, мы попали в трудное положение. Мы  непременно
должны  забрать  у  тебя  кошелек  -  иначе  какой   смысл   именоваться
грабителями? - Поразмыслив, молодой человек продолжил:
   - Ты явно небогат, а потому и трудов больших не стоишь. Может, бросим
монетку?
   Выигрываешь ты - твои деньги  остаются  при  тебе,  выигрываем  мы  -
деньги наши. Вдобавок я еще и накормлю тебя - даром. Жареная оленина! Ну
как - идет?
   - А что, если я в случае выигрыша заберу ваши кошельки  -  не  считая
дарового обеда?
   - Ну-ну, старый конь. Не нужно запрашивать слишком  много,  пользуясь
нашей любезностью. Ладно - давай честь по чести. Не хочешь ли схватиться
с Йораком? Ты крепкий на вид, а он здорово дерется на кулачках.
   - Идет! - сказал Друсс. - Каковы правила?
   - Правила? Кто останется на ногах, тот  и  побеждает.  Обед  в  любом
случае за нами. Ты мне нравишься - ты чем-то похож на моего деда.
   Друсс широко улыбнулся и достал из котомки черные перчатки.
   - Ты не против, Йорак? Стариковская кожа непрочная - я  могу  разбить
себе костяшки.
   - Меньше слов, - сказал, подходя, Йорак.
   Друсс ступил навстречу,  бегло  окинув  взглядом  внушительные  плечи
противника.  Йорак  атаковал,  занеся  для  удара  правый  кулак.  Друсс
пригнулся и ударил его, тоже правой, в живот. Изо рта  гиганта  с  шумом
вырвался воздух. Друсс отступил и той же правой двинул Йорака в челюсть.
Тот рухнул на землю ничком, дернулся и затих.
   - Эх, молодежь нынешняя, - вздохнул Друсс, - никакой стойкости!
   Молодой вожак хмыкнул:
   - Твоя взяла, почтеннейший. Но мой престиж тает на глазах -  дай  мне
возможность превзойти тебя хоть в чем-то.
   Ставлю свой кошелек против твоего, что я лучше стреляю из лука.
   - Вряд ли это будет честный спор, паренек. Я согласен - но  на  своих
условиях: попади в этот ствол позади меня одной стрелой, и деньги твои.
   - Да полно - что же в этом трудного? Тут меньше пятнадцати  шагов,  а
ствол шириной в три ладони.
   - А ты попробуй.
   Молодой разбойник пожал плечами, взял свой лук и достал  из  оленьего
колчана длинную стрелу. Плавным движением сильных пальцев он  натянул  и
отпустил тетиву. В этот самый  миг  Друсс  выхватил  Снагу  -  описав  в
воздухе ярко-белую  дугу,  топор  расколол  стрелу  разбойника  пополам.
Молодой человек моргнул и проглотил слюну.
   - За такое деньги надо брать.
   - Вот я и взял. Где твой кошелек?
   - Как ни печально, он пуст,  -  сказал  разбойник,  извлекая  кошелек
из-за пояса. - Однако он твой, как договорились.  Где  это  ты  обучился
таким штукам?
   - В Венгрии, давным-давно.
   - Я видел многих  искусников  топора  -  но  это  превосходит  всякую
вероятность. Меня зовут Лучник.
   - А меня Друсс.
   - Я уже понял это, старый конь. Дела говорят лучше слов.

Глава 8

   Хогун подавил отчаяние. Голова его лихорадочно работала. Он  с  двумя
сотнями своих легионеров оказался  против  передовых  конников  Ульрика,
которых было больше тысячи.
   Хогун  отъехал  на  сто  пятьдесят  миль  от  Дельноха,  имея  приказ
разведать численность надирских сил и их местонахождение. Он  прямо-таки
упрашивал Оррина отказаться от этого замысла, но Первый ган уперся.
   - Неподчинение  приказу  свыше  карается  немедленной  отставкой  для
любого гана. Вы этого хотите, Хогун?
   - О неподчинении речь не идет. Я просто говорю  вам,  что  эта  затея
бессмысленна. От шпионов и бесчисленных беженцев нам и так уже известно,
сколько у надиров войска. Слать двести человек  им  навстречу  -  просто
безумие.
   Карие глаза Оррина гневно сверкнули, и жирный подбородок затрясся  от
едва сдерживаемой ярости.
   - Безумие, говорите? Не знаю, не знаю. Вам действительно не  нравится
мой план, или прославленный герой Кортсвейна  просто  боится  встречи  с
надирами?
   - - Черные Всадники -  единственные  регулярные,  испытанные  войска,
которые у вас есть, Оррин, - как можно убедительнее сказал  Хогун.  -  С
вашей затеей вы рискуете потерять обе сотни - и ничего нового  при  этом
все равно не узнаете. Ульрик  ведет  пятьсот  тысяч  человек  -  а  если
считать лагерных служителей, поваров, механиков и шлюх, то вдвое больше.
И будет он здесь через шесть недель.
   - Это только слухи. Вы отправитесь на рассвете.
   Хогун чуть не убил его тогда - и Оррин это почувствовал.
   - Я старший над вами, - почти что жалобно сказал он. - Вы обязаны мне
подчиняться.
   И Хогун подчинился. С двумя сотнями своих отборных солдат на  вороных
конях - эта порода боевых лошадей взращивалась на континенте  уже  много
поколений  -  он  поскакал  на  север,  как  только  солнце  взошло  над
Дельнохскими горами.
   Когда Дрос скрылся из виду, он сбавил ход и дал сигнал ехать  вольно,
с разрешением разговаривать в строю. Дун Эликас поравнялся с ним, и  они
поехали шагом.
   - Скверное дело, командир.
   Хогун  улыбнулся,  но  не  ответил.  Ему  нравился  молодой   Эликас,
настоящий воин и хороший начальник своим солдатам. Он сидел на коне так,
будто родился на нем. А каким  удальцом  он  держался  в  бою  со  своей
серебристой сабелькой, на вершок короче обыкновенной.
   - Что нам, собственно, нужно выяснить? - спросил Эликас.
   - Численность и расположение надирской армии.
   - Это нам известно и так. Чего еще надо этому жирному дураку?
   - Довольно, Эликас, - сурово ответил Хогун. - Он  хочет  убедиться  в
том, что шпионы ничего не преувеличили.
   - Он завидует вам, Хогун. Он хочет вашей смерти. Ну, признайтесь  же.
Нас никто не слышит. Он придворный, и душа у него в пятках. Дрос при нем
и дня не протянет - он сразу откроет ворота.
   - Его гнетет страшное бремя. Вся судьба дренаев пала  на  его  плечи.
Дай ему время.
   - Нет у нас времени. Послушайте, Хогун, пошлите  меня  к  Хитроплету.
Позвольте объяснить, как обстоят дела. Оррина надо сместить.
   - Нет. Поверь мне, Эликас,  ты  ничего  не  добьешься.  Он  племянник
Абалаина.
   - Этому старому хрычу тоже за многое  придется  ответить!  -  рявкнул
Эликас. - Если мы все-таки выберемся из надвигающейся переделки  живыми,
он рухнет как пить дать.
   - Он правит нами уже тридцать лет. Это слишком долгий срок.  Но  если
мы, как ты говоришь, и выберемся живыми, то только благодаря  Хитроплету
- и у власти, конечно, станет он.
   - Позвольте мне тогда съездить к нему.
   - Теперь не время. Хитроплет еще не готов действовать.
   Ну, хватит об этом. Мы выполним  приказ  и,  если  повезет,  уберемся
обратно незамеченными.
   Но им не повезло. В пяти днях пути от Дельноха  им  встретились  трое
надирских  разведчиков.  Легионеры  убили   только   двоих   -   третий,
пригнувшись к шее своего низкорослого степного конька, умчался как ветер
и скрылся в ближнем лесу.
   Хогун сразу приказал отступать - и они отступили бы, будь у них  хоть
толика удачи.
   Эликас первым заметил зеркальные вспышки, перебегавшие от  вершины  к
вершине.
   - Что скажете, командир?
   - Скажу, что остается положиться на  судьбу.  Все  зависит  от  того,
сколько псов-конников у них наготове.
   Ответ не замедлил прийти. К полудню они заметили на юге облако  пыли.
Хогун оглянулся назад, позвал:
   - Лебус! - И к нему подъехал молодой воин. -  У  тебя  глаза,  как  у
ястреба. Погляди вон туда - что ты там видишь?
   Молодой солдат заслонил глаза от солнца и прищурился.
   - Пыль, командир. Тысячи две лошадей.
   - А впереди?
   - Около тысячи.
   - Спасибо. Вернись в строй. Эликас!
   - Да, командир.
   - Свернуть плащи. Встретим их пиками и саблями.
   - Есть. - Эликас  поскакал  вдоль  колонн.  Солдаты  сбросили  черные
плащи, свернули их и приторочили к седлам.
   Черные с серебром доспехи засверкали на  солнце.  Бойцы  пристегивали
наручни, доставая их из седельных сумок. Левую руку защищал круглый щит,
снятый с луки седла. Подтягивались стремена, закреплялись  доспехи.  Уже
можно было различить отдельных надирских всадников, но  их  боевой  клич
еще не был слышен за стуком копыт.
   - Опустить забрала! - прокричал Хогун. - Стройся клином!
   Хогун и  Эликас  стали  в  голове  клина,  и  солдаты  выстроились  в
установленном порядке - по сотне с каждой стороны.
   - Вперед! - скомандовал Эликас, и конница двинулась -  сперва  рысью,
потом галопом, с пиками наперевес. Расстояние сокращалось - кровь Хогуна
бурлила, и сердце стучало в лад с громом подков вороных коней.
   Он уже видел лица надиров и слышал, как они кричат.
   Клин врезался в надирские ряды - громадные вороные кони  с  легкостью
прокладывали путь, сминая мелких степных лошадок. Пика  Хогуна  пронзила
надиру грудь и сломалась, когда  тот  вылетел  из  седла.  Настал  черед
сабли: Хогун сшиб с коня другого надира, отразил удар слева  и  обратным
движением рассек врагу горло. Справа Эликас с дренайским  кличем  поднял
своего коня на дыбы, и тот передними копытами сокрушил пегого  степняка,
а всадник свалился под копыта коней.
   Черные  Всадники  пробились  и  понеслись  вперед   -   к   далекому,
ненадежному укрытию Дрос-Дельноха.
   Оглянувшись, Хогун увидел, что надиры перестраиваются и скачут  рысью
на север. Погони не было.
   - Сколько человек мы потеряли? - спросил он Эликаса, переходя на шаг.
   - Одиннадцать.
   - Могло быть хуже. Кого?
   Эликас перечислил имена.  Все  они  были  славные  воины,  пережившие
немало сражений.
   - Мерзавец Оррин еще заплатит за это, - с горечью бросил Эликас.
   - Перестань! Он был прав. Скорее случайно, чем по  здравому  расчету,
но прав.
   - В чем это он прав, хотел  бы  я  знать?  Мы  ничего  не  узнали,  а
потеряли одиннадцать человек.
   - Мы узнали, что надиры ближе,  чем  нам  казалось.  Эти  псы-конники
принадлежат к племени Волчьей Головы, из которого происходит и Ульрик, -
они его личная гвардия. Он не стал бы высылать их  далеко  от  основного
войска. У нас впереди не больше месяца - в