ррин,
оглядывая  уставленные  книгами  полки.  -  Пожалуй,  я  возьму  у   вас
что-нибудь почитать.
   - Сделайте одолжение, барон,  если  вы,  конечно,  владеете  мертвыми
языками.
   - Нет, не владею.
   - Тогда эти книги, увы, не представляют для вас интереса. Чем я  могу
вам помочь?
   Эррин сел на стул с высокой спинкой напротив провидца, а тот  отложил
гусиное перо и отодвинул книгу, с которой он работал.
   - Я пришел просить у вас совета. Один юноша,  беглый  раб,  выкрикнул
слово, после которого сразу побежал гораздо быстрее -  думаю,  это  было
нечто вроде заклинания. Я ранил его, но ему удалось скрыться в лесу.
   - Что за слово?
   - "Оллатаир".
   - Вы уверены?
   - Думаю, да. Мой слуга Убадай тоже слышал. Что это может означать?
   Океса откинулся назад и провел пальцем по своему  длинному  носу,  не
сводя бледных глаз с Эррина.
   - Он произнес имя мертвого чародея. Вы уверены, что  он  после  этого
стал бежать быстрее? Быть может, это  страх  перед  погоней  придал  ему
сил?
   - Возможно, но я никогда  еще  не  видел,  чтобы  человек  бежал  так
быстро, а ведь прошлой осенью я, как вам  известно,  был  распорядителем
игр в Фурболге. По-моему, это все-таки было волшебное слово. Могло такое
случиться?
   - Случиться может все, барон. После Оллатаира  остались  некоторые...
вещи. У короля одной страны за Цитаэроном есть золотой сокол,  у  короля
Ахака - меч, способный разрубить что угодно, даже сталь. Но ведь им  нет
цены. Откуда мог раб раздобыть подобную вещь?
   Океса взял с одной из полок толстый фолиант  и,  вернувшись  на  свое
место, принялся бережно листать его.
   - Да, вот он - Оллатаир, сын Галибала, пятнадцатый Оружейник  рыцарей
Габалы. В 1157-м, тринадцати лет, он обучался у своего отца,  в  1170-м,
достигнув двадцати шести,  стал  его  преемником.  В  1190  году  рыцари
исчезли из истории, и нам  остались  лишь  легенды,  гласящие,  что  они
отправились в преисподнюю сражаться  с  силами  зла.  На  следующий  год
Оллатаир был обличен как изменник и предан смерти в  темницах  Фурболга.
Здесь имеется краткая запись его допроса. Думаю, вы расслышали  раба  не
совсем верно.
   - Быть может, есть еще какой-то Оллатаир?
   - Если бы такой человек был, я  знал  бы  о  нем,  поверьте.  Могу  я
служить вам еще чем-нибудь?
   - Нет, мудрейший, это  все.  Благодарю,  что  уделили  мне  время,  -
сказал, вставая, Эррин.
   - Прошу вас, не спешите уходить. Я хотел поговорить с вами еще кое  о
чем. - Эррин снова сел на место. - Речь о ваших домочадцах.  Кажется,  у
вас в услужении состоит около шести номадов?
   - Да, и все они верны мне и королю.
   - Король смотрит на это иначе. Он собирается  издать  указ  о  ссылке
всех номадов в Гар-аден.
   - Но ведь это же пустыня!
   - Вы оспариваете королевскую волю? - вкрадчиво произнес Океса.
   - Не мне оспаривать волю моего государя - я всего лишь  уточнил,  где
это. Впрочем, мои номады не рабы и свободны отправиться, куда пожелают.
   - Не совсем так, - улыбнулся Океса.  -  Отныне  все  номады  лишаются
гражданства и по прямому приказу короля должны  собраться  в  Гар-адене.
Тех, кто не подчинится, будут преследовать и  убивать,  а  их  имущество
отойдет в пользу короны или ее представителей.  В  Макте  представителем
короны, разумеется, будет герцог.
   - Как же, позвольте вас спросить, мы будем решать, кто номад,  а  кто
нет? Они живут среди  нас  несколько  веков,  и  во  многих  благородных
семействах, как говорят, тоже есть номадская кровь.
   - Вам известны такие семейства? - с блеском в глазах  подался  вперед
Океса.
   - С уверенностью сказать не могу.
   - Тогда будьте осторожнее  в  том,  что  говорите.  Номады  объявлены
нечистым народом и должны быть удалены из королевства.
   - Благодарю вас за это предупреждение, - с вымученной улыбкой  сказал
Эррин. - И заверяю вас, что буду действовать согласно с ним.
   - Надеюсь, что будете. Кстати, этот случай с Оллатаиром заинтересовал
меня.  Не  знаете  ли  вы  в   окрестностях   Макты   ремесленника   или
землевладельца, у которого только один глаз?
   - Я не имею дел с простонародьем, мудрейший, однако  мог  бы  навести
для вас справки.
   - Прошу вас, сделайте это - и, если можно, поскорее.
   - Непременно.
   От провидца Эррин прошел прямо к герцогу, который принял его в  своих
личных покоях в западной башне.
   - Не нам обсуждать королевский указ, - заметил ему герцог. -  К  тому
же не стоит забывать и о собственной выгоде. Ни у меня, ни у тебя в роду
номадов нет, и нам это только на руку.
   Эррин молча кивнул. Он знал, что герцог - человек крутой и  жестокий,
но думал, что тот все-таки не лишен благородства. Но теперь Эррин  видел
в темных глазах своего сюзерена одну только алчность. Герцог  с  улыбкой
встал -  красивый  мужчина  накануне  сорокалетия,  ростом  выше  своего
бывшего пажа, с холеной, расчесанной надвое бородкой.
   - Не волнуйся за этих смердов, Эррин. Жизнь и без того коротка.
   - Я думаю о своем Убадае. Он был мне преданным слугой и однажды  спас
мне жизнь. Помните, на медвежьей охоте,  когда  мой  конь  погиб?  Зверь
разорвал бы меня на куски, если бы Убадай не прыгнул с седла  прямо  ему
на загривок.
   - Да, он поступил храбро, но ведь мы этого и  ждем  от  своих  людей,
разве нет? Дай ему денег и отправь в Гар-аден. Поговорим лучше  о  более
приятных вещах. Весной король прибудет в Макту, и я  хочу,  чтобы  пиром
распоряжался ты.
   - Благодарствую, ваша светлость. Это большая честь для меня.
   - Чепуха, Эррин. Лучше тебя с этим  никто  не  справится.  Ты  у  нас
наихудший воин, зато отменный кулинар!
   Эррин откланялся и вышел.
   Теперь он сидел у огня с тяжелым сердцем  и  головой,  полной  дурных
предчувствий.
   Океса - настоящий змей, и Эррин не мог забыть  его  зловещий  взгляд,
когда он спросил: "Вам известны  такие  семейства?"  Именно  это  спасло
одноглазого ремесленника Руада  Ро-фессу.  Эррин  никогда  бы  не  выдал
Мудрейшему - но что это сулит ему самому?
   Задумавшись, он не заметил, как вошел Убадай.
   - Еда, - сообщил слуга, поставив перед Эррином серебряный поднос.
   - Я не голоден.
   Номад пристально посмотрел на бледное лицо своего господина.
   - Что стряслось, мальчик? Ты не пьешь и не ешь.
   - Ты должен уехать из Макты... нынче же ночью. Возьми  с  собой  всех
номадских слуг и ступай через лес к морю. Бегите из этой страны.
   - С чего это?
   - Остаться - значит умереть. Всех номадов хотят загнать в Гар-аден, а
там вас ждет смерть, Убадай, я это чувствую. Скажи это всем остальным.
   - Будет сделано, - пообещал Убадай.

***

   Руад выровнял серебряное зеркало и поправил бритву на висящем у стены
ремне. Добившись  желанной  остроты,  он  смочил  лицо  теплой  водой  и
осторожно сбрил черную, с сединой щетину.
   Лицо в зеркале сполна заслуживало бороды  -  густой  бороды,  которая
скрыла бы впалые щеки и щелястый рот с кривыми зубами.
   - Ты стал еще страшнее, чем прежде, - сказал Руад  своему  отражению.
Сев за стол, он отодвинул  остатки  завтрака,  снял  с  глаза  бронзовую
нашлепку и отполировал ее мягкой тканью до блеска.  Вернул  нашлепку  на
место, налил себе яблочного сока и стал смотреть, как деревья  за  окном
проступают на рассветном небе.
   Здесь ему лучше, чем в цитадели: старая крепость хранит слишком много
воспоминаний об отце. Галибал был суров к сыну, чьего рождения не желал,
и мальчик, некрасивый и неуклюжий, ничем не мог ему  угодить.  Все  свое
детство и юность он пытался завоевать отцовскую любовь. Со  временем  он
овладел наукой обращения с Цветами и  показал  себя  лучшим,  чем  отец,
чародеем. Тогда безразличие Галибала обернулось ненавистью.  Он  отослал
сына прочь и даже перед смертью не допустил его к себе.
   "Бедный Галибал, - подумал Руад. - Бедный, одинокий Галибал".
   Прогнав тяжелые воспоминания, он три часа поработал  в  мастерской  и
вышел на луг,  чтобы  насладиться  осенним  солнышком.  Скоро  соберутся
темные тучи, задует северный ветер, налетят  метели,  и  горы  покроются
снегом. Уже и теперь листья начинают желтеть, а цветы увядают.
   Вдалеке показалась медленно шагающая в гору фигура.
   - Кости греешь? - приблизившись,  спросил  Гвидион.  Его  морщинистое
лицо покраснело от подъема, белые, длиной до плеч волосы взмокли.
   - Ты бы лошадь себе купил, что ли. Стар ты уже по горам лазать.
   Старик улыбнулся и перевел дух, опершись на посох.
   - У меня нет сил с тобой спорить,  но  чашка  твоего  яблочного  сока
оживила бы мой дух.
   Руад повел его в дом и налил желанного напитка.
   - Как у тебя дела? - спросил старик.
   - Не жалуюсь, а у тебя?
   - Для лекаря всегда работа найдется, даже если он уже не  так  силен,
как прежде.
   Руад нарезал черного хлеба и сыра. Пока старик ел, он вышел на  порог
и взглянул на ведущую к Макте дорогу. Все было спокойно.
   - Океса ищет одноглазого ремесленника, -  сказал  Гвидион,  когда  он
вернулся.
   - Неудивительно. Я совершил ошибку.
   - Ты сказал волшебное слово тому мальчику, Лагу?
   - Да.
   - Неразумный поступок.
   - Разум не должен противоречить состраданию. Ты  проделал  весь  этот
путь, чтобы предупредить меня?
   - И да и нет. Я мог бы послать гонца, но  есть  еще  одно  неотложное
дело, в котором ты мог бы мне помочь.
   - Ты говоришь об изменении Цветов?
   - Значит, мне это не померещилось, и не я один  виноват  в  том,  что
сила моя убывает?
   - Нет. Мощь Красного растет, а другие Цвета слабеют.  Зеленый,  самый
дальний, страдает больше других.
   -  В  чем  же  причина?  Я  знаю,  что  Цвета  постоянно   играют   и
перемещаются,  но  такого  еще  никогда  не  было.  Зеленый  сузился  до
мерцающей полоски - мне даже теленка вылечить стоит большого труда.
   Руад выгреб из очага золу и положил дрова.
   - У меня нет ответа, Гвидион. Равновесие нарушено, и  Цвета  утратили
свою гармонию.
   - Не знаешь ли ты, случалось это раньше или нет? Я никогда о таком не
слыхал.
   - Я тоже. Быть может, все наладится само собой.
   - Ты думаешь? В воздухе  чувствуется  что-то  недоброе.  В  Макте  на
последней неделе произошли три убийства. Люди боятся, Руад.
   - Это влияние Красного - он усиливает страх. Я тоже  чувствую  это  -
нетерпение и гнев, которые отражаются на моей работе. На днях я не сумел
прибегнуть к Синему и потому обратился к Черному, но даже и он тускнеет.
   Гвидион поежился от холодного ветра, проникшего в открытую дверь.
   - Разведи-ка огонь, Руад. Мои старые кости не выносят холода.
   Руад, взял из очага толстое полено, провел по нему  пальцами.  Дерево
тут же загорелось, и Руад бросил полено обратно.
   - Красный тоже по-своему полезен, - заметил он, раздувая пламя.
   - Только не для лечения, которым я на хлеб зарабатываю, -  усмехнулся
Гвидион.
   Руад закрыл дверь и подвинул стулья к огню.  Гвидион,  сев,  протянул
руки к пляшущему пламени.
   - Ты, само собой, останешься ночевать у меня, - сказал Руад.
   - Спасибо.
   - Что еще нового в городе?
   - Боюсь, что ничего хорошего. Один человек, приехавший  из  Фурболга,
говорит, что столица охвачена ужасом - там тоже орудует убийца.  Найдены
тела одиннадцати молодых женщин и пяти  молодых  мужчин.  Король  обещал
разыскать убийцу, но пока этого не произошло. А тут еще слухи о номадах.
Их, больше тысячи человек, сослали в Гар-аден, чтобы будто  бы  поселить
там. Но один надежный человек сказал мне...  -  Гвидион  содрогнулся.  -
Огонь почему-то уже не греет меня, как бывало. Может, мне помирать пора,
Руад?
   - Я не провидец, дружище. Так что ты слышал о номадах?
   - Мне сказали, что в некоем овраге у самых гор лежит тысяча тел  -  и
есть место еще для многих тысяч.
   - Не может быть, - прошептал Руад. - Какой в этом смысл? Зачем  нужна
подобная бойня?
   Гвидион, помолчав немного, сказал:
   - Король объявил  номадов  нечистым  народом,  марающим  наше  чистое
королевство. Во всех наших бедах он винит их. Слышал ты о  дворянине  по
имени Кестер?
   - Встречался с ним как-то. Раздражительный старик.
   - Он предан смерти. Его дед был женат на номадской княжне.
   - Ушам своим не верю. И никого не нашлось, чтобы возразить королю?
   - Находилось. Первый королевский боец, рыцарь Элодан,  заступился  за
Кестера и вызвался защищать его на поединке. Король  дал  согласие,  что
всех удивило, ибо не было в государстве  воина  лучше,  чем  Элодан.  На
турнирном  поле  за  городом  собралась   большая   толпа.   Король   не
присутствовал, зато явились его  новые  рыцари,  и  один  из  них  вышел
сражаться против Элодана. Бой завязался жестокий, но все, кто там был  -
как мне передавали, - сразу поняли, что Элодану этого  нового  бойца  не
победить. Так и вышло. Красный рыцарь раздробил меч Элодана на  куски  и
ударом по шлему швырнул противника на колени, а после преспокойно  отсек
ему кисть правой руки.
   - Красный рыцарь, говоришь ты? Расскажи мне о нем.
   - Меня там не было, Руад, но я слышал, что они  появляются  на  людях
только в полных доспехах с опущенными забралами.
   - Они? Сколько же их?
   - Восемь, и они смертельно опасны. Уже  шесть  раз  выступали  они  в
поединках на стороне короля, и в  каждом  бою  рыцари  были  разные,  но
поражения ни один не потерпел. Что все это может значить, Руад?
   Мастер  молча  встал,  закрыл  окно  и  задернул  плотные   шерстяные
занавески, чтобы не дуло.
   - Будь здесь, как дома, - сказал он Гвидиону. - Если  захочешь  пить,
пей, если проголодаешься, в кладовке есть еда.
   Сам Руад ушел в мастерскую, открыл сундук у дальней стены, порылся  в
нем и наконец извлек черное блюдо, окованное золотом и серебром.
   Он отнес блюдо на верстак и тщательно отполировал, а  после  зажмурил
свой глаз и погрузился в Цвета. Красный тут же нахлынул на него, но Руад
прошел сквозь этот Цвет, отыскивая Белый. Цвета переливались и  убывали;
Белый превратился в узкую ленту, но Руад все же  прикоснулся  к  нему  и
обрел покой.
   Вновь открыв глаз, Руад кольнул кривым ножом большой палец  и  уронил
каплю  крови  на  блюдо.  Капля,  едва  коснувшись  черной  поверхности,
исчезла, и блюдо преобразилось в серебряное зеркало.
   - Оллатаир, - произнес Руад. Его отражение заволоклось туманом, затем
этот туман как будто сдуло призрачным ветром, и Руад увидел  королевский
чертог в Фурболге. Король сидел на троне, а вокруг  него  стояли  восемь
рыцарей в красной броне. Руад сосредоточился, и картина  приблизилась  к
нему.
   Доспехи рыцарей, хотя и  странные  с  виду,  напоминали  те,  которые
когда-то сделал он сам для ордена  Габалы.  Круглые  шлемы  смыкались  с
шейными  щитками,  а  с  другой  стороны  к  этим  воротникам,   надежно
защищающим шею, вплотную прилегали наплечники.
   Самый высокий из рыцарей внезапно обернулся, поднял  голову,  и  Руад
сквозь щель в забрале увидел налитые кровью  глаза,  глядящие  прямо  на
него. Меч рыцаря сверкнул в воздухе, и  Руад  отпрянул  назад,  а  блюдо
разлетелось на куски,  и  осколки  раскаленного  металла  засвистели  по
комнате Один из них врезался в дверной косяк, и  дерево  воспламенилось.
Руад, весь дрожа, поднялся с пола, погасил огонь и затоптал  все  прочие
осколки.
   После этого он вернулся к Гвидиону.
   - Боюсь спрашивать, но все же спрошу, - сказал  старик.  -  Что  тебе
удалось найти?
   - Зло. А дальше будет еще хуже, много хуже.
   - Возможно ли победить это зло?
   - Только не нам с тобой.
   - Значит, оно поистине ужасно, если Оллатаир бессилен против него.
   - Я не говорю, что бессилен, дружище, - улыбнулся Руад, - просто  сил
у меня недостаточно.
   - Есть ли в мире сила, способная поддержать тебя?
   - Рыцари Габалы.
   - Но ведь их больше нет.
   - Вот именно. А я лишился единственного своего оружия.
   - Какого оружия?
   - Тайны. Они знают, кто я, и, что еще хуже, где меня искать.

***

   Ближе к полуночи Руад проснулся, сидя  на  стуле.  В  задней  комнате
храпел Гвидион, снаружи сотрясал деревья осенний ветер. Руад не  помнил,
как уснул, но чувствовал себя освеженным. Он потянулся и встал. Огонь  в
очаге угасал - старик, чего доброго, совсем  замерзнет.  Руад  сходил  в
дровяной сарай и набрал охапку поленьев. Ночь была холодная и,  если  не
считать ветра, спокойная. Он принес еще две охапки дров и  развел  огонь
пожарче, чтобы тепла хватило до рассвета.
   Спать ему больше не хотелось. Руад пошел к  колодцу  и  уже  собрался
опустить вниз ведро, но тут слева от него мелькнула тень, и он замер, не
поворачивая головы. Потом присел на обод колодца и стал ждать.
   Они появились разом, семеро солдат с  эмблемой  герцога  на  груди  -
черный ворон, распростерший крылья на зеленом поле.
   - Ко мне! - вскричал Руад. Из  задней  части  дома  послышался  треск
расколотого дерева, и на луг  выбежали  трое  золотых  зверей.  По  виду
собаки, но крупнее львов, они стали перед солдатами, загородив Руада,  и
их стальные клыки сверкнули при луне. - Добрый вечер,  -  поднявшись  на
ноги, сказал Руад.
   Солдаты застыли без движения, глядя на  своего  командира,  стройного
юношу с длинным мечом. Тот, облизнув губы, с трудом  оторвал  взгляд  от
золотых собак.
   - Добрый вечер, мастер. Нам приказано сопроводить вас в Макту.
   - Зачем?
   - Мудрейший провидец Океса желает вас видеть - не знаю, для чего.
   - Однако он послал вас сюда среди ночи, снаряженных, как на войну?
   - Он приказал доставить вас немедленно, мастер, -  сказал  юноша,  не
глядя Руаду в глаза.
   - Возвращайтесь в  Макету  и  скажите  господину  Окесе,  что  я  его
приказам не повинуюсь. Скажите также, что мне  не  нравится  его  манера
приглашать людей к себе.
   Офицер покосился на стальные собачьи челюсти.
   -  Разумнее  было  бы  отправиться  с  нами,  мастер.   Вас   объявят
мятежником, человеком вне закона.
   - Ступай-ка отсюда, паренек, да поживее.  -  Руад,  став  на  колени,
шепнул  что-то  собакам,  и  они  двинулись  вперед.  Их  красные  глаза
сверкали, из пастей шел устрашающий рев. Солдаты бросились вниз с холма,
и собаки с лаем погнались за ними.
   Гвидион вышел из дома и стал рядом с ремесленником.
   - Как им удалось найти тебя так скоро?
   - Не знаю, да это теперь и не важно. Надо уходить - прямо сейчас.
   - Я пойду с тобой, если, конечно, не помешаю.
   - Буду рад твоему обществу, - усмехнулся Руад.
   - Эти собаки проломили стену дома. Не думаю,  что  солдаты  доберутся
домой живыми.
   - Доберутся все как  один.  Я  не  приказывал  собакам  убивать.  Они
проводят солдат до места, где те оставили  лошадей,  а  потом  вернутся.
Пошли, поможешь мне собрать пожитки. Не хочу оставлять здесь ничего, что
может быть использовано герцогом или Окесой.
   Вместе они сложили разные предметы  из  мастерской  Руада  в  большой
холщовый мешок. Руад, взяв  из  тайника  золотые  и  серебряные  слитки,
нагрузил ими две седельные сумки и вынес поклажу на переднее крыльцо.
   Собаки вернулись час спустя и застыли под звездным небом, как статуи.
   - Можно к ним подойти? - спросил Гвидион.
   - Конечно, они тебя не тронут.
   Старик, опустившись на колени  рядом  с  одним  из  животных,  провел
пальцами по его шее.
   - Превосходная работа. Глаза у них рубиновые?
   - Да. По-твоему, это слишком? Я хотел вставить изумруды, но их у меня
мало.
   -  Нет-нет,  все  просто  замечательно.  Мне  кажется,  кости  у  них
настоящие?
   - Нет. Я подражал отцу - ему собаки удавались лучше всего. Только мои
побольше, чем делал он.
   Руад навьючил сумки на двух собак, а мешок взвалил на третью.
   - Подожди меня здесь, -  сказал  он  Гвидиону  и  вошел  в  дом.  Там
вспыхнуло  яркое  пламя,  и  Руад  покинул  горящий  дом,  ни  разу   не
оглянувшись назад. - Пошли, - сказал он, и собаки молча побежали за ним.
4

   Лемфада очнулся. Перед глазами стоял туман, и в этом тумане  сквозили
какие-то темные линии, вроде щелей на крышке гроба.
   - Нет! - простонал он и попытался встать, но нежные р