Через несколько мгновений Эррин пришел в себя и сел. Убадай помог ему
подняться, сказав с ухмылкой:
   - Челюсть сильно плохая.
   Эррина шатнуло.
   - Извините, - сказала Шира. - Я думала, вы  успеете  заслониться.  Вы
так быстро двигались, когда сражались со зверем. Вам больно?
   - Серьезно пострадала только моя гордость. Можно я присяду?
   - Не здесь. - Убадай кивнул на трупы. - Кровь привлечет других зверей
- волков, львов, кто знает? Садись на моего коня.
   - Твой конь убежал, как только ты спешился, - заметила Шира.
   - Час от часу не легче. -  Убадай,  оглядевшись,  указал  на  ближний
холм. - Там должны быть пещеры и много зверья. Нам везет на зверей. - Он
снял поклажу с убитого коня Эррина, а Шира достала свою тощую котомку из
убежища под поваленным деревом.  Эррин,  опираясь  на  номада,  медленно
двинулся в гору, но свежий воздух вскоре оживил его.  На  холме,  как  и
обещал Убадай, оказалось много мелких пещер. Номад заглянул  в  одну,  с
южной стороны, и тут же попятился, сказав:
   - Медведь. - Вторая пещера была  свободна,  и  Убадай,  набрав  дров,
развел в ней костер.
   Шира, отогревшись, сказала Эррину:
   - Мне. Право же, очень жаль.
   - Не стоит, - пожал плечами он. - Я никогда не умел  защищаться.  Мой
учитель фехтования говорил, что запястья у меня, как сырой лук-порей.
   - Со зверем вы управились очень умело - ваш меч  едва  не  выпотрошил
его.
   - Зверь все равно подыхал, - вмешался Убадай, - ты могла бы убить его
своей веткой.
   - Что ты хочешь этим сказать? - вознегодовал Эррин.
   - Больной был, наверное. Когда убивал коня,  он  не  нападал.  Просто
споткнулся.
   -  Хорошее  дело,  -  вздохнул  Эррин.  -  Отважный  рыцарь   убивает
полудохлого зверя. Песню об этом, пожалуй, не сочинишь,  однако  мне  он
больным не показался.
   - Нет, это правда, - сказала Шира. - Грудь у него была совсем  синяя,
и он валился с ног.
   - Шкура тонкая, - подтвердил Убадай. - Не годится для холодов.
   - Может быть, хватит его жалеть? - сказал Эррин. - Нашли тоже бедного
больного зайчика.
   - Сидите тут, я поищу коня.
   Убадай вышел, а Шира подбросила дров в огонь.
   - Это ничего, что зверь был слаб, Эррин. Вы храбро вступили с  ним  в
бой и выхватили меня из-под его когтей с невероятной быстротой.
   - Мне самому понравилось, - улыбнулся Эррин и хотел рассказать  ей  о
волшебном поясе, но воздержался:  ведь  так  приятно  побыть  немного  в
героях. Сходство Ширы с сестрой поражало его:  те  же  большие  глаза  и
полные губы, тот же проницательный взгляд. Шира выше  ростом,  волосы  у
нее короче и больше вьются, но в их родстве никто бы не усомнился.
   - Что случилось? - спросила Шира, заметив, как он переменился в лице.
   - Ничего. Может быть, вы хотели бы поесть?
   - Не сейчас. Я еще не пришла в себя после битвы.
   - Вы поступили очень смело, выйдя против такого  чудища  с  головней.
Незабываемое было зрелище.
   - Я не успела воспользоваться луком, да и расстояние не позволяло. Вы
очень ловко бросили зверю своего коня.
   - Я тут ни при чем.  Бедная  животина  просто  хотела  осадить  и  не
устояла. - Эррин отвел  глаза,  и  между  ними  воцарилось  молчание.  -
Знаете... что касается Дианы...
   - Не будем говорить об этом, - с посуровевшим лицом прервала она.
   - Есть вещи, о которых нельзя умалчивать. Я был глупцом и сознаю это;
сколько ни бей себя в грудь, этого не поправишь, но я не знал,  в  какой
она опасности, не знал, что в вас есть номадская кровь.
   - Вы убили ее, Эррин, ваша стрела пронзила ей сердце.
   Он зажмурился и снова открыл глаза, устремив их в огонь.
   - Да. Моя... но вы не знаете, как это было. Я,  со  сломанной  ногой,
только что бежал из города. Я хотел спасти ее, но не мог даже  слезть  с
коня. Когда я въехал на холм, ее уже привязывали  к  столбу  на  вершине
костра...
   - Я не хочу этого слышать!
   - Если бы я даже добрался до нее, то спасти бы не смог,  -  продолжал
Эррин. - Она сгорела бы на медленном огне или задохнулась от  дыма.  Как
поступили бы вы на моем месте, Шира?
   - Все эти люди вокруг, - прошептала девушка, - ведь она многих из них
знала. Она раздавала бедным в Макте еду  и  деньги,  а  они  веселились,
когда ее вели на костер - мы слышали об этом в Пертии. И они взревели от
ярости, когда вы лишили их такого удовольствия. Что делает людей такими?
Как могут они быть так жестоки, так злы?
   - Не могу вам на это ответить. Несколько недель назад от меня  сбежал
мальчишка-раб, купленный мною в дар герцогу. Я снарядил погоню, а  когда
ему почти уже удалось уйти, послал стрелу ему в спину. Зачем? Кто знает?
Он был моим и ослушался меня. Я не хотел, чтобы он ушел в лес,  и  обрек
его на одинокую смерть. С тех пор я не переставал думать об этом.  Я  не
могу объяснить своего поведения - и ни  один  человек,  присутствовавший
при казни Дианы, не может объяснить своего.
   - Вы уверены, что тот юноша умер?
   - Нет, но стрела вошла глубоко.
   Они помолчали, и Шира заговорила снова:
   - Просто не верится, как быстро способен  измениться  мир.  Я  четыре
года училась в Фурболге, где бывала на  балах  и  празднествах.  Даже  с
королем встречалась. Он высок и еще не стар, но глаза у  него  странные,
холодные. Мне не понравился ни он, ни его  новые  рыцари,  о  них  ходят
самые разные слухи. Одни говорят, что это демоны из потустороннего мира,
другие - что это чародеи, приносящие человеческие жертвы на своем тайном
алтаре. А потом начался этот ужас - аресты,  казни,  вопящие  на  улицах
толпы. Прежде я без страха гуляла ночью по Душистой Аллее, помните ее?
   - Да. Приют влюбленных, она обсажена  розами  и  другими  цветами  до
самого Королевского парка.
   - В последний год моего пребывания в Фурболге по  ней  никто  уже  не
гулял. Там исчезли бесследно  четыре  женщины,  а  еще  две  подверглись
насилию. Аллея стала опасным местом.  А  убийства,  а  грабежи?  Дня  не
проходило без известий о новых бесчинствах, но дворянское сословие и тут
ничуть не обеспокоилось.  Затем  начались  перемены  во  дворце.  Король
созвал всех на пир; мы пришли с опозданием и увидели,  что  весь  чертог
уставлен ложами, на которых  предавалось  любви  множество  пар.  Раб  у
дверей сказал моему дяде, что с женами оставаться никому  не  позволяют:
надо найти себе другую даму.
   Мы незаметно ушли. После этого дядя отправил меня к Диане, и мы с ней
задумали бежать из страны.
   - Король превратил свой дворец в публичный дом? - воскликнул Эррин. -
И знать покорилась этому?
   - Четверых, кто выступил против этого разврата,  позднее  обвинили  в
измене. Тогда-то королевский боец Элодан отказался  от  своей  службы  и
бросил вызов красному рыцарю Карбри. Мы тогда  уже  были  в  дороге,  но
слышали об этом поединке.
   - Да, Карбри мне рассказывал. Мир  отказался  от  рассудка  в  пользу
безумия.
   - Не мир, Эррин. Только Габала.
   - Быть может, Картан сумеет собрать достаточно сильную армию.
   - Нет, не сумеет, - с жаром возразила Шира. - Цитаэрон  далеко,  и  к
чему это, если у нас уже есть своя армия? Вы ведь слышали о  Лло  Гифсе.
Действовать надо сейчас, Эррин. Не через год и не  через  десять  лет  -
сейчас!
   - Этот человек -  простолюдин.  Не  может  быть,  чтобы  вы  говорили
серьезно.
   -  Простолюдин?  Лучше  уж  подчиняться  честному  простолюдину,  чем
безумному королю. И его армия будет  расти  еще  быстрее,  если  к  нему
придут такие люди, как вы.
   - Я много слышал об этом легендарном убийце своей  жены,  но  никакой
армии  в  глаза  не  видел.  Из  кого  она  может  состоять?  Из  воров,
разбойников, злодеев? Если они даже покончат с ужасами правления  Ахака,
не будет ли их царство еще ужаснее?
   - Когда я была маленькая, в нашем поместье случился пожар, и  лесники
пустили ему навстречу другой, спаливший все на своем пути. Первый пожар,
не получив пищи, угас, и угроза миновала. Через несколько лет никому  бы
в голову не пришло, что здесь прокатились две огненные стены.
   - Без толку, - сказал вошедший в пещеру Убадай, - конь  убежал,  и  я
видел волчьи следы. Уходим.
   - Обратно в Пертию? - грустно спросила Шира.
   - Нет, - ответил Эррин. - К Лло Гифсу.
   - Час от часу не легче, - проворчал Убадай.

12

   Лемфада  лежал  в  теплом  углу  хижины,  укрытый  толстым  шерстяным
одеялом, с вышитой подушкой под головой. Под тихий  разговор  Элодана  и
Гвидиона он вошел в Желтый Цвет. Ему не  терпелось  увидеть  цвет  своей
жизни. Кем  он  будет:  целителем,  чародеем,  провидцем  или  мастером:
Лемфада закрыл глаза и ощутил тепло Желтого. Тело его утратило  вес:  он
точно купался в теплом море, поднимаясь в то же время вверх. В Желтом он
плавал уже много раз, но теперь его  влекло  все  выше  и  выше.  Желтый
постепенно превратился в Золотой. Лемфада  широко  раскрыл  глаза.  Небо
переливалось всеми цветами - Красным,  Зеленым,  Белым,  Синим,  Черным,
Фиолетовым - и Золотым. Они  мерцали,  сплетались,  и  Лемфада  плыл  по
волшебной реке высоко над лесом. Сначала он испугался и хотел вернуться,
но Золотой вселил в него покой, и юноша доверился ему.
   Из какого-то темного закутка памяти явилось сознание, что он  однажды
уже соприкасался с Золотым. Ему тогда было девять лет, и он  горевал  по
умершей матери. Он вспомнил человека в плаще  с  капюшоном,  поющего  на
вершине холма, и понял, что это был Руад Ро-фесса,  волшебник  Оллатаир.
Там был еще и другой человек, который вернул испуганного мальчика домой,
но его имени Лемфада вспомнить не мог.
   На краю леса он замедлил свой головокружительный полет.  Взглянув  на
себя, Лемфада увидел, что он наг и ноги его упираются  в  золотой  диск.
Далеко внизу простирались деревья, и по холму бежал олень,  преследуемый
волками. Лемфада испугался, что сейчас упадет с  плоского,  без  бортов,
диска. Тогда диск превратился в полусферу, и юноша опустился на  высокое
сиденье.
   Это превосходило все, о чем он мог мечтать.
   Олень на холме обернулся к стае передом и нагнул голову. Первый  волк
отлетел, отброшенный рогами, но второй, а за ним и третий  обошли  оленя
сзади, вцепились в него и повалили.  Из  перекушенного  горла  животного
хлынула кровь. Лемфада  ощутил  великую  печаль,  и  его  золотая  лодка
опустилась на землю.  Волки,  напуганные  светом,  разбежались.  Лемфада
подошел к оленю - старому, с  поседевшей  мордой  -  стал  на  колени  и
коснулся его. Но рука прошла сквозь тело животного, и Лемфада  вспомнил,
что он - бесплотный дух. Из руки на оленя  брызнул  золотой  свет.  Раны
закрылись, седина пропала, изношенные мышцы налились силой и молодостью.
Олень вскочил на ноги и одним прыжком взвился на  вершину  холма.  Волки
снова бросились на него, но он без труда убежал от них и скрылся в лесу.
   Лемфада снова сел в свою  лодку  и  поднялся  в  небо,  переполненный
радостью.
   Наверху он огляделся и увидел Красный, пылающий, как дальний закат, а
в небе рядом с  ним  появился  человек,  одетый  в  красные  доспехи,  с
волосами, сияющими белизной при луне. Но  когда  Лемфада  приблизился  к
нему, то увидел, что рыцарь почти прозрачен.
   - Кто ты? - спросил Лемфада.
   Налитые кровью глаза уставились на него, и рыцарь попытался подлететь
поближе, но Золотой отбросил его назад.
   - Я Карбри. А ты?
   - Я Лемфада. Что ты здесь делаешь?
   - Смотрю. Ты человек Лло Гифса?
   - Да. Ты его знаешь?
   - Скоро узнаю, - улыбнулся рыцарь. - А его жалкая  шайка  познает  на
себе мощь новой Габалы. Передай ему, что  я  так  сказал.  Передай,  что
весной сюда придет король со всем своим войском и что от красных рыцарей
он не скроется нигде.
   - Он не станет скрываться, он не боится вас.
   - Все живое боится меня и  моих  собратьев.  Скажи,  мальчик,  в  чем
источник твоей волшебной силы?
   - Не знаю, - настороженно ответил Лемфада. - В Цветах я новичок.
   - Только один цвет имеет значение, - отрезал рыцарь.
   - Ты говоришь о Красном, но он не способен исцелять.
   - Исцелять? Он способен создавать то, что не нуждается  в  исцелении.
Да что с тобой толковать! Прочь, мальчишка - я не хочу убивать тебя.
   - У тебя болит что-то? - спросил внезапно Лемфада. - Ты нездоров?
   Глаза Карбри вспыхнули, и он выхватил из  ножен  призрачный  меч,  но
клинок отскочил от золотой сферы, и рыцарь сделался еще прозрачнее.
   Карбри выронил меч, но тот сам подплыл к нему.
   - Убей меня, - сказал он, - убей меня, мальчик.
   - Чего ради мне совершать такое злодейство?
   - Злодейство? Ты не имеешь понятия, что это такое, но узнаешь,  когда
мы нагрянем сюда весной. Расскажи обо мне Лло Гифсу.
   - Хорошо, скажу. За что ты его так ненавидишь?
   - Ты заблуждаешься, мальчик.  Я  ненавижу  только  себя  -  ко  всему
остальному я безразличен. - Рыцарь стал почти совсем невидим,  но  вдруг
вспыхнул кроваво-красным огнем. - Оллатаир! - вскричал он. -  Ты  пришел
от Оллатаира?
   Лемфада отпрянул назад, и между ними возникла стена золотого света.
   - Какая роскошь! - засмеялся рыцарь. - Ступай к нему  и  передай  ему
привет от Карбри-Патеуса!
   С этими словами он исчез, а Лемфада вернулся в хижину и в свое  тело.
Быть может, все это  приснилось  ему,  а  теперь  он  проснулся?  Но  он
явственно видел перед собой горящие глаза рыцаря.
   Элодан спал в другом углу, но Гвидион по-прежнему  сидел  за  столом,
глядя в свой кубок. Лемфада встал.
   - Что, не спится? - спросил целитель.
   - Можно с вами поговорить, сударь?
   - Отчего же нет. Больше все равно заняться нечем.
   - Я нашел свой Цвет.
   Гвидион, встрепенувшись, хлопнул Лемфаду по плечу.
   - Вот и хорошо. Я надеюсь, что это Зеленый: миру нужны целители.
   - Это Золотой.
   - Среди цветов нет Золотого,  мальчик.  Ты  по-прежнему  остаешься  в
Желтом.
   - Нет, сударь. Я плыл в золотой  лодке  и  видел,  как  погиб  старый
олень. Я вернул ему жизнь, и он воспрял.
   - Ба! Тебе приснился сон - чертовски приятный, надо сказать.
   - Погодите! Дайте я еще раз попробую. - Лемфада зажмурился, и  Желтый
принял его, но Золотой даже не показался.
   - Не огорчайся, - сказал Гвидион. - Такие вещи требуют  времени.  Что
еще ты видел?
   - Я видел красного рыцаря, парящего над лесом. Он велел мне  передать
Оллатаиру привет от Карбри-Патеуса.
   Гвидион вздрогнул и сильно побледнел.
   - Не передавай ему ничего! Молчи. Забудь об этом.
   - Но почему?
   - Не понимаешь - и не надо. Но поверь мне: не нужно ничего  говорить,
это был только сон... очень скверный сон.

***

   Убадай опустился на колени у мертвого тела, лежащего поперек тропы. У
зверя  было  шесть  ног,  кожу  покрывала  чешуя,  в  челюстях   длиннее
человеческой руки помещалось три ряда зубов.
   - В жизни не видел ничего подобного, - сказал Эррин. -  Смотрите:  он
целехонек, ни единой царапины.
   Убадай приложил ладонь к груди зверя.
   - Одни мускулы, жира нету. Он замерз.
   - В фурболгском зверинце много диковинных животных, - заметила  Шира.
- Может быть, туда везли новых с моря, и они убежали.
   - Я вырос в степи, но никогда не слыхивал о ящерице с шестью  ногами,
- возразил Убадай. - Надо найти безопасное  место  для  ночлега.  Солнце
садится - могут прийти еще звери.
   Путники осторожно перебрались через тушу и пошли дальше по извилистой
тропе. На вершине холма она разделилась надвое -  одна  дорога  вела  на
восток, другая на юг.
   Убадай понюхал воздух, показал на восток и сказал:
   - Туда.
   Эррин слишком устал и замерз, чтобы спорить.  Он  поправил  сумки  на
плече и зашагал под уклон.  Еще  через  четверть  мили  они  увидели  за
поворотом каменный дом, притулившийся к отвесной скале. Перед ним  сидел
на снегу  старик  в  выцветшем  голубом  балахоне,  лысый,  но  с  белой
раздвоенной бородой, ниспадавшей до самой груди.
   - Он что, умер? - спросил Эррин. Старик открыл глаза и рявкнул:
   - Нет, не умер. Я мыслю и наслаждаюсь своим уединением.
   - Прошу меня извинить, - низким поклоном молвил Эррин, -  но  неужели
вам не холодно?
   - Тебе-то какая печаль? Это мой  дом.  И  тело  тоже  мое.  Если  ему
холодно, это его забота.
   - Разумеется, - с деланной улыбкой поддакнул  Эррин.  -  Но  мы,  мои
спутники  и  я,  нуждаемся  в  крове.  Быть  может,  вы  разрешите   нам
переночевать у вас в доме?
   - Я не люблю, когда мое уединение нарушают, - ответил старик.
   - Ну и сиди себе на снегу, - вмешался Убадай. - Зачем  тратить  время
на старого дурака? Пошли в дом.
   - Нет, - сказал Эррин. - Найдем себе пещеру или еще что-нибудь.
   - Я передумал, - усмехнулся старик. - Можете остаться. Вы,  наверное,
захотите развести огонь. Дров нет, добывайте их сами, в доме должен быть
топор.
   Убадай, бормоча что-то под нос, отправился в дом  и  вскоре  вышел  с
упомянутым орудием.
   Эррин еще раз поклонился сидящему и спросил:
   - Можно узнать, почему вы передумали?
   - Я капризен по натуре, уходите и оставьте меня с моими мыслями.
   Эррин и Шира вошли в дом, где была всего одна  комната.  В  одном  ее
углу стояла кровать, посередине -  стол  с  двумя  лавками.  Очаг  давно
остыл, и не видно было никаких следов приготовления пищи.
   - Пойду наберу хвороста на растопку, - сказала Шира. Эррин скинул  на
пол свою поклажу. В каменном доме стоял леденящий холод. Северная  стена
обросла льдом от воды, проникавшей сквозь протекшую крышу. На кровати не
было тюфяка - только доски, а поверх них единственное истертое одеяло.
   Эррин вышел из негостеприимного жилья, обогнул сидящую фигуру и  стал
собирать дрова вместе с Широй. Сгущались сумерки. В  отдалении  слышался
мерный стук топора. Набрав валежника, они развели в доме огонь, но тепло
далеко не сразу одолело застарелый холод.
   Убадай, красный и вспотевший, явился час спустя и буркнул:
   - Помогать надо. - Эррин с Широй пошли с ним в лес, где  он  разрубил
на чурбаки сухое дерево. Когда они перетаскали дрова в дом, стало совсем
темно, и огонь в очаге запылал вовсю.
   Эррин время  от  времени  подымался,  открывал  дверь  и  смотрел  на
освещенного луной старика. Пошел снег. В конце концов Эррин не вытерпел,
подошел к старику и присел перед ним на корточки.
   - Прошу прощения.
   Тот открыл свои темные глаза.
   - Опять ты? Чего тебе еще? В  дом  вас  пустили,  что  ж  тебе  снова
неймется?
   - Вы хотите умереть?
   - А если и так, то что?
   - Я знаю, это ваше  дело,  но  в  доме  теперь  тепло,  и  мне  будет
спокойнее, если вы присоединитесь  к  нам.  Мы  поговорили  бы  с  вами.
Смерть, как правило, ничего не решает.
   - Не говори глупостей, мальчик,  смерть  решает  все.  Она  завершает
всякое путешествие, дарует покой и прекращает тревоги.
   - Верно, но заодно она обрывает смех и радость, дружбу и  любовь,  не
говоря уж о мечтах и надеждах.
   - Выходит, человеку, у которого нет ни надежд, ни мечтаний, смерть не
страшна. Тебе не приходило в голову, что чем больше мы любим, тем больше
страдаем, ибо  всему  на  свете  приходит  конец?  А  мечта  никогда  не
сбывается полностью.
   - Можно сказать и наоборот:  чем  больше  наша  печаль,  тем  сильнее
радость. Как могли бы мы познать одно без другого?
   - Скажи мне, юный спорщик: если мужчина любит женщину пятьдесят  лет,
боготворит ее, живет ради нее, что он почувствует, когда она умрет и  он
останется один? И если ему будет дано начать все сызнова, не  предпочтет
ли он никогда с ней не встретиться и прожить жизнь без любви?
   - Разве зимой человек скорбит о лете? - улыбнулся Эррин.  -  И  разве
ему хочется  жить  в  вечной  осени?  Ваш  довод  неубедителен,  сударь.
Пойдемте в дом и посидим у огня.
   - Огонь - вещь нематериальная, но я  пойду  с  тобой.  -  Старик  без
усилия встал, отряхнул одежды от снега и вошел с  Эррином  в  дом.  Шира
уснула у огня, Убадай точил старый топор.
   - Не умер еще? - спросил он старика.
   - Нет пока, - подтвердил тот.
   Эррин закрыл дверь и стал греть руки у очага, скинув плащ  и  верхний
кафтан.
   - Как вы могли выдержат