Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
260 -
261 -
262 -
263 -
264 -
265 -
266 -
267 -
268 -
269 -
270 -
271 -
272 -
273 -
274 -
275 -
276 -
277 -
278 -
279 -
280 -
281 -
282 -
283 -
284 -
285 -
286 -
287 -
288 -
289 -
290 -
291 -
рассвет в окне гробницы. Никогда еще он не испытывал
такого счастья, видя рождение нового дня. Зибен и Носта-хан придвинулись к
нему, загородив свет.
- Говори! - сказал шаман. - Добились ли вы успеха?
- Да, - пробормотал Друсс, садясь. - Они встретились.
- Спрашивал ты его о Глазах Альказарра?
- Нет.
- Что?! - взвился шаман. - Зачем же ты тогда пустился в это безумное
путешествие?
Друсс, не отвечая, подошел к спящему Талисману, положил руку ему на плечо
и позвал по имени. Талисман открыл темные глаза.
- Мы победили? - спросил он.
- На свой лад, парень. - И Друсс рассказал ему о явлении ангелов и о
новой разлуке.
- Надеюсь, она найдет его. - Талисман встал и вышел. Носта-хан последовал
за ним.
- От их благодарности у меня слезы на глаза наворачиваются, - съязвил
Зибен.
- Дело сделано - это главное, - пожал плечами Друсс.
- Расскажи мне все, как было.
- Ну уж нет, поэт. Я не хочу, чтобы ты сочинил об этом песню.
- Песен не будет, даю тебе честное слово, - солгал Зибен.
- Как-нибудь после, - усмехнулся Друсс. - Сейчас мне надо поесть и
вдоволь, не спеша, напиться холодной воды.
- Она очень хороша?
- Несказанно. Но лицо у нее недоброе. - Друсс вышел вместе с Зибеном на
солнце и встал, любуясь густой синевой неба. - Пустота - скверное место:
только огонь там ярок, а остальное все серое - камень, пепел и небо. Даже
думать не хочется, что когда-нибудь мы все окажемся там.
- Что верно, то верно. Ну, рассказывай же, Друсс.
Талисман, Горкай и Носта-хан смотрели на них со стены.
- Он должен был умереть там, - сказал шаман. - Жизненная сила почти что
покинула его - но потом вернулась снова.
- Подобного я еще не видел, - сознался Талисман. - Дивное это зрелище:
Друсс и Ошикай, бьющиеся с демонами и чудищами. Встретившись, они сразу
стали как побратимы и сражались так, точно знали друг друга целую вечность.
Я не мог равняться с ними, шаман. Я был точно ребенок среди взрослых мужей.
Но обиды я не испытываю - мне кажется, что я удостоился большой чести.
- Да, - прошептал Горкай, - сражаться рядом с Ошикаем, Гонителем Демонов,
поистине большая честь.
- Но к Глазам нас это не приблизило, - буркнул шаман. - Может, он и
великий воин, однако глупец. Шаошад сказал бы ему, если бы он спросил!
- Либо мы найдем их, либо нет. Сна меня это не лишит. - Талисман
спустился вниз и вошел в дом для паломников.
Зусаи спала на топчане. Талисман сел рядом и погладил ее по голове. Она
открыла темные глаза и сонно улыбнулась ему.
- Я ждала, пока Горкай не сказал мне, что ты вне опасности, а потом
уснула.
- Теперь мы все вне опасности, и Шуль-сен не будет больше преследовать
тебя. - Он умолк. Она села, взяла его за руку и увидела печаль в его глазах.
- Что с тобой, Талисман? Что тебя печалит?
- Их любовь длится целую вечность - а вот нам не суждено соединиться. Всю
жизнь я мечтал помочь Собирателю объединить наш народ. Я думал, нет на свете
более великого дела. Но теперь я думаю только о тебе, Зусаи. И знаю: если
Собиратель возьмет тебя себе, я не смогу следовать за ним.
- Так не станем же слушать предсказаний, - сказала Зусаи, обнимая его. -
И будем вместе.
Ласково, но твердо он освободился из ее рук.
- И этого я не могу. Долг воспрещает. Я попрошу Носта-хана увести тебя
отсюда. Завтра же.
- Нет! Я не пойду.
- Если ты взаправду любишь меня, Зусаи, то пойдешь. Мне нужно очистить
свои мысли для предстоящей битвы. - Он оставил ее и стал обходить
укрепления, глядя, хорошо ли их починили, а после выслал Квинг-чина с тремя
воинами в разведку навстречу врагу.
- Не нападай на них, друг, - сказал он Квинг-чину. - Ты нужен мне здесь.
- Я вернусь, - пообещал воин и выехал из форта. Горкай подошел и сказал
Талисману:
- Ты должен взять эту женщину себе.
- Так ты слышал? - сердито спросил Талисман.
- Каждое слово, - не смутился Горкай. - Ты должен ее взять.
- А долг? А судьба надиров?
- Ты великий человек, Талисман, - улыбнулся Горкай, - но тут рассудил
плохо. Мы все здесь скоро умрем. И если ты женишься на ней, через пару дней
она овдовеет. Носта-хан говорит, что может увести ее прочь. Хорошо. Значит,
Собиратель женится на твоей вдове. И то, что предсказано, сбудется.
- А если мы победим?
- Если щенок одолеет льва, говоришь ты? Я смотрю на это дело просто,
Талисман. Я поклялся следовать за тобой. Если Собиратель нуждается в моей
преданности, пусть приходит сюда и сражается вместе с нами! Ночью ты свел
вместе Ошикая и Шуль-сен. А посмотри вокруг - тут находятся воины пяти
племен. Ты собрал их воедино - и другого Собирателя мне не надо.
- Я не тот, о ком сказано в пророчестве.
- Мне это без разницы. Главное, что ты здесь. Я старше тебя, парень, и
наделал в жизни много ошибок. Ты тоже можешь ошибиться сейчас - я говорю о
Зусаи. Такую любовь редко встретишь, и ее нельзя упускать. Вот все, что я
хотел сказать тебе.
***
Друсс сидел на стене, глядя, как защитники таскают наверх метательные
камни. Теперь у них было около двухсот воинов, в большинстве своем беженцы
из Острого Рога. Нуанг Ксуан отправил своих женщин на восток, но некоторые,
в том числе и Ниоба, остались. Старый вождь взобрался по разрушенным
ступеням к Друссу.
- Хороший нынче денек, воин, - сказал он, отдуваясь.
- Хороший, - согласился Друсс.
- И форт теперь хорош, верно?
- Форт хорош, да ворота в нем старые. Они - самое слабое место.
- Меня как раз там поставили. Талисман приказал. Если ворота проломят, мы
должны закрыть их своими телами. Давно уж я не знал такого страха - но это
хорошо.
Друсс кивнул.
- Если ворота проломят, старик, я стану рядом с тобой.
- Ха! Вот уж где разгуляемся. Только тебе-то опять придется биться со
своими - как ты на это смотришь?
- Они мне не свои, и я за ними не гонялся. Они сами явились ко мне -
пусть же их кровь на них и падет.
- Ты суровый человек, Друсс. Наверное, у тебя в роду были надиры.
- Все может быть.
Нуанг увидел внизу своего племянника Менга, окликнул его и спустился.
Друсс стал смотреть на запад, на линию холмов. Скоро там покажется враг. Он
подумал о Ровене, оставшейся дома, о своих стадах, с которыми проводил
день-деньской, о тихих ночах в их просторном доме. ?Почему это так, -
подумал он, - когда она далеко, меня тянет к ней, а когда мы рядом, мне не
терпится уйти куда-нибудь на войну?? Он вернулся мыслями к своему детству,
когда они с отцом скитались, убегая от дурной славы, которой покрыл их
Бардан-Душегуб. Друсс посмотрел на прислоненного к стене Снагу. Этот
страшный топор принадлежал его деду, Бардану. Тогда в Снаге обитал демон,
превративший Бардана в безумного убийцу, в мясника. Эти чары затронули и
Друсса. ?Не потому ли я стал таким, как есть?? - подумал он. Хотя демон
давно изгнан, Друсс находился под его злой властью долгие годы, когда искал
Ровену.
Друсс не привык копаться в себе, и его настроение омрачилось. Он пришел
на готирскую землю не воевать, а участвовать в атлетических играх. А теперь,
хотя и не по своей вине, он ждет прихода могущественного войска, и
неизвестно, найдет ли целебные камни, которые вернули бы Клаю здоровье.
- Ты что-то сердит, старый конь, - сказал, подойдя к нему, Зибен. Поэт
надел бледно-голубую рубашку с пуговицами из полированной кости, начистил
свою перевязь, и рукоятки ножей в ножнах так и блестели. Тщательно
причесанные светлые волосы скреплял обруч с опалом.
- Как тебе это удается? - удивился Друсс. - Кругом пыльная степь, а ты
будто только из бани.
- Приличия следует соблюдать, - с широкой усмешкой ответил Зибен. - Надо
же показать этим дикарям, как должны выглядеть просвещенные люди.
- Ты поднимаешь мне настроение, поэт, - как всегда, впрочем.
- Отчего ты так мрачен? Война и смерть в нескольких шагах от нас - по
мне, так тебе впору плясать от радости.
- Я думал о Клае. Камней здесь нет, и я не сдержу своего обещания.
- Не будь так уверен, старый конь. У меня есть одна мысль, но не будем
пока об этом.
- Ты думаешь, что сможешь найти их?
- Я же сказал - мысль у меня есть. Но теперь еще не время. Знаешь,
Носта-хан хотел твоей смерти, и его желание чуть было не сбылось. Ему нельзя
доверять, Друсс. И Талисману тоже. Эти камни слишком нужны им самим.
- Тут ты прав. Шаман - подлый негодяй.
- Что это? - воскликнул вдруг Зибен, указывая на холмы. - О небо, это
они!
Друсс прищурил глаза. С холма гуськом спускалась шеренга улан в ярких
доспехах. На стенах поднялся крик, и воины бросились по местам с луками в
руках.
- Кони-то у них мелкие, - проворчал Друсс. - Что за дьявол...
Талисман с Носта-ханом поднялись к нему. Всадники пустили коней вскачь и
помчались по равнине, высоко держа копья, на каждом из которых торчала
голова.
- Это Лин-цзе! - закричал Талисман. Защитники возликовали, а тридцать
всадников перевели коней на рысь и поехали вдоль стен, потрясая своими
жуткими трофеями. Один за другим они воткнули копья в землю и въехали в
открывшиеся ворота. Лин-цзе соскочил с коня и снял с головы готирский шлем.
Воины хлынули со стен, окружив его и других Небесных Всадников.
Лин-цзе запел что-то по-надирски и пустился в пляс, подбадриваемый дикими
возгласами воинов. Зибен смотрел на это со стены как завороженный, но слов
не понимал.
- О чем он поет? - спросил поэт Носта-хана.
- Рассказывает, как истребил врага и как его воины для этого въехали на
небеса.
- На небеса? Что это значит?
- Это значит, что первая победа за нами, - отрезал шаман. - Молчи и не
мешай мне слушать.
- Скверный старикашка, - буркнул Зибен, садясь рядом с Друссом.
Рассказ Лин-цзе занял около четверти часа. Под конец воины сгрудились
вокруг него и подняли его на плечи. Талисман сидел тихо и ждал. Когда
Лин-цзе поставили па землю, он подошел к Талисману и с легким поклоном
произнес:
- Твой приказ выполнен. Много улан убито, я забрал их доспехи.
- Похвально, брат мой.
Талисман взошел на стену и обратился по-надирски к собравшимся внизу:
- Видите - их можно побить. Они такие же люди, как все. Мы вкусили их
крови и вкусим еще больше. Когда они явятся сюда, чтобы разрушить святилище,
мы остановим их. Ибо мы надиры, и наш день уже занимается. Это только
начало. То, что случится здесь, войдет в наши предания. Рассказ о наших
подвигах домчится на огненных крыльях до каждого надирского племени, до
каждого селения и стана, и это приблизит приход Собирателя. Однажды мы
придем под стены Гульготира, и город содрогнется, увидев нас. - Талисман
медленно поднял правую руку, сжав пальцы в кулак. - Мы надиры! - выкрикнул
он, и воины подхватили песнь:
Мы надиры,
Вечно юные,
Кровью писаны,
Сталью пытаны,
Победители!
- Прямо кровь в жилах стынет, - заметил Зибен.
- Он умный парень, - кивнул Друсс. - Он знает, какие испытания ждут
впереди, и загодя внушает им гордость. Теперь они будут драться за него, как
черти.
- Не знал, что ты понимаешь по-надирски!
- А тут и понимать нечего - и так ясно. Он послал Лин-цзе пустить врагу
кровь. Одержать победу. Связать их воедино. Сейчас он, не иначе, говорит им,
что все они герои и запросто выстоят против любого войска. Что-то в этом
роде.
- И они выстоят?
- До первых потерь судить нельзя, поэт. Войско - это как меч. Нет смысла
испытывать клинок, пока он не пройдет через огонь.
- Да, да, да, - нетерпеливо произнес Зибен, - но что ты думаешь, если
оставить пышные сравнения в стороне? Ты знаешь людей, и я доверяю твоему
суждению.
- Этих людей я не знаю. Ребята они, конечно, злые, но
недисциплинированные, к тому же суеверные. У них нет героической истории, на
которую они могли бы опереться в трудный час. Они никогда еще не побеждали
готиров. Все зависит от первого дня битвы. Если мы переживем его, можешь
спросить меня снова.
- Ох, как же ты мрачен сегодня, дружище. В чем дело?
- Это не моя война, поэт. Я ничего к ней не чувствую, понимаешь? Я дрался
вместе с Ошикаем и знаю, что ему наплевать, какая участь постигнет его
кости. Мы собираемся биться ни за что и ничего этим не достигнем, кто бы ни
победил.
- А вот тут ты, пожалуй, ошибаешься, старый конь. Не зря они постоянно
толкуют о Собирателе. Ты говоришь, что у них нет истории, на которую они
могли бы опереться, - так, может быть, отсюда она и начнется? - Зибен
подтянулся и сел на парапет, глядя на своего друга. - Да ты и сам это
знаешь. Дело не в этом, правда? Есть другая причина, глубже.
Друсс с кривой улыбкой огладил свою черную бороду.
- Верно, есть. Они мне не по нраву, поэт, - вот и все. Нет у меня теплого
чувства к этим кочевникам. Я не знаю, как они думают и что чувствуют, но
одно знаю крепко: думают они не так, как мы.
- Но ведь Нуанг и Талисман тебе нравятся, а они оба надиры.
- Да, хоть я не понимаю, почему это так.
- Понять нетрудно, Друсс, - хмыкнул Зибен. - Ты дренай по рождению и
воспитанию, а стало быть, стоишь выше прочих народов. Так ведь нас учат. Мы
- просвещенные люди в мире, населенном дикарями. Тебе не составляло труда
сражаться за вентрийцев, потому что они такие же, как мы, - круглоглазые и
высокие, и боги у нас общие. Но надиры происходят от чиадзе, и нас с ними
ничто не роднит. Мы как кошки и собаки. Или волки и львы, если тебе угодно.
Но по-моему, ты заблуждаешься, полагая, что они думают и чувствуют не так,
как мы. Просто они свои мысли и чувства проявляют по-другому. Их учили так,
нас иначе.
- По-твоему, я такой узколобый? - возмутился Друсс.
- Конечно, узколобый - так тебя воспитали, - засмеялся Зибен. - Но ты
хороший человек, Друсс, и это нисколько не влияет на твое поведение. Может,
дренайские догмы и вбиты тебе в голову, но сердца они не затронули. Поэтому
ты нигде не пропадешь.
Друсс успокоился, ему полегчало.
- Надеюсь, что ты прав. Мой дед был убийцей-душегубом; его злодейства до
сих пор не дают мне покоя. Я всегда боялся стать виновным в таких делах.
Всегда боялся стать на не правую сторону. Вентрийская война была
справедливой - я в это верил, и это для меня много значило. Теперь страну
возглавляет Горбен, а он самый великий человек из всех, кого я знал.
- Возможно, - с сомнением ответил Зибен. - История рассудит его лучше нас
с тобой. Что же касается предстоящего, успокой свою совесть. Это святилище,
и здесь лежат кости величайшего надирского героя. Все племена почитают это
место. Солдаты же, которые идут сюда, служат безумному императору и
собираются осквернить святыню с единственной целью унизить кочевников,
поставить их на место. Исток знает, как я ненавижу насилие, но сейчас мы на
правой стороне, Друсс. Клянусь небом, это так!
Друсс стиснул его за плечо.
- Ты заговорил прямо как воин, - широко ухмыльнулся он.
- Это потому, что враг еще не пришел. Когда они явятся, ищи меня в
бочонке из-под муки.
- Так я тебе и поверил.
***
В каморке рядом с будущим лазаретом Зусаи слушала, как Талисман и Лин-цзе
обсуждают недавнюю вылазку. Внешне они мало походили друг на друга. Лин-цзе
высок ростом, и его серьезное лицо выдает смешанную кровь: уголки глаз лишь
слегка приподняты, скулы и челюсти тяжелые. У чистокровных надиров волосы
черны, как вороново крыло, у Лин-цзе же проглядывает рыжина. А вот Талисман,
чьи волосы стянуты в тугой хвост, надир до мозга костей - кожа у него
бледно-золотая, лицо плоское, темные глаза лишены всякого выражения. И все
же, думала Зусаи, их роднит нечто, не имеющее отношения к телесному
сходству, - нечто невидимое, делающее их братьями. Что же это - совместные
годы в Бодакасской Академии или желание вновь увидеть надиров гордыми и
свободными? Возможно, и то, и другое.
- Они будут здесь завтра к полудню. Не позже, - сказал Лин-цзе.
- Мы сделали все, что в наших силах. Воины не могут быть готовыми более,
чем теперь.
- Но выдержат ли они, Талисман? Я никогда не слыхал ничего доброго об
Остром Роге. Что до Одиноких Волков, им, похоже, не по себе без своего
вожака. И каждое племя держится на особицу.
- Они выдержат. Что касается слухов насчет Острого Рога, то хотел бы я
знать, что они слышали о Небесных Всадниках. У нас не в обычае говорить
хорошо о враждебных племенах. Хотя я заметил, что о Летучих Конях ты не
сказал ничего худого. Не потому ли, что их возглавляет наш друг Квинг-чин?
Лин-цзе нехотя улыбнулся:
- Вижу, к чему ты клонишь. Вот дренай, похоже, хороший боец.
- Это так. Я побывал с ним в Пустоте, друг, и поверь: его мастерство
вселяет в душу трепет.
- И все же мне не по душе видеть гайина в наших рядах. Друг ли он нам?
- Друг ли он надирам? Нет. Друг ли он мне? Быть может. Я рад, что он
здесь. От него веет несокрушимостью. - Талисман встал. - Ступай отдохни,
Лин-цзе. Ты это заслужил. Хотел бы я видеть, как ты и твои воины прыгали
через пропасть. В тот миг вы поистине были Небесными Всадниками. Об этом
будут петь долгие годы.
- Если мы будем живы, генерал.
- Тогда надо постараться - я хочу услышать эту песню.
Мужчины обменялись рукопожатием, и Лин-цзе, поклонившись Зусаи, вышел.
Талисман тяжело опустился на сиденье.
- Ты устал больше, чем он, - сказала Зусаи. - Это ты нуждаешься в отдыхе.
- Я молод и полон сил, - устало улыбнулся ей Талисман.
Зусаи опустилась на пол рядом с ним, положив руки ему на колени.
- Я не пойду с Носта-ханом. Я долго думала и вот решила. Я знаю, у
надиров принято, чтобы отец сам выбирал мужа для дочери, но мой отец не был
надиром, и дед не имел права обещать меня кому-то. И я говорю тебе,
Талисман: если ты заставишь меня уйти, я буду ждать вестей о тебе, если же
ты умрешь...
- Не говори так! Я тебе запрещаю!
- Ты ничего не можешь мне запретить, - спокойно ответила она. - Ты мне не
муж, а всего лишь опекун. Хорошо - я не стану ничего говорить. Но ты знаешь,
как я поступлю.
Он сердито схватил ее за плечи и поднял.
- Зачем ты мучаешь меня? Разве не понимаешь, что только твое благополучие
дает мне силы и надежду?
Покорившись его рукам, она села к нему на колени.
- Надежду? А на что же надеяться Зусаи, если ты умрешь, любимый? Что ждет
ее в будущем? Замужество с безымянным человеком с лиловыми глазами? Нет, это
не для меня. Либо ты, либо никто.
Она поцеловала его, и он ощутил мягкое тепло ее языка на своих губах.
Разум повелевал ему вырваться из ее объятий, но возбуждение пересилило - он
притянул ее к себе и вернул поцелуй с пылом, которого в себе не подозревал.
Рука скользнула по ее плечу, по мягкому белому шелку рубашки и мягкой коже
под ним. Опускаясь все ниже, ладонь легла на левую грудь. Твердость соска
задержала ее и заставила сжать большой и указательный пальцы.
Талисман не слышал, как отворилась дверь, но почувствовал теплую струю
воздуха снаружи. Он повернул голову и увидел Нуанг Ксуана.
- Никак я не вовремя? - подмигнул старый воин.
- Вовремя, - сипло ответил Талисман. - Входи. - Зусаи, встав, поцеловала
его в щеку. Он посмотрел, как она уходит, покачивая стройными бедрами.
Нуанг Ксуан плюхнулся на стул.
- Неловко так сидеть. То ли дело на полу, по-надирски, но я не хочу
смотреть на тебя снизу вверх.
- Чего ты хочешь, старик?
- Ты велел мне оборонять ворота, но я хочу стоять на стене, рядом с
Друссом.
- Почему?
- Мне думается, я умру здесь