е желание. Но очень важно, чтобы чиадзийские солдаты не
совершали ничего противозаконного на надирской земле. Все, что мы можем,
- это защищаться.
   - Как прикажет мой господин. - Зукай тронул шпорами коня  и  направил
его вниз, к лагерю.
   В полдень следующего дня их надирский проводник  Кубай  объявил,  что
поедет поохотиться, и галопом ускакал на юго-запад. Зукай, посмотрев ему
вслед, остановил колонну. Чиен-Цу подъехал к нему.
   - У нас в запасе четыре или пять часов. Пора начинать.  Зукай  знаком
приказал двадцати гвардейцам спешиться.
   Они спутали своих коней и  стали  навытяжку.  Чиен  прошел  вдоль  их
шеренги молча - только сделал выговор солдату, чей бронзовый с  серебром
эфес был начищен недостаточно тщательно. Виновный залился краской.
   - Вы все знаете, - сказал Чиен, став посередине,  -  что  нам  грозит
измена. В сумерки надиры нападут на нас. Необходимо уверить  их  в  том,
что нас это застало врасплох, поэтому в этот  час  вы  будете  сидеть  у
костров.  Лошадей  можете  не  расседлывать.  Когда  же  враг   нападет,
действуйте как душе будет  угодно.  Алчность  и  воинственность  надиров
такова, что когда-нибудь  они  двинутся  на  самое  государство  Чиадзе.
Помните об этом и распоряжайтесь собой с толком. Я не хочу, чтобы кто-то
из вас умер, не прикончив по меньшей мере четырех врагов. Отступления не
будет - вы умрете здесь, на поле боя. - Чиен повернулся, чтобы уйти,  но
тут же обернулся снова. - В другое время я ничего не стал бы  добавлять,
но здесь мы под чужим небом, вдали от дома. Поэтому  я  говорю  вам:  вы
цвет нашего воинства, и нет людей лучше вас. Будь по-иному, вас бы здесь
не было. Я буду следить за боем вон с того холма. Затем я узнаю, жива ли
Май-Син. После этого я найду Джунгир-хана и срежу ему голову с плеч. Это
всё.
   Чиен снял свой вышитый кафтан из красного шелка  и  подозвал  к  себе
Нагаси. Воин, сняв панцирь, надел господский наряд и поклонился Чиену.
   - Я скажу Оши, чтобы причесал тебя, как подобает. - И Чиен  отошел  к
Зукаю, стоявшему у повозки. Воин смотрел в небо, где собиралась гроза.
   - Сколько человек они вышлют против нас, господин?
   - Не знаю. Это тебя беспокоит?
   - Если их меньше сотни, мы  можем  одержать  победу,  но  это  пойдет
вразрез со столь тщательно составленным вами планом.
   - Верно, - угрюмо ответил Чиен, - но после твоего выступления на пиру
они, я полагаю, будут действовать наверняка, и сотня - самое  малое,  на
что расщедрится Джунгир-хан.
   - Но что, если мы все-таки победим?
   - Когда победите, тогда и подумаем. Не будешь  ли  ты  столь  любезен
обрезать мне волосы?
   - Люди увидят, - возразил Зукай. - Так не подобает.
   - Я ведь должен сойти за надирского кочевника, - пожал плечами  Чиен.
- Чиадзийский дворянин не может надеяться сохранить свою  жизнь  в  этом
варварском краю. Действуй, Зукай. - Чиен уселся на землю.
   Зукай взял длинные медные ножницы и стал стричь густо покрытые  лаком
волосы. Он срезал всё, оставив только клок на макушке. Чиен снял  штаны,
рубашку из голубого шелка, стянул высокие сапоги. Приподняв сзади холст,
покрывающий повозку, он достал оттуда  надирский  козий  кожух,  кожаные
штаны и пару неказистых постолов.
   - Надеюсь, это вычистили как следует? - спросил он,  держа  кожух  на
вытянутой руке.
   - Три раза чистили, господин, - улыбнулся Зукай. - Ни единой вошки не
осталось.
   - Дымом воняет, - проворчал Чиен, влезая в кожух. Он натянул  постолы
и подпоясался сыромятным ремнем. - Ну, каков я с виду?
   - Лучше не спрашивайте.
   Воин кликнул Оши, и тот привел двух лошадей под  надирскими  седлами,
без стремян.
   - Наши седла зарой, - велел ему Чиен. - И вот еще что, - обернулся он
к Зукаю, - хорошо бы Нагаси умер с глубокими ранами на лице.
   - Я уже сказал ему об этом, - заверил Зукай.
   - Тогда пора прощаться, мой друг.
   - Это так. Счастливого вам пути, и да будут ваши дни долгими.
   Чиен поклонился.
   - Следи за мной с небес, Зукай.
   Посол схватил за гриву коня и сел  в  село.  Оши  взобрался  на  свою
кобылу, и оба поскакали прочь.
   Поднявшись высоко в холмы, они укрыли  лошадей  в  тополиной  роще  и
просидели молча около часа. Чиен молился, а Оши, имевший  самый  нелепый
вид в одежде надирского воина, ломал голову над тем,  как  же  он  будет
ухаживать за хозяином в этом голом, диком краю.
   Окончив  молитвы,  Чиен  устроился  на   скальном   выступе,   откуда
открывался вид на долину.  В  лагере,  как  и  было  приказано,  развели
костры, и люди сидели, развалясь, около огня. Чиен  ненадолго  дал  волю
гневу. Невыносимо жертвовать таким образом  столь  славным  воином,  как
Зукай. Нет никакой чести в  том,  чтобы  погибнуть  в  этой  варварской,
вероломной стране. Если удача улыбнется  им,  император  получит  тайное
послание Чиена, отданное самой доверенной из наложниц, и  хан  не  будет
больше получать даров. Возможно даже, что полученные  новости  подвигнут
императора собрать войско.
   Оши подполз к Чиену.
   - Не лучше ли нам отъехать подальше от боя,  господин?  Чиен  покачал
головой:
   - Негоже им погибать без свидетелей.  И  если  мы  при  этом  немного
рискуем, то делать нечего.
   Когда солнце стало  медленно  клониться  к  закату,  Чиен  увидел  на
юго-западе облако пыли. Сердцебиение  участилось,  и  он  заставил  себя
успокоиться.  Он  хотел  сохранять  хладнокровие,   наблюдая   последние
мгновения жизни Зукая. У него оставалась надежда - хотя и слабая, -  что
когда-нибудь он напишет об этом стихи и лично вручит их вдове воина.
   Чиен обвел опытным глазом надиров,  уже  въехавших  на  холмы  вокруг
лагеря. Их было не  меньше  трехсот,  и  Чиен  ощутил  прилив  гордости.
Наконец-то варвары  оказали  им  честь,  послав  триста  человек  против
двадцати. Чиен  чувствовал  на  расстоянии  радость  Зукая,  глядя,  как
двадцать воинов  бросились  к  своим  лошадям.  Зукай  занял  позицию  в
середине, обнажив оба меча. Нагаси в  красном  кафтане  Чиена  находился
рядом с ним.
   Надиры с боевым кличем ринулись вниз. Зукай во  главе  боевого  клина
галопом помчался им навстречу. Из-под копыт взвилась  пыль,  Чиен  хотел
встать, но встревоженный Оши потянул его за полу кожуха, и  он  неохотно
вернулся на место. Он видел, как  Зукай  рубит  надиров,  и  различал  в
задних рядах лицо предателя Кубая. Зукай уже почти пробился к  нему,  но
вражеское копье вонзилось воину в горло. Зукай убил  копьеносца,  вогнал
второй клинок в живот другого надира  и  свалился  с  коня.  Бой  длился
недолго, но Чиен не ушел, пока не сосчитал,  скольких  потеряли  надиры.
Более девяноста врагов были  убиты  или  ранены.  Кубай  проехал  сквозь
надирские ряды и спешился у тела Зукая. Трижды пнув его,  надир  отделил
голову от шеи, поднял за волосы, показал своим людям и наконец швырнул в
пыль.
   Чиен задом отполз к лошадям, Оши за ним.
   - Они хорошо сражались, мой господин. Чиен кивнул и сел на коня.
   - Хан дорого заплатит за смерть Зукая. Клянусь  в  этом  духами  моих
предков.
   Повернув коня на юго-восток, Чиен двинулся к далеким горам.  С  мечом
за спиной и охотничьим луком в руке,  он  отпустил  поводья,  и  жеребец
помчался вскачь. Ветер холодил  стриженую  голову,  но  память  о  битве
горячила кровь.
   Горы вставали впереди, грозные в своей высоте, и облака клубились  на
их вершинах.
   - Мы должны пересечь их, господин? - со страхом спросил Оши.
   - Там есть один узкий перевал, где нет  опасности,  -  через  него  и
пойдем.
   - Эти горы как-нибудь называются? Должно быть, в них обитают духи.
   - Это Лунные горы - а духи обитают повсюду, Оши. Не тревожься.
   - Я тревожусь только за вас, мой господин.  Где  мне  взять  для  вас
пищу? Как вы будете мыться? Как мне держать в чистоте вашу одежду?
   Чиен улыбнулся и натянул поводья, пустив жеребца шагом.
   - Я взял тебя с собой не для того, чтобы ты служил мне. Я  взял  тебя
потому, что ты старый человек и мой друг.  Ты  верой  и  правдой  служил
моему отцу, а теперь с той же преданностью и любовью ухаживаешь за мной.
Я помню, как сидел у тебя на коленях, слушая чудесные сказки о  драконах
и героях. Помню, как ты поил меня сейши и угощал  рисовыми  лепешками  у
своего очага. Это ты, Оши, излечил меня  от  моих  детских  страхов,  от
ночных кошмаров. Не называй меня больше  господином.  Зови  Чиеном,  как
звал в детстве.
   - Так вы решились умереть здесь, господин? - прошептал Оши,  смигивая
слезы с глаз.
   - Даже я вряд ли могу надеяться выжить, объявив войну  всем  надирам,
Оши. Я поклялся убить Джунгир-хана. Если будет нужно, я явлюсь к нему во
дворец и сделаю это на глазах у всех его воевод. Ты полагаешь,  я  выйду
из такой переделки живым?
   - Вы могли бы убить его стрелой, - заметил Оши.
   - Верно. Но тогда он не будет знать, за что умирает. Нет, я убью  его
мечом. Но сначала мы  должны  узнать,  какая  судьба  постигла  Май-Син.
Выполнив это, мы наймем корабль, чтобы ты мог вернуться домой.
   - Я не оставлю вас, господин мой... Чиен. Что я буду делать без  вас?
И как же вы без меня? Нет, мы убьем хана вместе.
   - Должен же кто-то доставить известие императору. Я  дам  тебе  также
письма к моим женам, и моим душеприказчиком тоже будешь ты.
   - Вы обдумали все это заранее?
   - Насколько  позволяли  обстоятельства.  Все  еще  может  измениться.
Давай-ка поищем место для ночлега.
   Они разбили лагерь в высохшем русле реки, развели костер  под  крутым
берегом и  перекусили  сушеными  фруктами.  Чиен  был  не  в  настроении
беседовать. Он отвязал от седла свернутое одеяло,  закутался  в  него  и
хотел лечь.
   - Идите сюда, господин, - сказал Оши. - Я разгреб гальку и  расчистил
мягкий песок. Даже подушку из него сделал, вот. Здесь вам будет удобнее.
   Чиен перешел на расчищенное место. Здесь действительно было  мягче  и
не так дуло. Он уснул, и ему приснился белый, как слоновая кость, родной
дворец, расположенные террасами сады, искусственные  ручьи  и  водопады.
Все там дышало покоем, но Чиен внезапно вскочил,  услышав  во  сне,  как
хрустит галька под  чьими-то  сапогами.  Полная  луна  стояла  высоко  и
светила ярко. Перед ним стоял Кубай с ухмылкой на лице, а  за  Кубаем  -
еще четыре надира. Оши тоже проснулся и затаился среди камней.
   - Ты что думаешь, я считать не умею? - сказал Кубай. - Я долго  искал
тебя среди убитых. А знаешь почему?
   - Нет. Скажи, - ответил Чиен, скрестив руки на груди.
   - Вот из-за него. - Кубай показал на Оши. - Его тела нигде  не  было.
Тогда я осмотрел труп, который мы поначалу приняли за твой. Лицо у  него
было изрублено, но этого мало, чтобы меня одурачить.
   -  Твоя  сообразительность  поражает  меня.  Ты  совершенно  прав.  Я
принимал тебя за глупого, вонючего, вероломного варвара. Я ошибся: ты не
глуп.
   - Тебе не удастся меня разозлить, желтолицый, - засмеялся Кубай. -  А
знаешь почему? Потому что я скоро услышу, как ты визжишь. Я сдеру с тебя
шкуру пядь за пядью. - Кубай обнажил свой меч и  двинулся  вперед.  Чиен
стоял на месте со скрещенными на груди руками. - Ты что, даже драться не
хочешь, желтый пес?
   Чиен взмахнул рукой, и Кубай  замер.  Из  его  горла  торчала  черная
рукоять метательного ножа. Чиен подпрыгнул, ударил Кубая ногой по голове
и сбил его с ног.
   Остальные надиры бросились вперед. Пригнувшись от взмаха  меча,  Чиен
ткнул  противника  вытянутыми  пальцами  в  солнечное  сплетение.  Надир
скрючился, и воздух с шумом вышел из его  легких.  Отступив  в  сторону,
Чиен ударил другого нападавшего ребром ладони по  горлу,  плечом  вперед
упал на гальку, прокатился по ней и вскочил  на  ноги.  Двое  оставшихся
подступали к нему уже с  большой  осторожностью.  Рука  Чиена  метнулась
вперед, и один скорчился на земле с кинжалом в  глазу.  Последний  надир
попятился, но за спиной у него возник Оши и заколол его тонким кинжалом.
   - Не надо было рисковать, - сказал слуге Чиен. - Слишком ты стар  для
этого.
   - Виноват, мой господин.
   Кубай вытащил нож из горла и привстал на колени. Кровь текла  на  его
козий кожух. Чиен, став перед ним на колени, забрал нож.
   - Если тебе любопытно это знать, - сказал он, -  твои  легкие  сейчас
наполняются кровью.  Говорят,  что  человека  при  этом  посещают  самые
восхитительные видения. Впрочем, ты этого не заслуживаешь.
   Чиен вонзил клинок в сердце Кубая и толчком опрокинул тело на спину.
   - Мне снился чудесный сон, - сказал он Оши. - Будто я у нас  дома,  в
саду, - и помнишь те цветы, что мы пытались развести  в  сухом  месте  у
южной стены? - Оши кивнул.  -  Так  вот,  они  зацвели,  и  лепестки  их
переливались самыми изысканными  оттенками  пурпура.  А  их  аромат  мог
заставить устыдиться даже мои розы. Хотел  бы  я  знать,  принялись  эти
пурпурные цветы или нет?
   - Думаю, что да, господин. У вас легкая рука на цветы.
   - Хотелось бы надеяться.
   Надир, которого Чиен ударил в живот, застонал. Чиен  встал  и  двинул
его сапогом по виску. Шея надира хрустнула, и Оши поморщился.
   - О чем это я? Ах да, о цветах. Этой земле недостает цветов. Будь  их
побольше,  надиры,  возможно,  больше  интересовались  бы  поэзией,  чем
войной.  Седлай  коней,  Оши.  Это  гнусное  место  нагоняет   на   меня
меланхолию.

***

   В течение трех недель путники ехали только ночью,  скрываясь  днем  в
перелесках или  в  извилистых  балках,  пересекающих  степь.  В  темноте
путешествовать приходилось с большой осторожностью -  почва  гигантскими
уступами переходила с одного каменистого плоскогорья на другое. Неверные
тропы были покрыты осыпью, и путники часто спешивались, ведя  лошадей  в
поводу.
   Четырежды Окас  предупреждал  их  о  погоне,  и  путники  из  укрытия
наблюдали за надирскими всадниками, рыщущими в поисках следов.  Но  Финн
умело прятал следы, и охотники проезжали мимо.
   С водой в степях дело  обстояло  неважно,  часто  приходитесь  делать
большой крюк, чтобы отыскать на плоскогорье скальное озерко.  Многие  из
них охранялись, и путники поворачивали прочь, так  и  не  утолив  жажду.
Небольшой запас воды, который  они  везли  с  собой,  был  нужен,  чтобы
ополаскивать от пыли ноздри и рты лошадей.
   - Все преимущества за врагом, - сказал Финн, когда они в  третий  раз
за три дня устроились на ночлег без воды. - Они знают, что без  воды  мы
далеко не  уедем,  поэтому  больше  не  выслеживают  нас.  Стоит  только
выставить стражу у всех колодцев и водоемов.
   - Охрана стоит не везде, - сказал Окас. - В  часе  езды  отсюда  есть
скальный водоем. Он мелкий, но вода пригодна для питья.
   - Почему же он не охраняется? - спросил Чареос.
   - Охраняется, только не людьми.
   - Если это снова демоны, - просипел Бельцер, - я уж  лучше  еще  один
день буду облизывать траву.
   - Не демоны, львы, - сказал Окас. - Но не бойся: я умею обращаться  с
дикими зверьми.
   При свете половинной луны  путники  двинулись  через  плато,  обернув
копыта коней тряпками. Тропа сперва вела вниз, потом вильнула  вправо  и
круто пошла на подъем. Лошади забеспокоились, чуя запах львиного помета.
   Окас, шедший впереди пешком, вывел их  к  широкой  каменной  чаше.  У
пруда были восемь львов - один самец, три  самки  и  четверо  детенышей.
Львицы встали первыми, обнажив клыки. Окас с тихим пением медленно пошел
навстречу зверям и  сел  шагах  в  десяти  от  них.  Мерный  напев  эхом
отдавался в скалах. Одна из львиц  подбежала  к  старику  и  обошла  его
кругом, размахивая хвостом.  Потом  потерлась  головой  о  его  плечо  и
улеглась с ним рядом. Остальные львы даже не смотрели на Окаса.
   В голове у Чареоса прозвучал голос Окаса:  Ведите  лошадей  к  пруду.
Пусть напьются до отвала. Вы тоже напейтесь  и  наберите  воды  в  мехи.
Потом уходите - и чтобы ни слова.
   Чареос обернулся к остальным и поднес пальцы к губам. Финн кивнул,  и
все молча направились к воде.
   Окас тянул свою песню не переставая, пока люди вели к воде испуганных
лошадей. Потом жажда пересилила страх - кони опустили голову  в  воду  и
стали пить. Чареос лег  на  живот  и  наполнил  рот  прохладной  влагой.
Подержав ее во рту некоторое время, он стал понемногу пропускать воду  в
пересохшую глотку. Потом выпил, сколько мог,  и  только  тогда  наполнил
мехи. Остальные последовали его примеру.
   Киалл окунул голову в пруд, вынырнул и сказал:
   - Вот здорово!
   Лев взревел, кони  взвились  на  дыбы,  и  Бельцер  едва  не  упустил
поводья. Лев встал и затрусил к Киаллу.
   Не двигайся! - раздался голос Окаса в голове юноши. - Стой на месте и
не шевелись.
   Лев обошел вокруг Киалла, ощерив желтые клыки. Напев  Окаса  сделался
громче - его ритм завораживал.  Лев  заглянул  Киаллу  в  лицо  -  клыки
царапнули кожу, и  юноша  ощутил  зловонное  дыхание  зверя.  Затем  лев
вернулся к своему семейству и лег, а Киалл  встал,  пошатываясь.  Чареос
молча подал ему поводья его коня.  Все  пятеро  медленно  отдалились  от
пруда и спустились по склону на плоскогорье.
   Окас  догнал  их.  Они  ехали  еще  час  и  перед   самым   рассветом
остановились в мелкой выемке, образованной застывшей лавой.
   Финн хлопнул Киалла по плечу:
   - Немногим доводилось целоваться со львом.  Будет  о  чем  рассказать
детям.
   - Я думал, он мне голову оторвет.
   - Я это сделаю за него! - рявкнул Чареос. - Ты разве не видел, что  я
велел всем молчать? Ты от природы такой дурак или долго учился?
   - Брось, Мастер, - вступился Финн. - Ты  тоже  был  молодым.  Знаешь,
Киалл, почему лев ткнулся в тебя носом?
   - Нет.
   - У него во рту есть особые железы, их пахучим  секретом  львы  метят
свои границы. Тебе еще повезло - чаще  они  для  этого  используют  свою
мочу.
   - Значит, мне повезло вдвойне, - улыбнулся Киалл и спросил Окаса:
   - Долго ли еще до этого надренского городка?
   - Завтра или послезавтра будем на месте.  Охотники  кишат  повсюду  -
нельзя забывать об осторожности.
   - Как ты думаешь, Равенна еще там? - спросил Киалл у Чареоса.
   - Вряд ли. Но мы сможем выяснить, куда ее увезли.
   - Прости мою оплошность, - сказал Киалл, видя,  что  Чареос  все  еще
сердится.
   Тот улыбнулся:
   - Финн прав - все мы когда-то  были  молоды.  Но  не  позволяй  таким
оплошностям войти в привычку. Я вот о чем хотел поговорить  с  тобой:  у
нас недостаточно сил, чтобы  освободить  всех  женщин,  которых  надрены
держат в плену, поэтому тебя ждет разочарование. Хорошо, если мы  узнаем
о судьбе Равенны, но это все, чего мы можем добиться, понимаешь?
   - Но если женщины там, должны же мы хотя бы попытаться?
   - Что толку? Ты сам видел, каких трудов нам стоила одна только дорога
сюда. Прикинь, каково нам будет отсюда выбраться.
   Киаллу очень хотелось поспорить,  найти  какой-нибудь  сокрушительный
довод, который убедил бы Чареоса. Но он уже видел, что  такое  степь,  и
знал, что им не уйти, если с ними будет  около  двадцати  узниц.  Однако
признать, что Чареос прав, было тоже невмоготу. Киалл отвернулся и  стал
смотреть на звезды.
   - Я знаю, Киалл, ты обещал, - продолжал  Чареос.  -  Я  понимаю,  что
значит для тебя это обещание. Но ты дал его, не подумав. В жизни  всегда
приходится с чем-то мириться - выше головы не прыгнешь.
   - Все верно, я брякнул не подумав. Но нельзя ли  будет  выкупить  их?
Золото у меня есть.
   - И надрены охотно продадут их тебе - а  день  спустя  догонят  тебя,
убьют и заберут женщин обратно. Мы имеем дело не с порядочными людьми.
   - Ладно, там будет видно. Может  быть,  всё  так,  как  ты  говоришь,
однако не будем ничего решать до утра.
   - Солнце всходит - утро уже настало.
   Киалл лег поспать, но ему мешали думы. В начале пути он мечтал о том,
как,  подобно  странствующему  рыцарю,  освободит   свою   любимую.   Он
воображал,  как  она  вернется  домой   вместе   с   ним,   одарив   его
благодарностью и любовью. Но прошло уже четыре месяца с тех пор, как  ее
забрали, - быть может, ее уже нет в живых или она стала женой кочевник