го  полководца,  -  продолжал
он, вертя своими длинными пальцами бокал и наблюдая, как играет вино.  -
Он ни одного сражения не выиграл и ни одного не проиграл.
   - Как так?
   - Ты ведь знаешь ответ. Я тебе уже рассказывал.
   - У меня плохая память. И потом, я люблю слушать  твои  истории.  Как
это возможно - не проиграть и не выиграть?
   - А он сдавался при первой же опасности. Умно, правда?
   - Как могли солдаты подчиняться ему, если он никогда не побеждал?
   - Так ведь он и побежденным не бывал - а стало быть, и они тоже.
   - А ты бы пошел за таким?
   - Ни за кем я больше не пойду - а уж за воеводой  и  подавно.  -  Рек
повернул  голову,  прислушиваясь  к  разговорам  вокруг,  и  даже  глаза
прикрыл. - Послушай-ка их. Послушай, как они толкуют о ратных подвигах.
   - Откуда им знать, друг мой Рек? Они этого не нюхали  и  на  язык  не
пробовали. Не видели, как воронье, кружа черной тучей над  полем  битвы,
выклевывает глаза мертвецам, как лисицы выдирают жилы, как черви...
   - Замолчи, будь ты проклят! Мне напоминать не надо. И будь я  проклят
тоже, если пойду. Когда у Нессы свадьба?
   - Через три  дня.  Он  хороший  парень,  заботливый.  Все  плюшки  ей
таскает. Скоро она будет как бочка.
   - Не от плюшек, так от чего другого, - подмигнул Рек.
   -  Да  уж,  -  широко  усмехнулся  Хореб.  Они  сидели  вдвоем  среди
накатывающего волной шума, молча и задумчиво попивали свое  вино.  Потом
Рек подался вперед.
   - Первый удар они нанесут по Дрос-Дельноху. Известно  тебе,  что  там
всего десять тысяч человек?
   - Насколько  я  слышал,  еще  меньше.  Абалаин  только  и  знал,  что
урезывать регулярные войска, довольствуясь ополчением. Однако там  шесть
высоких стен и крепкий замок. Да и Дельнар не дурак -  он  сражался  при
Скельне.
   - Да ну? Это там, что ли, один воин вышел против десяти тысяч, швыряя
горы в супостата?
   - Сага о Друссе Легендарном,  -  понизил  голос  Хореб.  -  Сказка  о
великане,  в  чьих  глазах  была  смерть  и  чей  топор  наводил   ужас.
Собирайтесь в кружок, детки,  и  берегитесь  темноты,  где  таится  зло,
покуда я рассказываю.
   - Паршивец этакий. Как ты пугал меня в детстве. Ты ведь  знал  его  -
Друсса?
   - Давным-давно. Говорят, будто он умер. А если и жив, то ему  уже  за
шестьдесят. Мы бились вместе  в  трех  сражениях,  но  я  только  дважды
говорил с ним. И лишь однажды видел его в деле.
   - И что, хорош он был?
   - Страсть и вспомнить. Это было как раз перед Скельном  и  поражением
Бессмертных - так, переделка. Да, он был очень хорош.
   - Неважный из тебя рассказчик, Хореб.
   - Ты хочешь, чтобы я, как эти дурни, без устали молол о войне, смерти
и резне?
   - Нет, - покачал головой Рек, допив вино. - Нет, не хочу. Ты  ж  меня
знаешь.
   - Знаю достаточно, чтобы любить тебя, хотя...
   - Хотя что?
   - Хотя ты сам себя не любишь.
   - Не правда. - Рек снова наполнил свой бокал. -  Я  себя  очень  даже
люблю. Просто знаю себя лучше, чем других.
   - Порой мне думается, Рек, что ты чересчур требователен к себе.
   - Ну нет. Нет. Я требую очень немногого. Я ведь знаю свою слабость.
   - Странное дело. Чуть ли не каждый человек уверяет,  будто  знает,  в
чем его слабость. А спросишь его, он скажет: я, мол, слишком щедр. Ну  а
твоя  слабость  в  чем?  Давай  выкладывай  -  трактирщики  для  того  и
существуют.
   - Ну, во-первых, я слишком щедр - особенно с трактирщиками.
   Хореб улыбнулся, покачал головой и умолк.
   "Слишком умен для героя и слишком  подвержен  страху  для  труса",  -
подумал он, глядя, как его друг  осушил  кубок  и  поднес  его  к  лицу,
вглядываясь в свое раздробленное отражение. Хоребу показалось,  что  Рек
сейчас разобьет хрусталь, - таким гневом загорелось его лицо.
   Но молодой человек осторожно поставил кубок на стол.
   - Я не дурак, - тихо сказал он  и  замер,  поняв,  что  произнес  это
вслух. - Проклятие! Разобрало-таки.
   - Давай-ка я провожу тебя в твою комнату.
   - А свеча там горит? - покачиваясь на сиденье, спросил Рек.
   - Ну конечно.
   - Ты ведь не дашь ей погаснуть, нет? Не люблю я темноту.
   Не то чтобы боюсь, ты ведь меня знаешь, - просто не люблю.
   - Я не дам ей погаснуть, Рек. Положись на меня.
   - Я полагаюсь. Я ведь спас тебя, верно? Помнишь?
   - Помню. Дай-ка руку. Я провожу тебя к  лестнице.  Вот  сюда.  Давай,
переставляй ноги. Вот так, хорошо!
   - Я не колебался. Кинулся в бой с поднятым мечом, верно?
   - Верно.
   - Нет, неверно. Я стоял минуты две и трясся. И тебя ранили.
   - Но ты все-таки пришел мне на выручку, Рек. Разве ты  не  понимаешь?
Рана - пустяки. Главное - ты меня все-таки спас.
   - Для меня это не пустяки. Горит в моей комнате свеча?

***

   За ним  высилась  крепость,  серая  и  угрюмая,  окруженная  дымом  и
пламенем. Шум битвы звучал у него в  ушах,  и  он  бежал,  задыхаясь,  с
колотящимся сердцем. Он оглянулся.
   Крепость была близко, ближе,  чем  раньше.  Впереди  маячили  зеленые
холмы, окружающие Сентранскую равнину. Они мерцали и отступали от  него,
дразня своим покоем. Он побежал быстрее, и на него  упала  тень.  Ворота
крепости отворились.
   Он боролся с силой, что влекла его обратно, кричал и молил. Но ворота
закрылись, и он снова оказался в гуще битвы,  с  окровавленным  мечом  в
дрожащей руке.

***

   Он проснулся, широко распахнув глаза, раздувая ноздри, с рвущимся  из
горла криком. Но нежная рука легла на его щеку, и чей-то голос  произнес
ласковые слова. В глазах у него прояснилось. Занималась заря, и  розовый
свет нового дня брезжил сквозь замерзшее окошко спальни.  Он  повернулся
на бок.
   - Ты неспокойно спал, - сказала Беса, поглаживая его лоб.
   Он улыбнулся, натянул повыше пуховую перину и привлек девушку к себе.
   - Но теперь я спокоен. - Возбужденный ее теплом, он  ласкал  пальцами
ее спину.
   - Не сегодня. - Она поцеловала его в лоб, откинула перину, вздрогнула
и перебежала через комнату, где лежала ее одежда.  -  Холодно  как.  Еще
холоднее вчерашнего.
   - А тут так тепло,  -  с  намеком  сказал  он,  приподнимаясь,  чтобы
видеть, как она одевается. Она послала ему поцелуй.
   - С тобой хорошо, Рек, но детей от тебя  я  иметь  не  желаю.  Ну-ка,
вылазь. Утром приедет целая куча народу, и твоя комната нам понадобится.
   - Ты красивая, Беса. Будь у меня разум, я бы женился на тебе.
   - Значит, твое счастье, что разума у тебя нет,  -  иначе  я  бы  тебе
отказала, и ты бы этого не перенес. Мне бы  посолидней  кого.  -  Улыбка
смягчила обидные слова - но не совсем.
   Дверь отворилась, и ввалился Хореб с медным подносом, неся хлеб,  сыр
и большую кружку.
   - Как твоя голова? - спросил он, ставя поднос на стол у кровати.
   - Прекрасно. Да никак это померанцевый сок?
   - Да - и он дорого тебе  обойдется.  Несса  подкараулила  вагрийского
корабельщика. Ждала его битый час и едва не обморозилась  -  а  все  для
того, чтобы добыть тебе померанцев. Было бы для кого стараться.
   - Это верно, - улыбнулся Рек. - Печально, но верно.
   - Ты правда едешь нынче на юг? - спросила Беса, когда он принялся  за
свой сок. Рек кивнул. - Ну и дурак. Мало ты наслушался про Рейнарда?
   - Я улизну от него. Как мое платье, вычищено?
   - Дори убила на него несколько часов. И чего  ради?  Чтобы  ты  опять
извозился в Гравенском лесу?
   - Не в этом суть. Главное - из  города  выехать  при  полном  параде.
Смотреть не могу на этот сыр.
   - Не беда, - улыбнулся Хореб. - Я уже вписал его в счет.
   - Ну, тогда я поднатужусь и съем его. Кто еще сегодня отправляется  в
путь?
   - В Лентрию идет караван со специями - они тоже следуют через Гравен.
Двадцать человек охраны, все хорошо вооружены. Пойдут  кружной  дорогой,
на юг и запад. Еще женщина, путешествует одна,  но  она  уже  уехала.  И
наконец, паломники - но эти уйдут только завтра.
   - Женщина, говоришь?
   - Не совсем, - уточнила Беса. - Но похожа.
   - Ну, дочка, - заулыбался Хореб, - язвить тебе  не  к  лицу.  Высокая
такая девушка, и конь у нее чудесный.
   При оружии.
   - Я мог бы поехать с ней,  -  сказал  Рек.  -  Это  скрасило  бы  мое
путешествие.
   - Притом она защитила бы тебя от Рейнарда, - ввернула Беса. -  Вид  у
нее подходящий. Давай-ка, Регнак, одевайся.
   Недосуг мне сидеть и смотреть, как ты тут завтракаешь,  точно  князь.
От тебя и так в доме один беспорядок.
   - Но не могу же я встать, покуда ты здесь,  -  возразил  Рек.  -  Это
неприлично.
   - Болван. - Беса забрала у него поднос. - Заставь его  встать,  отец,
не то он весь день пролежит.
   - Она права, Рек, - сказал Хореб, когда дверь  за  ней  закрылась.  -
Пора подыматься - а поскольку я знаю, как долго ты готовишься  к  выходу
на люди, то, пожалуй, оставлю тебя.
   - Из города надо выехать...
   - При всем параде. Знаю. Ты твердишь это всякий раз.
   Увидимся внизу.
   Оставшись один, Рек переменился, и  смешливые  морщинки  у  его  глаз
преобразились в тревожные, почти горестные складки.
   Не бывать больше дренайскому государству мировой державой.
   Ульрик со своими надирами уже двинулся на Дренан -  скоро  он  зальет
равнинные города реками крови. Даже если каждый  дренайский  воин  убьет
тридцать кочевников, все равно их останутся сотни тысяч.
   Мир меняется, и скоро Реку станет негде укрыться.
   Он подумал о Хоребе и его  дочерях.  Шестьсот  лет  дренаи  насаждали
цивилизацию в мире, плохо приспособленном для  этого.  Они  завоевывали,
поучали и правили, в целом, мудро. Но теперь они пришли к своему закату,
и новая империя уже готова подняться из крови и пепла старой. Рек  снова
подумал о Хоребе и рассмеялся. Старый хрыч определенно выживет,  что  бы
ни случилось. Даже надирам нужны хорошие гостиницы. Но  его  дочки?  Что
будет с ними, когда орда ворвется в город? Кровавые картины замелькали у
Река перед глазами.
   - А, будь все проклято! - вскричал он, скатился с кровати и распахнул
покрытое льдом окно.
   Зимний ветер хлестнул  угревшееся  в  постели  тело,  вернув  Река  к
настоящему и к долгому путешествию на юг. Он  подошел  к  скамейке,  где
лежала приготовленная для него одежда, и быстро оделся. Белую  шерстяную
рубашку и синие тугие штаны подарила ему славная Дори;  камзол  с  шитым
золотом воротником напоминал о днях былой  роскоши  в  Вагрии;  овчинный
полушубок с золотыми завязками дал Хореб, а длинные, до бедер, сапоги из
оленьей кожи достались Реку от некоего усталого  путника  в  захолустной
гостинице. "И удивился же тот, должно быть", - подумал  Рек,  вспоминая,
как всего месяц назад прокрался со смесью страха и возбуждения в комнату
к проезжему. У платяного шкафа стояло высокое, в полный рост,  бронзовое
зеркало, и Рек окинул долгим взглядом свое отражение.  На  него  смотрел
высокий мужчина с каштановыми волосами до плеч и холеными  усами,  очень
представительный в своих краденых сапогах.
   Рек натянул через голову перевязь  и  вдел  в  нее  меч  в  черных  с
серебром ножнах.
   - Герой, да и только, - сказал он с кривой усмешкой своему отражению.
- Хоть картину пиши.
   Он вынул меч и сделал выпад, косясь на зеркало. Запястье не  утратило
гибкости, и хватка оставалась твердой.
   - Фехтуешь ты недурно, - сказал он себе, - этого у тебя не отнять.
   Он взял с подоконника серебряный обруч -  свой  талисман,  похищенный
некогда в лентрийском борделе, - и надел себе на  лоб,  откинув  за  уши
темные волосы.
   - Может, на самом деле ты не так уж хорош, - сказал он  отражению,  -
но, клянусь всеми богами Миссаэля, по виду  этого  никто  не  скажет!  -
Человек в зеркале улыбнулся ему глазами. - Не смейся надо  мной,  Регнак
Скиталец. - Он перебросил плащ через руку  и  спустился  в  зал,  окинув
взглядом ранних посетителей. Хореб окликнул его из-за стойки.
   - Ну вот,  Рек,  совсем  другое  дело!  -  Трактирщик  в  насмешливом
восхищении откинулся назад. - Ты точно вышел прямиком из поэмы  Сербара.
Выпьешь?
   - Нет. Погожу еще малость - лет так десять. Вчерашнее  пойло  до  сих
пор бродит у меня в утробе. Собрал ты мне отравы в дорогу?
   - Ага.  Червивые  сухари,  заплесневелый  сыр  и  ветчина  двухлетней
давности. А еще фляжка самого худшего...
   Разговоры смолкли - в таверну вошел провидец.  Полы  выцветшей  синей
одежды хлопали вокруг костлявых ног, и посох постукивал по полу.  Рек  с
отвращением отвел взгляд от его пустых глазниц.
   Старик протянул руку, на которой недоставало среднего пальца.
   - Посеребри ладонь - узнаешь будущее, - прошелестел он, словно  ветер
в голых ветвях.
   - И зачем они это делают? - шепнул Хореб.
   - Ты про глаза? - спросил Рек.
   - Ну да. Как может человек сам себе выколоть глаза?
   - Будь я проклят, если знаю.  Они  говорят,  будто  это  помогает  им
прорицать.
   - Все равно что урезать себе некий орган, чтобы лучше любить женщин.
   - В этом что-то есть, дружище Хореб.
   Старец,  привлеченный  звуком  их  голосов,  приблизился  к   ним   с
протянутой рукой.
   - Посеребрите ладонь, - пропел он.
   Рек отвернулся.
   - Ну же, Рек, - подзадорил Хореб. - Послушай, что сулит тебе  дорога.
Вреда не будет.
   - Ты заплати, а я послушаю.
   Хореб полез в карман своего кожаного передника  и  опустил  в  ладонь
старца мелкую серебряную монету.
   - Скажи, что ждет моего друга. Свое будущее я знаю и так.
   Старец присел на корточки, достал из своей  потрепанной  сумы  горсть
песка и рассыпал вокруг себя на  полу.  Потом  вынул  шесть  костяшек  с
вырезанными на них рунами.
   - Это ведь человеческие кости, да? - прошептал Хореб.
   - Так говорят, - ответил Рек.
   Старик в полной тишине завел песнь на древнем языке, бросил кости  на
песок и провел пальцами по рунам.
   - Вижу правду, - сказал он наконец.
   - К чему  мне  правда,  старик?  Расскажи  лучше  красивую  сказку  с
прекрасными девами.
   - Вижу правду, - повторил провидец, будто не слыша его.
   - Ладно, ко всем чертям! Говори свою правду.
   - Хочешь ли ты услышать ее, человече?
   - Брось свои церемонии - говори и ступай своей дорогой!
   - Полегче, Рек, - так уж у них заведено, - сказал Хореб.
   - Возможно - но что-то больно долго он  примеривается  испортить  мне
день. Ничего хорошего от них все равно не услышишь.  Сейчас  он  скажет,
что меня заберет чума.
   - Он хочет правды, - согласно обряду произнес Хореб, - и  поступит  с
нею мудро и правильно.
   - Не хочет он ее, и мудрости от него ждать не  приходится,  -  сказал
провидец. - Но судьбу свою он знать должен. Ты не  хочешь  слышать,  как
умрешь, Регнак Скиталец, сын Аргаса, и я не скажу тебе об этом.  Нрав  у
тебя переменчивый, и отвага посещает  тебя  лишь  временами.  Ты  вор  и
мечтатель, твоя судьба будет долго гнаться за тобой. Ты будешь бежать от
нее, но прибежишь обратно к ней. Но ты уже знаешь об этом,  Длинноногий,
- ночью ты видел это во сне.
   - И только-то, старик? Немного за серебряную монету.
   - Князь и Легенда бок о бок на стене. В крови  и  мечтаниях  крепость
стоит - падет она иль нет?
   Промолвив это, старец повернулся и вышел вон.
   - Что тебе снилось сегодня ночью, Рек? - спросил Хореб.
   - Но ты же не веришь в эту чепуху?
   - Что тебе снилось? - настойчиво повторил трактирщик.
   - Ничегошеньки. Я спал как бревно. Только проклятая свечка мешала. Ты
оставил ее гореть, и она чадила. Поосторожнее надо быть. Мог бы начаться
пожар. Каждый раз, останавливаясь тут, я говорю тебе об этих свечках,  а
ты меня не слушаешь.

Глава 2

   Рек молча смотрел,  как  конюх  седлает  гнедого  мерина.  Лошадь  не
нравилась ему - глаз у нее был зловредный, и она прижимала  уши.  Конюх,
молодой паренек, шептал ей что-то ласковое, дрожащими  руками  затягивая
узду.
   - Почему ты не купил серого? - спросил Рек.
   Хореб засмеялся:
   - Потому что это было бы уж слишком. Ты и так вырядился точно  павлин
- за тобой все лентрийские матросы погонятся.
   Гнедой будет в самый раз. - И добавил уже серьезнее:
   - Да и в Гравене тебе лучше не бросаться в глаза.  А  лошадь  светлой
масти видна издалека.
   - Сдается мне, я ему не по душе. Видишь, как он на меня смотрит?
   - Его отец был одним из самых резвых в  Дренане,  а  мать  служила  в
уланских полках Хитроплета. Лучших кровей и желать нельзя.
   - Как его звать? - спросил не вполне убежденный Рек.
   - Уланом.
   - Улан.., звучит недурно. Ну ладно.., поглядим.
   - Нарцисс готов, хозяин, - сказал конюх, отскочив от гнедого.  Лошадь
мотнула головой, норовя  хватить  его  зубами,  и  парень  повалился  на
булыжник.
   - Нарцисс! - повторил Рек.  -  Ты  купил  мне  коня,  которого  зовут
Нарцисс?
   - Что такое имя, Рек? - мирно с казал Хореб, -  Зови  его,  как  тебе
угодно, - но признай, что это великолепное животное.
   - Не обладай я  столь  тонким  чувством  смешного,  я  надел  бы  ему
намордник. Где девочки?
   - Они слишком заняты, чтобы прощаться с бродягой, который очень редко
платит по счетам. Ну все, отправляйся.
   Приговаривая ласковые слова, Рек осторожно  подошел  к  мерину.  Конь
злобно зыркнул на него одним глазом, но позволил сесть в высокое  седло.
Рек взял поводья, расправил плащ по крупу коня и направил его к воротам.
   - Чуть не забыл, Рек! - воскликнул Хореб. -  Погодика.  -  Трактирщик
ушел в дом и вынес короткий лук из вяза, оправленного в рог, и колчан  с
черными стрелами. - Вот. Один гость  оставил  мне  это  в  счет  уплаты.
Знатное, похоже, оружие.
   - Превосходное. Когда-то я был хорошим лучником.
   - Ага. Главное, клади стрелу острым концом от себя. Ну, поезжай -  да
береги себя.
   - Спасибо, Хореб. Ты тоже позаботься о себе - и помни, что я  говорил
о свечках.
   - Буду помнить. В путь, парень. Удачи тебе.
   Рек выехал из южных ворот города, когда стражники уже гасили  фонари.
Ночные тени таяли на улицах Дренана, и дети играли под  решеткой  ворот.
Он выбрал южную дорогу по вполне понятной причине. Надиры надвигались  с
севера, и самым  верным  способом  избежать  войны  было  устремиться  в
противоположную сторону.
   Пришпорив коня каблуками,  Рек  послал  его  вперед.  Слева  от  него
восходящее солнце зажгло синие пики восточных гор. Небо голубело,  птицы
пели, и за спиной слышались  звуки  пробуждающегося  города.  Но  Рек-то
знал: солнце отныне встает для  надиров,  для  дренаев  настали  сумерки
последнего дня.
   Он въехал на холм и посмотрел  сверху  на  Гравенский  лес,  белый  и
непорочный под зимним покровом. Между тем это место пользовалось  дурной
славой, и Рек обыкновенно избегал его. Теперь он решился ехать через лес
только потому, что ему были известны две вещи:  во-первых,  все  здешние
страшные истории связывались с именем простого смертного,  и  во-вторых,
Рек этого смертного знал.
   Рейнард, затаившийся со своей шайкой  головорезов  в  Гравене,  являл
собой открытую, незаживающую язву торгового тракта. В этом лесу  грабили
караваны, убивали паломников и насиловали женщин. Армия  была  бессильна
выловить разбойников - так велик был лес.
   Рейнард уверял, что рожден знатной улалийской дамой  от  Князя  Тьмы.
Рек, однако, слышал, будто мать  его  -  лентрийская  шлюха,  а  отец  -
безымянный матрос. Слух этот Рек дальше  не  распространял  -  ему,  как
говорится, не хватало на это духу. И даже будь у него  этот  самый  дух,
Рек ненадолго сохранил бы его, повторяя подобное.  Излюбленным  способом
обращения Рейнарда с пленными было поджаривать их по кускам  на  горячих
угольях и предлагать это кушанье их злосчастным сотоварищам.  Если  Реку
доведется встретить Рейнарда, придется льстить ему без зазрения совести,
а если не поможет и это, значит, надо будет поделиться с ним  последними
новостями, выдать ближайший караван и убраться подобру-поздорову.
   Вот почему Рек  старательно  собирал  сведения  обо  всех  караванах,
идущих  через  Гравен,  и  о  возможных  путях  их  следования.   Шелка,
драгоценные камни, специи, рабы, скот.
   Впрочем, ему нисколько не хотелось сообщать эти сведения кому  бы  то
ни б