глубоко врезаны в металл и ни о чем ему не говорили. Раздраженный  тем,  что
задача ему не дается, поэт вышел из гробницы, поднялся  на  северную  стену,
присел на парапет и стал смотреть на освещенные луной  далекие  горы.  Мысли
вновь обратились к прекрасной Ниобе, и он тщетно прислушивался,  не  запищит
ли новорожденный. ?Имей терпение?, -  сказал  он  себе,  достал  из  кармана
лон-циа и посмотрел на женский профиль, вырезанный на  нем.  Она  тоже  была
прекрасна. Зибен перевернул медальон, глянул на портрет Ошикая и сказал:
   - Уж очень много хлопот ты  доставляешь  для  человека,  умершего  десять
веков назад.
   И тут его осенило...
   Он сбежал вниз, вернулся в  гробницу  и  снова  присел  перед  табличкой.
Сверив слово ?Ошикай? на ней с тем же словом на лон-циа, он увидел  в  имени
на таблице два лишних одинаковых знака. Присмотревшись к ним, Зибен заметил,
что они врезаны глубже, чем все остальные.
   - Ты что-то нашел? - спросил Талисман с порога. Он вошел и  опустился  на
колени рядом с поэтом.
   - Эта табличка была тут с самого начала? - спросил Зибен. - Ее  поставили
последователи Ошикая?
   - Наверное. А что?
   - Что это за знаки?
   - Надирские буквы ?и?.
   - Но у чиадзе такой буквы нет. Значит, табличка либо  появилась  позднее,
либо ее переделали.
   - Ну и что же?
   - Не люблю я тайн. Если надпись сделана  во  времена  Ошикая,  в  ней  не
должно быть  ?и?.  Если  нет,  почему  она  сделана  на  чиадзе?  Почему  не
по-надирски?
   Зибен подполз на коленях к гробу и нажал на обе буквы ?и?. От его  нажима
внутри что-то подалось, раздался глухой щелчок, и табличка  отвалилась.  Под
ней открылась неглубокая ниша, где лежал кожаный кошелек. Талисман оттолкнул
Зибена и схватил находку. Кожа лопнула, и содержимое кошелька высыпалось  на
пыльный пол. Там были две фаланговые костяшки, испещренные темными  знаками,
заплетенная в косу прядь волос и клочок пергамента.
   - Я думал, ты нашел Глаза Альказарра, - разочарованно сказал Талисман.
   Зибен хотел развернуть пергамент, но тот распался под его пальцами.
   - Что это за предметы? - спросил он.
   - Шаманские лечебные  средства.  Костяшки  используются  для  прорицаний,
волосы взяты у злейшего врага шамана. Для чего пергамент, не знаю.
   - Но зачем все это положили сюда?
   - Не знаю, - отрезал Талисман. Зибен наклонился и подобрал костяшки.
   Мир завертелся колесом. Зибеи закричал, и неведомая сила увлекла  его  во
тьму...
   Испуганный внезапным обмороком дреная, Талисман опустился на колени рядом
с ним и приложил палец к его шее. Сердце билось,  но  очень-очень  медленно.
Талисман потряс Зибена за плечи - безуспешно.  Он  выбежал  наружу.  Горкай,
сидя на земле, точил бруском свой меч.
   - Веди сюда  Носта-хана  и  дренайского  воина,  -  приказал  Талисман  и
вернулся к Зибену.
   Друсс пришел первым.
   - Что случилось? - спросил он, опускаясь на колени рядом с другом.
   - Мы разговаривали, и он вдруг лишился чувств. Он подвержен припадкам?
   - Нет. - Друсс тихо выругался. - Сердце бьется еле-еле.
   Талисман прочел страх на широком бородатом лице. Пришел Носта-хан, и  его
глаза-буравчики сразу устремились к отверстию на месте таблички.
   - Глаза? - спросил он.
   - Нет, - ответил Талисман и рассказал, что они нашли.
   - Глупец! - прошипел Носта-хан. - Надо было позвать меня.
   - Да ведь это просто шаманский мешочек. Камней там не  было,  -  подавляя
гнев, проговорил Талисман.
   - Ты верно сказал - шаманский. Значит, заговоренный.
   - Я тоже трогал его, но со мной ничего не случилось.
   Шаман склонился над Зибеном и разжал пальцы его  правой  руки.  Костяшки,
лежавшие там, побелели, а черные знаки перешли на ладонь Зибена.
   - Но кошелек лопнул, - сказал Носта-хан, - и Кости  Прозрения  поднял  не
ты.
   Друсс встал, возвышаясь над Носта-ханом.
   - Мне все равно, кто тут виноват, - произнес он обманчиво ровным голосом,
поблескивая светлыми глазами. - Мне нужно одно: чтобы ты вернул его обратно.
Да поскорей!
   Носта-хан, почуяв опасность, испытал мгновенную панику. Он приложил  руку
к сердцу и прошептал два магических слова. Друсс застыл на месте и застонал.
Древнее заклятие сковывало жертву  цепями  жестокой  боли.  Всякое  движение
стоило Друссу страшных мучений и  грозило  потерей  сознания.  ?Теперь  этот
дренайский  гайин  почувствует  власть  надиров!?  -  с  торжеством  подумал
Носта-хан. Но тут Друсс глухо зарычал, глаза его сверкнули, он выбросил руку
вперед, сгреб шамана за горло и поднял на воздух. Носта-хан беспомощно забил
ногами, а Друсс сквозь неимоверную боль процедил:
   - Сними заклятие, недомерок... не то... я сломаю... тебе шею!
   Талисман, выхватив нож, бросился шаману на выручку.
   - Еще шаг - и он умрет, -  предостерег  Друсс.  Полузадушенный  Носта-хан
выдавил из себя три слова на языке, которого ни Друсс, ни Талисман не знали.
Боль, терзавшая Друсса, исчезла. Он поставил  шамана  на  пол  и  ткнул  его
пальцем в грудь.
   - Ты, карлик, - попробуй выкини такую штуку еще раз, и я тебя убью!
   Талисман прочел ужас на лице Носта-хана.
   - Мы здесь все друзья, - сказал он, пряча нож и становясь между шаманом и
грозным Друссом. - Подумаем лучше о том, что нам делать.
   Носта-хан потер помятое горло. Он был потрясен и никак не мог собраться с
мыслями. Его чары имели успех - он это знал.  Невозможно,  чтобы  кто-то  из
смертных преодолел такую боль. Но двое других ждали -  шаман  заставил  себя
сосредоточиться и зажал белые костяшки в кулаке.
   -  У  него  забрали  душу,  -  прохрипел  он.   -   Кошелек   принадлежал
Шаошаду-изменнику, тому  самому,  что  похитил  Глаза,  да  будет  его  душа
проклята навеки и да горит она в адском пламени!
   - Но почему он спрятал кошелек здесь?  -  спросил  Талисман.  -  С  какой
целью?
   - Не знаю. Посмотрим, однако, сможем ли мы преодолеть его чары?  -  Шаман
взял безжизненную руку Зибена в свою и начал произносить заклинания.

***

   Зибен целую вечность падал куда-то, крутясь и  переворачиваясь,  а  потом
вдруг очнулся. Он лежал у огня, окруженного кольцом стоящих торчком  камней.
Напротив него сидел какой-то старик - голый, но с  туго  набитой  сумкой  на
костлявом плече. Две половинки  жидкой  бороды  по  обе  стороны  подбородка
доходили до впалой груди. Волосы на левой стороне головы были выбриты, а  на
правой заплетены в тугую косицу.
   - Добро пожаловать, - сказал старик.
   Зибен сел и хотел ответить, но тут с ужасом  заметил,  что  кисти  рук  у
старика отрублены и из культей сочится кровь.
   - Благое небо, как же ты должен страдать!
   - Это так, - с улыбкой  признал  старик.  -  Но  если  боль  не  проходит
никогда, она становится терпимой. - Он сбросил с плеча сумку, порылся в  ней
своими обрубками и достал одну руку. Зажав  ее  между  колен,  он  приставил
обрубок правой  руки  к  запястью.  Отрубленная  кисть  приросла  обратно  и
шевельнула пальцами.
   - Ах, хорошо. - Старик достал из сумки левую руку и ее тоже приставил  на
место. Потом хлопнул в ладоши, вынул себе глаза и спрятал их в сумку.
   - Зачем ты это сделал? - спросил Зибен.
   - Такова  власть  волшебных  чар,  -  приветливо  ответил  старик.  -  Им
недостаточно было просто убить меня. О нет!  Теперь  я  могу  обладать  либо
руками, либо глазами, но никогда - и тем, и другим. Если я  пробую  нарушить
этот запрет, то испытываю невыносимые муки. Меня восхищает сила этих чар. Не
думал, что они продержатся так долго. Заклятие,  наложенное  на  мои  уши  и
язык, я снял. Так, значит, ты нашел мой лечебный мешочек?
   Костер стал угасать, но старик взмахнул  руками,  и  огонь  разгорелся  с
новой силой. Зибен увидел перед собой пустые глазницы незнакомца.
   - А ты не пробовал пользоваться одной рукой и  одним  глазом?  -  спросил
поэт.
   - Разве я похож на олуха? Разумеется, пробовал. Это возможно... но  боль,
которую испытываешь при этом, нельзя описать.
   - Должен сказать тебе, что худшего сна я еще в жизни не видел.
   - Это не сон. Ты и правда здесь. - Зибен хотел спросить где,  но  тут  из
мрака донеслось тихое, нечеловеческое рычание. Старик вскинул руку,  голубая
молния ударила из нее за каменный частокол, и стало тихо. - Как видишь,  без
рук мне здесь не выжить, но без глаз я никуда не  могу  уйти.  Восхитительно
жестокая кара. Жаль, что это не я ее придумал.
   - Что это было? - спросил Зибен, заглядывая в трещину между  камнями,  но
там царила непроглядная тьма.
   - Трудно сказать, но приходило оно не с добром. Меня зовут Шаошад.
   - А я Зибен. Зибен-Поэт.
   - Поэт? Давно уж я не слышал ваших сладкозвучных строк. Но  я  боюсь,  ты
недолго пробудешь со мной - быть может, в другой  раз...  Расскажи,  как  ты
нашел мой кисет.
   - С помощью надирских букв ?и?.
   - Да, славная была шутка. Я знал, что ни  один  надир  не  разгадает  ее.
Надиры шуток не понимают. Ищут Глаза Альказарра, а на буквы и не глядят!
   - Весьма остроумно. Сам ты, надо понимать, не надир?
   - Отчасти да. Частью чиадзе, частью секин, частью надир. Я хочу, чтобы ты
сделал для меня кое-что, но ничего не могу предложить тебе взамен.
   - Чего же ты хочешь?
   - Возьми из кисета прядь волос и сожги  ее,  а  костяшки  брось  в  воду.
Пергамент надо развеять в воздухе, а сам кисет зарыть в землю. Запомнишь?
   - Волосы сжечь, костяшки утопить, пергамент развеять,  кисет  зарыть.  Но
для чего все это?
   - Я верю, что так опять  обрету  власть  над  стихиями  -  злое  заклятие
спадет, и я снова верну себе и руки, и глаза. Кстати о  глазах...  -  Старик
достал их из сумки, вставил в глазницы и  отцепил  руки.  Из  культей  сразу
потекла кровь. - Ты красивый парень, и лицо у тебя  честное.  Мне  думается,
тебе можно доверять.
   - Ты тот, кто похитил Глаза Альказарра?
   - Да. Это была большая ошибка. Но не ошибается лишь тот,  кто  ничего  не
делает, верно?
   - Но зачел ты сделал это?
   - Мне было видение - ложное, как представляется теперь. Я думал, что могу
привести Собирателя к моему народу на пять веков ранее. Гордыня всегда  была
моей пагубой. Я думал с помощью Глаз воскресить Ошикая из мертвых. Возродить
его тело и вернуть душу. И душа его явилась ко мне.
   - Это же произошло потом?
   - Ты не поверишь. Мне самому до сих пор трудно поверить в это.
   - Я догадываюсь. Он не захотел жить без Шуль-сен.
   - Верно. Ты умный малый. А можешь ты угадать, что было дальше?
   - Ты стал искать ее тело - потому-то тебя и схватили так близко от места,
где ее погребли. Одно мне непонятно: почему ты не воспользовался камнями?
   - Я воспользовался - и как раз из-за них был схвачен и убит.
   - Расскажи, - прошептал Зибен, весь обратившись в слух...

***

   Он застонал и открыл глаза. Над ним склонился Носта-хан. Зибен выругался,
Друсс схватил его за руку и поднял на ноги.
   - Клянусь небом, поэт, ну и напугал же ты нас. Ну, как ты?
   - Превосходно! Еще миг - и он рассказал бы мне, где спрятал камни.
   - Ты говорил с Шаошадом? - спросил Носта-хан.
   - Да. Он сказал мне, почему взял их.
   - Каков он из себя?
   - Старичок с чудной бороденкой, умеющий отцеплять себе  руки  и  вынимать
глаза.
   - Ага!  -  весело  вскричал  шаман.  -  Значит,  чары  еще  держатся!  Он
страдает?
   - Да, но переносит это довольно стойко. Можешь ты отправить меня  обратно
к нему?
   - Только если вырежу сердце у  тебя  из  груди  и  прочту  над  ним  семь
заклинаний.
   - Видимо,  это  следует  понимать  как  ?нет?.  -  Снаружи  донесся  крик
новорожденного, и Зибен улыбнулся:
   - Надеюсь, вы извините меня. Я порядком утомился и нуждаюсь в  отдыхе.  -
Он нагнулся и подобрал волосы, костяшки, кисет и обрывки пергамента.
   - Зачем тебе это нужно? - спросил Носта-хан.
   - На память. Буду показывать внукам и хвастаться, что побывал в загробном
мире.

***

   Зусаи боялась - и это был не простой страх, как, например, страх  смерти.
Смерть - это только дверь, ведущая куда-то, она же боялась полного  небытия.
Первые ее сны о Шуль-сен были всего лишь снами, видениями, хотя  и  жуткими.
Теперь же чужие голоса шептали у нее в голове, а память становилась зыбкой и
размытой. Воспоминания же о другой жизни, жизни жены мятежного вождя Ошикая,
делались все ярче. Ей помнилось, как они  ехали  через  длинные  холмы,  как
любили друг друга на траве а тени Джианг-шин, Матери  Гор,  помнилось  белое
шелковое платье, надетое ею в день их свадьбы в Белом Дворце Пехаина.
   - Перестаньте! - крикнула Зусаи, но воспоминания продолжали  захлестывать
ее. - Это не моя жизнь. Я родилась... - Но она не могла вспомнить где. - Мои
родители умерли, и меня воспитал дед... - На миг она забыла его имя, но  тут
же с торжеством выкрикнула:
   - Чорин-Цу! - В комнату вошел Талисман, и она бросилась к нему с мольбой:
   - Помоги мне!
   - Что с тобой, любимая?
   - Она хочет убить меня, - прорыдала Зусаи. - А я не могу с ней бороться.
   Ее широко раскрытые миндалевидные глаза были полны страха.
   - Кто хочет тебя убить? - спросил он.
   - Шуль-сен. Она хочет отнять мою жизнь, мое тело. Она и теперь во  мне  -
ее память вытесняет мою.
   - Успокойся. - Он усадил ее на топчан и кликнул из окна  Горкая,  который
сразу прибежал. Талисман сказал ему, чего боится Зусаи.
   - Я слыхал о таком, - угрюмо сказал Горкай. - Чужой дух хочет овладеть ее
телом.
   - Что же делать?
   - Узнать, что ей нужно.
   - А если ей нужна я? - сказала Зусаи. - Моя жизнь?
   - Почему бы вам не обратиться к своему шаману? -  спросил  Горкай.  -  Он
смыслит в таких делах куда больше, чем я.
   - Я не подпущу его к себе, - дрожащим голосом проговорила Зусаи. - Ни  за
что. Я ему не верю. Он... позволил бы ей убить меня. Она ведь Шуль-сен, Мать
Надиров, колдунья. Ее волшебная сила может пригодиться ему - а  у  меня  нет
ничего.
   - Мне с этим не справиться, Талисман,  -  сказал  Горкай.  -  Я  ведь  не
колдун.
   Талисман взял Зусаи за руку.
   - Значит, придется позвать Носта-хана. Приведи его.
   - Нет! - крикнула Зусаи и хотела встать, но Талисман удержал ее и привлек
к себе.
   - Доверься мне! Я не позволю причинить  тебе  зла.  Я  не  спущу  глаз  с
Носта-хана и при малейшей опасности убью его. Верь мне!
   Судорога сотрясла ее тело, и глаза закрылись. Когда она открыла их снова,
страх пропал.
   - Я верю тебе, Талисман, - сказала она тихо, отведя руку назад.  Какое-то
шестое чувство заставило его отпрянуть, и лишь поэтому  нож  не  задел  его.
Талисман отразил удар правой рукой, а левым кулаком двинул Зусаи в  челюсть.
Ее голова отлетела назад, и тело обмякло. Он забрал у нее нож и швырнул  его
в угол.
   - Что у вас тут такое? - спросил, входя, Носта-хан.
   - Она взяла у меня нож и хотела убить меня. Но это была не Зусаи - другая
овладела ею.
   - Да, твой слуга уже сказал мне. Дух Шуль-сен хочет  вырваться  на  волю.
Надо было сразу позвать меня, Талисман. Что еще ты от меня скрываешь?  -  Не
дожидаясь ответа, шаман подошел к постели. - Свяжи  ей  руки  за  спиной,  -
приказал он Горкаю. Тот покосился  на  Талисмана,  который  коротко  кивнул.
Тогда Горкай связал ее веревочным поясом  и  вместе  с  Носта-ханом  усадил,
прислонив спиной к подушкам. Носта-хан достал из старого кошелька у себя  на
поясе ожерелье из человеческих зубов и надел его на шею девушки. - А  теперь
молчите оба, - велел он, положил ей руку на лоб и стал петь.
   Воинам показалось, что в комнате похолодало,  и  резкий  ветер  подул  из
окна.
   Шаман продолжал петь - его голос то поднимался, то  опадал.  Талисман  не
знал языка - если это был язык, - но  вокруг  творилось  небывалое.  Окно  и
стены обросли инеем, а Горкая била  дрожь.  Носта-хан,  словно  не  чувствуя
холода, оборвал пение н снял руку со лба Зусаи.
   - Открой глаза, - приказал он, - и назови мне свое имя.
   Темные глаза открылись.
   - Я... - На губах появилась улыбка.  -  Я  та,  что  благословенна  между
женами.
   - Ты дух Шуль-сен, жены Ошикая, Гонителя Демонов?
   - Истинно так.
   - Ты мертва, женщина. Здесь тебе нет места.
   - Я не чувствую  себя  мертвой,  шаман.  Мое  сердце  бьется,  и  веревка
впивается в запястья.
   - Это чувствует тело, которое ты украла. Твои кости лежат в вулканической
пещере. Разве ты не помнишь ту ночь, когда умерла?
   - Помню. - Губы ее сжались и глаза  заблестели.  -  Помню  Чакату  и  его
золотые гвозди. Тогда он еще был человеком. Я хорошо помню  боль,  когда  он
медленно вгонял  их  -  достаточно  глубоко,  чтобы  ослепить  меня,  но  не
настолько, чтобы убить. Я помню, все помню. Но теперь я  вернулась.  Развяжи
мне руки, шаман.
   - Не развяжу. Ты мертва, Шуль-сен, как и твой муж. Твое время прошло.
   Она громко рассмеялась, и Талисмана пробрало холодом  до  костей.  Горкай
трясся, едва держась на ногах.
   - Я колдунья, и сила моя велика. Ошикай знал об этом и извлекал из  этого
пользу. От этой девушки я узнала, что сюда идет армия,  шаман.  Я  могу  вам
помочь. Развяжи меня!
   - Чем ты можешь помочь?
   - Развяжи, тогда узнаешь.
   Рука Талисмана потянулась к ножу, однако ножны были пусты, и он взял  нож
у Горкая. Женщина обратила свой темный взор на него и сказала Носта-хану:
   - Он хочет тебя убить.
   - Молчите оба! - снова предостерег шаман. Он повернулся к женщине и  стал
читать заклинания.  Она  сморщилась  и  по-звериному  оскалила  зубы.  Потом
произнесла одно слово - и Носта-хан слетел с топчана, ударившись о стену под
окном. Он приподнялся  на  колени,  но  женщина  сказала  еще  что-то  -  он
стукнулся головой о подоконник и без чувств сполз на пол.
   - Развяжи меня, - приказала женщина, глядя на Горкая, и он на  трясущихся
ногах двинулся к ней.
   - Стой где стоишь! - рявкнул Талисман.
   Горкай вскрикнул от боли, но  заставил  себя  остановиться.  Он  упал  на
колени, застонал и ничком повалился на пол.
   -  Ты  сильный  человек,  -  сказала  женщина  Талисману.  -  Твой  слуга
повинуется тебе, несмотря на боль, которую испытывает. Хорошо - развяжи меня
сам.
   - Разве ты не любишь Ошикая? - внезапно спросил он.
   - Что? Ты сомневаешься в моей преданности ему, невежественный смерд?
   - Это честный вопрос.
   - Тогда я отвечу: да, я любила его, любила его дыхание на своей коже, его
смех, его кипучий гнев. А теперь развяжи меня!
   - Он все еще ищет тебя.
   - Он умер тысячу лет назад, и его душа пребывает в раю.
   - Нет, госпожа. Я говорил с ним, когда приехал сюда.  Первое,  о  чем  он
спросил меня, было: ?Ты принес мне вести о Шуль-сен?? Я сказал  ему,  что  о
тебе ходит много легенд, но я  не  знаю,  что  с  тобой  сталось.  Тогда  он
сказал: ?Я искал везде: в Долинах  Духов,  в  Ущельях  Проклятых,  на  Полях
Героев, в Чертогах Сильных. Я с незапамятных времен блуждаю по  Пустоте,  но
не нашел ее?. Что же до рая,  то  он  сказал:  ?Какой  может  быть  рай  без
Шуль-сен? Смерть я могу перенести, но разлуку с ней - нет. Я найду ее,  даже
если мне придется затратить на это дюжину вечностей?.
   Она помолчала, и хищный блеск исчез из ее глаз.
   - Я знаю, ты сказал правду, ибо я умею читать в сердцах людей. Но  Ошикаю
никогда не найти меня. Чаката держит  мой  дух  в  темном  месте,  где  меня
сторожат демоны, которые когда-то были людьми. Сам Чаката тоже там, но никто
не узнал бы его теперь. Он мучает и дразнит  меня,  как  только  хочет.  Так
было, пока я не убежала. Я не могу соединиться с Ошикаем, Талисман.  Если  я
снова умру здесь, то опять окажусь в темном месте.
   - Это туда ты послала Зусаи?
   - Туда. Но что значит ее жизнь в сравнении с моей? Я была царицей и снова
буду ею.
   - И предоставишь Ошикаю искать тебя веки  вечные,  рискуя  погубить  свою
душу в Пустоте?
   -  Я  бессильна  ему  помочь!  -  крикнула  она.  Носта-хан   под   окном
зашевелился, но ничего не сказал.
   Горкай лежал очень тихо, едва дыша.
   - Где это темное место? - спросил Талисман. - Почему Ошикай не может  его
найти?
   - Оно не в Пустоте, - сказала она упавшим го