йн за
годы работы.
   Поговорив с Джейн, Милстейн вернулся в кабинет доктора Слоуна.
   - Я не думал вас еще увидеть, мистер  Милстейн,  -  сказал  с  удивлением
врач.
   - В беседе со мной,  доктор,  вы  сказали,  что  не  име-сте  возможности
проводить настоящее расследование обстоятельств, так или иначе  связанных  с
вашими пациентами. И вы еще сказали, доктор Слоун, что иногда  для  лечения,
для правильного выбора того или иного способа лечения,  это  было  бы  очень
важно.
   - Да, конечно, я так сказал.
   - Думаете ли вы, что если будете знать больше о Джейн, то  сможете  более
эффективно помочь ей?
   - Да, безусловно.
   - У меня есть неделя. Вы примете мою помощь?
   - Я буду вам чрезвычайно благодарен, мистер  Милстейн.  Практически  все,
что вы сможете выяснить, будет нам очень важно и добавит новую информацию  к
тому, что мы сейчас знаем о ней. У вас уже есть какие-нибудь предположения?
   - Кое-что есть, доктор.  Но  я  бы  предпочел  подождать  и,  прежде  чем
говорить, хочу удостовериться, что эти предположения верны.
   - Хорошо. Чем я могу помочь?
   - Вы можете разрешить мне прочитать заключение, которое  было  сделано  в
вашей больнице?
   - Вот оно.
   Милстен прочитал его быстро. В нем не содержалось никакой новой для  него
информации. Он поднял глаза от бумаг, взглянул на врача и спросил:
   - А где бы я мог получить некоторые подробности?
   - Для этого вам придется вернуться к первоисточнику. В нашем  случае  это
больница "Ист-Элмвуд". А до них -  суд  и  полицейские  участки.  Но  первым
делом, вам, наверное, нужно получить информацию в больнице.
   Детектив поблагодарил, попрощался с врачом и вернулся в отель. Он лег  на
диван и задумался. Однако перемена времени суток  сказалась  на  нем,  и  он
вскоре заснул. Когда он проснулся, было уже время ужина. Он взглянул на часы
- в Калифорнии четыре  часа  дня.  Дочь,  наверное,  вернулась  домой  после
занятий.
   Голос дочери звучал ясно и весело:
   - Ты нашел ее, папа? Повидался?
   - Да.
   - Как она?
   Он вложил все, что чувствовал сейчас, в одно слово:
   - Печально.
   На том конце вротеда замолчали.
   - Я не уверен, что смогу ясно  выразиться,  Сюзан,  -  сказал  он.  -  Но
впечатление такое, что она разорвала себя на две части, и одна часть умерла.
   - Бедняжка. Ты можешь что-нибудь для нее сделать? Ома обрадовалась твоему
приезду?
   - Не знаю, что я смогу сделать. Да, она обрадовалась. Во  всяком  случае,
мне так кажется. Ты  знаешь,  что  она  сказала  мне?  Она  сказала,  что  я
единственный ее друг. Представляешь? И это  при  том,  что  мы  с  ней  едва
знакомы.
   - Я не могу себе даже представить такого одинокого человека.
   Надеюсь, ты ей поможешь, пап? Ты хотя бы попытаешься, да?
   - Да.
   - Я очень горжусь тобой, папа!
   Собственно больничное  здание  стояло  немного  в  стороне  от  служебных
помещений,  расположенных  вокруг  него  по  всей   территории   больничного
комплекса. С другой стороны неширокого проезда для  автомобилей  был  разбит
небольшой парк,  на  углу,  напротив  парка,  -  столовая,  на  ней  большой
рекламный плакат, сообщающий, что здесь можно получить завтрак за шестьдесят
пять центов.
   Милстейн  постоял  некоторое  время  на  бетонной   ступеньке   лестницы,
прислушиваясь к голосам людей, входивших и выходивших из больницы.
   Большинство из них  говорили  на  испанском.  Не  с  мексиканским  мягким
акцентом, к которому он привык дома, но тем не менее, это  был  все  тот  же
язык бедных.
   Через несколько минут он уже сидел в маленьком кабинете на девятом  этаже
перед столом миссис Пул, главы администрации больницы. Для того чтобы пройти
к ней, ему  пришлось  преодолеть  несколько  забранных  в  стальные  решетки
дверей, которые отделяли  женское  психиатрическое  отделение  от  остальных
отделений.
   Миссис Пул была женщиной средних лет, чернокожая, симпатичная,  с  теплой
приветливой улыбкой на устах и  добрыми  глазами.  Она  взглянула  на  копию
заключения, полученную Милстейном у доктора Слоуна.
   Джейн Рэндолф? У нас проходит так много девушек, офицер.
   Он кивнул, соглашаясь.
   Она сняла телефонную трубку.
   Через минуту молодая женщина-полицейский в  форме  принесла  личное  дело
Джейн Рэндолф.
   - Думаю, это то, что вы ищете, - сказала миссис Пул.
   На обложке было напечатано имя: "Джейн Рэндолф", ниже дата и номер.
   Дело было заведено пять месяцев назад.
   - Я могу сделать выписки, миссис Пул?
   -  Конечно.  Если  некоторые  сокращения  окажутся   непонятными,   я   с
удовольствием объясню.
   Он положил дело на стол, достал свою записную книжку. Большинство записей
были достаточно простыми: отчет об аресте, обвинение,  кто  произвел  арест,
обстоятельства и месторасположение. Он выписал все показавшиеся ему  важными
сведения. Только на последней странице иератические каракули поставили его в
тупик.
   - Миссис Пул? - спросил он, указывая на записи.
   - Это наш отчет по ее состоянию и по применявшимся лечебным мероприятиям.
Здесь вкратце говорится, что она поступила в сильно возбужденном  состоянии,
проявляла поползновение к насилию, что, по всей  вероятности,  было  вызвано
злоупотреблением  наркотиками.   Видите   ли,   наркотики   вызывают   часто
галлюцинации при больших дозах, а Джейн, говоря попросту, перебрала. Два дня
ее держали  без  лекарств  и  связанной,  поскольку  она  поступила  сюда  с
выраженными галлюцинациями, а также  чтобы  предотвратить  самоубийство  или
любые другие агрессивные выходки по отношению к окружающим и к самой себе.
   В конце второго дня ее пребывания  у  нас  нам  сообщили,  что  обвинения
против нее сняты. И тогда, поскольку у нас уже не было юридических оснований
задерживать ее, лечащий врач обратился в суд  с  просьбой  выдать  ордер  на
принудительное лечение. На следующий день она  была  направлена  в  больницу
"Кридмор" для продолжения лечения.
   - Понятно. Можете ли вы что-нибудь добавить к этому?
   - К сожалению, ничего. К несчастью, она  одна  из  многих,  кто  проходит
через наши руки. Кроме того, она была у нас  недостаточно  долго,  чтобы  мы
могли за это время составить  себе  какое-нибудь  представление  о  типе  ее
заболевания.
   - Благодарю вас за помощь, миссис Пул.
   Она протянула ему руку.
   - Простите, что не могу рассказать вам больше, детектив Милстейн.
   В такси на обратном пути он изучал свои записи. Может быть,  ему  повезет
больше в полицейском участке. Они наверняка хотя бы помнят ее.
   Именно в этом районе произошли все три ее ареста.
   - Приходите в одиннадцать вечера сегодня и спросите сержанта Риордана. Он
возглавляет отдел уличных девочек, если можно так мягко выразиться о них,  -
сказал ему дежурный сержант. - Он вас просветит. Он знает каждую шлюху  тут,
в районе Бродвея.
   Милстейн пришел после одиннадцати и обнаружил сержанта Риордана, высокого
мужчину лет  сорока,  сидящим  напротив  камеры  для  задержанных  женщин  с
бумажным пакетом кофе в руках.
   - Что привело вас сюда? - спросил он после того, как  Милстейн  рассказал
ему, что интересуется информацией, касающейся Джейн Рэндолф.  -  Она  что  -
убила кого-нибудь?
   - Почему вы спросили об этом? Вы ее помните?
   - Да затрахайся она до смерти! Помню ли  я  ее!  Каждый  раз,  когда  она
оказывалась здесь, она устраивала  такой  бунт!  Она  все  время  сидела  на
наркотиках. Свихнулась, до того накачалась. Дошло  до  того,  что  я  просто
сказал своим парням: увидите ее - отвернитесь, шут с ней! Нам хватает  забот
и без таких, как она, свихнувшихся.
   - Она когда-нибудь говорила о себе или о своей семье?
   - С ней бессмысленно было разговаривать о чем бы то ни было, я же сказал,
- она была ненормальная. Все, что она тут болтала, было сплошной бредятиной.
Никакого смысла. Кто-то, мол, охотится за ней, преследует ее,  хочет  убить.
Последний раз, когда она сюда попала, это было связано  с  совершенно  дикой
выходкой: она набросилась  на  одного  несчастного  туриста  и  разбила  ему
камеру. При этом она кричала, что он гангстер  из  Лос-Анджелеса,  посланный
специально  убить  ее.  А  бедняга  был  из  какой-то  зачуханной  страны  и
перепугался до полусмерти. Думаю, что он умотал домой, как только  смог.  Он
так и не появился здесь и не подтвердил обвинение.
   - А два других раза?
   - Первый раз ее доставил сюда один  из  моих  парней.  Он  был  одет  как
турист, и она пристала к нему с предложением сделать  массаж  в  номере  его
отеля за двадцать баксов. Сначала он не обращал на нее внимания - нет такого
закона, запрещающего делать массаж. Она пошла  за  ним  и  сказала,  что  за
лишнюю десятку она сделает так, что у него уши распухнут. Она  сказала  ему,
что занимается вовсе не массажем, а что она лучшая ми-нетчица в мире.
   Он решил, что это смешно, и не собирался  забирать  ее,  потому  что  она
выглядела как молоденькая девочка, развлекающаяся на улице, а вовсе  не  как
проститутка. Ради смеха он спросил ее, не согласится ли она послать массаж к
чертям и за десятку перепихнуться, - и пошел дальше. Она бежала  всю  дорогу
за ним и кричала: дешевка, трахай за десятку  мать  свою!  Потом  она  стала
колотить его ногой в промежность. Так что ему ничего другого не  оставалось,
как забрать ее в участок.
   Мы заполнили на нее форму и посадили в большую камеру, где обычно  держим
всех шлюх перед тем, как отправить их за город. Не успели мы  захлопнуть  за
ней решетку, как она окончательно впала в неистовство,  честное  слово!  Она
кричала, что мы не имеем права сажать ее в клетку,  как  обезьяну.  И  через
мгновение вся камера уже вопила, и орала, и  стучала.  Нам  в  конце  концов
удалось извлечь ее из-под навалившихся на нее самых  злых  девок  -  человек
шесть набросились, не меньше, - и поместить в одиночку. Мы  были  счастливы,
когда отправили ее в предварилку на специальной машине.
   - И что с ней там сделали?
   - Не знаю. Я слышал, что ее выпустили под залог, но точно не знаю.
   Как только мы спихиваем их в предварилку, нас они больше не волнуют.
   - Предварилкой вы называете ночной суд?
   - Угу.
   - И был ведь еще один привод, не так ли?
   - Да, опять смешная история. Мы забрали ее  в  заведении  для  массажа  -
называется "Путь наружу" - вместе с тремя другими девицами, и  с  ними  было
семь парней.
   - Я полагал, что вы не проверяете массажные заведения.
   - Вообще-то нет, но на этот  раз  все  получилось  несколько  иначе.  Нам
шепнули, что они делают там порники, порнографические фильмы. Сосед, который
шепнул, увидел это случайно. Дело в том, что для  съемок  нужно  специальное
освещение, а от него в маленьком помещении стало так жарко, что они  открыли
окно - вот сосед и заглянул. Ха-ха! Можете себе представить!
   - В каком она была тогда состоянии?
   - Основательно забалдевшей. Настолько, что ничего не понимала.
   Вопила  всем  полицейским,  чтобы  пришли  и  утрахали  ее,  а  сама,  не
прекращая, продолжала трудиться над собой с помощью большого вибратора.
   - Что с ней сделали на этот раз?
   - Один ловкий защитник добился, что их выпустили на  том  основании,  что
ордер на обыск и арест были не правильно оформлены, - Риордан постучал  себя
костяшками пальцев по голове. - Я влип в эту работенку лет шесть тому  назад
и убедился, что она никому не нужна и не стоит  и  кучки  дерьма.  Никто  не
ценит. Единственное, что все хотят узнать, так это - имею ли я с этих  девок
навар.
   - Я как раз тоже хотел спросить - сколько вы имеете?
   Риордан рассмеялся.
   -  Вы,  полицейские  из  маленьких  городишек,  все  одинаковы.  Я   имею
достаточно, чтобы смыть всю грязь и ходить потом чистеньким. И все  же,  это
гнусная работа, не подарок, скажу я вам.
   - Все же лучше, чем без работы, - сказал Милстейн, протягивая руку.
   - Спасибо, сержант.
   - Всегда к вашим услугам. Вы куда теперь - в предварилку?
   Милстейн кивнул. Риордан написал несколько слов на листке бумаги.
   - Там работает муж моей сестры, он - клерк в  суде.  Его  фамилия  Джимми
Логран. Скажите ему, что разговаривали со мной. Он поможет  вам  найти  все,
что вам захочется.

Глава 23

   Поверните направо и там увидите  апартаменты  "Семнадцать  Б",  -  сказал
лифтер.
   Милстейн дошел до холла, устланного пушистим зеленым ковром, и  нажал  на
кнопку. За дверью раздался мягкий перезвон особого сигнала.
   Дверь открыла высокая худенькая блондинка.
   - Могу я видеть миссис Лафайет? Моя фамилия Милстейн.
   - Она ждет вас, входите.
   Он прошел за девушкой в элегантные ослепительно белые апартаменты.
   - Хотите выпить что-нибудь?
   - Нет, благодарю вас.
   - Я скажу миссис Лафайет, что  вы  пришли.  Он  видел  такие  апартаменты
только в кино. За окнами тянулась широкая  терраса,  уставленная  кадками  с
кустами и карликовыми деревьями. Казалось, что здесь, ближе  к  небу,  вырос
сад. На крохотном белом детском столике стояли две фотографии  в  серебряных
рамках. На одной - молодой красивый негр, добродушно улыбающийся в объектив.
Что-то в нем показалось Милстейну знакомым. Где-то он его видел, хотя  и  не
мог бы сейчас сказать, где. На другой фотографии был изображен мальчик,  лет
так десяти, стоящий рядом с седовласой женщиной на  фоне  небольшого  белого
деревянного дома.
   Он так увлекся разглядыванием снимков, что не расслышал шагов у  себя  за
спиной.
   - Мистер Милстейн?
   Он постарался не выдать своего удивления, когда обернулся и  увидел,  что
она негритянка. Он сразу же почувствовал, что эта высокая  женщина  излучает
силу. И тут он вспомнил имя молодого человека на фото  -  оно  прозвучало  у
него в ушах, как звонок.
   - Миссис Лафайет, - он указал на снимок, - это ваш муж?
   - Да. А это мой сын и моя мать.
   - У моей дочери есть альбом вашего  мужа.  Даже  мне,  человеку  старшего
поколения, нравится, как он поет. Он не заставляет меня лезть на стенку, как
делают некоторые современные певцы.
   - Фред поет замечательно, но, думаю, не  это  причина  вашего  визита.  Я
права? Вы сказали, что у вас есть для меня новости о Джейн Рэндолф.
   Эта женщина привыкла говорить по делу.
   - Вы друг Джейн? - спросила она.
   Он кивнул и, увидев выражение ее лица, спросил:
   - У вас это вызывает сомнение?
   - Мне трудно поверить, что полицейский может стать ее другом.
   Особенно полицейский, проделавший путь из Калифорнии и  пытающийся  выйти
на нее, получить материалы о ней.
   Он достал из кармана письмо и молча протянул ей. Она прочитала его быстро
и тут же спросила:
   - Что с ней случилось?
   - Это именно то, что я пытаюсь выяснить. Он рассказал ей коротко все, что
знал, включая и то, как он узнал имя Лафайет у клерка в суде - тот проверил,
кто внес залог за Джейн, когда ее арестовали в первый раз.
   В ее голосе появилась странная нежность, когда она спросила:
   - Так что же случилось с ней сейчас?
   - Не знаю. Доктор сказал мне,  что  она  предстанет  перед  комиссией  по
реабилитации через две недели.
   - Вот же черт! Бедная Джери-Ли...
   - Джери-Ли?
   - Да, это ее настоящее имя. Разве вы не знаете?
   - Единственная Джери-Ли, о которой она упоминала, по ее словам,  была  ее
сестрой.
   - У нее никогда не было сестры. Ее имя Джери-Ли Рэндол. Это я  предложила
ей взять имя Джейн Рэндолф, когда она начала  танцевать  в  клубах.  Она  не
хотела, чтобы ее знакомые в писательском мире и в мире кино и театра  знали,
чем она занимается. Она боялась, что если до них  дойдет,  что  она  танцует
топлесс, ее никогда уже не смогут принять всерьез как писателя. Или актрису.
   - Она действительно могла писать и играть?
   - Я плохой судья, - сказала миссис Лафайет, - но я знаю, что однажды  она
получила высший приз Тони как актриса на Бродвее и что другой раз  ее  пьеса
была поставлена, хотя никогда так и не дошла до Бродвея. Так что,  наверное,
в ней есть что-то. Она всегда писала. И чтобы иметь возможность писать,  она
работала танцовщицей. При такой работе у нее оставались  свободными  дневные
часы, чтобы писать.
   - Говорила ли она когда-нибудь вам о своей семье?
   - У нее есть мать. Но они разошлись напрочь. Ее мать никогда не верила  в
то, во что верила Джери-Ли.
   - У вас есть адрес ее матери?
   Она живет в маленьком городке на острове. Мой муж знает  адрес.  Я  смогу
взять, у него.
   - Это помогло бы.
   - В таком случае я достану адрес сегодня вечером. Мой муж сейчас летит  в
Майами на выступление.
   - Вы видели Джейн после того, как заплатили за нее залог?
   - Я пригласила ее на ленч в тот же день, как ее выпустили.  Я  предложила
ей помощь, но она отказалась принять. Она сказала, что  когда  у  нее  будут
деньги, она вернет сумму залога, которую я выложила в суде.  Я  сказала  ей,
что считаю ее дурой, потому что она занимается... тем, чем занималась тогда.
Я предложила ей давать регулярно деньги, чтобы она могла бы сидеть и писать.
Это не должно было наложить на нее никаких обязательств и связать ее  никоим
образом. Я обещала ей это, но она отказалась категорически.
   - Как вы думаете, почему она это сделала?
   - Потому что одно время мы были любовницами. И, возможно, она не поверила
мне, когда я сказала - никаких обязательств с ее стороны.
   - Она была лесбиянкой?
   - Нет. Я лесбиянка. Она - нет. Было бы все гораздо проще  для  всех  нас,
если бы она тоже была ею. Она бисексуальна. Мне понадобилось много  времени,
чтобы понять, что ее реакция на наш с ней секс была  чисто  физиологической.
Для меня же тут была и любовь, и физиология, Я действительно любила ее.
   - Вы согласились бы, тем не менее, помочь ей, если бы она не возражала?
   - Да. Но она никогда не примет мою помощь.
   - Почему вы так уверенно это говорите?
   - Потому что я ее знаю. У нее есть эта  идиотская  безумная  идея  насчет
женской свободы и независимости. Она не примет помощь ни от  кого  -  ни  от
мужчины, ни от женщины. Она рассталась с  богатым  мужем  по  той  же  самой
причине. Она хочет все сделать сама, всего добиться  самостоятельно  и  быть
признанной именно в таком качестве - как писатель.
   Он  молча  слушал,  и  многое,  что  было  для  него   загадкой,   сейчас
прояснялось, становилось понятным.
   - Послушайте, - продолжала Лисия, - она отлично знает, где я живу.
   Один ее телефонный звонок - и я примчусь на помощь, где бы я ни  была,  в
какое бы время она ни позвонила, но посмотрите, что она предпочла натворить,
лишь бы не снимать телефонную трубку.
   - Однажды она вам позвонила. Может быть, позвонит еще.
   - Дважды уже звонила, - сказала женщина, и в ее глазах появился  странный
блеск. - Третьего звонка не будет.
   Впервые с момента приезда на Восточное  побережье  Милстейн  почувствовал
себя увереннее: он стал надеяться. Возможо, это было связано с тем,  что  он
ехал к месту рождения Джейн. Ехал он в арендованном автомобиле по прекрасной
дороге. Экспресс-шоссе, которое вело  на  остров,  ничем  не  отличалось  от
платных шоссе в Калифорнии, разве что за окном машины лежали  снежные  поля.
Он свернул, повинуясь указателю, сообщающему, .что вы въезжаете в Порт Клер.
   Через пятнадцать минут он уже притормозил перед домом Джери-Ли.
   Дом выглядел солидно и комфортабельно-И соседние дома были ему под  стать
- респектабельный район проживания среднего класса. Только одно выделяло дом
Рэндолов: на окнах были опущены жалюзи, а подъезд к крыльцу не  расчищен  от
снега. Дом казался пустым.
   Он вышел из машины и, утопая в снегу, подошел к двери. Нажал  на  дверной
колокольчик, услышал, как в доме раздался  его  чистый  звук,  но  никто  не
ответил.
   Неожиданно раздался шум подъезжающей машины. Милстейн  оглянулся.  К  его
машине подъехала полицейская патрульная.  Молодой  патрульный  высунулся  из
окна своей машины и спросил:
   - Что вы тут делаете, мистер?
   - Я хотел бы повидать миссис Рэндол.
   - Ее нет дома.
   Милстейн стал пробираться по снегу обратно, к машине.
   - Это я и  сам  могу