ивел  в  Дрос
шестьсот лучников.
   Хогун  в  полных  парадных   доспехах   Легиона   -   в   серебряном,
инкрустированном слоновой костью панцире и черной с  серебром  кольчуге,
неотрывно смотрел на серебряный меч, лежащий на столе перед Друссом.
   На финальном поединке, где Хогун сражался с  Оррином,  присутствовало
более пяти тысяч человек.  Первый  удар  после  четырех  минут  красивой
борьбы нанес Хогун. Второй, обманув  противника  ложным  выпадом,  нанес
Оррин.  Хогун  отвел  было  удар,  но  из-за  легкого  выгиба   запястья
деревянный клинок соперника скользнул по его боку. После двадцати  минут
поединка счет Хогуна стал два против одного, и до победы ему недоставало
только одного очка.
   Во время первого перерыва Друсс подошел к Хогуну,  который,  сидя  со
своими секундантами в тени первой стены, освежался разбавленным вином.
   - Ты молодец, - сказал Друсс. - Однако и он хорош.
   - Да, - согласился Хогун, утирая лоб белым полотенцем, - но правая  у
него слабее моей.
   - Зато ты менее проворен, когда дело касается низких ударов.
   - Это недостаток всех уланов. Мы ведь большей частью бьемся в  седле.
И он ниже меня ростом, поэтому здесь имеет преимущество.
   - Верно. Оррину на руку то, что он дошел до финала.
   Мне даже кажется, что его подбадривают громче, чем тебя.
   - Ну, меня это мало волнует.
   -  Хочу  надеяться.  Однако  солдатам  полезно  видеть,  как   хорошо
проявляет себя в бою верховный ган. - Хогун поднял  голову  и  посмотрел
Друссу в глаза, а старый воин улыбнулся и вернулся к судейскому месту.
   - Чего это он? - спросил Эликас, массируя Хогуну шею и плечи. - Хотел
подбодрить вас, что ли?
   - Ага. Разомни-ка мне предплечье - мускулы там совсем затекли.
   Молодой ган заворчал, когда Эликас погрузил в его  руку  свои  мощные
пальцы. Неужто Друсс хочет, чтобы он проиграл? Нет, конечно же,  нет.  И
все же...
   Оррину было бы полезно выиграть серебряный меч  -  и  это  безусловно
укрепило бы его растущую популярность.
   - О чем вы думаете? - спросил Эликас.
   - О том, что правая у него слабовата.
   -  Он  будет  ваш,  Хогун.  Используйте  тот  хитрый  прием,  который
применили против меня.
   Поединок возобновился, и при счете два против двух Хогун сломал  свой
деревянный меч. Оррин отошел,  дав  ему  возможность  сменить  оружие  и
проверить новый клинок в деле.
   Хогун остался недоволен балансировкой и снова сменил меч.
   Все это время он думал: вправду ли Друсс намекал, чтобы он  поддался,
или нет?
   - Вы витаете в облаках, - сурово заметил ему  Эликас.  -  Что  это  с
вами? Легион поставил на вас уйму денег.
   - Знаю.
   Хогун принял решение. Нет, он не  способен  проиграть  сознательно  -
даже из благих побуждений.
   В последнюю атаку он  вложил  всего  себя.  Отразив  очередной  выпад
Оррина, он ринулся вперед - но еще прежде, чем он ткнул Оррина в  живот,
меч верховного гана хлопнул его по шее. Оррин  предвосхитил  его  ход  и
нарочно приоткрылся.
   В  настоящем  бою  они  оба  поплатились  бы  жизнью,  но   бой   был
ненастоящим, и Оррин  выиграл.  Противники  обменялись  рукопожатием,  а
солдаты окружили их с воплями ликования.
   - Плакали мои денежки, - сказал Эликас. - Но есть в  этом  и  светлая
сторона.
   - В чем же она заключается? - спросил Хогун, потирая саднящую руку.
   - Наше с вами пари мне оплатить уже нечем. Вино придется ставить вам.
Уж это-то по меньшей мере вы обязаны  сделать,  Хогун,  после  того  как
подвели Легион!
   На пиру настроение Хогуна исправилось. Речи бара Британа, говорившего
от имени солдат, и дуна  Пинара,  представляющего  офицеров,  отличались
остроумием и краткостью,  вино  и  пиво  поступали  в  изобилии,  и  дух
воинской дружбы витал над столом.  "Дрос  стало  просто  не  узнать",  -
подумал Хогун.
   Снаружи около ворот стоял на часах Бреган вместе  с  высоким  молодым
кулом из полусотни "Огонь". Бреган не знал, как его зовут, и не  спросил
об этом, поскольку часовым на посту  разговаривать  запрещалось.  Бреган
считал это правило странным, но подчинялся ему.
   Ночь была свежа, но он почти не замечал этого. Он  унесся  мыслями  в
родную деревню, к Лотис и детям. Сибад получил нынче письмо - у них  все
хорошо. В письме сказано о  пятилетнем  сынишке  Брегана,  Легане  -  он
недавно влез на высокий вяз и не мог слезть, плакал и звал отца.  Бреган
попросил Сибада передать  мальчику  несколько  слов  в  ответном  письме
домой.
   Брегану хотелось бы написать своим, как он любит их всех и как по ним
скучает, но он постеснялся передавать  такие  нежности  через  Сибада  и
попросил только сказать, чтобы Леган был хорошим  мальчиком  и  слушался
матери. Сибад собрал подобные просьбы от всех односельчан и  весь  вечер
трудился над письмом, которое потом запечатал воском и снес  в  почтовую
палату. Конный гонец отвезет его на  юг  вместе  с  другими  письмами  и
военными депешами, идущими в Дренан.
   Лотис, должно быть, уже присыпала угли золой и прикрутила лампы.  Она
лежит на их камышовом ложе и, наверное, спит. Легана она, поди, положила
с собой - она не любит спать одна, когда Брегана нет дома.
   "Ты ведь не пустишь сюда дикарей, правда, папа?" - "Нет.
   Да они, может, еще и не придут. Правители разберутся с  этим,  как  и
раньше бывало". - "А ты скоро вернешься?"  -  "К  празднику  урожая".  -
"Обещаешь?" - "Обещаю".

***

   По окончании пира Друсс пригласил Оррина, Хогуна, Эликаса и Лучника в
княжеский кабинет над главным залом. Слуга Арчин принес им вина, и Друсс
представил разбойника командирам. Оррин с явной неохотой  пожал  Лучнику
руку. Уже два года ган слал отряды в Скултикский лес с наказом поймать и
повесить атамана разбойников. Хогуна  же  занимало  не  столько  прошлое
Лучника, сколько боевое мастерство  его  людей.  У  Эликаса  предвзятого
мнения не было, и белокурый Лучник безотчетно нравился ему.
   Едва  успев  сесть,  Лучник  откашлялся  и  поделился  сведениями   о
численности надирской орды, собравшейся у Гульготира.
   - Откуда тебе это известно? - спросил Оррин.
   - Три дня назад мы. - ., э.., повстречали в Скултике неких  путников.
Следуя из Дрос-Пурдола в Сегрил, они прошли через  северную  пустыню.  У
Гульготира их задержали и отвели в город, где они оставались четыре дня.
С ними, как с вагрийскими купцами, обращались учтиво,  однако  надирский
начальник по имени Сурип учинил им допрос. Один из этих купцов -  бывший
военный, он-то и определил на глаз численность войска.
   - Пятьсот тысяч! -  воскликнул  Оррин.  -  Мне  казалось,  эта  цифра
преувеличена.
   - Скажите лучше - преуменьшена. К ним постоянно прибывают  отдаленные
племена. Вам предстоит нешуточный бой.
   - Я не хотел бы показаться придирчивым, - сказал Хогун, -  но  почему
"вам", а не "нам"?
   Лучник взглянул на Друсса.
   - Ты разве не сказал им, старый конь? Нет?  Ах  ты,  какая  оказия  -
сплошная приятность.
   - Не сказал о чем? - спросил Оррин.
   - Они наемники, - нехотя выговорил Друсс.  -  И  останутся  здесь  до
падения третьей стены. Так было условлено.
   - И за эту-то скудную помощь они  ожидают  помилования?  -  вскричал,
вставая, Оррин. - Да я велю их повесить!
   - За третьей стеной у нас уже не будет  такой  нужды  в  лучниках,  -
спокойно заметил Хогун. - Там нет убойной земли.
   - Нам нужны лучники, Оррин, - сказал Друсс. - Страх как  нужны.  А  у
этого человека шестьсот отменных стрелков.
   Мы знаем, что постепенно будем сдавать одну стену за  другой,  и  нам
понадобится каждый лук, который  есть.  Калитки  к  тому  времени  будут
завалены.  Мне  такое  положение  дел  тоже  не   нравится,   но   нужда
заставляет... Уж лучше иметь прикрытие для  первых  трех  стен,  чем  не
иметь его вовсе. Вы согласны?
   - А если нет? - все еще с гневом бросил ган.
   - Тогда пусть уходят. - Хогун начал что-то сердито говорить, но Друсс
знаком прервал его. - Вы наш ган, Оррин.
   Вам и решать.
   Оррин сел, тяжело дыша.  Он  совершил  много  ошибок  перед  приходом
Друсса -  теперь  он  это  хорошо  понимал.  Соглашение  с  разбойниками
вызывало у  него  гнев  -  но  ему  ничего  не  оставалось,  как  только
поддержать старого воина, и Друсс  об  этом  знал.  Оррин  посмотрел  на
Друсса, и оба улыбнулись.
   - Пусть остаются, - сказал Оррин.
   - Мудрое решение, - отозвался Лучник. - Как скоро вы ждете надиров?
   - Скорее, чем нам бы хотелось, - ответил Друсс. -  Где-то  в  течение
трех недель, если верить разведчикам. Ульрик потерял сына - это дало нам
несколько лишних дней, но их недостаточно.
   Некоторое  время  они  обсуждали  многочисленные  трудности  обороны.
Наконец Лучник нерешительно сказал:
   - Вот что, Друсс, - есть кое-что, о чем я должен  сказать,  но  я  не
хотел бы, чтобы меня сочли.., странным. Я не хотел говорить, но...
   - Говори, паренек. Здесь все друзья.., по большей части.
   - Ночью мне снился странный сон - и в нем был ты. Я не придал бы  ему
значения - но вот увидел тебя и вспомнил.
   Мне снилось, будто меня разбудил воин в серебряных  доспехах.  Я  мог
смотреть сквозь него, точно это был  призрак.  Он  сказал,  что  пытался
связаться с тобой, но безуспешно. Когда он говорил, его голос как  будто
звучал у меня в мозгу. Он сказал, что зовут его Сербитар и что  он  едет
сюда со своими друзьями и женщиной по имени Вирэ.
   Он сказал, чтобы я  передал  тебе  вот  что:  надо  запасти  побольше
горючих веществ, потому что Ульрик настроил большие  осадные  башни.  Он
предложил также прорыть между стенами зажигательные  канавки.  Потом  он
показал мне сцену покушения  на  тебя  и  назвал  имя:  Музар.  Есть  ли
какой-то смысл во всем этом?
   Настало  молчание,  но  видно  было,  что   Друсс   испытал   великое
облегчение.
   - Еще какой, парень. Еще какой!
   Хогун наполнил бокал лентрийским вином и передал Лучнику.
   - Как выглядел этот воин? - спросил он.
   - Высокий, стройный и, как показалось мне, с белыми волосами, хотя он
еще молод, - Да, это Сербитар, - кивнул Хогун.  -  Видение  не  обмануло
тебя.
   - Ты его знаешь? - спросил Друсс.
   - Слышал о нем. Он сын князя Драды из Дрос-Сегрила.
   Говорят, будто в детстве он был очень хил  и  одержим  демоном:  умел
читать чужие мысли. Он альбинос, а вагрийцы, как вам известно,  почитают
это дурным знаком. Лет в тринадцать его отправили в Храм Тридцати к  югу
от Дренана.
   Говорят еще, что отец хотел удушить его в  младенчестве,  но  ребенок
почувствовал это и вылез в окно своей спальни. Все это, конечно,  только
слухи.
   - Что ж, похоже, его дар возрос, - сказал Друсс. - Ну да плевать.  Он
нам пригодится тут - особенно если ухитрится прочесть мысли Ульрика.

Глава 15

   В продолжение десяти дней работа шла полным ходом.
   Между первой и второй, а также  между  третьей  и  четвертой  стенами
прокладывались огненные  канавы  десять  ярдов  шириной  и  четыре  фута
глубиной. Их наполняли стружками и опилками, вдоль канавок ставили  чаны
с маслом, чтобы полить в случае надобности сухое дерево.
   Лесные стрелки вбили в землю белые колья -  и  между  стенами,  и  на
равнине перед крепостью. Каждый ряд отстоял  от  другого  на  шестьдесят
шагов, и лучники ежедневно по несколько часов упражнялись в  стрельбе  -
по команде в воздух поднималась целая туча стрел.
   Мишени, поставленные на равнине, стрелки разносили вдребезги  со  ста
двадцати шагов. Мастерство скултикских лучников поражало.
   Хогун обучал солдат отступать - под бой барабана они  скатывались  со
стены, бежали по дощатым настилам поверх огненных канав и взбирались  по
веревкам на следующую стену.
   С каждым днем воины проделывали это все быстрее.
   Разным мелочам уделялось все больше времени по мере того,  как  росла
общая готовность.
   - Когда лить масло? -  спросил  Хогун  Друсса  во  время  полуденного
отдыха.
   - Между первой и второй стенами это следует сделать  в  день  первого
приступа. Мы пока не можем судить, долго ли люди смогут продержаться.
   - Остается решить, - сказал Оррин, - кто  подожжет  канавы  и  когда.
Если стену, к  примеру,  проломят,  наши  бойцы  побегут  бок  о  бок  с
надирами. Как тут бросать факел?
   - И если мы назначим людей для этой цели,  -  добавил  Хогун,  -  что
будет, если их убьют на стене?
   - Надо будет выставить караульщиков с факелами, - объяснил  Друсс.  -
Команду им протрубит горнист со второй стены - а  для  принятия  решения
нам понадобится хладнокровный офицер. Когда протрубит горн, канавы будут
зажжены - невзирая на то, кто остался позади.
   Вопросы, подобные этому, занимали Друсса все больше, и голова у  него
раскалывалась от дум, планов и хитроумных  замыслов.  Несколько  раз  во
время таких  обсуждений  старик  выходил  из  себя  и  начинал  дубасить
кулаками по столу либо метаться по комнате точно медведь в клетке.
   - Я солдат, а не чертов стратег! - заявлял он при этом,  и  совещание
откладывалось на час.
   Нужно было возить дерево из ближних деревень, из Дренана потоком  шли
панические послания  от  правительства  Абалаина,  задерживалась  почта,
поступали новобранцы, между отрядами возникали склоки - все это угрожало
затопить трех начальников крепости с головой.
   Один офицер сообщил, что отхожие места на первой  стене  могут  легко
стать источником заразы, ибо выгребные ямы недостаточно глубоки.
   Друсс отрядил рабочую артель на нужники.
   Абалаин  требовал   дать   полную   стратегическую   оценку   обороны
Дрос-Дельноха - но Друсс  не  подчинился,  боясь,  как  бы  сведения  не
просочились к  надирам.  Из  Дренана  немедленно  последовал  выговор  с
требованием извинений. Оррин настрочил нужный ответ, чтобы отделаться от
докучливых правителей.
   Затем Хитроплет распорядился реквизировать у Легиона лошадей  -  раз,
мол, дан приказ держаться до последнего, лошади в Дельнохе ни к чему. Он
разрешил оставить только Двадцать голов для  курьерских  нужд.  Это  так
взбесило Хогуна, что к нему несколько дней нельзя было подойти.
   В довершение всех зол горожане принялись  жаловаться  на  бесчинства,
творимые солдатами в гражданских кварталах. Друсс  дошел  до  предела  и
часто выражал вслух желание, чтобы надиры пришли поскорее - и  будь  что
будет!
   Прошло еще три дня, и его желание частично осуществилось.
   Надирский отряд под флагом переговоров примчался  галопом  с  севера.
Весть распространилась, как лесной пожар, - когда Друсс узнал об этом  в
замке, в городе уже царила паника.
   Надиры спешились в тени главных ворот и стали ждать. В  молчании  они
достали из своих седельных сум сушеное мясо, мехи с  водой  и  принялись
закусывать.
   Когда прибыли Друсс с  Оррином  и  Хогуном,  они  уже  окончили  свою
трапезу. Друсс проревел со стены:
   - Что вам поручено передать мне?
   - Откройте ворота! - крикнул в ответ надирский начальник - низенький,
с выпуклой грудью, кривоногий и могучий. - Это ты - Побратим Смерти?
   - Да.
   - Ты стар и толст. Это радует меня.
   - Хорошо! Запомни это до нашей следующей встречи, ибо я тоже запомнил
тебя, Длинный Язык, и мой топор знает твою душу по имени. Говори  -  что
тебе ведено передать?
   - Господин наш Ульрик, Повелитель Севера, передает тебе, что он  едет
в Дренан заключить союз  с  Абалаином,  правителем  дренаев.  Посему  он
повелевает открыть перед ним ворота Дрос-Дельноха - и если будет так, он
обещает не причинить вреда  ни  мужчине,  ни  женщине,  ни  ребенку,  ни
солдату, ни мирному жителю. Господин наш Ульрик желает, чтобы  надиры  и
дренаи стали единым народом. Он дарует вам свою дружбу.
   - Скажи Ульрику, что он может ехать в Дренан,  когда  ему  угодно,  -
сказал Друсс. -  Мы  дадим  ему  эскорт  из  ста  воинов,  как  подобает
Повелителю Севера.
   - Мой повелитель Ульрик не допускает никаких условий.
   - Это мое условие - и оно останется неизменным.
   - Тогда выслушай его второе послание. В том случае, если ворота будут
закрыты и город окажет сопротивление, мой  повелитель  Ульрик  оповещает
всех о том, что каждый второй защитник, взятый живым,  будет  убит,  все
женщины будут проданы в рабство и каждый третий горожанин лишится правой
руки.
   - Прежде чем все  это  произойдет,  парень,  твой  повелитель  Ульрик
должен будет  еще  взять  Дрос.  Передай  ему  такие  слова  от  Друсса,
Побратима Смерти: быть может, на севере и дрожат горы, когда он  пускает
ветры, - но здесь дренайская земля, и для меня он всего  лишь  дикарь  с
раздутым брюхом, который и носа бы своего не нашел без дренайской карты.
Ну как, паренек, запомнишь - или мне вырезать  это  большими  буквами  у
тебя на заднице?
   - Замечательные слова, Друсс, - сказал Оррин, - но должен признаться,
у меня желудок свело, когда вы их произнесли. Ульрик придет в бешенство.
   - Если бы, - с горечью ответил  Друсс,  глядя,  как  надирские  послы
скачут  обратно  на  север.  -  Будь  это  так,  он  и  вправду  был  бы
обыкновенным брюхатым дикарем. Нет, он посмеется.., будет смеяться долго
и громко.
   - Почему? - спросил Хогун.
   - Потому что иного выбора у него нет. Ему нанесли оскорбление,  и  он
должен смеяться, чтобы не потерять лица, - а его люди посмеются вместе с
ним.
   - Однако он сделал нам недурное предложение, -  сказал  Оррин,  когда
они втроем направились обратно в замок. - Весть о нем разойдется быстро.
Переговоры с Абалаином...
   Единая надиро-дренайская империя... Умно, правда?
   - Да,  умно  -  и  он  не  обманывает,  -  сказал  Хогун.  -  Он  уже
зарекомендовал себя как человек слова.  Если  мы  сдадимся,  он  пройдет
через город, никому не причинив вреда. Угрозу смерти можно презреть - но
когда тебе предлагают жизнь, дело  иное.  Думаю,  очень  скоро  горожане
снова попросят принять их.
   - Еще до ночи, - предсказал Друсс.
   На стене Джилад и Бреган смотрели, как тает  вдалеке  пыль,  поднятая
надирскими всадниками.
   - Что это Ульрик толкует,  Джил,  будто  хочет  ехать  в  Дренан  для
переговоров с Абалаином?
   - Он хочет, чтобы мы пропустили его армию.
   - А-а. Они не так уж страшны на вид, правда? Люди как люди  -  только
что одеты в меха.
   - Да, они обыкновенные люди. - Джилад снял шлем и  расчесал  пальцами
волосы, подставив голову прохладному ветерку. - Самые  обыкновенные.  Но
живут они войной. Для них драться  так  же  естественно,  как  для  тебя
крестьянствовать. Для тебя и для меня, - добавил он, зная,  что  это  не
правда.
   - Но зачем это им? Сроду не мог этого понять. Нет, я понимаю,  почему
люди иногда становятся солдатами: чтобы защищать родину и все такое.  Но
чтобы целый народ постоянно воевал - это как-то не  правильно.  Верно  я
говорю?
   - Ну конечно, верно, - засмеялся Джилад. - Только в  северных  степях
земля неплодородная. Надиры живут в основном  разведением  коз  и  своих
мелких лошадок.
   Если они хотят чего-то большего, им приходится отнимать это у других.
Дун Пинар  сказал  мне  на  пиру,  что  в  их  языке  "чужой"  и  "враг"
обозначается одним словом. Всякий, кто не принадлежит к твоему  племени,
должен быть убит и ограблен. Таков их образ жизни. Более мелкие  племена
истребляются более крупными. Ульрик все это изменил: он  стал  принимать
побежденные племена в свое и так  обрел  могущество.  Теперь  у  него  в
подчинении все северные государства  и  множество  восточных.  Два  года
назад он взял Манею и вышел к морю.
   - Я слышал, - кивнул Бреган.  -  Но  говорят,  что  он  ушел  оттуда,
заключив договор с тамошним королем.
   - Дун Пинар сказал, что король согласился стать  вассалом  Ульрика  и
что Ульрик держит его сына  заложником.  Королевство  принадлежит  вождю
надиров.
   - Ох и умный он, видать, мужик. Но что он будет делать, когда завоюет
весь мир? Какой в этом прок? Мне бы вот, скажем, землицы побольше да дом
попросторнее. Это я понимаю. Но на кой мне десять наделов? Или сто?
   - Ты мог бы стать богатым и могущественным -  ты  помыкал  бы  своими
арендаторами, а они кланялись бы тебе, когда ты про