елую в сравнении с густым загаром плеч, потом стыдливо отвернулась:
     - Мария! Сейчас же оденься! Сколько раз говорила, чтобы ты не ложилась в постель без одежды! Это безнравственно!
     - Но, мама, сейчас даже без одежды жарко спать! Как в пекле. Да и кто меня может увидеть?
     - Может увидеть или нет - какая разница? Запомни, спать голой просто неприлично. Так ведут себя только животные.
     Девушка молча поднялась, достала из комода и нехотя надела пижамную куртку. Наряд едва доставал ей до бедер, однако Марию это совершенно не смущало. Она подошла к матери и чмокнула ее в щеку.
     - Не сердись, мамочка.
     Кэтти попыталась сурово нахмурить брови, но в конце концов не выдержала и улыбнулась:
     - Не подлизывайся, лиса. Я знаю твои фокусы.
     Беззаботно рассмеявшись, Мария потерлась щекой о материнское плечо.
     - А я вчера ездила на пляж. Видишь, какой загар.
     - Вижу-вижу.
     Кэтти открыла рот, чтобы выспросить подробности, но дочь ее опередила.
     - Представляешь, у друзей Фрэнси дом в Кони-Айленде, в Морских Воротах.
     Эти слова буквально потрясли Кэтти. Она всплеснула руками:
     - О! Морские Ворота! Такой богатый район! Родители этой подружки, видать, очень богатые.
     - Да, у них куча денег. А в Нью-Йорке они живут на Парк Авеню.
     Мария предпочла не уточнять, кто именно живет в Кони-Айленде: подружка или друг. К счастью, в этот момент заплакал ребенок, и разговор сам собой прервался. Вынув малыша из колыбельки, Кэтти прижала его к груди и поверх пушистой головки строго посмотрела на дочь:
     - Все равно ты поступила скверно. Прежде чем куда-нибудь ехать, девочка твоего возраста должна зайти домой и предупредить родителей. Я ужасно волновалась.
     - Не было ни секунды, мам. Мы рванули сразу после школы.
     - Ну хорошо... А почему ты явилась так поздно?
     Кэтти положила младенца в постель, перепеленала.
     - Пришлось остаться на ужин...
     Кэтти скользнула взглядом по оживленному лицу Марии:
     - Больше никогда не делай так. Отец так волновался. Мы оба...
     Девушка перестала улыбаться, в глазах появился недобрый блеск:
     - Зачем это я ему понадобилась? Пиво кончилось, что ли?
     - Мария! Разве можно говорить такие гадости о своем отце?
     Девушка спокойно подошла к шкафу, достала вытертый халатик, накинула на плечи, потом повернулась к матери и отчеканила:
     - Он - не мой отец. Запомни.
     Кэтти тяжело вздохнула:
     - Ну что ты все время твердишь: не мой отец, не мой отец. Питер любит нас и мечтает подружиться с тобой. Разве он виноват в том, что ты ни разу не захотела с ним поговорить по-человечески?
     Мария словно оглохла. Она молча взяла с комода зубную щетку и на ходу бросила матери:
     - Отдохни. Я сама приготовлю Питеру еду.
     На кухне девушка налила в кастрюльку воды, поставила туда бутылочку с молоком и водрузила все это на плиту. За несколько минут умылась и с теплой бутылочкой вернулась в детскую.
     Мать поднялась с постели.
     - Покорми Питера, ладно? И быстрее иди завтракать, а то опоздаешь в школу.
     Кэтти вышла. Мария наклонилась к малышу, показала ему бутылочку и ласково пропела:
     - Ну, хочешь кушать, Питер? Хочешь? Конечно, хочешь.
     В темных глазенках вспыхнул огонек осмысленного выражения. Пухлые ручки потянулись к бутылочке, слюнявый ротик растянулся в беззубой улыбке.
     - Ты мой хорошенький...
     Надев на бутылочку соску, она сунула ее ребенку. Маленький Питер радостно хрюкнул, сжал резинку голыми деснами и сосредоточенно зачмокал.
     Мария внимательно оглядела малыша:
     - А ну-ка скажи, свалишься ты отсюда или нет, пока сестра будет одеваться? Я думаю, не свалишься.
     Девушка погладила младенца по мягкому животику, достала из шкафа одежду, скинула пижамную куртку. Мурлыча под нос модную песенку, натянула трусики и уже взяла лифчик, но тут почувствовала на себе чей-то липкий взгляд и опустила руку. Медленно подняла глаза к висящему перед ней зеркалу. В тусклом стекле отражалась открытая дверь детской, часть кухни и сидящий возле стола отчим. Он жадно разглядывал девушку. Мария презрительно ухмыльнулась, не торопясь надела лифчик, потом подошла к двери и смерила отчима ненавидящим взглядом. Захлопнула дверь.
     Брат и сестра закончили свои дела одновременно: девушка оделась, а младенец высосал положенное ему на завтрак молоко. С малышом на руках Мария вышла из детской. Отчима на кухне уже не было. Девушка отдала ребенка матери и села за стол. Перед ней стояла мисочка с неаппетитной слизистой массой.
     - Опять овсянка?
     - Между прочим, тебе овсянка очень полезна. Ешь.
     Мария уныло сунула ложку в липкое варево. Больше всего ей сейчас хотелось курить, но при матери она этого делать не решалась. Придется потерпеть.
     - Спасибо, я не голодна.
     На кухню ввалился отчим - обрюзгший и раздраженный. Еще с порога он принялся отчитывать падчерицу:
     - Что, овсянка слишком проста для твоего изысканного вкуса? Еще бы - плебейская еда. Может быть, ты предпочла бы яичницу с ветчиной?
     Мария бросила на него враждебный взгляд.
     - Честно говоря, я предпочла бы именно это.
     Отчим неуклюже плюхнулся на стул, повернулся к Кэтти и прорычал:
     - Каково, а? Поди, стыдится, что мы бедны и не трескаем по утрам яичницу с ветчиной?
     Глаза девушки потемнели от гнева:
     - А мы не были бы так бедны, если бы ты перестал лакать свое пиво и пошел зарабатывать деньги.
     Питер обиженно вздохнул и заныл, обращаясь будто бы только к жене:
     - Вот чего в ней нет, так это уважения к своим родителям. Одни оскорбления! Оно и понятно: где ей набраться чему-нибудь путному, если она шляется по ночам неизвестно с кем.
     Мария вскинула голову:
     - Своих родителей я уважаю! Но не тебя.
     Кэтти хлопнула ладонью по столу:
     - Мария! Замолчи!
     Девушка раздраженно подвинула к себе миску:
     - Пусть он не цепляется ко мне.
     Пытаясь успокоиться, попробовала проглотить пресную холодную кашу. Отложила ложку. Кэтти не унималась.
     - Отец прав. Ты не имеешь права ему грубить. Он заботится о тебе...
     - Враки!
     Мария вскочила из-за стола, грязная ложка свалилась на пол.
     - Он заботится только об одном человеке - о самом себе. И больше ни о ком. Если бы твой замечательный муженек был мужчиной хоть наполовину, он ни за что не позволил бы тебе работать ночами. Да пойми же наконец - он пиявка. Пиявка!
     Кэтти вскинула руку. Звонко хлопнула пощечина. Еще не осознав происшедшего, девушка прижала ладонь к пунцовой щеке. Минуту в кухне стояла мертвая тишина, потом Мария с ужасом выдохнула:
     - Ты ударила... меня?
     С трудом сдерживая рыдания, Кэтти попыталась говорить твердо, но голос дрожал:
     - Да, чтобы научить уважать родителей.
     Широко открытые глаза дочери наполнились слезами, и Кэтти умоляюще протянула к ней руки:
     - Мария! Мария...
     Девушка не заплакала и словно окаменела. Она посмотрела на мать холодно, отстраненно, будто видела впервые, потом отодвинулась, как отодвигаются от чужого человека.
     - Мария!
     - Извини, мама. Мне очень жаль.
     Мария повернулась и тихо вышла из кухни, потом из квартиры. Хлопнула входная дверь.
     Кэтти поняла, сердцем почувствовала, что дочь ушла от нее навсегда. Давясь рыданиями, она повернулась к мужу:
     - Что я наделала! О, господи, что я натворила! Бедная моя девочка!
     Питер не шелохнулся, будто весь этот крик не имел к нему никакого отношения. Он был спокоен, и только недобрая улыбка выдавала его торжество.
     - Ты поступила правильно, Кэтти. Давно бы так.
     Она перестала плакать.
     - Думаешь, это поможет?
     Питер глубокомысленно надул щеки:
     - Да, конечно.
     Кэтти внимательно посмотрела на Питера... В голове забрезжила слабая догадка, но как раз в эту минуту закричал ребенок. Она прижала к себе плачущего сынишку и застыла, глядя в одну точку. Ее раздирали сомнения.
     О, как хотелось поверить в то, что она справедливо наказала Марию, в то, что другого выхода не было и ничего страшного не произошло, И чем больше Кэтти убеждала себя во всем этом, тем больнее ныло сердце от тяжелого предчувствия: случилось непоправимое.

8

     Мария вошла в лавку как раз в тот момент, когда в будке возле входной двери зазвонил телефон.
     - Не беспокойтесь, мистер Рэннис, я подойду. Это звонят мне.
     Она сняла трубку, прикрыла ее ладонью:
     - Алло.
     Голос Росса спросил:
     - Мария, это ты?
     - Да.
     Голос потеплел.
     - Привет! Чем занимаешься?
     - Ничем.
     - Я собираюсь махнуть в Риверсайд Драйв. Там прохладно. Хочешь прокатиться?
     - Хочу.
     - Тогда я заеду за тобой прямо сейчас.
     - Нет...
     Мария задумалась:
     - Мне надо переодеться. И вообще, давай встретимся где-нибудь в другом месте. Подальше от моего дома.
     - Если хочешь, приходи в гараж на восемьдесят третьей улице между. Парк Авеню и Лексингтон Авеню.
     - Хорошо. Я постараюсь там быть через полчаса. Привет.
     - Пока.
     В трубке послышался щелчок, потом короткие гудки. Мария вышла из будки. Подозрительно сощурив глаза, возле двери торчал мистер Рэннис.
     - Кто звонил?
     - Так, один приятель.
     Он взял девушку за руку:
     - Мария, хочешь шоколадку?
     - Нет, спасибо.
     Она хотела высвободиться, но старик еще крепче сжал пальцы:
     - Про деньги я тебе сегодня не напоминаю.
     Мария улыбнулась:
     - И правильно делаете - у меня сегодня ни цента. И вообще, мне пора. Мать ждет.
     Девушка вырвалась из цепкой клешни мистера Рэнниса и в два прыжка оказалась на пороге. Он едва успел крикнуть вдогонку:
     - Мария, если захочешь чего-нибудь вкусного, сразу скажи. Все будет твое.
     С улицы донесся веселый голосок:
     - Спасибо, мистер Рэннис. Я запомню ваши слова.
     Возле подъезда девушка столкнулась с выходившей из дома матерью, и Кэтти невольно засмотрелась на сверкающие под солнцем золотые волосы Марии.
     - Здравствуй, дочка.
     - Здравствуй, мама.
     - Как дела в школе?
     - Нормально.
     - Что у тебя нового?
     - А чего ты ждешь?
     - Да нет, я просто спросила...
     Кэтти хотела сказать, что сожалеет о случившемся, что за завтраком произошло ужасное недоразумение, но язык почему-то не слушался.
     Мария, как ни в чем ни бывало, перевела разговор на другое:
     - Куда ты идешь?
     - Хочу пройтись по магазинам.
     Кэтти солгала. Она собиралась идти к врачу, но говорить об этом дочери боялась, и на то были свои причины.
     - Мария, а какие у тебя планы?
     - Переоденусь и пойду к подруге. Заниматься.
     - Постарайся не шуметь - малыш только что заснул.
     - Хорошо.
     Мария резко повернулась и, не сказав больше ни слова, вошла в подъезд. Поднявшись на свой этаж, она осторожно открыла дверь. В квартире стояла сонная тишина. Девушка на цыпочках подошла к гостиной - отчим, как всегда, дремал у раскрытого окна. Голова с разинутым ртом свесилась набок, возле ног валялась раскрытая газета.
     Мария тихонько прошла в свою комнату. Раскинув пухлые лапки, уютно сопел в кроватке малыш. Она быстро сбросила с себя влажную от пота блузку и пошла на кухню. Там сняла лифчик, аккуратно повесила его на спинку стула, потом приоткрыла водопроводный кран. С тихим звоном в раковину ударила тоненькая струйка холодной воды. Через две минуты Мария смыла с себя мыло, наощупь нашла на гвозде полотенце. На растирание груди и плеч ушла еще минута. Не оборачиваясь, девушка потянулась за лифчиком - на спинке стула его не было. Голос отчима заставил ее вздрогнуть:
     - Он упал, и мне пришлось его поднять. Возьми, Мария. Вот...
     Поежившись под пристальным взглядом, девушка прикрыла грудь руками.
     - Ну, спасибо. Выручил. Видно, он упал с таким грохотом, что ты, бедный, проснулся.
     Питер улыбнулся, словно не заметил ее язвительного тона:
     - Когда мы были совсем молодыми и жили у себя на родине, твоя мать была точно такой, как ты сейчас.
     Мария ехидно прищурилась:
     - А ты-то откуда знаешь, какой была моя мать? Она о тебе тогда и слыхом не слыхала.
     Девушка решительно направилась в комнату, однако, отчим преградил ей дорогу:
     - Мария, почему ты меня не любишь?
     Она посмотрела в его оплывшее лицо прямым холодным взглядом:
     - Я не могу видеть тебя... дома.
     Питер не правильно понял эти слова:
     - А если я пойду работать? Тогда ты полюбишь меня?
     Мария пожала плечами:
     - Не знаю. Все может быть.
     - И мы станем друзьями?
     Он притянул ее к себе и попытался поцеловать, но девушка вырвалась из липких рук и убежала.
     Дверь за ней захлопнулась. Питер вытер потное лицо. В висках билась кровь. Ишь, сучонка! "Может быть"... Когда-нибудь у него лопнет терпение, и он покажет этой мерзавке!
     Тяжело отдуваясь, Питер дотащился до холодильника и вынул очередную банку пива.

***

     Кэтти сидела на длинной скамье возле кабинета врача, терпеливо ожидая своей очереди. Молодая сестра за деревянной стойкой сосредоточенно перебирала медицинские карты и время от времени вызывала пациенток. Легкость, с какой она выкрикивала любые, даже самые невероятные фамилии, не оставляла сомнений в ее опытности. Наконец Кэтти услышала:
     - Миссис Мартине, кабинет номер четыре. Миссис Ритчик, кабинет номер пять.
     Кэтти и ее соседка по лавке одновременно поднялись и, словно подбадривая друг друга, обменялись быстрыми улыбками. Женщина первой подошла к стойке, взяла свою карту. Через минуту она скрылась в кабинете номер четыре.
     Кэтти обратилась к сестре:
     - Я - миссис Ритчик.
     Девушка скользнула по ней равнодушным взглядом:
     - Первый визит?
     Кэтти покачала головой:
     - Нет, я уже была здесь... Когда родился Питер.
     Сестра нетерпеливо тряхнула головой: господи, до чего люди бестолковы!
     - Я спрашиваю, вы уже сдавали анализы?
     - Нет.
     Сестра сунула руку под стойку, вынула пузырек с широким горлом:
     - Соберите мочу и отдайте доктору. Вот ваша карта.
     Кэтти взяла бумажки, пузырек и вошла в кабинет номер пять. Там никого не было. Она разделась, аккуратно сложила одежду, присела на краешек табуретки. Ждать пришлось долго. Кэтти потеряла счет времени, когда с блокнотом в руках вошла ученица медсестры. Совсем молоденькая, почти девочка. Она задала миссис Ритчик множество вопросов, старательно записала ответы и, вырвав листок, ободряюще улыбнулась:
     - Сейчас с вами побеседует доктор.
     Примерно через полчаса в сопровождении двух ассистентов появился врач. Он пробежал глазами написанное в листке:
     - Миссис Ритчик?
     - Да, доктор.
     - Меня зовут доктор Блек. Вы знаете срок своей беременности?
     - Примерно... Месяц или два.
     Безалаберные больные всегда вызывали в докторе непреодолимую досаду, однако он подавил раздражение.
     - Ложитесь. Я осмотрю вас.
     Она безропотно влезла на никелированное акушерское кресло. Лежать на нем было страшно неудобно, к тому же лампочка под потолком светила прямо в глаза, однако Кэтти воспринимала все это как нечто совершенно естественное.
     Осмотр закончился быстро. Врач принялся объяснять своим помощникам:
     - Кесарево сечение в анамнезе. Несколько месяцев назад... Фаллопиевы трубы... Сужение... Придется снова.
     Потом он обратился к Кэтти:
     - Как случилось, что вы снова беременны, миссис Ритчик? Ведь мы предупреждали вас о недопустимости подобной ситуации, поскольку беременность ставит под угрозу вашу жизнь.
     Она молча пожала плечами. Как случилось? Да так, очень просто. Ведь мужчины ничего не хотят понимать.
     Доктор отвернулся к умывальнику и заученно проговорил:
     - В вашем положении полезен свежий воздух, солнечные ванны и активный отдых. В пищу необходимо включить высококалорийные продукты, молоко, фруктовые соки. Воздержитесь от половых сношений хотя бы в течение ближайших двух месяцев.
     Доктор заранее знал тщетность своих рекомендаций. Он вытер руки, написал что-то на листке бумаги.
     - Возьмите рецепт. Будете принимать в течение месяца, а потом придете ко мне.
     Кэтти подняла на него затравленный взгляд:
     - Доктор, когда родится ребенок?
     - Ваш ребенок сам никогда не родится. Нам придется его вынимать.
     - А когда вы будете его вынимать?
     - В конце ноября или начале декабря.
     - Спасибо.
     Врач повернулся и вышел. Вслед за ним ушли его помощники. Кэтти медленно слезла с кресла, взяла одежду. Ноябрь или декабрь... Значит, она сможет работать до самого октября. Не так уж плохо.
     В эту минуту один из ассистентов вернулся за пузырьком с мочой:
     - Не огорчайтесь, миссис Ритчик. Все будет в порядке.
     Она слабо улыбнулась:
     - Спасибо.
     Дверь снова закрылась. Кэтти оделась, вышла из кабинета, заплатила сестре 50 центов за осмотр. И все это время она размышляла о том, как сказать Марии про беременность, какие найти слова, чтобы причинить ей меньше боли. Дочка считает Питера врагом, и это известие будет для нее новым ударом.
     В аптеке пришлось немного подождать, и снова Кэтти попыталась представить разговор с Марией, но ни одна спасительная мысль так и не пришла ей в голову. Наконец, она получила лекарство, равнодушно положила его в карман. Медленно вышла на улицу. Над крышами невысоких домов в конце квартала парил тонкий шпиль церкви Святого Августина. Священник отец Янович слыл мудрым человеком, и Кэтти решила сходить к нему. Уж он-то подскажет, как ей быть.

9

     Обхватив руками тонкие колени, Мария сидела на еще теплой от дневного зноя траве: Ветерок шевелил легкие волосы.
     Стемнело. Мимо несла погасшую воду река Гудзон. На другом, уже почти невидимом берегу дрожали далекие огни.
     Девушка прервала молчание неожиданными словами:
     - Мне нужно подыскать работу на лето.
     Росс лениво перевернулся со спины на бок:
     - Зачем?
     - Деньги нужны... Мой старик не любит работать, зато любит пить пиво. Мать надрывается ночами, но на это, сам понимаешь, не проживешь.
     - А какая тебе нужна работа?
     - Не знаю... Наверное, в какой-нибудь конторе.
     Росс расхохотался. Мария передернула плечами:
     - Что в этом смешного?
     - А то, что в конторе ты заработаешь от силы восемь долларов в неделю. Сумасшедшие деньги!
     - Но это лучше, чем ничего. Целых восемь долларов!
     Разговоры о работе надоели Россу в собственном доме: сестра постоянно собиралась куда-нибудь устроиться, но всякий раз у нее до этого не доходили руки, поэтому он недоверчиво переспросил:
     - Ты что, серьезно?
     - Да. У меня нет выхода.
     Росс сорвал травинку, задумчиво ее разжевал. Сейчас эта девушка ему напомнила Майка. Чем? Каким-то не по возрасту разумным отношением к деньгам.
     Неожиданно в его голове мелькнула интересная мысль:
     - Слушай, Мария, ты умеешь танцевать?
     - Естественно.
     - Я имею в виду, не двигать ногами, а красиво танцевать.
     - Умею, а что?
     Росс вскочил и протянул ей руку:
     - Вставай, поедем в одно место.
     Они быстро пошли к машине. На ходу отряхивая брюки, Росс бросил загадочную фразу:
     - Посмотрим, что из этого получится.

***

     На облупленных стенах крошечного фойе висели фотографии нескольких девушек с одинаковыми, якобы завлекающими улыбками. Под ними можно было прочесть: "Приходи и потанцуй со мной. Всего за 10 центов". Сверху сюда долетали приглушенные звуки плохо сыгранного оркестра.
     Все это нисколько не смущало Росса, и он повел Марию по скрипучей лестнице вверх. С каждой ступенькой музыка становилась громче. Наверху, в будочке, пожилой мужчина продавал билеты. Другой возле двери в зал пропускал по ним посетителей. Танцзал представлял собой низкое длинное помещение. В тусклом электрическом свете на затертом полу шаркали ногами несколько пар. Оркестр закончил очередную мелодию, и пары медленно растеклись по углам. Вдоль окрашенных грязно-синей масляной краской стен поодиночке сидели разномастные девушки.
     Завидев