генерал.
   - ?Не мое дело?, - передразнил Гарган. - То-то и оно, что не ваше. Знаете
вы, сколько их всего, надиров?
   - Никак нет.
   - ?Никак нет?. Вот и я не знаю, мой мальчик. И никто не знает. А ведь  им
несть числа. Можете вы себе представить, что будет, если они объединятся под
началом одного вожака? Они сметут нас, как морской вал.  -  Гарган  моргнул,
вернулся к столу и тяжело опустился на складной стул,  застонавший  под  его
тяжестью. - Как морской вал, - пробормотал он, перебарывая хмель. - Их  надо
унижать, давить, гнуть в три погибели.
   Снаружи послышался какой-то шум, крики. Премиан с другими офицерами вышел
из палатки. На ночном небе пылала огненная стена,  и  дым  несло  к  лагерю.
Лошади ржали, охваченные страхом. Пожар катился прямо на них.
   - Повозки с водой! - закричал Премиан. - Запрягай-те повозки. - И побежал
туда, где были составлены  четырехугольником  двадцать  телег  с  водой.  На
каждой помещалось шестнадцать бочек. Премиан поймал  за  плечо  пробегавшего
мимо солдата и приказал:
   - Приведи упряжных лошадей.
   - Слушаюсь, - отозвался солдат. Несколько человек выносили свое имущество
из палатки.
   - Оставьте это, - велел Премиан. - Если эти повозки  займутся,  нам  всем
конец. Ступайте все трое  к  загону  и  ведите  сюда  лошадей.  Остальные  -
растаскивайте повозки, чтобы поскорее запрячь коней.
   Огонь уже добрался до края  лагеря.  Сотни  человек  пытались  сбить  его
одеялами и плащами, но Премиан  видел,  что  это  бесполезно.  Посланные  им
солдаты вернулись, ведя испуганных  лошадей.  Загорелась  одна  из  палаток.
Запрягли лошадей в первую повозку, и  солдат,  вскочив  на  козлы,  хлестнул
вожжами коней. Четверка подхватила телегу и поскакала прочь. Отъехала вторая
повозка, за ней третья. На помощь пришли  новые  люди.  Премиан  бросился  к
ближайшему загону и приказал сторожившему его солдату:
   - Выпускай остальных. Соберем их завтра.
   - Слушаюсь. - Солдат перерезал ножом ограждающую веревку. Премиан схватил
под уздцы ближайшего коня и вскочил на его неоседланную спину. Конь взвился,
но Премиан, опытный наездник, укротил его и похлопал по шее.
   - Смелее, красавец. - Он вернулся к повозкам  -  еще  шесть  катились  на
восток, подальше от пожара. Несколько палаток горело, наполняя воздух  дымом
и сажей. Завопил солдат,  охваченный  пламенем.  Его  повалили  на  землю  и
затушили огонь одеялами. Жар стоял невыносимый, становилось  трудно  дышать.
Одна из повозок уже пылала, в две другие запрягали коней.
   - Довольно! - крикнул Премиан солдатам. - Спасайтесь!
   Они вскочили на оставшихся лошадей и поскакали прочь из лагеря.  За  ними
толпой бежали другие. Отставших поглощало пламя. Премиан развернул коня -  и
увидел бредущего сквозь дым Гаргана.
   - Брен! - с растерянным видом кричал генерал! - Брен!
   Премиан попытался направить коня к Гаргану, но животное отказывалось идти
в огонь. Премиан стащил с себя рубашку,  завязал  ему  глаза  и  подъехал  к
генералу.
   - Садитесь позади меня! - крикнул молодой офицер.
   - Я не могу бросить Брена. Где он?
   - Быть может, он уже спасся, генерал. Если мы задержимся  еще  чуть-чуть,
нас отрежет!
   Гарган выругался, уцепился за протянутую  руку  Премиана  и  с  легкостью
умелого наездника вскочил на круп коня. Премиан пустил скакуна  в  галоп,  и
они  помчались  по  горящей  степи,  огибая  языки  огня,  теснящие   их   к
северо-западу. Жар обжигал, и Премиан ничего не видел  в  дыму,  но  конь  с
опаленными боками несся вперед.
   Наконец они ушли от пожара. Премиан остановил измученного коня,  спрыгнул
и стал смотреть, как догорает лагерь.
   Гарган тоже спешился.
   - Молодцом, мой мальчик, -  сказал  он,  положив  свою  ручищу  на  плечо
Премиана.
   - Благодарю вас, генерал.  Кажется,  нам  удалось  спасти  большую  часть
запаса воды.
   Бока коня покрылись пузырями,  он  весь  дрожал.  Премиан  повел  его  на
восток, где собирались солдаты.
   Огонь мало-помалу угас, и  солдаты  вернулись  на  пожарище.  К  рассвету
сосчитали всех, кто погиб  в  огне:  тридцать  шесть  человек  и  двенадцать
лошадей. Палатки сгорели, но провиант почти не пострадал:  огонь  прокатился
слишком быстро, чтобы повредить мешки с мукой, солью, овсом и вяленым мясом.
Из девяти брошенных повозок с водой шесть загорелись и утратили годность, но
большинство драгоценных бочек уцелело - лопнули только три.
   Солнце взошло над почерневшей землей, и Гарган обозрел нанесенный ущерб.
   - Пожар занялся на юге, - сказал он Премиану.  -  Узнайте,  кто  нес  там
ночью караул. Тридцать плетей каждому.
   - Так точно, генерал.
   - Могло быть и хуже, - заметил Гарган.
   - Да, генерал. Однако мы потеряли около тысячи стрел и восемьдесят копий.
Сожалею о вашем слуге. Мы нашли его тело за палаткой.
   - Брен был хорошим человеком и хорошо служил мне. Я взял  его  из  строя,
когда ревматизм скрючил его правую руку. Славный малый!  Они  поплатятся  за
его жизнь сотней своих.
   -  Сгорело  также  шесть  телег.  С  вашего  разрешения  я  назначу  всем
ежедневную порцию воды и отменю  приказ,  обязывающий  улан  бриться  каждый
день.
   Гарган кивнул и заметил:
   - Всех лошадей нам  не  собрать.  Те,  что  помоложе,  побегут  назад,  в
Гульготир.
   - Боюсь, что вы правы, генерал.
   - Ну да ничего. Часть улан придется перевести в пехоту -  это  научит  их
впредь больше ценить своих лошадей.  -  Гарган  сплюнул  наземь.  -  Пошлите
четыре роты за перевал. Мне нужны сведения о всяком передвижении надиров.  И
пленные. Ночная атака была  хорошо  подготовлена  -  она  напомнила  мне  об
Адриусе и его зимней кампании, когда он задержал вражескую армию  с  помощью
огня.
   Премиан видел, что Гарган ждет ответа.
   - Окаи был из Волчьей  Головы,  генерал.  Не  из  Острого  Рога.  У  нас,
насколько я помню, не было ни одного янычара из Острого Рога.
   - Вы не знаете надирских  обычаев,  Премиан.  Святилище  охраняют  четыре
племени. Быть может, и он там. Надеюсь на это. Я отдал бы левую  руку,  лишь
бы заполучить его.

***

   Луна светила ярко над долиной Сл„з  Шуль-сен,  и  Талисман,  уставший  до
предела, в последний раз прошелся по стенам, переступая через спящих воинов.
Глаза у него слипались, все тело ныло. Новый деревянный настил  скрипел  под
ногами. За неимением гвоздей доски привязывали к месту, но  настил  держался
достаточно прочно, а завтра, когда Барцай со своими людьми закончит  работу,
станет еще крепче. Помост, сооружаемый Кзуном и его Одинокими Волками,  тоже
близился к завершению. Кзун работал на совесть, без устали, но этот  человек
беспокоил Талисмана. Несколько раз  на  дню  он  выходил  за  ограду,  чтобы
постоять в степи. И даже теперь он спал не рядом  со  своими  людьми,  а  за
стенами, в бывшем лагере Одиноких Волков.
   Горкай поднялся к Талисману. Днем  бывший  нотас  по  указанию  Талисмана
работал с людьми Кзуна.
   - Что ты узнал? - понизив голос, спросил Талисман.
   - Чудной он какой-то. Никогда не спит в юрте - берет одеяла и ночует  под
открытым небом. Не стал брать себе жену. Дома у себя тоже живет особняком, и
побратимов у него нет.
   - Почему же его тогда назначили командовать хранителями гробницы?
   - Он боец, каких мало. Одиннадцать раз дрался на поединке и не получил ни
одной раны, а все его противники пали мертвыми. Его воины ненавидят его,  но
уважают.
   - А ты что скажешь о нем?
   Горкай пожал плечами и почесал шишку на лбу.
   - Мне он не по нутру, Талисман, но я хотел бы иметь его рядом, когда  мне
грозит сильный враг. - Талисман сел на стену, и Горкай внимательно посмотрел
на него:
   - Ты бы поспал.
   - Не теперь. Мне надо подумать. Где Носта-хан?
   - В гробнице. Колдует, а найти ничего не может. Я слышал недавно, как  он
ругался. - Горлай оглядел стену. Когда он приехал сюда, святилище показалось
ему маленьким, теперь же стены, каждая  около  шестидесяти  шагов  в  длину,
казались бесконечными. - Сможем ли мы удержаться здесь? -  внезапно  спросил
он.
   - Какое-то время - да. Многое зависит от того,  сколько  лестниц  есть  у
врага. Если они хорошо оснащены, они сметут нас.
   - Тысяча проклятий им в глотку, - прошипел Горкай. Талисман усмехнулся.
   - Только лестниц у них будет мало. Они ведь не рассчитывают на  осаду.  И
поблизости нет деревьев, чтобы сколотить новые. У нас теперь  около  двухсот
человек, по пятидесяти на каждую стену, если готиры  вздумают  атаковать  со
всех сторон. Мы продержимся, Горкай, - по крайней мере несколько дней.
   - А что потом?
   - Либо мы будем живы, либо умрем, - устало пожал плечами Талисман.
   Далеко на юго-западе небо зажглось красным, мерцающим заревом.
   - Что это? - спросил Горкай.
   - Если удача на нашей стороне,  это  горит  вражеский  лагерь,  -  угрюмо
ответил Талисман. - Надолго это их не задержит, но спесь собьет.
   - Хоть бы их там побольше подохло!
   - Зачем ты остался? - спросил Талисман.
   - То есть как зачем? - удивился Горкай.  -  А  как  же  иначе?  Я  теперь
принадлежу к Волчьей Голове, и ты мой вождь.
   - Я могу завести тебя туда, откуда нет возврата, Горкай.
   - Все дороги ведут к смерти, Талисман. Но здесь я един с Богами  Камня  и
Воды. Я снова надир, и это главное.
   - Да, это главное. И вот что я скажу тебе, друг: это будет  главным  и  в
грядущие годы. Когда Собиратель поведет свои армии, мир содрогнется от звука
этого слова: ?надир?.
   - Приятно думать об этом перед сном, - улыбнулся Горкай.
   И тут оба увидели Зусаи. В одной рубашке из белого полотна  она  медленно
шла к воротам. Талисман с Горкаем сбежали вниз и догнали  ее  уже  в  степи.
Талисман тихо взял ее за руку. Ее широко открытые глаза смотрели не мигая.
   - Где мои господин? - спросила она.
   - Зусаи, что с тобой? - прошептал Талисман.
   - Я потеряла его. Почему мой дух прикован в этом темном  месте?  -  Слеза
скатилась у нее по щеке. Талисман обнял ее и поцеловал в лоб.
   - Кто это говорит? - спросил Горкай, беря ее за руку.
   - Ты знаешь моего господина?
   - Кто ты? - повторил Горкай. Талисман отпустил Зусаи и обернулся к  нему.
Тот сделал ему знак молчать, - Назови свое имя.
   - Я Шуль-сен, жена Ошикая. Ты мне поможешь?
   Горкай поцеловал ей руку.
   - Какой помощи ты ждешь от меня, госпожа?
   - Где господин мой?
   - Он... - Горкай умолк, глядя на Талисмана.
   - Его нет здесь, - сказал Талисман. - Ты помнишь, как попала сюда?
   - Я была слепа - но теперь я снова вижу, слышу и говорю. -  Она  медленно
посмотрела вокруг. - Мне кажется, я знаю эту долину,  но  этих  строений  не
помню. Я хотела уйти из темного места, но там  всюду  демоны.  Мои  чары  не
помогают. Я лишилась своей силы и не могу уйти.
   - И все же ты ушла - ведь ты здесь, - заметил Горкай.
   - Я не понимаю этого. Может быть,  это  сон?  Кто-то  позвал  меня,  и  я
очнулась здесь. Это не моя одежда. И где мой лон-циа? Где мои кольца?
   Внезапно она дрогнула, как от удара, и крикнула:
   - Нет! Меня тянет назад. Помогите! Я не хочу  оставаться  в  этом  темном
месте! - Она вцепилась  в  руку  Талисмана,  но  тут  же  обмякла  и  тяжело
прислонилась к нему. Ее веки затрепетали, и Зусаи взглянула на Талисмана.  -
Что случилось?
   - Ты что-нибудь помнишь?
   - Мне приснилась та женщина из пещеры. Она шла рука об руку  с  мужчиной.
Потом солнце померкло, и черные скалы сомкнулись стеной вокруг нас... вокруг
нее. Света не стало вовсе, только кромешный мрак,  и  мужчина  пропал.  Я...
она... хотела найти дверь в скале, но двери не  было.  А  кругом  стонали  и
рычали. Вот все, что я помню. Я схожу с ума, Талисман?
   - Я так не думаю, госпожа, - мягко сказал Горкай. -  Скажи,  у  тебя  уже
бывали видения?
   - Нет.
   - И ты не слышала голосов, когда рядом никого не было?
   - Нет. Почему ты спрашиваешь?
   - Я думаю, что в тебя вселяется дух Шуль-сен - не знаю почему. Но одно  я
знаю: ты не безумна.
   - Мне приходилось видеть духов и говорить с ними. И с отцом моим было  то
же самое. Ты не просто ходила  во  сне.  И  голос  твой,  и  повадки  -  все
изменилось. Ты согласен со мной, Талисман?
   - Это превышает мое понимание, -  сознался  тот.  -  Что  же  нам  теперь
делать?
   - Сам не знаю. Ты говорил мне, что Ошикай ищет свою  жену,  а  теперь  мы
узнали, что и Шуль-сен его ищет. Но их мир - не наш мир, Талисман. Мы  не  в
силах свести их вместе.
   Луна зашла за тучи, и степь погрузилась во мрак. Талисман услышал  чей-то
крик - потом вдалеке вспыхнул огонь, и зажегся фонарь около юрты Кзуна.

9

   Слепой священник-надир, Эншима, тихо сидел на краю обрыва,  выходящего  в
степь. Позади, у потаенного родника, жались  в  тени  дюжины  две  беженцев,
большей частью пожилые женщины да малые дети. Ночью он видел вдали зарево  и
чувствовал, как души уходят  в  Пустоту.  Блекло-голубые  одежды  священника
загрязнились, ноги кровоточили от ходьбы  по  острым  вулканическим  камням,
которыми изобиловали эти скалы.
   Эншима вознес про себя благодарственную молитву за кучку людей из Острого
Рога, пришедших к источнику два дня назад. На них напали готирские уланы, но
им удалось уйти в скалы, где тяжелая кавалерия  не  могла  преследовать  их.
Теперь они вне опасности. Они голодны и лишены всего,  но  опасность  им  не
грозит. Эншима благодарил Исток за спасение их жизней.
   Освободив свой дух из оков, священник взмыл высоко над горами,  глядя  на
бескрайнюю  степь  внизу.  В  двенадцати  милях  к  северо-западу  виднелись
крошечные строения святилища, но он не полетел  туда,  а  стал  искать  двух
всадников, которые, как он знал, должны скоро прибыть к источнику.
   Он увидел, как они выехали из балки милях в двух от скал, где  оставалось
его тело. Воин вел за собой двух лошадей, а поэт - Зибен - держал  на  руках
ребенка, завернутого в красное одеяло. Священник  подлетел  к  воину,  чтобы
получше его разглядеть. Тот ехал на вислозадой кобыле,  был  одет  в  черный
кожаный колет с блестящими  серебряными  наплечниками  и  вооружен  огромным
обоюдоострым топором.
   Дорога, по которой они ехали, вела в сторону от родника. Эншима слетел  к
поэту и призрачной рукой тронул его за плечо.
   - Эй, Друсс, - сказал Зибен. - Тебе не кажется,  что  вон  в  тех  скалах
может быть вода?
   - Мы в ней не нуждаемся. Судя по словам Нуанга, отсюда  до  святилища  не
больше десяти миль.
   - Может, оно и так, старый конь, но малюткино одеяло начинает попахивать.
Да мне и с себя хотелось бы  кое-что  выстирать  перед  нашим  торжественным
въездом.
   - Само собой, поэт, разве ты можешь явиться куда-то иначе, чем при полном
параде. - И Друсс свернул налево, к темным вулканическим скалам.
   Зибен последовал за ним.
   - Как же ты думаешь искать свои целебные камни?
   Воин поразмыслил.
   - Мне сдается, они спрятаны в гробу. Так ведь обычно и делается, правда?
   - Это древняя гробница, и ее, должно быть, не раз уже грабили.
   Друсс помолчал и пожал плечами.
   - Однако старый шаман сказал, что они там.  Спрошу  его  еще  раз,  когда
увижу.
   - Хотел бы я так же верить в  людей,  как  ты,  дружище  Друсс,  -  криво
улыбнулся Зибен.
   Кобыла задрала голову, раздула ноздри и пошла быстрее.
   - Видишь, там есть вода, - сказал поэт. - Лошади ее чуют.
   Они поднялись вверх по узкой извилистой тропе,  и  два  старых  надирских
воина с мечами заступили им дорогу. Маленький священник в выцветших  голубых
одеждах подошел, сказал что-то  старикам,  и  те,  ворча,  отступили.  Друсс
проехал дальше и спешился у источника, подозрительно оглядев кучку надиров.
   - Добро пожаловать в наш стан, воин, - сказал священник. Его слепые глаза
были мутны, как дымчатый опал. Друсс прислонил Снагу к скале и взял  ребенка
у Зибена, чтобы тот мог сойти с коня.
   - Он нуждается в молоке, - сказал  Друсс.  Священник  позвал  кого-то  по
имени. Молодая женщина робко подошла к  ним,  приняла  ребенка  у  Друсса  и
вернулась к своим.
   - Они ушли от готирского набега, - сказал слепой, - а я Эншима, священник
Истока.
   - Я Друсс, а это Зибен. Мы едем...
   - В святилище Ошикая, - закончил священник. - Я знаю. Присядьте  со  мной
ненадолго. - Он отошел к роднику, и  Друсс  последовал  за  ним.  Зибен  тем
временем напоил лошадей и наполнил фляги. - В святилище скоро будет бой - ты
знаешь об этом.
   Друсс сел рядом с ним.
   - Знаю, но мне это безразлично.
   - Напрасно ты так думаешь, Друсс. До боя тебе камней не найти.
   Друсс опустился на колени у  источника  и  попил.  Вода  была  холодна  и
освежала, но оставляла на языке горьковатый вкус.
   - Ты что, пророк? - спросил он слепца.
   - В своем роде.
   - Скажи тогда, из-за чего заварилась эта проклятая война? Я не вижу в ней
смысла.
   - Твой вопрос предполагает, что в других войнах  смысл  есть,  -  грустно
улыбнулся Эншима.
   - Я не философ, священник, избавь меня от своих рассуждений.
   - Это верно, Друсс, ты не философ - но ты идеалист. Из-за чего эта война?
Из-за того  же,  что  и  все  прочие:  из-за  алчности  и  страха.  Алчность
проистекает от того, что готиры богаты и хотят всегда оставаться  такими,  а
страх - от того, что в надирах они видят грядущую угрозу своему богатству  и
власти. Разве войны когда-нибудь велись по другим причинам?
   - Стало быть, эти камни существуют, - сказал Друсс, сменив разговор.
   - О да, они существуют. Глаза Альказарра были сделаны несколько  столетий
назад. Это аметисты, каждый с яйцо величиной, и оба они напитаны  непомерной
силой этой дикой земли.
   - Почему же я не найду их до боя? - спросил Друсс. Зибен  подошел  и  сел
рядом.
   - Потому что так суждено.
   - Мой друг позарез нуждается в них. Я был бы благодарен тебе за помощь.
   - Не по своей прихоти я  отказываю  тебе  в  помощи,  воин,  -  улыбнулся
Эншима. - Но завтра я уведу этих людей подальше  в  горы,  питая  надежду  -
тщетную, быть может, - сохранить им жизнь.  Ты  же  поедешь  в  святилище  и
будешь там сражаться, ибо это ты умеешь делать лучше всего.
   - А мне что хорошего скажешь, старый конь? - спросил Зибен.
   Священник с улыбкой потрепал его по плечу.
   - Ты помог мне решить одну  задачу,  и  я  благодарен  тебе  за  это.  Ты
совершил доброе дело там,  в  пещере  смерти,  -  и  я  надеюсь,  что  Исток
вознаградит тебя за это. Покажи мне  лон-циа.  -  Зибен  выудил  из  кармана
тяжелый серебряный медальон, и старик, поднеся его к своим  матовым  глазам,
закрыл их. - Мужской портрет изображает Ошикая, Гонителя Демонов, женский  -
его жену Шуль-сен. Надпись сделана  на  чиадзе.  Буквальный  перевод  звучит
так: ?Ошка - Шуль-сен - вместе навек?. Но на самом деле это  значит  ?родные
духом?. Они очень любили друг друга.
   - Но зачем кому-то нужно было так ее истязать? - спросил Зибен.
   - На это я ответить не могу, молодой человек. Пути людского  зла  закрыты
для меня, и я не понимаю  подобного  зверства.  Но  кто-то  прибег  к  очень
сильным чарам, чтобы сковать дух Шуль-сен.
   - А теперь она свободна?
   - Не знаю. Один надирский воин сказал мне,  что  дух  Ошйкая  ищет  ее  в
бескрайних темных долинах Пустоты. Возможно, теперь он ее нашел. Надеюсь  на
это. Но, как я сказал, чары были очень сильны. -  Священник  вернул  лон-циа
Зибену и сказал:
   - Он тоже заговорен.
   - Но не проклят, надеюсь? - спросил поэт, с опаской беря медальон.
   - Нет, не проклят. Я думаю, заклятие должно было  просто  укрыть  его  от
людских глаз. Можешь носить его смело, Зибен.
   - Это хорошо. Скажи, почему ты произнес имя Ошикая как ?Ошка??  Это  что,
уменьшительное?
   - В чиадзийском алфавите нет буквы  ?и?.  Она  обозначается  птичкой  над
предыдущей буквой.
   Зибен сунул медальон в карман, и Эншима встал.
   - Да хранит вас Исток.
   Друсс сел на свою кобылу.
   - Двух надирских коней мы оставим вам.
   - Это доброе дело.
   - А много ли защитников в святилище? - спросил Зибен старика.
   - Думаю, что к приходу готиров не наберется и двухсот.
   -