не больше некуда идти.
   - Но это опасно.
   Я промолчал.
   - Какая польза от твоего возвращения? - озабоченно спросил Джереми. -
Там ведь уже почти все кончено.
   - Не знаю, но в одном я твердо уверен: я не  смогу  оставаться  здесь
или где-нибудь еще. Я не смогу жить с мыслью, что на этот раз, именно на
этот раз, я не сделал всего, на что способен.
   Джереми с уважением посмотрел на меня.
   - Чем больше я думаю, что знаю тебя, тем больше убеждаюсь, что это не
так.
   Я не ответил ему, я повернулся и  обвел  взглядом  пустой,  громадный
зал. Сколько человеческих надежд похоронено здесь, и скольким  надеждам,
как моим, предстоит еще умереть.
   Наверное, и Джереми подумал о том же, потому что когда я повернулся к
нему, лицо его было печальным. Он протянул руку, и я пожал ее.
   - Как ты сам любишь говорить, Дакс, уповай на  Господа,  -  убежденно
сказал он.

29

   Было около четырех утра  и  еще  темно,  когда  наш  самолет  пересек
береговую линию Кортегуа. Прошло чуть  более  четырех  часов  с  момента
нашего  вылета  из  Панама-Сити.  Я  смотрел  вниз,  пытаясь  что-нибудь
рассмотреть в темноте, но тщетно. Обычно здесь горели огни,  но  сегодня
ночью их не было.
   Я бросил взгляд на  указатель  топлива,  стрелка  показывала,  что  в
основном баке горючего чуть больше половины, а резервный бак  мы  вообще
не  расходовали.  Я  удовлетворенно  кивнул,  по  крайней  мере  у   нас
достаточно топлива, если придется возвращаться.
   - Включи радио,  -  обратился  я  к  Хиральдо.  -  Может,  что-нибудь
поймаем.
   Он кивнул, лицо его было зеленым от света фонаря в  кабине.  Протянув
руку, он щелкнул выключателем, и кабину заполнили звуки самбы.
   - Это ты поймал Бразилию.
   Хиральдо начал  вращать  ручку  настройки,  на  частоте  120  мгц  он
остановился.
   - Это частота Курату, - сказал он, - но передач нет.
   Я подождал некоторое время, обычно радиостанция Курату  работала  всю
ночь, но сейчас радио и вправду молчало.
   - Попробуй найти армейскую или  полицейскую  волну.  Хиральдо  быстро
закрутил ручку настройки. Одна частота, другая, и все равно ничего нет.
   - Если бы было видно, я постарался бы сесть в поле, - сказал я, -  но
я ничего не вижу.
   -  Мы  можем  покружить  немного,  -  предложил  Хиральдо,  -   скоро
рассветет.
   - Нет, нельзя расходовать топливо, надо иметь резерв на  тот  случай,
если придется лететь обратно.
   - Что же тогда ты собираешься  делать?  -  спросил  Котяра,  сидевший
позади меня. Я задумался.
   - Попробую сесть в аэропорту.
   - А если Санта-Клара уже взята? И аэропорт в руках мятежников?
   - Этого мы не знаем, - сказал я. - Возможно, мы сумеем  выяснить  это
после приземления. Я не буду выключать  двигатели,  и  если  мы  заметим
что-нибудь подозрительное, то снова взлетим.
   - Матерь Божья, - пробормотал Котяра. Взяв курс на север,  я  полетел
над морем, намереваясь свернуть к суше только в последний момент.
   - Настройся на авиационную частоту, - сказал я.
   - Готово, - сказал Хиральдо, покрутив ручки настройки.
   Спустя три минуты я свернул на запад в сторону суши, и в этот  момент
по радио раздался голос, прозвучавший в кабине как раскат грома. Человек
говорил по-английски и, похоже, здорово нервничал.
   - Я сам отвечу, - быстро сказал я. По-английски я  говорил  прилично,
чтобы убедить обычного жителя Кортегуа,  что  я  иностранец.  Во  всяком
случае по телефону или радио. Я нажал кнопку микрофона.
   - Говорит частный  самолет  Соединенных  Штатов,  лицензионный  номер
С310395,  прошу  разрешения  на  посадку  в  аэропорту  Курату.   Дайте,
пожалуйста, условия посадки. Прием.
   В голосе отвечающего слышалась явная нервозность.
   - Пожалуйста, назовите себя еще раз. Я повторил все сначала, но более
медленно. Несколько секунд стояла тишина, потом прозвучал вопрос:
   - Сколько человек на борту самолета? Пожалуйста, назовите цель вашего
прилета.
   - На борту  три  человека:  пилот,  второй  пилот  и  один  пассажир.
Чартерный рейс по заданию американской службы новостей.
   На этот раз ответа пришлось ждать почти целую минуту.
   - Вижу вас на радаре, вы находитесь в пяти милях западнее  и  в  трех
милях южнее аэропорта, держите  курс  на  север.  Продолжайте  полет  до
сигнала поворота на юг и выполняйте посадку. Как поняли, прием.
   - Вас понял.
   - Что ты об этом думаешь? - спросил Котяра.
   - Да вроде все в порядке, - ответил я, набирая нужную скорость.  -  В
любом случае через несколько минут все будет ясно.
   На поле зажегся необходимый минимум посадочных огней,  и  как  только
колеса нашего самолета коснулись полосы, огни тут же погасли. Я подрулил
к слабоосвещенному зданию аэропорта.
   - Ты видишь что-нибудь? - спросил Котяра.
   - Пока нет, - ответил Хиральдо.
   Спустя минуту мы подрулили к стоянке, я медленно  развернул  самолет,
не выключая двигателей. Внезапно нас со всех сторон окружили солдаты, их
было человек сорок.
   - Это наши или мятежники? - спросил Котяра.
   Я вгляделся в темноту, навстречу самолету  важно  двигался  маленький
человек в форме капитана. Засмеявшись, я выключил двигатели.
   - Наши.
   - Откуда ты знаешь?
   - Посмотри, - сказал я, указывая вперед.
   Сомнений быть не могло, человеком в офицерской форме  был  Прието.  Я
улыбнулся. Никогда не думал, что буду рад снова увидеть Прието.

***

   - Как обстановка? - спросил я, когда мы вошли в здание аэропорта.
   На столе Прието горела одинокая лампа, он подошел  к  столу  и  налил
кофе.
   - Все еще идут бои за Санта-Клару. Я с благодарностью принял  из  его
рук чашку кофе и сделал большой глоток.
   - Мы слышали, что Санта-Клара пала.
   - Нет, мятежники по-прежнему в миле от города. Они окопались  и  ждут
подкреплений с юга.
   Снаружи раздался шум, звук выстрела и крик, потом наступила тишина. Я
вопросительно посмотрел на Прието.
   - Люди здесь нервные, - с легкой усмешкой сказал он.  -  Стреляют  во
все, что движется, даже в тени, а уже только после этого окликают.
   - А мятежники пытались пробраться сюда?
   - Несколько  человек,  но  они  все  убиты.  -  Прието  потянулся  за
сигаретой, и я заметил, что у него слегка дрожат пальцы.
   - Мы засекли вас на радаре, когда вы  были  еще  в  пятидесяти  милях
отсюда. Мы предполагали, что это вы, но  окончательно  убедились  только
тогда, когда вы себя назвали.
   - Вы ждали моего прилета?
   - Мы получили информацию из Нью-Йорка,  что  вы  находитесь  в  пути.
Именно президент предположил, что вы воспользуетесь своим самолетом.  Со
вчерашнего дня вас здесь ожидает автомобиль.
   Я допил кофе и поставил чашку.
   - Хорошо, я готов. Прието медленно поднялся.
   - Вы думаете, что это я убил Гуайаноса, да? Я  посмотрел  на  него  и
молча кивнул.
   - Но вы же должны понимать, что  если  бы  это  сделал  я,  то  я  бы
наверняка убил и Мендосу. Он ведь был более важной фигурой.
   Я  приказал  Хиральдо  оставаться  возле   самолета   до   дальнейших
распоряжений, а сам с Котярой сел в армейский джип и направился в город.
Джип был шестиместным, мы с Котярой сидели в  середине,  а  на  переднем
сиденье расположились шофер и солдат охраны. Сзади с автоматами наготове
сидели еще два солдата.
   Мы ехали, не включая фар, и мне было интересно, как  шофер  разбирает
дорогу. Видно, он ее хорошо знал. Не доехав милю до города, он  все-таки
включил  фары,  но  в  этом  уже  не  было  необходимости,  на   востоке
разгоралась заря.
   Дважды по дороге в город и один раз при въезде нас останавливали. Но,
едва взглянув на нашу машину, солдаты отдавали честь и  пропускали  нас.
Они явно были предупреждены о моем  приезде.  Было  уже  совсем  светло,
когда мы подъехали к президентскому дворцу.
   Возле дверей нас ожидал армейский капитан.
   - Сеньор Ксенос, - сказал он, - президент просил немедленно  провести
вас к нему.
   Я направился за  ним  по  коридору  к  кабинету  президента.  Капитан
тихонько постучал в дверь, не дожидаясь ответа, открыл  ее  и  шагнул  в
сторону.
   Президент  стоял  в  окружении  группы  офицеров.  Увидев  меня,   он
улыбнулся, быстро вышел из-за стола и заключил меня в объятья.
   - Дакс, мальчик мой, - тепло произнес он.  Я  рад,  что  ты  приехал,
несмотря на то, что все уже кончено!
   Я оцепенел от удивления, чувствуя его поцелуи на своих  щеках.  Я  не
ожидал увидеть его таким бодрым, почти радостным.
   Человек не мог притворяться на собственных похоронах.

30

   Я стоял рядом с президентом и смотрел на карту, разложенную на столе.
Она была испещрена крестиками и разноцветными  значками.  Я  не  понимал
значения этих пометок, пока президент не объяснил мне их смысл.
   - Единственный шанс у них был завершить эту  войну  быстро.  За  три,
четыре дня, и все! - Президент щелкнул пальцами. -  Тогда  бы  все  было
кончено.
   Среди офицеров, окружавших президента, прошел одобрительный гул.
   - Я понял это только сейчас, - продолжил президент, и  в  голосе  его
прозвучали  довольные  нотки.  -  У  них  было   достаточно   оружия   и
боеприпасов. Было бы хорошо, если бы  они  продолжали  свои  набеги,  из
этого не получилось бы настоящих  военных  действий.  Я  принял  срочное
решение отступить с гор и позволить им растянуть свои коммуникации.  Они
подумали, что побеждают, и стали усиленно  тратить  припасы.  Отошли  на
двести сорок миль от гор, совершенно не позаботившись  о  боеприпасах  и
снабжении. У них совсем нет грузовиков,  только  несколько  автомобилей,
лошади и ослы. - Президент рассмеялся.  -  Подумать  только,  в  наше-то
время лошади и ослы!
   Офицеры  хором  засмеялись,  но  когда  президент  снова   заговорил,
моментально наступила тишина.
   - Мы можем удерживать Санта-Клару, а она настолько близко к  столице,
что мятежникам будет казаться, что они уже победили. Но они застряли там
и теперь просят подкрепления у предателей с юга,  чтобы  те  помогли  им
захватить столицу.
   Но у предателей с юга только один путь прийти им на помощь. Дорога на
север перекрыта верными правительству войсками,  поэтому  они  вынуждены
двигаться на  запад  через  полуостров.  Вчера  утром  они  начали  свое
движение, и к исходу дня все три дивизии были на полуострове.  Тогда  мы
приняли контрмеры, две бронетанковые и три пехотные дивизии  заперли  их
на полуострове, и ускользнуть им  теперь  не  удастся.  У  них  остается
только один путь - в море!
   Президент победно посмотрел на меня.
   - Предатели-полковники моментально смекнули, что они  в  ловушке,  из
которой невозможно  выбраться.  И  уже  сегодня  рано  утром  я  получил
доклады,  что  они  интересуются  условиями   капитуляции.   Бандиты   в
Санта-Кларе поняли, что прошли все сроки подхода  подкрепления,  до  них
стало доходить, что они слишком оторвались от гор. Разведка докладывает,
что некоторые из них  начали  возвращаться  в  горы.  Но  и  их  ожидает
сюрприз: две бронетанковые дивизии, переброшенные с запада, отрезали  их
от гор. Бандиты будут разбиты по частям!
   Я с трудом держал голову, глаза слипались.
   - Но ведь все время передавали,  что  положение  плохое  и  мятежники
одерживают верх, - сказал я.
   - Так оно и было поначалу, - с улыбкой ответил президент. - Но  когда
я ввел в действие свой план, то запретил  делать  какие-либо  заявления.
Одно неосторожное слово, и они  могли  бы  повернуть  назад  и  избежать
ловушки. Но я все продумал, на этот раз им не вырваться. Раз и  навсегда
они поймут, что я и есть правительство, я и есть Кортегуа!
   Некоторое время президент молча смотрел на меня, потом  повернулся  к
присутствующим.
   - На данный момент все, джентльмены.  Президент  подождал,  пока  все
выйдут из кабинета, потом топнул ногой.
   - Все они свиньи и трусы! Думают, что я не понимаю, что они выжидают,
кто возьмет верх, чтобы быстро переметнуться на сторону победителя!
   Я посмотрел на этого старого человека, казалось, сбросившего  с  плеч
груз прожитых лет. Он выглядел сильным и полным  энергии,  каким  и  был
всегда.
   Президент взял меня за руку и посмотрел прямо в глаза.
   - Ты единственный, в ком я не сомневаюсь, - сказал он. - Я знал,  что
ты приедешь поддержать меня, что бы  ни  случилось.  Мне  не  надо  было
сообщать, что ты направился сюда, я знал об этом.
   Я промолчал.
   Президент подошел к креслу и сел в него.
   - Тебе надо отдохнуть с дороги, иди в мои апартаменты, прими ванну  и
поспи. Когда проснешься, для тебя уже будет готова новая форма.
   - Форма? – Да ты ведь полковник, не так ли? А кроме того, у меня есть
для тебя поручение. Я слишком занят и решил отправить  тебя  в  качестве
моего представителя на юг, чтобы принять капитуляцию предателей.
   - На юг? - переспросил я. – Да. Для бандитов на севере капитуляции не
будет. Я их всех убью!

***

   Тяжелые капли дождя стучали по земле за стенами фермерского домика, в
котором на следующее утро в десять часов утра я дожидался представителей
мятежников. Глядя в окно, я видел нескольких овец и  козу,  пасущихся  в
поле под дождем.
   От двери вернулся полковник Тулья.
   - Они идут, - сказал он.
   Я поднялся, а полковник обошел стол и остановился рядом  со  мной.  Я
услышал сначала бряцанье оружия охраны,  потом  открылась  дверь  и  они
вошли. Форма у них была мокрой и грязной, лица  усталые  и  осунувшиеся.
Они стояли у порога и смотрели на нас.
   Я знал этих людей, полковник Тулья, возможно, даже много лет звал  их
по именам. Мы стояли молча, следовало соблюсти формальности.
   Молодой капитан из штаба полковника Тульи представил нас друг другу.
   - Полковник Васкес, полковник Пардо. - Он выдержал паузу. - Полковник
Ксенос, полковник Тулья.
   Оба офицера шагнули вперед и отдали честь. Мы  тоже  отсалютовали,  и
молодой капитан закрыл дверь.
   - Не желаете ли присесть,  джентльмены?  -  спросил  я,  указывая  на
кресла, потом повернулся к Котяре, стоящему в углу позади нас. -  Скажи,
чтобы принесли кофе.
   Котяра кивнул, потом, словно вспомнив, отдал честь, чуть не  разорвав
при этом по швам свою тесную армейскую форму. Я спрятал улыбку,  козыряя
ему в ответ, и повернулся к присутствующим.
   - Вас только двое, джентльмены, а мне  дали  понять,  что  вас  будет
трое. Еще полковник Москера, кажется? Оба полковника переглянулись.
   - С  полковником  Москерой  произошел  несчастный  случай,  он  погиб
сегодня утром, когда чистил свой пистолет, - заявил Васкес.
   Я посмотрел на Тулью. Мы оба понимали, что это  значит,  это  был  не
несчастный случай, на языке военных это означало самоубийство.
   Котяра вернулся в  комнату  с  четырьмя  чашками  дымящегося  черного
кортегуанского кофе. Пока полковники пили свой кофе, я наблюдал за ними,
их лица слегка порозовели.
   - Может быть, перейдем прямо к делу, джентльмены? - спросил я.
   Они кивнули.
   Я открыл портфель, достал оттуда  отпечатанные  на  машинке  листы  и
положил на стол перед ними.
   - Уверен джентльмены, что вы уже знакомы с проектом этого  документа,
который  был  передан  вам  прошлой  ночью,  и  согласны  со  всеми  его
условиями?
   - Есть одно  замечание,  и  я  хотел  бы  просить  вашего  разрешения
обсудить его, ваше превосходительство, - сказал Васкес.
   - Прошу вас.
   - Это пункт шестой, касающийся отдельных личностей и их  наказания  в
зависимости от звания, доли ответственности и  виновности,  определенной
трибуналом.
   - Да, полковник. В чем суть вашего вопроса?
   - Это не вопрос, - ответил он. - Полковник Пардо  и  я  готовы  нести
наказание, но мы считаем, что оно должно распространяться только на  нас
двоих. Офицеры и солдаты, находившиеся  под  нашим  командованием,  лишь
выполняли приказы. Они хорошие солдаты и подчинились  своим  начальникам
беспрекословно. Уверен, что они не  несут  ответственности  за  то,  что
произошло.
   - Это правда, - поддержал его полковник Пардо.  -  Нельзя  наказывать
три полка за то, что их ввели в заблуждение.
   - Мы и не собираемся делать этого, джентльмены, - сказал я. - Но ваши
солдаты виновны в мятеже, против правительства, и я  уверен,  что  когда
они целились в своих товарищей, они прекрасно понимали, в кого стреляют.
   Полковники молчали.
   - Пункт шестой я формулировал наиболее тщательно и точно, - продолжил
я. - Невиновные не понесут наказания. Обращаю  ваше  внимание  на  слова
"персонально". Это значит, что их не будут судить скопом,  когда  кто-то
может быть наказан за чужие грехи. Каждого будут судить отдельно за  его
собственные преступления.
   - Я прошу амнистии для моих солдат, - голос Васкеса надломился.
   Я с симпатией посмотрел на него.
   - Извините, полковник. Не в моей власти менять  условия  капитуляции.
Они были прочитаны и одобрены президентом.
   Парда колебался несколько секунд, потом взял ручку.
   - Я подпишу.
   Потом подписал Васкес, а за ним я и Тулья. Мы встали.
   - Вы предоставите себя  и  своих  солдат  в  распоряжение  полковника
Тульи, - сказал я.  -  Когда  будет  надо,  мы  сообщим  вам  дальнейшие
инструкции.
   - Да, полковник.  -  Васкес  и  Пардо  козырнули.  Я  ответил  на  их
приветствие, и полковник Васкес шагнул ко мне.
   - Прошу прощения за мои слезы, ваше превосходительство, - сказал он.
   Я посмотрел на его печальное, болезненное лицо.
   - Ваши слезы делают вам честь, сэр. Васкес повернулся и направился  к
двери. Война на юге была окончена.

31

   Но война на севере еще продолжалась. Бандиты не были  солдатами,  они
не воевали по правилам военного искусства. Для них война отнюдь не  была
шахматной партией, где положено сдаваться в  безвыходной  ситуации.  Они
стояли насмерть, продолжая убивать до тех пор, пока не погибали сами.
   И они умирали, сотнями, но и умирая, они убивали, и не только солдат,
а всех, кто попадался на их пути. Они двигались по земле, как  чума,  их
жестокость и варварство были заразительны. Наши солдаты тоже  заразились
этой жестокостью и через некоторое время стали  ничуть  не  лучше  своих
врагов. Преследуя противника, они тоже уничтожали все на своем пути.
   Дороги были запружены крестьянами, женщинами и  детьми,  спасавшимися
бегством. Они не знали, кто их враг, не знали, в какую  сторону  бежать.
Слухи, которые доставляли в Курзту беженцы, были невероятными.
   Убийства и насилие стали обычным явлением, смерть и пытки  -  образом
жизни. Беззаконие творили и солдаты и бандиты. Вырезались целые деревни.
Убивая жителей, бандиты считали, что те могут указать солдатам их тайные
убежища, а солдаты делали это потому, что боялись, что  крестьяне  будут
предоставлять убежища бандитам. Беззащитным крестьянам, метавшимся между
двух огней, оставалось только умирать - не от рук  солдат,  так  от  рук
бандитов.
   За каждого убитого бандита его товарищи жестоко мстили. Армия  упорно
преследовала их. С каждым днем война становилась все  более  страшной  и
непредсказуемой, потому что это уже было не сражение, а кровавая бойня.
   Утром, на  пятый  день  после  моего  возвращения  с  юга,  президент
попросил меня пролететь с ним на самолете над местами  боевых  действий.
Он хотел лично убедиться в успехах своих войск. Светило яркое солнце, но
мы летели над самой унылой землей, которую я когда-либо видел. Она  была
буквально выжжена, кое-где еще догорали посевы, валялись  гниющие  трупы
мертвых животных. Я видел целиком уничтоженные деревни, а если кое-где и
сохранились дома, то они были  пусты.  Нигде  не  видно  было  признаков
жизни.
   Иногда   попадались   армейские   грузовики   и    колонны    солдат,
направлявшихся на  север,  а  еще  случайные  беженцы,  сгибающиеся  под
тяжестью своих пожитков, бредущие в сторону безопасной столицы. И только
когда мы почти подлетели к горам, недалеко от моей гасиенды, мы  увидели
настоящую войну.
   Мы увидели целый полк с артиллерией,  окруживший  небольшую  деревню.
Пушки безжалостно посылали туда  снаряд  за  снарядом.  Я  не  мог  себе
представить, что кто-нибудь мог остат