же привел точные слова мистера Торнтона:
   "Я не переведу деньги при  одном  условии,  единственном  -  Джон  Рэндол
станет президентом банка".
   По словам Артура, совет вздохнул с облегчением:
   - они и сами пришли к  такому  же  выводу,  поэтому  согласиться  с  этим
условием было для них легче легкого...
   Джон внимательно следил за тем, как дочь намазывает масло на тост.
   - И еще мы говорили о тебе, - сказал он наконец.
   - Да? - спросила она и  откусила  тост.  Проглотив,  спросила  с  видимым
безразличием. - И что же он сказал обо мне?
   - Он сказал, что у тебя есть способности и ты можешь писать. И  что  тебе
следует очень серьезно продумать, в какой высший колледж ты поступишь  после
окончания нашего.
   - Он мне уже говорил об этом.
   - Ты действительно хочешь стать писателем? - спросил с любопытством Джон.
- А что произойдет, если ты выйдешь замуж и у тебя будет большая семья?
   - Ой, папа! - вспыхнула она румянцем. - Когда это еще будет! Я до сих пор
еще не встретила мальчика, с которым я бы хотела, громко  говоря,  создавать
семью. И, кроме того, писательский труд - единственное, что можно  делать  в
любое время, по своему усмотрению, когда тебе захочется.
   - Он сказал, что ты должна уже сейчас начать подавать прошения о  приеме.
В конце концов, до выпуска осталось не так уж много времени.
   - Он обещал мне кое-что разузнать. И тогда я смогу выбирать и  на  чем-то
остановиться.
   - Он и об этом упомянул и пообещал держать нас в курсе.
   - Держать в курсе? - удивилась Джери-Ли.
   - Да, - подтвердил Джон. - Он собирается уехать  на  длительное  время  -
Голливуд, Европа, потом опять Голливуд.
   Джери-Ли некоторое время пила кофе молча. Потом спросила:
   - Он ничего не говорил о пьесе на Бродвее?
   - Нет, - ответил отец, - он не упоминал ничего  похожего  на  бродвейскую
постановку.
   Она нажала кнопку звонка, и за дверью мелодично прозвучал сигнал.
   Дверь открыла секретарша Торнтона.
   - О, Джери-Ли! - воскликнула женщина. - Я не ожидала вас.  Мы  в  разгаре
сборов. Укладываем вещи. Я скажу ему, что вы пришли.
   Женщина ушла в библиотеку, прикрыв за собой  дверь.  Подождав  немного  в
прихожей, Джери-Ли прошла через гостиную на террасу. Бассейн был  уже  укрыт
на зиму. Холодный ноябрьский ветер налетал со стороны пролива. Она поежилась
и подняла воротник куртки.
   - Джери-Ли! - он стоял в дверях. Она обернулась на звук голоса.
   - Становится совсем холодно, - сказала она.
   - Да, - согласился он. - Входите сюда, здесь гепло Она прошла  за  ним  в
гостиную.
   - Я не ждал вас сегодня, - сказал он.
   - Завтра у вас день рождения, - сказала она и  протянула  ему  маленький,
перевязанный ленточкой сверток. - Я хотела бы сделать вам подарок.
   Он смущенно взял сверток.
   -  Откройте,  -  сказала  она.  -  Мне  бы  очень  хотелось,  чтобы   вам
понравилось.
   Он торопливо развязал ленточку,  развернул  сверток  и  извлек  маленькую
записную книжку в обложке из дорогой черной кожи. На корешке  в  специальном
кармашке лежал тонкий золотой карандаш.
   - Какая прелесть! Но почему вы выбрали именно записную книжку?
   - Потому что вы вечно ищете, куда записали телефон.
   Он кивнул.
   - С днем рождения! - сказала она.
   - Спасибо, - выдавил он улыбку. - Я становлюсь старым.
   - Вы никогда не постареете, мистер Торнтон, - сказала она. - То,  что  вы
пишете, делает вас вечно юным.
   Он почувствовал, как что-то сдавило ему горло и перехватило дыхание.
   - Спасибо... - с трудом произнес он и взял себя в руки. -  Действительно,
огромное спасибо. Это самое приятное из всего, что когда-либо мне говорили.
   Она постояла молча, глядя на него, потом, наконец, сказала:
   - Думаю, что мне надо бежать, мистер Торнтон. Меня ждут дома к обеду.
   - Джери-Ли, - сказал он, не двигаясь с места.
   - Да, мистер Торнтон?
   - Завтра я уезжаю, - сказал он, глядя ей в глаза.
   - Я знаю. Отец сказал мне.
   - Меня не будет здесь долгое время.
   - Отец и это сказал мне.
   Он опять помолчал, потом буквально заставил себя сказать:
   - Пьесу я забрал из театра. Я не считаю, что она закончена.
   Она не ответила.
   - Вы сами - писатель, - сказал он  и  криво  улыбнулся,  -  вы  скоро  на
собственном опыте узнаете, что иногда с нами происходят такие вещи.
   Она кивнула.
   - Где-то в середине повествования, - продолжал он, - вы  сворачиваете  на
неверный путь и через некоторое время сами перестаете понимать, о  чем  идет
речь.
   - Или обнаруживаете, что слишком хорошо понимаете, о чем ведется речь, но
не хотите себе признаваться в этом, - сказала она тихо.
   Он опустил глаза.
   - Простите меня, Джери-Ли, мне очень жаль.
   - Мне тоже очень жаль, мистер Торнтон, - ответила  она,  и  на  последних
словах голос ее дрогнул. Она повернулась и вышла из комнаты.
   Он подошел к окну, откуда мог наблюдать за тем, как она садится в  машину
и медленно отъезжает.
   В это время из библиотеки раздался голос секретарши:
   - Уолтер, вы хотите взять с собой наброски чикагского рассказа?
   Он не ответил - непролившиеся  слезы  жгли  ему  глаза.  Машина  Джери-Ли
завернула за угол, выехала на дорогу и скрылась за поворотом.
   - Уолтер, брать наброски...
   - Я скоро вернусь! - крикнул он и выбежал из дома.

Глава 21

   Все это происходило так давно - семнадцать лет тому назад -  и  в  то  же
самое время, словно только вчера...  Семнадцать  лет  -  это  что?  Половина
жизни? Да, половина...
   Но сколько бы событий ни произошло с тех далеких осенних дней, стоило  ей
нажать нужную кнопку в сознании, как  немедленно  все  возвращалось  к  ней,
словно из таинственной бесконечной кладовой памяти. Все возвращалось...
   Она отогнала воспоминания волевым усилием и посмотрела на  часы,  висящие
на стене напротив ее больничной кровати. Было уже четыре часа дня.
   Ее соседка  давно  покинула  больничные  стены,  и  из  всех  сегодняшних
пациентов осталась лишь она одна.
   Вошел врач и сел рядом с кроватью на ослепительно белый треногий табурет.
Посмотрел внимательно сквозь сильные линзы  очков  на  Джери-Ли,  улыбнулся.
Из-за этих линз глаза его казались огромными.
   - Ну-с, как мы себя чувствуем?
   - Подыхаю от скуки, - сказала она. - Когда мне можно убираться отсюда?
   - Прямо сейчас. Я только подпишу историю болезни и заполню  документы  на
выписку...
   Он взял температурную карточку,  закрепленную  в  ногах  кровати,  сделал
какую-то отметку и нажал кнопку вызова сестры.
   Сразу в дверях возникла крупная чернокожая добродушная сестра.
   - Да, доктор? - сказала она.
   - Мисс Рэндол  может  идти  домой,  -  сообщил  он  ей.  -  Помогите  ей,
пожалуйста, собраться.
   - Да, доктор, - сказала она и обратилась к Джери-Ли:
   - Там, внизу, мэм, джентельмен в комнате  ожидания  сидит  с  двенадцати,
ждет вас.
   - Что же вы мне не сказали?
   - Он сказал, что не торопится, может подождать, не хочет вас тревожить, -
сестра прошла в крохотную комнатку  для  одежды,  достала  вещи  Джери-Ли  и
принялась раскладывать их на постели. -  А  теперь,  дорогая,  разрешите,  я
помогу вам встать с постели.
   - Я вполне оправилась, - ответила Джери-Ли, во когда встала на  ноги,  то
внезапно почувствовала слабость  и  ухватилась  за  протянутую  черную  руку
сестры. - Спасибо, сестра.
   Та широко улыбнулась.
   - Через минутку все будет в  порядке,  дорогая.  Обычно  хватает  минуты,
чтобы мы, женщины, смогли оклематься и утвердиться на своих на двоих.
   Джери-Ли пошла в ванную комнату. Когда она вышла, доктор все  еще  был  в
палате, ждал ее.
   - Я бы хотел осмотреть вас через неделю. Она молча кивнула.
   - И никакого секса, пока я не  разрешу,  -  добавил  он  строго  и  потом
хмыкнул:
   - Дайте отдохнуть этому местечку.
   Она подняла глаза на  него  и  улыбнулась  своим  мыслям:  секс  -  самое
последнее, о чем она сейчас думает. Но все же ответила в тон  его  неуклюжей
шутке:
   - А другим местом я тоже не могу работать? Теперь он засмеялся откровенно
и позволил себе поерничать:
   - Это уж не моя область, и вам придется проконсультироваться с дантистом!
   - Заметано, док!
   - Серьезно, отдохните несколько дней, не спешите окунаться  с  головой  в
работу.
   - Обязательно, док. Спасибо!
   Он вышел  из  палаты,  и  она  начала  одеваться.  Когда  она  закончила,
появилась сестра с креслом-каталкой. Джери-Ли скептически посмотрела на нее.
   - Неужели мне выезжать на люди в сей карете? - издевательски спросила она
сестру.
   - Таковы наши правила, - совершенно серьезно  ответила  та.  -  До  самой
двери.
   - В таком случае необходимо подкрасить губы, - заявила Джери-Ли  с  чисто
женской логикой и внимательно оглядела себя в зеркале. Немного тона на  щеки
тоже не помешает, подумала она, доставая косметичку. Удивительно, как быстро
появляется специфическая больничная нездоровая бледность.
   В первый момент она его не узнала.  Темные  зеркальные  очки,  шатенистые
накладные фальшивые усики,  хотя,  как  правило,  он  не  признавал  никакой
растительности на лице и тщательно брился. И в  добавление  ко  всему  этому
маскараду еще и парик, скрывающий его от природы  вьющиеся  темные  короткие
волосы.
   Узнав его, она едва сдержалась, чтобы не расхохотаться на  весь  приемный
покой - настолько нелепо он выглядел.
   - Как ты, Джери-Ли? - неестественно тонким голосом спросил  он,  стараясь
скрыть свой глубокий, бархатный баритон.
   - Просто великолепно.
   - Сестра, - распорядился он, - машина ждет у входа.
   Сестра кивнула и покатила кресло к двери, выехала по пандусу к машине. Он
взял на прокат "Континентл" вместо своей машины - у  него  был  великолепный
"Корниш" с откидным верхом.
   Он заботливо открыл дверцу, и  сестра  помогла  Джери-Ли  перебраться  на
переднее сидение.
   - До свидания, - сказала сестре Джери-Ли. - Спасибо вам.
   - Мы всегда будем рады вам, дорогая, - ответила сестра. - Желаю удачи.
   Он достал двадцатидолларовую банкноту и протянул сестре.
   - Благодарю вас, мистер Баллентайн, - сказала сестра,  опуская  деньги  в
карман халата. Ее черное, лоснящееся добродушное лицо расплылось в улыбке.
   Она склонила голову и ушла.
   Он застыл, рот его смешно приоткрылся. Потом растерянно спросил Джери-Ли:
   - Как она умудрилась узнать меня? Джери-Ли от  души  веселилась  и  самым
неприличным образом хихикала.
   - Ох, Джордж, ты, может быть, и кинозвезда первой величины, но ни на грош
не смыслишь в искусстве грима.
   Он обошел машину и, хлопнув дверцей, сел за руль.
   - Я не хотел, чтобы кто-нибудь узнал меня, - проворчал он  обиженно,  как
большой ребенок.
   - Не волнуйся, выбрось из головы. Кого  она  только  тут  не  повидала  -
приезжают, уезжают. Она не станет болтать.
   - Я просто не могу позволить себе такую  роскошь,  как  новые  сплетни  и
болтовня, - сказал он, трогаясь с места. - И без того в  студии  с  меня  не
слезают с этими разговорами.
   - Я сказала, не волнуйся.
   Наконец, он вспомнил о главном.
   - Как ты-то?
   - О'кей.
   - Правда о'кей?
   - О'кей.
   - Скажи, тебе полегчало теперь, когда все уже позади?
   - А тебе? - спросила она.
   - Как гора с плеч, - признался он. -  По-моему,  мы  сделали  единственно
правильную вещь. Она потянулась за сигаретой.
   - Разве ты так не думаешь? - спросил оя.
   - Если ты так считаешь...
   Он протянул руку и похлопал ее по плечу.
   - Я был совершенно прав, ты сама убедишься. Завтра утром ты проснешься  и
поймешь, что я был совершенно прав.
   - Завтра утром я собираюсь проснуться в таком жутком похмелье, что даже и
не вспомню, что было сегодня, - буркнула она.
   - Что с тобой, Джери-Ли? Чего еще ты от меня хочешь?
   - Ничего, - ответила она искренне, - абсолютно ничего. - И она откинулась
в удобном кресле.
   Нет, у всех мужиков что-то не  в  порядке  с  умственными  способностями,
что-то не в порядке... Почему они всегда считают, что женщины хотят  от  них
чего-то такого, чего они не собираются дать?  Особенно  если  ты  ничего  ае
просишь и ничего не хочешь - вот чего они совершенно не в  состоянии  понять
своими мужскими мозгами.
   В ее жизни было только двое мужчин,  которые  так  не  чувствовали  и  не
думали. Один - ее отец, другой - Уолтер Торнтон.
   Все, чего они хотели, это - давать, давать ей.
   Может быть, именно  поэтому  она  покинула  их.  Изменила...  Просто  она
никогда не умела брать.
   - Он слишком для тебя стар, - запротестовала ее мать и повторяла это  без
конца. - Он старше твоего отца! И  как  быть  с  его  сыном?  Тебе  придется
встречаться с ним?
   - Нет, не собираюсь, да и никакой  необходимости  не  будет,  -  ответила
Джери-Ли. - И кроме  того,  мать,  все  это  не  имеет  совершенно  никакого
значения, потому что я люблю Уолтера!
   Вероника принялась нервно ходить по комнате.
   - Что ты знаешь о любви? - спросила она. - Ты еще совсем ребенок!
   Тебе даже нет восемнадцати.
   - А что такое любовь, мать? - с вызовом спросила Джери-Ли. - Он  нравится
мне, я восхищаюсь им, я уважаю его и я хочу быть с ним в постели.
   - Джери-Ли! - охнула Вероника.
   - Если это не любовь,  тогда  скажи  мне,  что  оно  такое!  -  закончила
Джери-Ли, не обратив внимания на возмущение матери.
   - Вовсе не то, что ты думаешь! - сказала Вероника. - Секс? Ты же  видела,
что чуть было не произошло у тебя с этими мальчишками.
   - И это должно меня отвратить от любви?
   - Господи, я вовсе не об  этом  говорю,  -  в  отчаянии  сказала  мать  и
оглянулась беспомощно на мужа. - Объясни ты ей, Джон. Помоги ей понять!
   Джон тихонько покачал головой.
   - Не могу. Любовь такая, какой  представляет  ее  себе  каждый  отдельный
человек, это  его  личное  дело.  И  в  то  же  время  любовь  такая,  какой
представляют ее себе.двое любящих. И опять же  -  она  совершенно  иная  для
каждого любящего человека.
   - Но она у нас еще совсем ребенок! - опять сказала Вероника.
   - Если ты так считаешь" значит ты сама не  знаешь  свою  дочь,  -  сказал
Джон. - Джери-Ли перестала быть ребенком давным-давно.
   - Ему исполнится пятьдесят раньше, чем ей восемнадцать.
   - Если различие в возрасте  превратится  в  проблему,  то  это  будет  их
проблема. Я уверен, что они оба достаточно здраво обдумали  и  обсудили  эту
сторону своего брака и знают, что так или иначе им придется ее решать.
   - И все равно, ей нужно  мое  письменное  согласие  на  брак,  -  заявила
Вероника упрямо, - а я вовсе не собираюсь его давать!
   - Ничего хорошего не получится, дорогая, потому что я дам!
   Веронику охватила ярость, и она закричала:
   - Нет! ты не имеешь никакого права - ова тебе не дочь!
   Джери-Ли увидела, как дернулось лицо отца от причиненной ему боли, но  он
сдержался, и голос его был спокойным и размеренным, когда он  ответил  после
короткой паузы:
   - Нет, она моя дочь! Настолько  же  моя,  насколько  ее  физиологического
отца. Я люблю ее, я ее удочерил и, кстати,  с  точки  зрения  закона,  этого
вполне достаточно.
   - И что же получается, - что ты согласен подтвердить перед всеми, что все
те слухи и сплетни, которые ходили по городу, - правда?
   - Мне плевать на то, что болтают обыватели, что думают или  даже  во  что
свято верят. Единственное, что  мне  не  безразлично,  -  это  счастье  моей
дочери!
   - Даже если ты знаешь, что она совершает ошибку и поплатится за нее  рано
или поздно?
   - Этого я не знаю так же, как и ты. Но  даже  если  она,  как  выяснится,
совершит ошибку, я все равно буду ее любить, и все равно она останется  моей
дочерью, и я буду стараться помогать ей.
   Вероника повернулась лицом к дочери.
   - В последний раз, Джери-Ли! Пожалуйста, выслушай  меня!  В  твоей  жизни
появятся молодые мужчины, твоего собственного возраста. И с одним из них  ты
могла  бы  стареть  вместе,  рука  об  руку,  и  вместе  рожать,  растить  и
воспитывать детей. Всего этого с ним ты будешь лишена.
   - Ради Бога, мама! - сказала в отчаянии Джери-Ли. - Он не калека!  Я  уже
переспала с ним, и он изумительный мужчина!
   - Так... - уронила мать. - Значит, все, что говорят, - правда.
   Слезы выступили на глазах Джери-Ли.
   - Нет! Только в том случае, если ты веришь болтовне, -  она  выбежала  из
дома, хлопнув дверью. Джон устало посмотрел на жену.
   - Вероника, - сказал он без всякой надежды, что она его услышит. - Иногда
я начинаю удивляться  -  что  я  нашел  в  тебе  много  лет  назад?  Ты  так
беспросветно глупа!..
   Джордж Баллентайн остановил машину перед самой дверью ее дома.
   - Ты не хочешь зайти и что-нибудь выпить?
   - Нет, - ответил он. - Я обещал моему агенту, что встречусь с ним и выпью
в пять, в баре у стадиона для игры в поло.
   - Чудесно, - она открыла дверцу и вышла. - Спасибо за то, что  приехал  и
подбросил меня.
   - О чем ты говоришь! Напротив, я виноват. Я вовсе не предполагал, что все
так ужасно затянется и усложнится.
   Ничего не усложнилось. Разве ты никогда не слышал: сделать  аборт  проще,
чем вылечить насморк. - Она обошла вокруг машины и подошла с другой  стороны
к дверце со спущенным стеклом. - Ты уверен, что не хочешь заскочить ко  мне?
- спросила она, теребя его искусственный ус. - Мы не  можем  трахнуться,  но
мне не запрещается поцеловать  тебя  взасос  туда,  где  ты  любишь.  Доктор
разрешил, да. А ты же всегда говорил, что у меня самые лучшие, самые  жадные
губы в нашем затраханном городе.
   - Ну... это... я думаю, что смог  бы  через  полчасика  после  встречи  с
агентом заскочить... Агент не станет возражать... - и он чуть порозовел.
   Она рассмеялась, сорвала усики с его верхней губы и прилепила их  ему  на
лоб - в самой серединке.
   - Ох, Джордж, и почему ты такое дерьмо? - добавила она и вошла в дом.
   Заперев за собой дверь, она прислонилась к ней спиной  и  заплакала  так,
что по щекам струйками потекли слезы... Господи, да что же это такое в  ней,
что она всегда привлекает к себе всякое дерьмо?
   Ведь не всегда же было так! Уолтер не был  дерьмом.  Ну,  не  совсем.  Он
просто был  слабым,  да.  Ему  вечно  требовались  со  стороны  поддержка  и
одобрение, даже больше, чем ей.
   Она прошла через все комнаты прямо в  спальню  и  упала  на  кровать,  не
снимая одежды. Уставилась в  потолок.  Глаза  ее  высохли.  Она  лежала,  не
шевелясь.
   Зазвонил телефон, но Джери-Ли не обратила на него никакого внимания.
   После трех звонков включился автоматический секретарь и взял на себя труд
ответить за нее.
   Она протянула руку, достала из ночной тумбочки коробку сигарет, выбрала с
косячком, медленно раскурила и глубоко вдохнула. Сладкое  успокоение  вместе
со вдохом вошло через легкие в ее кровь и  растеклось  по  всему  телу.  Она
нажала кнопку магнитофона, и мягкие  звуки  музыки  заполнили  комнату.  Она
сделала  еще  две  глубокие  затяжки,  положила  сигарету   на   пепельницу,
перевернулась на живот и зарылась лицом в ладони...
   И снова перед глазами возникла маленькая  девочка,  плачущая  на  верхней
ступеньке внутренней лестницы в их старом доме. Возникла и  -  исчезла.  Она
села на кровати - нет, она уже не та маленькая  девочка...  Давным-давно  не
маленькая девочка. С того самого дня, когда они обвенчались с Уолтером и  он
увез ее в Нью-Йорк и там, по эскалатору - выше,  выше  -  в  апартаменты  на
самом верхнем этаже здания, откуда открывался  вид  на  весь  этот  огромный
город.

ЧАСТЬ II

БОЛЬШОЙ ГОРОД

Глава 1

   В тот день в Нью-Йорке уже царила  весна.  Молодая  зелень  листочков  на
деревьях  в  Центральном  парке,  трепещущих  на  легком   ласковом   ветру,
переливалась под лучами теплого майского солнца.
   Мы  прошли  мимо  скамеек,  заполненных  бездельниками,   наслаждающимися
теплом. Мы не говорили, не смотрели друг  на  друга  -  мы  были  вместе  и,
одновременно, порознь, занятые своими глухими и не слышными другому мыслями.
   Он так и не заговорил, пока мы не вышли к переходу на  Пятьдесят  девятую
стрит,