льше.
     Помню, как я в полном замешательстве переводил взгляд с отца на дядю Джека. Я, разумеется, знал, что наша семья не нуждается в деньгах. Но и представить себе не мог такого богатства.
     - И что же я буду делать со всеми этими деньгами? - растерянно спросил я.
     - Получше учись, - строго ответил отец. - Потому что придет день, когда все они будут принадлежать тебе.
     - Я бы советовал после окончания МТИ поступить в Гарвард бизнес скул, - добавил дядя Джек.
     - Бизнес меня не интересует, - отпарировал я. - Моя любовь - автомобили.
     - Автомобили - тоже бизнес, - назидательно заметил дядя Джек.
     - Для меня - нет. Я их только покупаю.
     - Благо деньги для этого у тебя есть, - улыбнулся дядя Джек.
     - Но столько миллионов мне ни к чему.
     - Тогда у меня следующее предложение. Ты создаешь в банке инвестиционный фонд и даешь право банкирам вести его дела.
     Я посмотрел на дядю Джека.
     - А почему они не могут оставаться у вас? Я помню, что вы заключили с дедом пожизненный контракт. То, что хорошо для него, вполне устраивает и меня.
     Он переглянулся с отцом.
     - Извини, но я не могу этого сделать.
     - Почему?
     Дядя Джек откашлялся.
     - Из-за той сферы моей деятельности, которая, по мнению органов власти, связана с организованной преступностью. И я полагаю, что ни на тебя, ни на твоих родителей не должна падать тень того, к чему вы не имеете ни малейшего отношения.
     Я знал, о чем идет речь. Как-никак газеты почитывал.
     Стоило начаться очередному расследованию деятельности мафии, как тут же всплывала его фамилия.
     - Но мы сможем позвонить вам, если возникнет какая-то проблема? - спросил я. - Разумеется, серьезная.
     Он кивнул.
     - Безусловно. В конце концов контракт с твоим дедом заключен пожизненный, - дядя Джек поднялся. - Джон, в банке все готово, - обратился он к отцу. - И будет неплохо, если завтра вы с Анджело подъедете туда. Я приглашаю вас на ленч, а потом мы подпишем все бумаги.
     Так мы и сделали, а вернувшись в институт, я подписался на "Уолл-стрит джорнэл" и каждый день проглядывал курс акций, указанных в длинном списке, который мне вручили в банке. Потом мне это надоело, и я довольствовался лишь просмотром ежеквартальных отчетов, присылаемых из банка. А в конце концов я перестал вскрывать и эти конверты. И действительно, стоило ли волноваться из-за сотни-другой тысяч долларов, если с самого начала их было двадцать пять миллионов.
     Дядя Джек свел свою борьбу с властями вничью. Его не посадили, но годом позже он оставил свою практику и уехал в Лас-Вегас, в отели которого вложил некоторую долю собственных средств. Мы обменивались рождественскими открытками; приезжая в Детройт, он виделся с моими родителями, но я обычно в эти дни пребывал совсем в других краях. Затем я узнал из газет, что он продал свой пай в отелях Лас-Вегаса и переехал в Финикс, штат Аризона, чтобы принять активное участие в большом проекте, предусматривающем создание в чистом поле загородного клуба со спортивными сооружениями, отелем, зоной отдыха, получившего название Парадиз-Спрингс. Помнится, я получил от него приглашение на открытие нового курорта, но как раз начал работать на Номера Один и не смог приехать. Мама и папа откликнулись на его приглашение и передали дяде Джеку мои извинения. Маме там понравилось, и потом они еще несколько раз ездили в Парадиз-Спрингс. А папа как-то сказал мне, что никогда не видел дядю Джека таким умиротворенным и довольным жизнью. Добавив, что тот теперь каждое утро играет в гольф. - А вот дедушку мне больше увидеть не довелось. Ему потребовалось чуть ли не два года, чтобы переправить мне "бугатти", но я-таки его получил. А еще через год в Европе началась война, и он запретил моим родителям ехать к нему. Затем война добралась до нас, и мы ничего не могли узнать о нем, пока американские войска не высадились в Италии.
     Но дед умер годом раньше от рака.

Глава 9

     Когда я открыл глаза, палату, уставленную цветами, заливал яркий солнечный свет. Чуть шевельнул головой. Никакой боли. Я осмелел. И тут же понял, что торопиться не следует.
     - Черт! - поневоле вырвалось у меня.
     Медицинская сестра, сидевшая в углу на стуле, вскочила. Подошла ко мне.
     - Вы проснулись.
     Я догадался об этом и сам.
     - Какой сегодня день?
     - Четверг.
     - А что было в среду?
     - Вы спали, - она потянулась к телефону. Набрала номер. В трубке послышался голос. - Пожалуйста, найдите доктора Перино и скажите ему, что пациент в 503-й проснулся. Благодарю, - и добавила, повернувшись ко мне:
     - Ваш отец сейчас на обходе, но он хотел, чтобы ему незамедлительно сообщили, когда вы откроете глаза.
     - Сколько сейчас времени?
     - Десять часов. Как вы себя чувствуете?
     - Не знаю. Но боюсь двинуть чем-нибудь.
     Открылась дверь и в палату вошел отец. Мы итальянцы, так что англосаксонская сдержанность нам претит.
     Он - доктор, но прежде всего мой папа. Поэтому первым делом мы расцеловались.
     - Мама и Синди уже идут сюда из кафетерия.
     - Пока их нет, скажи, как мои дела?
     - Могло быть хуже. Пара сломанных ребер, избыток синяков, но повреждений внутренних органов, насколько мы выяснили, нет. Легкое сотрясение мозга, так что какое-то время у тебя будет болеть голова, - тут он замялся. - А вот лицо тебе отделали крепко. Вся работа доктора Ганса пошла насмарку. Перелом носа в двух местах, трещина в челюстной кости, выбили пять зубов, все протезы, чуть сместили правую скулу, но точно сказать трудно: еще не спала опухоль. И, естественно, множественные ссадины под глазами и вокруг рта. А в общем, не так все и плохо.
     - Благодарю, доктор, - я взял его руку, поцеловал.
     Повторюсь, мы - итальянцы. А когда посмотрел на папу, увидел, что у него на глазах выступили слезы.
     А потом распахнулась дверь, в палату влетели мама и Синди, и следующие десять минут отец удерживал маму от того, чтобы она не залила меня слезами.
     Синди же скромно застыла у меня в ногах, наблюдая за нами. Впервые ей довелось лицезреть внутреннюю жизнь итальянской семьи. Уверяю вас, посмотреть было на что.
     Наконец мама выпрямилась, предварительно поцеловав, наверное, все части моего тела, включая ступни.
     - Синди, подойдите сюда. Анджело хочет вас поблагодарить.
     Тут мама повернулась ко мне.
     - Она - милая девушка, твой верный друг. Она спасла тебе жизнь и привезла к нам. Я уже тысячу раз благодарила ее. Поблагодари теперь ты.
     Синди наклонилась и целомудренно поцеловала меня в щеку. Я ответил ей тем же, чуть коснувшись губами ее щеки.
     - Спасибо тебе, - с достоинством произнес я.
     - Всегда готова прийти на помощь, - не менее важно изрекла она.
     - Молодец, Анджело, - умилилась мама.
     Мы с Синди не решались взглянуть друг на друга, боясь, что не выдержим и расхохочемся.
     - Откуда эти цветы? - поинтересовался я.
     - О твоем ограблении написали все газеты, - ответила Синди. - Цветы начали приносить вчера. От Номера Один, Дункана, Руарка, Бэнкрофта. Букеты прислали даже Номер Три и Уэйман.
     - У Анджело много друзей, - с гордостью прокомментировала слова Синди мама.
     - Да, - сухо согласился я, глядя на Синди.
     - Номер Один звонил из Палм-Бич, - продолжила та. - Просил тебя не волноваться. Обещал заглянуть к тебе в понедельник, когда прилетит в Детройт.
     Меня словно окатило ледяной водой. До понедельника всего пять дней. Целые сутки я проспал! И еще ничего не успел сделать. Я вскинул глаза на отца.
     - Сколько ты меня тут продержишь?
     - По меньшей мере до конца уик-энда. Выпишем тебя в понедельник или во вторник, если обследование покажет, что нет никаких осложнений.
     - Я смогу покинуть больницу на один день, а потом вернуться?
     Отец изучающе посмотрел на меня.
     - Тебе это очень надо?
     - Да. Никакое это не ограбление. Никто и не подумал взять мой бумажник или часы.
     Он, разумеется, и сам знал, что отделали меня профессионалы. Не зря же он сорок лет проработал в больницах Детройта. Но промолчал.
     - У меня очень важное дело, - добавил я. - Это единственный шанс не позволить им перехватить у Номера Один контроль над компанией.
     Странное выражение появилось на лице отца.
     - Ты говоришь о старом мистере Хардемане?
     - Да.
     Он задумался.
     - Ты хочешь уехать только на один день?
     Я кивнул.
     - Боль не будет покидать тебя ни на минуту, - предупредил он.
     - Снабди меня таблетками.
     - Хорошо, - он тяжело вздохнул. - Я даю тебе один день. Полагаюсь на твое слово. Ты обязательно должен вернуться.
     - Нет! - заверещала мама. - Нельзя отпускать его!
     Он погубит себя! - она метнулась ко мне. - Моя деточка!
     Отец протянул руку, останавливая ее.
     - Дженни!
     Мама в изумлении уставилась на него. Должно быть, раньше таким тоном он с ней не говорил.
     - Не вмешивайся в мужские дела!
     Сицилийские женщины знали свое место.
     - Да, Джон, - смиренно ответила она. И добавила, глядя на меня, но обращаясь к нему:
     - Он будет осторожен?
     - Можешь в этом не сомневаться, - заверил ее отец.
     В следующий раз я проснулся в салоне зафрахтованного "DC-9". Стюардесса смотрела на меня, рядом стоял Джанно.
     - Через пятнадцать минут мы приземляемся в Финиксе, - любезно сообщила стюардесса.
     - Подними меня, - попросил я Джанно.
     Он наклонился, повозился с переносной кроватью, поднимая спинку.
     - Так хорошо, Анджело?
     - Отлично.
     На высоте тридцать тысяч футов солнце светило куда ярче, чем в Детройте. Зажегся экран: "ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ". Джанно наклонился надо мной. Проверил, застегнуты ли ремни, хорошо ли закреплены ножки кровати. Потом занял свое место, тоже пристегнул ремень.
     Стюардесса направилась к кабине пилотов.
     Хорошее настроение не покидало меня с самого утра.
     Папа действительно все устроил, как и обещал после того, как я попросил Синди узнать расписание рейсов на Финикс и соединить меня с дядей Джеком.
     - Не надо, - остановил ее отец. - Я все устрою.
     - Но в Финиксе мне нужно быть сегодня.
     - Будешь. А пока отдыхай. Я позвоню Джеку и сегодня же переправлю тебя в Финикс.
     - Как же ты собираешься это сделать?
     - Перестань волноваться, - ответил он. - Пора бы тебе знать, что с большими деньгами возможно многое.
     После его ухода Синди нагнулась ко мне. Мама, сидевшая на стуле, не спускала с нас глаз.
     - Пожалуй, я вернусь в отель и немного посплю. Я совсем без сил.
     - Я бы не хотел, чтобы ты возвращалась в отель, - возразил я. - Они знают, что ты была со мной. Как бы с тобой чего не случилось.
     - Ничего со мной не случится!
     - Этого-то я и добиваюсь.
     - Синди может остаться у нас, - предложила мама. - В комнате для гостей, в которой она провела и прошлую ночь.
     Я посмотрел на Синди. Она кивнула.
     - Я не хочу, чтобы кто-либо знал, где ты находишься, - добавил я.
     - Хорошо, - согласилась Синди. - Я скажу Дункану, чтобы он помалкивал.
     - Нет, ничего ему не говори. Не звони ни ему, ни кому-нибудь другому. Я не доверяю телефонам на заводе.
     - Но я обещала сказать ему, как ты себя чувствуешь.
     - Всю необходимую информацию он получит в справочной больницы. Ляг на дно, пока я не дам тебе знать.
     - Она сделает все, как ты скажешь, - подала голос мама. - Правда, Синди?
     - Да, - ответила та.
     - Видишь? - возликовала мама. - Я же сказала тебе, что она хорошая девушка. Не волнуйся о ней. Я не отпущу ее от себя. Никто не узнает, где она.
     Я кивнул.
     - Спасибо, мама.
     В палату вернулся отец.
     - Все устроено, - объявил он, явно довольный собой. - Я переговорил с Джеком, и он ждет тебя в пять часов.
     Он действительно обо всем позаботился. Машина "скорой помощи" доставила меня на летное поле, прямо к зафрахтованному самолету. Меня сопровождал Джанно.
     Через пять минут после взлета он наклонился ко мне со шприцем в руке.
     - Это еще что? - пробурчал я.
     - Снотворное. Dottore хочет, чтобы ты отдыхал до самого Финикса.
     - Я и так буду отдыхать.
     - Dottore велел мне развернуть самолет, если ты не будешь слушаться.
     - Ладно, - не стал я спорить. - Коли.
     Отец научил его пользоваться шприцем. Я уснул еще до того, как игла вышла из моей задницы.
     "Скорая помощь" поджидала нас у трапа, и тридцать - пять минут спустя мы въехали в Парадиз-Спрингс.
     Через отдельный вход мою кровать вкатили в кабинет дяди Джека. Из окон открывался прекрасный вид на изумрудное поле для гольфа.
     Дядя Джек смотрел на меня, пока Джанно поднимал спинку. Поднялся из-за стола, направился ко мне.
     Я широко улыбнулся.
     - Добрый день, дядя Джек, - я протянул руку.
     Как обычно, он ее крепко пожал.
     - Привет, Анджело, - и повернулся к Джанно. - Рад снова видеть тебя, Джанно.
     Тот поклонился.
     - И я рад, eccellenza, - он направился к двери и скрылся за ней.
     Дядя Джек подождал, пока за ним закроется дверь.
     Пододвинул к кровати стул, сел.
     - Ты всегда путешествуешь в таком виде? - он улыбнулся.
     - Нет, - рассмеялся я. - Лишь когда слишком устаю и не в силах вылезти из постели.
     - Отец говорил, что тебе крепко досталось, - он продолжал улыбаться. - Тебе следовало научиться уворачиваться.
     - Я попытался. Но напоролся на другой кулак.
     Улыбка сползла с его лица. Выражение изменилось, стало суровым, даже хищным.
     - Кто это сделал?
     - Не знаю, - тут я выдержал паузу. - Но могу догадаться.
     - Я тебя слушаю.
     Я рассказал обо всем, с самого начала. От первого телефонного звонка Номера Один почти три года назад. Не опуская никаких подробностей, личных или профессиональных, зная, что он все равно спросит о них. Через полчаса я дошел до утреннего разговора с отцом.
     Он умел слушать, и если прервал меня, то раз или два, когда возникала какая-то неясность. Когда я замолчал, он встал, потянулся. Выглядел он прекрасно, на сорок с небольшим, хотя до седьмого десятка оставалось совсем немного.
     - Я бы чего-нибудь выпил.
     - Я тоже.
     - Заказывай.
     - Канадское виски со льдом.
     Дядя Джек рассмеялся.
     - Отец так и сказал, но мне разрешено налить тебе две капли коньяка.
     - Ему виднее, - согласился я.
     Он нажал кнопку на столе, и часть стены сдвинулась, открывая бар. Налил коньяк в два маленьких стаканчика, один передал мне.
     - За ваше здоровье, - коньяк обжег мне горло. Я закашлялся и скривился от боли.
     - Коньяк надо пить маленькими глотками, а не залпом, - и дядя Джек продемонстрировал, как это делается. - Твою историю я выслушал. Теперь говори, что тебе от меня нужно.
     - Помощь, - коротко ответил я.
     - В чем именно?
     - Во-первых, необходимо выяснить, где Симпсон брал деньги на кампанию, развернутую против нас.
     Если он получал их законным путем, вопросов у меня не будет. Если от кого-либо в нашей компании, я должен знать об этом. Во-вторых, мне нужна предсмертная записка, которую Лорен Третий хранит в сейфе у себя дома.
     - Какая тебе от нее польза?
     - Еще не знаю. Но предчувствую, что она - ключ ко всему, если она действительно существует.
     - Ты просишь не так уж и много, - он задумался. - Чтобы я поработал детективом и медвежатником.
     Я промолчал.
     - Сколько у нас есть времени?
     - Вечер понедельника - крайний срок. Вся информация должна быть у меня до заседания держателей акций компании. Оно намечено на утро во вторник. Это наш последний шанс.
     - Ты понимаешь, что предлагаешь мне принять участие в противозаконном действе, полностью отдавая себе в этом отчет. Такого со мной еще не случалось. Всю жизнь я был адвокатом и защищал клиентов после того, как они что-то сделали.
     - Я это знаю.
     - И все равно обращаешься ко мне с этой просьбой?
     - Да.
     - Почему?
     - Вы - адвокат и не должны задавать таких вопросов, - я смотрел ему в глаза. - Вы заключили пожизненный контракт с дедом на ведение всех моих дел. Это одно из них.
     Пусть не сразу, но он кивнул.
     - Ты прав. Посмотрим, что я смогу сделать. Ничего не обещаю. Мои связи в Детройте, возможно, не так надежны, как прежде.
     - Меня это вполне устраивает, дядя Джек, - ответил я. - Благодарю.
     Он глянул на часы.
     - Пора отправлять тебя обратно на самолет. Уже восьмой час, а я обещал отцу, что в это время ты уедешь.
     - Со мной все в порядке, - солгал я. Боль пульсировала во всем теле.
     - Где ты будешь в девять вечера в понедельник? - спросил дядя Джек.
     - В больнице или дома. В зависимости от того, что скажет отец.
     - Ясно. В девять вечера, где бы ты ни был, к тебе придет человек. Или отдаст то, что тебе нужно, или скажет, что дело не выгорело.
     Дядя Джек прошел к двери, открыл ее. Джанно стоял в шаге от нее.
     - Джанно, можешь везти его домой.
     - Si, eccellenza, - Джанно достал металлическую коробочку из нагрудного кармана. Сорвал бумажную оболочку с одноразового шприца, начал наполнять его из ампулы.
     - Я понимаю, почему твой отец позволил тебе прилететь сюда в таком состоянии, - промолвил дядя Джек. - Неясно мне другое: зачем ты это делаешь, какой тебе от этого прок?
     - Деньги прежде всего. Эти акции будут стоить никак не меньше десяти миллионов долларов.
     - Это не ответ, - он покачал головой. - У тебя уже в пять раз больше денег, но ты никогда не обращал на них никакого внимания. Должна быть другая причина.
     - Может быть, потому, что я дал старику слово построить новый автомобиль. И не могу считать свою работу законченной, пока он не сойдет с конвейера.
     Дядя Джек посмотрел на меня. В его голосе слышалось одобрение.
     - Вот это больше похоже на правду.
     Тут и я задал ему вопрос.
     - Вы сказали, что знаете, почему папа позволил мне приехать сюда. Почему?
     - Я думал, ты в курсе, - ответил он. - Старик Хардеман устроил его на работу в больницу после того, как все ему отказали, не желая иметь дело с сыном твоего деда.
     - Повернись чуть на бок, - попросил Джанно.
     Автоматически я повернулся, не отрывая взгляда от дяди Джека. Почувствовал укол в ягодицу.
     - Добро не пропадает, не так ли? - и тут же дядя Джек расплылся у меня перед глазами.
     Папа снабдил Джанно прекрасным лекарством. Проснулся я лишь в девять утра следующего дня в своей палате в Детройте.

Глава 10

     В субботу днем я уже не находил себе места. Боль стихла настолько, что я вполне обходился аспирином. И кружил по палате, словно посаженный в клетку дикий зверь. Переключал телевизионные программы, без конца крутил диск настройки радиоприемника, пока тот не отвалился. Тут уж медицинская сестра не выдержала и побежала за моим отцом.
     Он явился десять минут спустя. Оглядел меня с головы до ног.
     - В чем дело?
     - Я хочу на волю!
     - Хорошо.
     - Хватит меня тут держать, - я его не слушал. - Я свое отсидел.
     - Если б ты слушал меня, а не себя, то заметил бы, что я сказал "хорошо".
     Я вылупился на него.
     - Ты серьезно?
     - Одевайся. Я зайду за тобой через четверть часа.
     - А как же повязки?
     - Ребра останутся стянутыми еще несколько недель, а бинты на голове и лице мы заменим пластырем, - он улыбнулся. - Все хорошо. Сегодня утром я посмотрел рентгеновские снимки. Ты идешь на поправку. А мамино чудо-лекарство, макароны, окончательно поставит тебя на ноги.
     Разумеется, мама заплакала, когда я вошел в дом Джанно и папа последовали ее примеру. Я посмотрел на Синди, стоявшую за маминой спиной. И у нее на глазах блестели слезы.
     Я широко улыбнулся, подмигнул ей.
     - Вижу, мама учила тебя, как в подобных ситуациях должно вести себя итальянке.
     Синди скорчила гримаску и отвернулась. Когда же она вновь посмотрела на меня, слезы исчезли.
     - Она также показала мне, как готовить соус для спагетти. Мы с утра на кухне. После того, как твой отец позвонил и предупредил, что сегодня ты при