то
новая шайка убийц? Хотел бы я, чтобы так и  оказалось.  Ядра  Шемака,  ну  и
напугался же я, когда они напустили на нас свою порчу. До  сих  пор  еще  не
очухался. Стою и пошевелиться не могу, а он идет на меня  с  мечом...  -  Он
содрогнулся. - Словно в страшном сне.
   - Да, не хотелось бы мне вновь испытать  такое.  Нездешний  говорит,  это
Черные Братья. Я думал, во время Вагрийской войны их всех перебили.
   Ангел оглядел тела рыцарей.
   - Стало быть, не всех.
   - Что ты о них знаешь?
   - Очень мало. Ходят легенды о чародее, который основал этот орден,  но  я
не помню ни его имени, ни с чего все это  началось.  Было  это,  кажется,  в
Венгрии - а может, еще дальше к  востоку.  Одно  время  их  звали  Кровавыми
Рыцарями из-за их жертвоприношений - а может, Багровыми.
   - Ладно, Ангел. Я вижу, ты и впрямь знаешь очень мало.
   - Никогда не был особым знатоком истории.
   - Это Кровавые Рыцари, - сказал, подойдя к ним, Белаш. - Их первые  храмы
возникли в Чиадзе триста лет назад, и основал их мудрец по имени  Цзи  Цзен.
Они обрели большую власть и  хотели  свергнуть  тогдашнего  императора.  Цзи
Цзена после множества битв взяли в плен и посадили на золотой кол. Но  орден
не погиб, а распространился на запад. Вагрийский полководец Каэм использовал
рыцарей при осаде Пурдола. Теперь они вновь возродились в Готире под началом
мудреца Цу Чао.
   - Ты хорошо осведомлен, - сказал Сента.
   - Один из них убил моего отца.
   - Как видно, они не только зло творят, - вставил Ангел.
   Белаш замер, впившись в его лицо темными глазами. Потом медленно кивнул и
отошел прочь.
   - Зря ты так, - упрекнул Сента.
   - Он мне не по нутру.
   - Это не оправдывает дурных манер, Ангел. Оскорблять можно живых,  но  не
мертвых.
   - Что думал, то и сказал, - буркнул Ангел, - однако он  знал,  что  Сента
прав, и во рту у него после сказанного остался скверный вкус.
   - За что ты их так ненавидишь?
   - Я видел, на что они способны. Было это милях в шестидесяти к северу  от
Дельнохского перевала. Мы с отцом ехали из Намиба и увидели  с  холмов,  как
надиры атакуют какой-то караван. Никогда этого не забуду. Пытки продолжались
далеко за полночь. Мы сумели уйти, но крики жертв  долго  преследовали  нас.
Они и до сих пор меня преследуют.
   - Я жил некоторое время в Гульготире,  -  сказал  Сента.  -  У  меня  там
родственники, и мы часто ездили на охоту. Однажды в разгар лета мы  заметили
трех надирских мальчиков, идущих по  берегу  ручья.  Главный  егерь  крикнул
что-то, всадники пустили коней вскачь, и двух мальчиков закололи копьями  на
месте. Третий бросился бежать. Он был  весь  изранен,  но  еще  держался  на
ногах. Наконец он упал, и тогда  охотники,  благородные  готирские  дворяне,
сошли с коней и порубили его на куски, а уши отрезали в качестве трофея.
   - И какова же мораль твоей истории?
   - Варварство порождает варварство.
   - Это какая-то новомодная проповедь?
   - Право же, Ангел, ты нынче в очень дурном настроении.  Я  лучше  оставлю
тебя - наслаждайся им в одиночестве.
   Ангел промолчал, и Септа ушел в хижину. Скоро они отправятся на север,  в
страну надиров. Во рту у Ангела пересохло, и в животе пекло от страха.

Глава 9

   Экодас  любил  лес,  любил  мирное  сообщество  величественных  деревьев,
устилающий землю зеленый ковер и дышащую вечностью безмятежность. Когда  мир
был молод и земля еще не остыла, первые деревья уже зародились здесь - а  их
потомки стоят до сих пор, наблюдая с высоты за жалкими,  короткими  людскими
жизнями.
   Молодой священник в порядком загрязнившихся белых одеждах приложил ладонь
к коре векового дуба и закрыл глаза. У дерева не  было  сердца,  однако  под
корой бился пульс - сок струился по жилам, давая рост новым побегам.
   Здесь Экодас испытывал покой.
   Он двинулся дальше, открытый звукам леса -  поздним  песням  птиц,  суете
мелких зверюшек в подлеске. Где-то рядом стучало сердце лисы,  и  от  шерсти
старого барсука пахло мускусом. Экодас с улыбкой остановился: лиса и  барсук
лежали в одной берлоге.
   Ухнула сова, и Экодас  посмотрел  вверх.  Начинало  смеркаться  -  солнце
садилось в море там, на западе.
   Экодас повернул и по  длинному  склону  стал  подниматься  к  храму.  Ему
вспомнились дискуссии, и он вздохнул, сожалея, что по слабости  предал  свои
убеждения. В глубине  души  он  знал,  что  и  сам  Дардалион  не  уверен  в
правильности избранного ими пути. Настоятель сам почти хотел бы освободиться
от судьбы, которую так давно задумал осуществить. Почти хотел бы.
   Но если бы в тот день победила любовь, все, к чему  стремился  Дардалион,
оказалось бы тщетой - пустой тратой жизни и Дара. "Я не мог так поступить  с
тобой, Дардалион, - думал Экодас. -  Не  мог  допустить,  чтобы  твоя  жизнь
пропала зря".
   Молодой монах вдохнул полной грудью, силясь вновь ощутить покой леса,  но
вместо этого что-то царапнуло его  ум.  Гнев.  Страх.  Возбуждение.  Похоть.
Мысленным взором он вгляделся в чащу, обнаружив там двух мужчин и...  да,  и
женщину.
   Пробравшись сквозь кусты, он вышел по оленьей тропе к глубокому оврагу  и
услышал мужской голос:
   - Да уймись ты. Мы тебе ничего плохого не сделаем. Даже заплатим!
   - Хватит болтать! - рявкнул басом другой. - Держи эту суку!
   Экодас обогнул последний поворот и увидел обоих - они наступали с  ножами
в руках на молодую надирку. Она, тоже с ножом, выжидала, прижавшись спиной к
валуну.
   - Добрый вам вечер, друзья, - сказал Экодас. Один из  мужчин,  высокий  и
тощий, в зеленом камзоле из домотканой шерсти,  в  бурых  кожаных  штанах  и
сапогах, обернулся к нему. Это был молодой парень, со светлыми, забранными в
хвост волосами.
   - Священнику тут делать нечего, - сказал он. Экодас подошел поближе.
   - Лес - превосходное место для размышлений, брат. -  Он  чувствовал,  что
парень смущен. Его нельзя было назвать злым, но похоть помутила  его  разум.
Он хотел эту женщину, и любострастные образы кипели в его голове.
   Вперед вышел второй, пониже ростом  и  покрепче,  с  маленькими  круглыми
глазами.
   - Ступай, откуда пришел! Нечего соваться не в свое дело!
   - Вы задумали нехорошее, -  мягко  сказал  Экодас.  -  Я  не  могу  этого
допустить. Если вы пойдете по этому оврагу, то выберетесь на дорогу в Эстри.
Это маленькая деревушка, но я слышал, там  есть  одна  женщина,  которая  не
отказывает мужчинам со звонкой монетой.
   - Я знаю дорогу в Эстри, - прошипел второй. - И  плевать  хотел  на  твои
советы. Знаешь, что это такое? - Он сунул свой нож прямо в лицо Экодасу.
   - Знаю, брат мой. Зачем ты показываешь его мне?
   - Ты что, полоумный?
   Первый взял приятеля за руку.
   - Брось, Каан. Не стоит.
   - Еще как стоит. Я хочу эту женщину.
   - Но нельзя же убивать священника!
   - Нельзя, говоришь? Гляди! - Нож мелькнул в воздухе.  Экодас  отклонился,
перехватил руку Каана и заломил ее за спину, а ногой подсек  противника  под
колено. Тот качнулся назад - Экодас отпустил его, и он грохнулся наземь.
   - Я не хочу причинять тебе боль, - сказал Экодас. Каан  взгромоздился  на
ноги и снова напал. Экодас  отвел  руку  с  ножом  и  ударил  его  локтем  в
подбородок. Каан упал как подкошенный. - Отведи  своего  друга  в  Эстри,  -
посоветовал Экодас парню, - и там попрощайся с ним. Он дурно на тебя влияет.
Здравствуй, сестра, - повернулся он к надирке. - Если ты пойдешь со мной,  я
дам тебе пристанище на ночь. Это монастырь, и постели там жесткие, но  спать
ты будешь крепко и без страха.
   - Я всегда сплю без страха, - ответила она, - но согласна пойти с тобой.
   Глаза у нее были темные и красивые, а  кожа  бледная  и  в  то  же  время
золотистая. Взглянув на ее полные губы,  Экодас  невольно  вспомнил  образы,
кишевшие в уме молодого парня, покраснел и начал взбираться вверх по склону.
   - Ты хорошо дерешься, -  сказала  она,  догнав  его.  Нож  она  убрала  в
сафьяновые ножны, а за плечами несла небольшую котомку.
   - Ты идешь издалека, сестра?
   - Я тебе не сестра, - заметила она.
   - Все женщины - сестры мне, а мужчины - братья. Я священник Истока.
   - Тому брату, внизу, ты сломал челюсть.
   - Я сожалею об этом.
   - А я нет. Я бы его убила.
   - Меня зовут Экодас, - сказал он, протягивая руку. Женщина не приняла ее,
продолжая идти.
   - А меня - Шиа. - Они вышли на извилистую тропу, ведущую к  монастырю,  и
она воззрилась на его высокие каменные стены. - Да это крепость!
   - Была. Теперь это дом молитвы.
   - И все-таки это крепость.
   Ворота были открыты, и Экодас ввел  ее  внутрь.  Вишна  и  еще  несколько
монахов таскали воду из колодца. Шиа остановилась, глядя на них.
   - Разве у вас нет женщин для такой работы? - спросила она Экодаса.
   - Женщин здесь нет. Я же говорил тебе: мы - священники.
   - Значит, у священников женщин нет?
   - Нет.
   - Только сестры?
   - Да.
   - Тогда ваше маленькое племя долго не протянет,  -  с  гортанным  смешком
сказала она.

***

   Вопли утихли, и их сменил хриплый предсмертный скрежет. Раб обмяк в своих
цепях, его ноги свела судорога. Цу Чао вонзил  нож  ему  под  ребро,  рассек
артерии и вырвал сердце. Он внес его  в  круг,  тщательно  переступая  через
меловые линии, змеившиеся по камням между  подсвечниками  и  нитями  золотой
проволоки, которые соединяли чашу с кристаллом. Цу  Чао  поместил  сердце  в
чашу и отошел, став в двойном кругу Шемака.
   Четвертый том Тайной Книги лежал раскрытый на бронзовом пюпитре.  Цу  Чао
перевернул страницу и начал читать вслух на языке, уже  сто  тысяч  лет  как
позабытом в мире людей.
   Воздух вокруг него  затрещал,  и  огонь  побежал  по  золотой  проволоке,
окружив чашу кольцами пламени. Сердце зашипело, из пего повалил темный  дым,
постепенно  принимающий  очертания.  Показались  могучие  плечи,  над   ними
огромная голова с зияющим ртом. В ней прорезались желтые  щели  глаз,  а  из
плеч выросли длинные мускулистые руки.
   Цу Чао задрожал, его мужество ослабело. Дымное существо откинуло  голову,
и свистящее шипение наполнило комнату.
   - Чего ты хочешь от меня? - вопросило оно.
   - Смерти.
   - Смерти Кеса-хана?
   - Точно так.
   Существо издало прерывистое шипение, в котором Цу Чао распознал смех.
   - Он тоже хочет твоей смерти.
   - Но способен ли он заплатить кровью и болью?  -  Пот  струился  по  лицу
чародея, и руки тряслись.
   - Он хорошо служил моему господину.
   - Я тоже.
   - Да. Но просьба твоя не будет исполнена.
   - Почему?
   - Вглядись в линии своей жизни, Цу Чао. Дым рассеялся, точно свежий ветер
пронесся по комнате. Чаша опустела, и  сердце  исчезло  без  следа.  Цу  Чао
посмотрел туда, где только что висело в цепях тело молодого раба, - его тоже
не стало.
   Чародей нетвердо вышел из круга, не  глядя  больше  на  меловые  линии  и
шаркая по ним обутыми в сандалии ногами. Он  положил  третий  том  Книги  на
обтянутый кожей письменный стол  и  стал  листать.  Заклинание,  которое  он
искал, не требовало крови. Он нашел его, произнес слова и начертал в воздухе
узор.  Там,  где  проходил  его  палец,  возникала   сверкающая   черта,   и
многочисленные нити образовали подобие паутины. Завершив работу, Цу Чао стал
тыкать пальцем в переплетения нитей,  и  в  тех  местах  начали  выскакивать
разноцветные пузырьки - одни голубые, другие  зеленые,  один  золотой,  пара
черных. Цу Чао сделал глубокий  вдох  и  сосредоточился.  Паутина  пришла  в
движение, и пузырьки закружились вокруг золотого шарика в середине.  Чародей
обмакнул перо в чернила и стал писать что-то на большом листе папируса, то и
дело поглядывая на трепещущий в воздухе узор.
   Через час он испещрил знаками весь лист, устало потер  глаза  и  выпрямил
спину. Паутина исчезла. С листом в руках Цу Чао вернулся  к  чаше,  произнес
Шесть Заветных Слов и бросил папирус в золотой сосуд.
   Лист вспыхнул, над чашей возникла большая пылающая сфера. Она вытянулась,
сделалась плоской, пламя угасло, и Цу Чао увидел человека в черном,  идущего
по высокой стене его дворца с маленьким арбалетом в руке.
   Картина, замерцав, сменилась  другой.  Он  увидел  старинную  крепость  с
покореженными стенами и покосившимися башнями. Некая армия собралась под  ее
стенами с лестницами и веревками наготове.  На  самой  высокой  башне  стоял
Кеса-хан, а рядом с ним женщина, также одетая в черное.
   Картина снова сместилась,  и  Цу  Чао  увидел,  что  высоко  в  небе  над
крепостью кружит  дракон.  Но  вот  он  повернул  и  устремился  прямиком  к
Гульготиру, летя как стрела к дворцу Цу Чао. Его  черная  тень,  скользя  по
земле, перебралась через стену и накрыла двор. Чернее  ночи,  она  легла  на
плиты, встала и превратилась в человека.
   В человека с арбалетом.
   Изображение,  побледнев,  сменилось  еще  раз,  -  теперь  перед  Цу  Чао
появилась горная хижина. Тот человек был там - а рядом лежали  трупы  девяти
рыцарей. Это зрелище потрясло чародея. Как сумел Нездешний  победить  Черных
Братьев? Ведь он не владеет магией. Страх кольнул  сердце  Цу  Чао.  Дракон,
опустившийся над его дворцом, сулил смерть и отчаяние.
   "Но не мне, - сказал себе Цу Чао, перебарывая зачатки паники. -  Нет,  не
мне".
   Позабыв об усталости, он поднялся по винтовой лестнице в  верхние  покои.
Там валялся на кушетке Бодален, задрав ноги в  сапогах  на  инкрустированный
серебром столик.
   - Ты не все сказал мне о Нездешнем, - заявил чародей.
   Бодален  вскочил  на  ноги  -  высокий,  плечистый,  с  мощной  челюстью,
густобровый и голубоглазый, с большим полногубым ртом. Он был точной  копией
молодого Карнака и обладал столь же сильным, звучным голосом.
   - Нет, господин, я сказал все. Он наемный убийца - только и всего.
   - Он убил девять моих рыцарей. Понимаешь?  Мужей,  наделенных  магической
властью.
   Бодален облизнул губы.
   - Я не могу объяснить этого, мой господин. Отец часто говорил о  нем,  но
не упоминал, что он маг. Цу Чао задумался. Зачем Нездешнему являться к  нему
во дворец, если не за Бодаленом? Если сына Карнака не будет здесь... Чародей
улыбнулся молодому дренаю.
   - Он нам не помешает. Однако ты мог бы  кое-что  сделать  для  меня,  мой
мальчик.
   - Охотно, мой господин.
   - Я хочу, чтобы ты отправился в Лунные горы. Я дам тебе карту.  Там  есть
одна древняя  крепость,  любопытнейшее  место.  Говорят,  в  ее  подземельях
полным-полно золота и драгоценностей. Ты возьмешь с  собой  десять  человек,
побольше провизии и поедешь в  эту  крепость.  Вы  спрячетесь  где-нибудь  в
подземелье, а когда через пару недель туда явится Кеса-хан, выйдете и убьете
его.
   - Но с ним будет много надирских воинов, - возразил Бодален.
   - В жизни много опасностей, Бодален, - с легкой улыбкой ответил Цу Чао, -
но смелый способен преодолеть их. Мне было бы приятно,  если  бы  ты  взялся
выполнить мою скромную просьбу.
   - Вы же знаете, что я готов жизнь за вас отдать. Просто...
   - Да,  да.  Все  понятно.  Ты  вылитый  отец,  только  его  мужеством  не
обладаешь. Знай же, Бодален: ты был мне полезен, пока находился с ним рядом.
Здесь ты беглец,  и  от  тебя  нет  никакого  проку.  Опасайся  вызвать  мое
недовольство. Бодален побледнел.
   - Разумеется, мой господин. Я... я буду счастлив... Карта, вы говорите?
   - Ты получишь и карту, и десять  надежных  людей.  Самых  надежных.  А  в
случае успеха, Бодален, награда превзойдет все  твои  ожидания.  Ты  станешь
королем Дреная.
   Бодален с улыбкой кивнул.
   - Я послужу вам на славу, господин. Вы ошибаетесь, говоря, что во мне нет
мужества, - я докажу вам обратное.
   - Разумеется, мой мальчик. Прости меня, я говорил  в  гневе.  Готовься  в
дорогу.

***

   Экодас проводил Шиа через  трапезную  наверх,  в  кабинет  Дардалиона,  и
постучался.
   - Войдите, - сказал настоятель. Экодас открыл дверь и  пропустил  девушку
вперед. Дардалион встал и поклонился ей.
   - Добро пожаловать, дорогая. Сожалею, что твое путешествие по  дренайской
земле началось столь беспокойно.
   - Разве? - ответила Шиа, насмешливо  оглядывая  кабинет,  битком  набитый
книгами, листами и свитками.
   - Ты умеешь читать?
   - Нет. Зачем мне это?
   - Чтобы понять свои нужды и желания, мы должны вникнуть в нужды и желания
тех, кто жил раньше нас.
   - Не вижу в этом смысла. Ясно и так, в  чем  заключались  их  желания,  -
иначе нас не было бы здесь. И мы желаем того же, потому и заводим детей.
   - По-твоему, история ничему не учит? - спросил Экодас.
   - История, может, и учит, но здесь у вас не история, а сплошная писанина.
Ты, что ли, здесь главный? - спросила она Дардалиона.
   - Да, я настоятель, а монахи, которых ты видела, - мои ученики.
   - Он хорошо дерется, - с улыбкой кивнула она на Экодаса. - Ему  не  место
среди твоих молельщиков. - В твоих устах это слово звучит  оскорбительно,  -
вспыхнул Экодас.
   - Если ты чувствуешь себя оскорбленным, значит, это правда.
   Дардалион с улыбкой вышел из-за стола.
   - Мы рады тебе, Шиа, дочь Носта Врена. Утром  мы  укажем  тебе  дорогу  к
твоему брату, Белашу.
   Она рассмеялась, сверкнув темными глазами.  -  Твоя  власть  не  удивляет
меня, Среброголовый. Я сразу поняла, что ты ясновидящий.
   - Каким образом? - воскликнул Экодас. Дардалион с улыбкой положил руку па
плечо растерянного монаха.
   - Как иначе я узнал бы об ее приключении? У тебя острый  ум,  Шиа,  и  ты
храбрая девушка.
   - Нет нужды  говорить  мне,  какая  я.  Правда,  похвалу  всегда  приятно
слышать. А теперь мне хочется  спать.  Этот  боевой  молельщик  сказал,  что
укажет мне постель.
   - Проводи нашу гостью в западное крыло, Экодас. Я велел развести огонь  в
спальной, что выходит на юг. - Дардалион снова поклонился  Шиа.  -  Приятных
сновидений, юная госпожа.
   - Это уж как повезет, - с той же легкой насмешкой в глазах ответила  она.
- Ты позволишь своему человеку спать со мной?
   - Боюсь, что нет. Мы все принесли обет целомудрия.
   - И зачем только мужчины играют в  такие  игры?  От  долгого  воздержания
начинают болеть спина и живот. И голова тоже.
   - Зато, - Дардалион едва сдержал улыбку, - это дарит твоему духу радости,
несравнимые с земными удовольствиями.
   - Ты знаешь это наверное или из книг?
   - Из книг, - признался он. - Но вера - неотъемлемая часть  нашей  здешней
жизни. Доброй тебе ночи.
   Экодас с пылающим лицом повел надирку по коридору, и  раздавшийся  позади
смех настоятеля усугубил его смущение.
   Комната была невелика, но в очаге горел огонь, и узкую кровать  застелили
чистыми одеялами.
   - Надеюсь, тебе здесь будет удобно, - чопорно проговорил Экодас. -  Утром
я принесу тебе завтрак - хлеб с сыром и сок летних яблок.
   - А тебе когда-нибудь снятся сны, молельщик?
   - Снятся, и часто.
   - Тогда желаю тебе увидеть во сне меня.

Глава 10

   Они разбили лагерь в лесной лощине и развели костер, обложив его камнями.
Сента, Ангел и Белаш спали, а Нездешний взял на себя третью  смену  караула.
Он сидел на пригорке, прислонясь к дереву, сливаясь в своей черной одежде  с
мраком ночи. Рядом лежал пес, которого он назвал Рваным.
   Мириэль легла спиной к огню, завернувшись в плащ. Плечам  было  тепло,  а
ногам холодно. Осень близилась к исходу, и в воздухе  пахло  снегом.  Ей  не
спалось. От хижины они ехали почти в полном молчании, но Мириэль держала  со
своими спутниками мысленную связь. Белаш думал о доме и о  мести,  а  в  его
мыслях о Нездешнем неизменно присутствовал острый нож. Ангел  был  растерян.
Он не хотел ехать на север, но и бросать их не хотел. Его  мысли  о  Мириэль
были столь же противоречивы. Он любил ее почти отеческой любовью  и  все  же
испытывал к ней вожделение. Сента подобным раздвоением не  страдал.  Его  ум
изобиловал сладострастными картинами, которые и  волновали,  и  пугали  юную
горянку.
   Нездешнего она не трогала, боясь темной области, которая открылась  ей  в
Нем. Она села, подложила хворосту в костер и протянула ноги к огню. В голове
у нее начал шептать