я есть?
   Воин залез глубоко в карман своего  грязного  козьего  кожуха  и  вытащил
маленький круглый амулет, украшенный ляпис-лазурью.
   - Вот. Это отгоняет злых духов и стоит много серебряных монет.
   - Верю, - сказал Друсс. - Хочешь поставить его?
   Парень кивнул:
   - Спорю, что обгоню не только его, но и тебя.
   Друсс со смехом потрепал его по плечу.
   - Нет уж, для спора довольно одного. Кто еще  из  Одиноких  Волков  хочет
биться об заклад?
   Воины столпились вокруг Друсса, предлагая нарядные пояса, кривые  кинжалы
и пуговицы из резного рога. Друсс принял все заклады.
   Коренастый воин с глубоко сидящими глазами дернул его за рукав.
   - А считать кто будет? За нами за всеми никто не уследит.
   - Все вы герои и честные люди, - улыбнулся Друсс.  -  Ведите  счет  сами.
Нынче, когда враг уползет обратно в лагерь, мы соберемся  и  посмотрим,  кто
победил. А теперь по местам. Срок близок.
   - Проиграешь ты свое серебро, воин, - шепнул ему Нуанг.
   - Деньги - дело наживное.
   - Что тут за шум? - спросил, подойдя, Талисман.  Несколько  воинов  стали
говорить ему  что-то  по-надирски.  Талисман  кивнул  и  с  усталой  улыбкой
повернулся к Друссу:
   - Они думают, что ты большой дурак.
   - Мне это и раньше говорили, - согласился тот.
   Из вражеского лагеря  выехали  трое  всадников  -  один  тащил  за  собой
пленного. Подскакав поближе,  они  повернули  коней  назад.  Пленный  тяжело
рухнул наземь и попытался встать.
   -  Это  Квинг-чин,  -  тусклым  голосом,  с  непроницаемым  лицом  сказал
Талисман.
   Воину отрубили кисти рук,  а  культи  залепили  черной  смолой.  Всадник,
тащивший его, перерезал веревку, и Квинг-чин заковылял по кругу.
   - Его еще и ослепили, - прошептал Нуанг. Надиры на стенах  стали  кричать
калеке - он поднял голову и побрел на звук голосов. Трое всадников дали  ему
подойти, потом зарядили свои луки и помчались к нему. Одна стрела попала ему
в поясницу, но Квинг-чин не вскрикнул. Другая вонзилась между лопаток. Тогда
он упал и пополз, но третий лучник послал стрелу ему в спину.
   Чья-то стрела слетела со стены и упала, не достав до конных.
   - Не стрелять! - проревел Талисман.
   - Тяжко умирать так, - прошептал Нуанг Ксуан. - А враг сулит такую смерть
нам всем.
   - Теперь их  время,  -  холодно  и  ожесточенно  сказал  Друсс.  -  Пусть
порадуются. Скоро настанет наш черед - и это их не обрадует!
   В готирском лагере забил барабан, и сотни пехотинцев двинулись к западной
стене, сверкая на солнце серебряными латами и  шлемами.  Позади  шли  двести
лучников со стрелами на тетивах.
   Талисман вытащил саблю.
   - Тебе здесь не место, генерал, - сказал ему Друсс.
   - Я должен сражаться, - прошипел Талисман.
   - Того-то им и надо. Ты вождь и не можешь погибнуть при  первой  атаке  -
это подорвет дух твоего войска. Положись на меня и уйди со стены - я не  дам
ей пасть.
   Талисман постоял еще немного, потом вогнал саблю в ножны и сошел вниз.
   - Эй, ребята! - крикнул Друсс. -  Пригните  головы  -  перво-наперво  они
осыплют нас стрелами. Станьте  пошире  и  уберите  мечи.  Когда  они  начнут
забираться по лестницам на стену, мы их встретим камнями, а потом пускайте в
ход кинжалы - в тесноте они лучше мечей. Длинные клинки приберегите для тех,
кто влезет на стену.
   На расстоянии выстрела пехота замедлила шаг, лучники выбежали  вперед,  и
сотни стрел взвились в воздух.
   - Ложись! - заорал Друсс, и надиры спрятались  за  зубцами  стены.  Друсс
оглянулся назад. Во дворе, куда густо сыпались  стрелы,  стояли  Талисман  и
Лин-цзе с резервом из двадцати человек. Одного воина ранило в  ногу,  другие
бросились к странноприимному дому. Пехота двинулась вперед, сначала медленно
- но у стены солдаты подняли перед собой круглые шиты и  ринулись  в  атаку.
Надиры принялись поливать их стрелами, и несколько человек упали.  Готирские
лучники слали залп за залпом через головы  пехоты  и  сбили  двух  надирских
стрелков.
   Носильщики лестниц добрались до западной  стены.  Друсс  обхватил  руками
камень величиной с бычью голову и, кряхтя, взвалил его на парапет.  Лестница
ударилась о стену. Друсс вскинул  камень  над  головой  и  бросил  вниз.  По
лестнице взбирались семь человек. Первому камень раздробил  череп,  третьему
попал в плечо и сломал ключицу - солдат упал, увлекая  за  собой  еще  трех.
Камни сыпались на готиров отовсюду, но они не отступали.
   Первый солдат влез на стену, держа над  головой  щит.  Чиск  подскочил  и
вонзил кинжал ему в глаз - тот захлебнулся криком и упал.
   - Есть один! - крикнул надир.
   Еще двое солдат взобралось на стену. Друсс прыгнул вправо и обрушил Снагу
на деревянный шлем, а обратным ударом размозжил голову второму. Нуанг ударил
кинжалом лезущего вверх готира. Удар пришелся по лбу, но солдат ткнул вперед
своим коротким мечом и поранил Нуангу левое запястье. Снага раздробил готиру
панцирь на плече, из раны хлынула кровь, солдат упал.
   Слева от Друсса четверо готиров взобрались на стену  и  образовали  клин,
пробивая дорогу идущим сзади. Друсс ринулся на  них  со  Снагой.  Одного  он
зарубил сразу, второго двинул плечом и  сбил  со  стены  во  двор,  третьему
страшный удар раздробил ребра. Четвертый ткнул  мечом  Друссу  в  живот,  но
Нуанг отразил удар своим клинком и рубанул солдата по шее. Тот выронил меч и
рухнул назад. Кровь хлестала у него из яремной вены.
   Друсс, бросив топор, схватил раненого за горло и пах, поднял в  воздух  и
швырнул на двух солдат, показавшихся над краем стены. Оба упали вниз.  Нуанг
между тем вогнал свой меч  в  открытый  рот  бородатому  готиру  на  верхней
перекладине лестницы. Меч расколол н„бо и вышел из затылка. Солдат  грянулся
наземь, прихватив клинок с собой.
   Друсс подхватил со стены чей-то короткий  меч  и  бросил  старику.  Нуанг
ловко поймал его.
   Вдоль всей западной стены  надиры  отбивали  вражеский  натиск  волну  за
волной.
   Талисман стоял внизу с Лин-цзе и двадцатью  воинами,  выжидая  наилучшего
времени, чтобы бросить в  бой  свежие  силы.  Лин-цзе  ждал  рядом  с  мечом
наготове. В обороне наметилась брешь: пятеро солдат пробивали себе дорогу  к
ступенькам, ведущим во двор. Лин-цзе подался  вперед,  но  Талисман  отозвал
его. Друсс кинулся на прорвавшихся солдат и за три мгновения убил троих.
   - Он ужасен, - сказал Лин-цзе. - В жизни не видал ничего подобного.
   Талисман не ответил. Одинокие Волки  дрались  как  демоны,  вдохновленные
примером  воина  в  черном,  а  надиры  на  других  стенах  с   почтительным
восхищением следили за ним.
   - Они идут к воротам! - крикнул Горкай. - С огненными ведрами и топорами.
   Талисман поднял руку в знак того, что слышал, но  не  двинулся  с  места.
Больше дюжины защитников на западной  стене  было  ранено.  Пятеро  остались
сражаться, еще несколько сползли по ступеням, направляясь в лазарет.
   - Вперед! - скомандовал Талисман, и высокий  Лин-цзе  помчался  вверх  по
лестнице.
   Топоры обрушились на ворота. Горкай и Летучие Кони швыряли туда камни  со
стены. Сквозь ветхие створки просочился дым. Но ворота,  по  совету  Друсса,
поливали водой каждый день, и огонь скоро угас.
   Талисман дал знак Горкаю отправить десять человек вниз.
   Бой  продолжался.  Друсс,  покрытый  кровью,  носился  по  стене,  убивая
прорвавшихся готиров. Талисман отрядил свой десяток ему  на  подмогу  и  сам
последовал за  ними.  Он  знал,  что  Друсс  прав  и  его  гибель  стала  бы
сокрушительным ударом для осажденных - но люди должны были  видеть,  как  он
сражается.
   Он рассек саблей горло готирскому солдату. Еще двое  наскочили  на  него.
Друсс разнес топором плечо первому, старый Нуанг вспорол живот второму.
   Готиры отступили, унося с собой лестницы.
   Надиры подняли крик, размахивая мечами. Талисман подозвал к себе Лин-цзе:
   - Сочти раненых, и пусть самых тяжелых отнесут в лазарет.
   Одинокие Волки, собравшись вокруг Друсса, хлопали его по спине и  осыпали
похвалами. От волнения они говорили  по-надирски,  и  Друсс  не  понимал  ни
слова.
   - Ну, парень, сколько ты убил? - спросил он Чиска.
   - Не знаю. Много.
   - По-твоему, ты побил старика? - Друсс обнял Нуанга за плечи.
   - Мне все равно. Дай я его поцелую! - Чиск бросил меч и обнял удивленного
Нуанга. - Мы показали им,  как  дерутся  надиры!  Задали  взбучку  гайинским
собакам.
   Нуанг с усмешкой шагнул вперед  и  вдруг  повалился.  Чиск  опустился  на
колени рядом со стариком и распахнул  его  кафтан.  Из  трех  ран  на  груди
обильно струилась кровь.
   - Держись, брат, - проговорил Чиск. - Твои раны не смертельны. Мы  снесем
тебя к лекарю. - Двое Одиноких Волков помогли Чиску перенести  Нуанга  через
двор.
   Друсс прошел к колодцу, вытащил  наверх  ведро  чистой  холодной  воды  и
достал из-за пояса старый лоскут. Им он смыл кровь с лица и колета, а  после
опрокинул ведро себе на голову.
   Со стены послышался смех.
   - Вам бы тоже не мешало помыться, сукины дети! - крикнул Друсс. Он  снова
опустил ведро в колодец, достал воды и напился.
   Талисман подошел к нему.
   - Мы убили или  ранили  семьдесят  человек,  а  у  нас  девять  убитых  и
пятнадцать раненых, - тихо сказал он. - Как по-твоему, что будет дальше?
   - То же самое, но со свежими  силами.  Пока  не  стемнеет.  Мне  сдается,
сегодня они предпримут по меньшей мере еще две атаки.
   - Согласен с тобой. Но мы выдержим - теперь я это знаю.
   - Твои ребята молодцы, - хмыкнул Друсс. - Завтра готиры сосредоточатся на
воротах.
   - Почему не сегодня?
   - Они еще не усвоили урок.
   - С таким учителем, как ты, они должны затвердить его еще до конца дня, -
улыбнулся Талисман.
   Друсс снова напился. Надиры у подножия старой башни вытаскивали из  груды
щебня гранитные камни.
   - Зачем это? - спросил он.
   - Ворота долго не простоят, - сказал Талисман, - но мы удивим тех, кто  в
них вломится!
   Нуанг Ксуан лежал на полу, прикрытый одеялом, под  головой  у  него  была
подушка из соломы. Зашитые раны на груди и  плече  болели,  но  Нуангу  было
покойно. Он дрался рядом с дренайским воином и убил пятерых врагов. Пятерых!
Рядом кто-то закричал. Нуанг осторожно повернулся на бок  и  стал  смотреть,
как лекарь зашивает живот какому-то воину: раненый бился, Ниоба держала  его
за руки. Пустая трата времени, подумал Нуанг, и точно: вскоре раненый  издал
булькающий вопль и затих. Лекарь выбранился. Ниоба стащила труп со стола,  и
двое мужчин положили на его место нового раненого.
   Зибен раскрыл его кафтан. Меч рассек грудь  и  глубоко  вонзился  в  бок,
переломившись чуть выше бедра.
   - Мне понадобятся щипцы. -  Зибен  провел  по  лбу  окровавленной  рукой,
оставив багровый след. Ниоба подала ему ржавые щипцы, и он запустил пальцы в
рану, нащупывая отломившееся острие. Найдя, он  погрузил  туда  же  щипцы  и
вытащил железный обломок. Еще  две  надирки  трудились  тут  же,  зашивая  и
перевязывая раны.
   Носта-хан вошел, поглядел вокруг  и  прошел  мимо  Нуанга  в  каморку  за
лазаретом.
   Нуанг хоть с трудом, но разобрал последующий разговор.
   - Ночью я уйду, - послышался голос шамана. - Подготовь женщину.
   - Она остается, - ответил Талисман.
   - Разве ты не понял того, что я сказал тебе?
   - Это ты не понимаешь! - загремел  Талисман.  -  Будущее  тебе  неведомо,
шаман. Ты видишь лишь его  проблески,  дразнящие  и  неопределенные.  Ты  не
можешь найти Ульрика, несмотря на всю свою силу. А так ли это трудно - найти
человека с лиловыми глазами? Ты не можешь  найти  Глаза  Альказарра.  Ты  не
сказал мне, что враги схватят Квинг-чина.  Уходи  же,  если  так  нужно.  Но
уйдешь ты один.
   - Глупец! - вскричал Носта-хан. - Теперь не время для измены.  Все,  ради
чего ты жил, висит на волоске. Если я уведу ее, она  будет  жить.  Это  тебе
понятно?
   - И снова ты заблуждаешься, шаман. Если ты ее уведешь, она убьет  себя  -
так она сказала, и я ей верю. Ступай. Ищи человека с лиловыми глазами. Пусть
он продолжит то, чего мы здесь добились.
   - Ты умрешь здесь, Талисман. Так говорят звезды. Друсс  спасется,  ибо  я
видел его во многих будущих, но для тебя там места нет.
   - Мое место здесь - здесь я и останусь.
   Шаман ответил что-то, но Нуанг не расслышал - оба вдруг понизили голоса.
   Ниоба, став на колени, подала Нуангу глиняную чашку с лиррдом.
   - Выпей, отец. Это вольет силу в твои старые кости.
   - Может, они и старые, но кровь во мне еще бежит исправно, Ниоба. Я  убил
пятерых и чувствую в себе такую силу, что мог бы пережить даже ночь с тобой.
   - На это у тебя сил никогда не хватало, - возразила она, потрепав его  по
щеке. - Но Чиск говорит, что ты убил не меньше дюжины.
   - Ха! Хорошие ребята эти Одинокие Волки.
   Ниоба вернулась к столу, чтобы вытереть кровь и пот с лица Зибена.
   - Ты хорошо работаешь, - сказала она. - Ни разу не ошибся.
   Снаружи раздались крики раненых и лязг оружия.
   - Какая мерзость, - прошептал Зибен.
   - Говорят, твой друг - бог войны. Его прозвали Побратимом Смерти.
   - Ему подходит. - Дверь отворилась, и внесли двух человек. Он  повернулся
к Ниобе:
   - Давай еще бинтов и ниток.
   Друсс на стене дал себе отдых - враг отступил во второй раз.
   - Ты ранен, Побратим Смерти? - спросил его Чиск.
   - Это не моя кровь.
   - Ошибаешься - у тебя плечо кровоточит.
   Друсс посмотрел на прореху в колете - оттуда и правда сочилась кровь.  Он
снял колет. Рана  была  не  более  двух  дюймов  в  длину,  но  глубока.  Он
выругался.
   - Держите эту проклятую стену, пока я не вернусь.
   - Пока горы не рассыплются в прах, - пообещал Чиск и добавил:
   - Только не задерживайся надолго.
   В лазарете Друсс подозвал к себе Ниобу:
   - Не будем беспокоить Зибена. Рана не глубже  собачьего  укуса.  Дай  мне
иголку с ниткой - я сам зашью.
   Ниоба принесла иглу и длинный  смотанный  бинт.  Рана  была  чуть  пониже
ключицы, и Друссу приходилось трудновато.
   - Много же на тебе шрамов, - заметила Ниоба.
   - Нет-нет да и схлопочешь.
   Рана начала болеть. Друсс вышел на угасающий свет дня.
   За воротами человек тридцать воинов строили из гранитных глыб полукруглую
стенку. Работа была тяжела и шла медленно, ни никто не жаловался.  На  стене
соорудили простой ворот, чтобы легче  ставить  камни  на  место.  Но  он  не
выдержал, и огромная глыба упала,  сбросив  на  землю  двух  человек.  Друсс
бросился к ним. Один  лежал  мертвый  с  разбитым  черепом,  другого  просто
оглушило. Оттащив труп в сторону,  воины  угрюмо  продолжили  работу.  Глыбы
клали по четыре в ряд, образуя стену восьми футов шириной.
   - Вот уж разинут они рты, когда прорвутся, - сказал Лин-цзе,  спустившись
к Друссу.
   - Какой она будет вышины?
   - Мы задумали двенадцать футов впереди, десять сзади. Но для этого  нужен
ворот покрепче и подпорки.
   - Выломайте половицы в верхних комнатах. Ставьте их крест-накрест.
   Вернувшись на стену, Друсс надел свой  колет  и  перчатки  с  серебряными
шипами. Человек Талисмана, Горкай, подошел к нему.
   - При следующей атаке рядом с тобой будет биться Острый Рог. Это  Барцай,
их вождь. - Друсс кивнул и пожал руку коренастому надиру.
   - А что, ребята, - с усмешкой спросил он, - вы деретесь  так  же  хорошо,
как Одинокие Волки?
   - Лучше, - проворчал молодой воин.
   - Не хочешь ли побиться со мной об заклад, парень?

12

   При ярком свете луны Талисман и Лин-цзе смотрели, как готиры уносят своих
убитых и раненых. Люди с носилками двигались слаженно  и  проявляли  немалую
храбрость, подходя к самым стенам. Надиры  в  них  не  стреляли  -  Талисман
запретил. Не из милосердия, а потому, что каждого раненого  надо  кормить  и
поить - пусть враг истощает свои припасы.  Мертвых  надиров  заворачивали  в
одеяла и складывали в прохладной гробнице.
   - У них шестьдесят четыре убитых и еще восемьдесят один ранен, - радостно
сообщил Лин-цзе. - Мы потеряли втрое меньше.
   - Двадцать три убиты и еще восемь больше не смогут сражаться.
   - Так ведь это хорошо?
   - Их в десять раз больше, чем нас. Потерять даже впятеро меньше - не  так
уж мало. Впрочем, как говаривал Фанлон, худшие всегда гибнут первыми - самые
неумелые или самые невезучие. Нынче мы хорошо потрудились.
   - Уланы так и не ходили в атаку, - заметил Лин-цзе.
   - Их кони утомлены и нуждаются в воде - да и люди тоже. Утром их  повозки
выехали снова и не вернулись. Кзун все еще удерживает водоем.
   Лин-цзе подошел к краю стены.
   - Хотел бы я принести сюда тело Квинг-чина. Меня  печалит,  что  дух  его
блуждает в Пустоте слепым и изувеченным.
   Талисман не ответил. Два года назад они, трое надиров, задумали отомстить
за смерть своего товарища. Они похитили сына Гаргана и убили его, точно  так
же ослепив и изувечив его труп. Теперь насилие  описало  круг,  и  Квинг-чин
лежит, как холодное свидетельство тщеты всякой мести. Талисман потер глаза.
   Пахло горелым деревом. Ворота пережили две атаки  -  готиры  поливали  их
маслом, пытаясь поджечь.  Но  попытка  не  увенчалась  успехом,  и  двадцать
готиров расплатились за нее своими жизнями. Талисман вздрогнул.
   - Что с тобой, брат? - спросил Лин-цзе.
   - Я больше не питаю к ним ненависти.
   - К готирам? Но почему?
   - Пойми меня правильно, Лин-цзе. Я буду сражаться с ними, и если будет на
то воля Богов Камня и Воды, увижу, как их башни рухнут и города падут. Но  я
больше не могу их ненавидеть. Когда они  убили  Зен-ши,  мы  жаждали  крови.
Помнишь ужас в глазах Арго,  когда  мы  заткнули  ему  рот  и  выволокли  из
комнаты?
   - Еще бы.
   - Теперь его отец лелеет в сердце ненависть - она сидит у него  в  горле,
как нетопырь, рвущийся на волю.
   - Он сам виноват во всем - он всегда ненавидел надиров.
   - Да - но почему? Может, надиры причинили ему в юности  какое-то  зло?  Я
мечтаю увидеть надиров едиными и  гордыми  -  но  никогда  больше  не  стану
ненавидеть своих врагов.
   - Ты устал, Окаи. Тебе надо отдохнуть. Ночью  они  больше  не  пойдут  на
приступ.
   Талисман сошел со стены. Носта-хан ушел, и никто не видел, как он покинул
святилище. Шаман пытался пройти к Зусаи, но Горкай  стоял  на  страже  у  ее
дверей.
   Талисман подумал о ней и сразу увидел, как она идет через  двор  в  белой
рубашке из блестящего шелка и серебристо-серых штанах. Она подошла к нему  и
обвила руками его шею.
   - Теперь мы вместе, отныне и навеки.
   - Отныне и навеки, - согласился он.
   - Пойдем. У меня есть душистое масло, и я прогоню прочь твою усталость. -
Она взяла его за руку и повела к себе.
   Друсс и Зибен смотрели на них с западной стены.
   - Любовь в царстве смерти, - сказал Друсс. - Это хорошо.
   - Ничего хорошего тут нет, - отрезал Зибен. - Все это дело  смердит,  как
протухшая рыба. Лучше бы я никогда сюда не приезжал.
   - Они говорят, ты великий лекарь.
   - Скорее швея. Одиннадцать человек умерли у меня на столе, харкая кровью,
Друсс. Не могу выразить, как мне тошно от этого.  Ненавижу  войну  и  воинов
тоже. Отребье рода человеческого!
   - Что не помешает тебе петь о них, если мы выживем.
   - Это еще что за речи?
   - А кто же воспевает воинскую славу,  честь  и  благородство?  Только  не
солдаты - они-то видели выпущенные  кишки  и  воронье,  выклевывающее  глаза
мертвецам. Нет, это делают поэты.  Это  они  пичкают  молодежь  героическими
историями. Сколько молодых дренаев, слушая твои поэмы и песни, лелеют  мечту
о битве?
   - Вон ты как повернул. Выходит, поэты во всем виноваты?
   - Не только поэты. Зубы дьявола, насилие у нас в крови. И солдаты - вовсе
не отребье рода человеческого. Здесь каждый сражается за то, во  что  верит.
Ты знал это еще до того, как началась  бойня.  И  будешь  знать,  когда  она
кончится.
   - Она никогда не  кончится,  Друсс,  пока  существуют  люди  с  мечами  и
топорами. Вернусь-ка я лучше в лазарет. Как твое плечо?
   - Жжет, как сто чертей.
   - Это хорошо, - устало улыбнулся Зибен.
   - Как там Нуанг?
   - Отдыхает. Раны у не