ми мне запрещено...
   - Идиотские правила! - он ухмыльнулся и протянул ей руку.  -  Меня  зовут
Уолт.
   - Джери-Ли, - ответила она, взяла руку и почувствовала, что ее  поднимают
на ноги.
   - Все равно я угощу тебя кокой, - сказал он. - Хотел бы я посмотреть, как
мне запретят.
   - Ради Бога, не надо. Прошу тебя. Мне вовсе не нужно,  чтобы  из-за  меня
гнали волну, - она подняла полотенце. - И кроме  того,  мне  пора  накрывать
столы к обеду.
   Она пошла прочь.
   - Тогда можно мы встретимся ва танцах после обеда? - крикнул он ей вслед.
   - Нам не разрешено танцевать.
   - В таком случае мы можем поехать вместе в  ресторанчик  на  перекрестке,
там танцуют под радиолу.
   - Будет очень поздно. Я должна быть дома.
   - Сдается мне, что ты просто не хочешь пойти со мной.
   Не отвечая,  она  поспешила  отойти,  прислушиваясь  к  возникшему  вдруг
странному ощущению:  в  ногах  дрожь,  а  внизу  живота  словно  образовался
какой-то горячий узел.
   Вечером она увидела его снова во время обеда. Он сидел в компании  юношей
и девушек рядом с Мэриэн Дейли и, как ей показалось, был поглощен разговором
с ней. Он поднял голову, увидел ее - она как раз проходила мимо, - улыбнулся
и кивнул. Она прошла в  кухню  и  опять  почувствовала  то  же  необычное  и
необъяснимое ощущение слабости. Слава Богу, что он сидит не за ее столиком!
   - Останешься посмотреть  на  танцы?  -  спросила  ее  Л  Лайза,  одна  из
официанток, составляя грязную посуду со столиков на тележки.
   Джери-Ли не отвечала, пока не вытерла руки.
   - Пожалуй, нет... Я думаю, лучше пойти домой.
   - Говорят, что новый певец потрясающе поет, почти как Фрэнк Синатра.
   - Я очень устала. Если увидишь Берни, скажи, что я поехала  прямо  домой.
Хочу успеть на автобус одиннадцать тридцать.
   - О'кей, увидимся завтра.
   -  Точно,  -  ответила  Джери-Ли.  -  А  ты  развлекайся.  Желаю   хорошо
повеселиться.
   Когда она проходила мимо клубного здания, до нее  донеслась  приглушенная
музыка, и ей отчетливо пред-. ставилась танцплощадка в баре... Он танцует  с
Мэриэн Дейли... Та нежно прижимается к нему,  ее  полные  груди  торчат  над
вырезом платья, и она улыбается мокрыми  губами  прямо  ему  в  лицо.  А  он
смотрит на нее и прижимает к себе  все  сильнее  и  сильнее,  не  переставая
танцевать. Вот он что-то прошептал ей на ухо, она  рассмеялась,  кивнула,  и
они вместе уходят с площадки, бегут к его машине...
   Все привидившееся казалось ей настолько реальным, что  на  мгновение  она
подумала: сейчас столкнется с ними на  дорожке,  ведущей  к  месту  парковки
машин! Она заспешила, чтобы избежать встречи, но тут вдруг  сообразила,  что
все это виделось только в ее воображении, и тогда остановилась.
   - Едешь автобусом, Джери-Ли? - услышала она позади себя голос.
   Она обернулась. Ее догонял Мартин Финнеган, один из  пляжных  спасателей.
Он  тоже  работал  по  воскресеньям,  обслуживая  столики  с  коктейлями   у
танцплощадки в баре. Все считали  его  несколько  странным,  потому  что  он
большую часть времени оставался в одиночестве.
   - Да, Мартин, - ответила она.
   - Ты не против, если я пойду с тобой?
   - О'кей.
   Ни слова не говоря, он пошел рядом с ней, приноравливая  свой  шаг  к  ее
шагам. Они прошли почти квартал, прежде чем он заговорил.
   - Вы что поссорились с Берни?
   - Нет. Почему ты так подумал?
   - Раньше я никогда не видел, чтобы ты ездила автобусом.
   - Просто сегодня я слишком устала, чтобы оставаться и смотреть на  танцы.
А ты никогда не остаешься на танцы, да?
   - Да.
   - Разве ты не любишь танцы?
   - Конечно, люблю.
   - Тогда почему уезжаешь?
   - Мне нужно рано вставать, чтобы успеть на работу.
   - Но обычно вы не появляетесь на пляже раньше, чем в десять тридцать.
   - По воскресеньям я еще работаю у Ласски. К пяти утра я  должен  быть  на
железнодорожной станции, чтобы забрать  нью-йоркские  газеты,  -  он  искоса
взглянул на нее. - В будни вы, например, получаете "Геральд Трибь-юн", а  по
воскресеньям еще и "Тайме".
   - Откуда ты знаешь?
   - Я раскладываю газеты для разносчиков по домам. Я знаю совершенно точно,
какую кто газету читает.
   - Как интересно!
   - Конечно. Удивительно просто и много можно  узнать  о  людях  только  на
основании того, какую кто из них  получает  газету.  Вот,  к  примеру,  босс
твоего отца, мистер Карсон. Его любимая газета - "Дейли Миррор".
   - "Дейли Миррор"? - удивилась Джер-Ли. - Хотела бы я знать, почему.
   Юноша усмехнулся.
   - А я знаю. Это единственная газета, в которой публикуются полные  данные
обо всех результатах скачек и бегов на всех ипподромах страны.  Я  частенько
думаю, что бы сказали люди, если бы узнали, что  президент  единственного  в
городе банка играет на бегах?
   - Ты точно знаешь, ты уверен, что он играет?
   - Видишь ли, Ласски называет эту газету рулончиком для клозета для  всех,
играющих на скачках и бегах. А  если  серьезно,  то  эту  газету  выписывают
только они. Вот и делай вывод.
   Они подошли к остановке автобуса.
   - Скажи, Джери-Ли, - нерешительно спросил Мартин,  -  Берни  правда  твой
постоянный парень?
   - Берни мой хороший друг.
   - Он говорит, что ты его девушка.
   - Мне он очень нравится, но у него  нет  никаких  прав  так  говорить,  -
заявила Джери-Ли.
   - А ты бы приняла приглашение другого парня, если бы тот осмелился?
   - Возможно.
   - Пойдем как-нибудь куда-нибудь? - выпалил он. Джери-Ли не ответила, - уж
больно нелепо звучало приглашение.
   - У меня, конечно, нет  таких  денег,  как  у  Берни,  и  нет  машины,  -
торопливо заговорил он, и в голосе его звучали и сомнение, и робость, - но я
бы мог пригласить тебя в кино и угостить кокой, если бы ты согласилась...
   - Может быть, как-нибудь сходим в кино, - сказала  она  мягко,  чтобы  не
обидеть юношу, и быстро добавила:
   - Но только если на немецкий счет.
   - Ну уж этого не надо! Честное слов,  я  могу  оплатить...  я  могу  себе
позволить, правда...
   - Я знаю. Но именно так мы ходим с Берни.
   - Точна?
   - Точно.
   - В таком случае пусть будет  так,  -  сказал  он  и  неожиданная  улыбка
осветила его лицо. - Так это совсем другое дело... Сколько раз я хотел  тебя
пригласить куда-нибудь, но всегда боялся, правда!
   - И оказалось, что не так уж и трудно?
   - Да... Слушай, а если на следающей неделе - идет?
   - Идет.
   Автобус со скрипом затормозил прямо  перед  ними,  дверь  открылась,  они
вошли. Он настоял, чтобы она разрешила заплатить за  нее.  Автобусный  билет
стоил всего десять центов, и она разрешила.
   - Знаешь, Джери-Ли, ты классная девчонка!
   - Ты тоже вполне ничего, мистер  Финнеган,  -  только  тут  она  обратила
внимание, что в руках у него книга. - А что ты читаешь?
   - Роман Джеймса Фаррела "Юные годы Стада Лонигана".
   - Никогда не слышала. Интересно?
   - На мой взгляд, да. В каком-то отношении, напоминает мне мою собственную
семью. Понимаешь, это история одной ирландской семьи, поселившейся в Чикаго,
на южной стороне.
   - Ты мне дашь почитать, когда сам закончишь?
   - Книжка библиотечная, но я продлю и дам тебе на следующей неделе.
   Она выглянула в окно, - они подъезжали к остановке.
   - Я выхожу здесь, - сказала она. Он пошел к выходу вместе с ней.
   - Я провожу тебя до дому.
   - Не надо, незачем. Со мной все будет в порядке.
   - Но ведь уже почти полночь, - сказал он твердо.  -  Я  провожу  тебя  до
дому.
   - Тогда тебе придется ждать слудующего автобуса.
   - Ничего страшного, подожду. У дверей своего дома она сказала:
   - Огромное тебе спасибо, Мартин. Он попрощался с нею за руку.
   - Это тебе спасибо, Джери-Ли. Не забудь, ты обещала пойти со мной в кино.
   - Не забуду.
   - А я не забуду, что обещал дать тебе книгу, -  сказал  он.  -  Спокойной
ночи.
   - Спокойной ночи, Мартин! - она задумчиво смотрела, как он  спускался  со
ступенек крыльца, потом повернулась и вошла в дом.
   Родители сидели в гостиной и смотрели телевизор.  Когда  она  вошла,  оба
обернулись к ней.
   - Я не слышала, как подъехала машина Берни, - сказала Вероника.
   - Я приехала автобусом. Мне не захотелось оставаться там до конца танцев.
   - С тобой все в порядке, дорогая моя? - спросила Вероника.
   - Все о'кей, ма. Просто немного устала, вот и все.
   - Ты возвращалась одна? - спросил Джон. - Не могу  сказать,  что  мне  по
душе такие поздние возвращения. Может быть, в следующий раз, если ты  решишь
уйти пораньше, ты позвонишь мне, и я приеду за тобой на машине?
   - Я была не одна. Мартин  Финнеган  провожал  меня  до  самых  дверей,  -
сказала она и заметила, как что-то изменилось в выражении лица отчима. -  Он
был очень мил. И очень вежлив.
   - Он - может быть, не стану ничего  говорить.  Но  его  семья  пользуется
плохой репутацией. Его отец годами не работает и тем не менее он и его  жена
проводят все время в барах. Не могу себе представить, на какие средства  они
существуют.
   - Мартин совсем на такой. Знаешь, кроме того,  что  днем  он  работает  в
клубе, он еще у Ласски работает п0 утрам.
   - Все это очень мило, но все же я бы рекомендовал тебе не проводить с ним
слишком много времени. Я не хочу, чтобы люди считали, что я  одобряю  семьи,
подобные его.
   - Не понимаю, кому какое дело, с кем я встречаюсь или не встречаюсь.
   - Если ты работаешь в банке,  -  все,  что  ты  делаешь,  касается  твоих
соседей и вкладчиков. Как иначе, по-твоему, можно заслужить их доверие?
   Она подумала о мистере Карсоне, президенте банка, и о том, что  рассказал
ей Мартин. Ей захотелось рассказать об  этом  отцу  и  какой-то  момент  она
испытывала сильное желание так и сделать, но промолчала.
   - Я очень устала, - сказала она. - Приму горячую ванную и лягу спать.
   Она поцеловала родителей, пожелала  им  спокойной  ночи  и  поднялась  по
внутренней лестнице в свою комнату.
   Пустив горячую воду в ванну, она начала раздеваться. Подумала о  Мартине,
потом ее мысли перескочили-на Уолта. И опять по  всему  телу  прошла  теплая
волна, и она почувствовала, как ослабели ноги.
   Она поглядела на свое обнаженное тело в зеркало.
   Ослепительная белизна грудей и темное, загорелое  тело.  Соски  набухшие,
твердые, казалось вот-вот взорвутся. Они болели. Она потрогала их  пальцами,
и  вдруг  во  всем  теле  возникло  волнение,  возбуждение.  Горячая   волна
прокатилась по животу и сконцентрировалась там, внизу,  между  ног,  да  так
сильно, что ей пришлось опереться на подзеркальник.
   Она медленно опустилась в горячую воду и легла  на  спину.  Внизу  живота
болело, ныло, тянуло, в сосках  покалывало  и  тоже  болело,  но  боль  была
приятной, такой, какую она никогда до  этого  не  испытывала.  Горячая  вода
обняла ее нежно. Она начала намыливаться. Рука двинулась вниз -  возбуждение
и удовольствие возросли. Почти в  полусне  она  прикоснулась  к  волосам  на
лобке, стала намыливать их, двигая рукой вверх и вниз, потом,  почти  против
ее воли, пальцы скользнули вниз,  внутрь,  она  откинулась,  закрыла  глаза,
прислушиваясь к тому, как в ней  нарастает  возбуждение  -  и  тут  движения
пальцев стали ускоряться, независимо от нее...
   Перед  мысленным  взором  возникло  лицо  Уолта  -  и  сразу  все   мышцы
напряглись, что-то внутри ее взорвалось, ее  пронзила  вспышка  болезненного
белого огня, она едва не вскрикнула, изгибаясь в консульсиях от первого в ее
жизни  оргазма.  Потом  все  прошло,  и  она  осталась   лежать   в   ванне,
безжизненная, слабая, удовлетворенная и одновременно опустошенная.
   "Это и есть в действительности любовь?" - подумала она лениво.
   Она продолжала удивляться новому ощущению, далеко заполночь лежа без  сна
в своей удобной, теплой постели.
   "Это и есть любовь?" - думала она.

Глава 6

   Неожиданно  оказалось,  что  этой  новой  "любовью"  наполнено  все,  что
окружало ее: и в журналах, и в газетах, и в книгах, которые  она  читала,  в
фильмах, на которые она ходила, в рекламе, и  в  коммерческих  передачах  по
телевизору, в разговорах друзей и знакомых. И то, что она  видела  во  всем,
говорило ей о ее растущей сексуальности.
   Произошло так,  словно  Уолт  нажал  на  таинственный  спусковой  крючок,
который вызвал в ней бурную реакцию, и теперь словно ее увлекают на  дорогу,
по которой ей вовсе не хочется двигаться.  Во  всяком  случае,  она  еще  не
уверена, что ей хочется вступать на нее... У нее не  было  уверенности,  что
она хочет исследовать новый  путь,  и  потому  ей  приходилось  бороться  со
смутным желанием все же вступить на него. Видимо, из-за того, что она так  и
не могла понять, что же она хотела бы - или не хотела - открыть на нем.
   А тем временем ее сны наполнялись фантастическими сексуальными картинами,
в которых участвовали все, кого она знала, даже родители и младший брат.  По
утрам она теперь просыпалась  измученной  от  бесплодного  желания  спокойно
уснуть.
   Теперь она занималась мастурбацией  регулярно.  Вначале  только  в  своей
ванне, затем и в кровати. Но вскоре и  этого  оказалось  недостаточно.  День
между сном и бодрствованием стал казаться ей слишком долгим.  Она  научилась
так манипулировать, что умудрялась избавиться  от  напряжения  буквально  за
считанные минуты. Несколько раз в день во время работы  в  клубе  она  вдруг
исчезала в дамском туалете. Тщательно запирала за собой  дверь.  Лихорадочно
задирала  платье.  Спускала  трусики.  Откидывалась  на  сидении  унитаза  и
отдавалась тому сладостному чувству, которое  приносили  ей  ее  собственные
нежные пальцы. Через несколько минут она уже возвращалась на работу,  словно
ничего не произошло.
   Но за все то время, пока в ней развивался этот бурный внутренний процесс,
внешне она почти не менялась.  Во  всяком  случае,  на  ее  лице  ничего  не
отражалось. Может быть, она стала вести себя с молодыми  людьми  чуть  более
напряженно, резко просто потому, что не доверяла себе. Она  теперь  избегала
парней, старалась не прикасаться к ним и не позволять им прикасаться к  ней.
Даже Берни, если, конечно, ей удавалось. Теперь она не дожидалась, чтобы  он
подвез ее на машине, а уходила сразу же после окончания работы, стараясь как
можно скорее укрыться в безопасности своей постели.
   Однажды Берни остановил ее.
   - В чем дело, Джери-Ли? - спросил он. - Я что-то не так сделал?
   Она покраснела.
   - Не понимаю, о чем ты говоришь. Ничего не произошло.
   - Уже больше двух недель прошло с тех пор, как мы были вместе.  И  ты  ни
разу больше не просила подвезти тебя домой.
   - Я последнее время слишком устаю, чтобы ждать, когда ты освободишься.
   - Это правда? Ты уверена, что причина только в этом?
   - Уверена.
   - А сегодня подождешь меня?
   Она поколебалась мгновение, затем кивнула: О'кеи!". В горле возник комок,
и со странным ощущением,  что  она  вот-вот  расплачется,  она  поспешила  в
обеденный зал накрывать к обеду свои столы.
   По дороге домой Берни свернул к площадке на мысе.
   - Не останавливайся,  Берни,  -  попросила  Джери-Ли  напряженным,  чужим
голосом. - Я действительно очень устала.
   - Я хочу поговорить с тобой, вот и все, - сказал Берни, останавливаясь  и
выключая мотор.
   В тишине стала слышной музыка, льющаяся из автомобильного радиоприемника.
Звуки ее уплывали к морю, растворяясь в ночном воздухе...
   Он достал сигареты.
   - Ты все еще куришь?
   - Угу... - он обернулся к ней и посмотрел на нее в профиль.  Она  сидела,
прислонившись к дверце так, чтобы быть как можно дальше от него.  -  Я  тебе
больше не нравлюсь, Джери-Ли?
   - Ты мне нравишься по-прежнему, так же, как и всегда.
   - Появился кто-то еще другой? - спросил он. - Я знаю, ты ходила в кино  с
Мартином пару недель назад. Она медленно покачала головой.
   -  Тогда  я  ничего  не  понимаю,  -  сказал  он  растерянно  и  обиженно
одновременно.
   - Отвези меня домой, Берни.
   - Джери-Ли, я люблю тебя!
   Его слова будто прорвали незримую плотину -  она  почувствовала,  что  из
глаз у нее потекли слезы,  и,  закрывая  лицо  руками,  она  сотрясалась  от
рыданий.
   Он перегнулся к ней и привлек к себе.
   - Джери-Ли, - прошептал он мягко. - Что с тобой?  Что  случилось?  В  чем
дело, девочка?
   - Не знаю... Ничего не знаю, - ответила она еле слышно, так как уткнулась
ему в плечо. - Мне иногда кажется, что я схожу с ума...  У  меня  появляются
такие дикие мысли...
   - Дикие мысли?
   - Я просто не могу даже сказать вслух! Это слишком... это  ужасно,  -  ей
удалось взять себя в руки. - Прости, Берни.
   - Господи, Джери-Ли, за что я должен тебя прощать?  Я  хотел  бы  помочь,
если бы смог.
   Он осторожно взял ее за подбородок и, повернув  ее  лицо  к  себе,  нежно
поцеловал.
   В первый момент губы ее были мягкими, дрожащими. Но вдруг ее язык  проник
между его губ. Сначала он растерялся  от  изумления,  затем  ее  возбуждение
передалось ему. С силой, даже с откровенной грубостью он привлек ее  к  себе
так, что ее упругие  груди  вдавились  где-то  около  его  сильно  бьющегося
сердца. Она замерла. Тогда он, словно пробуя, осторожно взял одну ее грудь в
свою широкую ладонь и сразу же почувствовал, как участилось ее  дыхание.  Но
она не оттолкнула его, как делала прежде.
   Ее покорность придала ему смелости, - он  просунул  руку  под  платье,  а
затем и под бюстгалтер. Погладил теплую нежную кожу, начал ласкать,  нащупал
сосок, затвердевший под его пальцами.  Она  застонала,  ее  затрясло  в  его
объятиях, и он почувствовал, как все его естество напряглось до предела.  Он
выдохнул, почти простонав:
   "Джери-Ли!", - опрокинул ее на  сиденье,  накрыв  своим  тяжелым  сильным
телом,  и  стал  судорожно  возиться  с  ее  платьем.  Одна  грудь  Джери-Ли
выскользнула, и он приник к ней ртом, целуя  твердый,  торчащий  сосок.  Она
стала задыхаться и одновременно почувствовала, как что-то твердое и  горячее
уткнулось ей между ног, настолько горячее, что она ощутила это сквозь  ткань
его брюк и своего платья. Джери-Ли начала ритмично покачиваться...
   Оргазм пришел к нему внезапно и был для него полной неожиданностью -  все
его большое тело вдруг дернулось, словно от судорог, его выгнуло, и сразу же
в брюках стало мокро и горячо. Сперма, казалось извергалась бесконечно.
   - О Боже! - вздохнул он наконец и затих.
   Некоторое время и она продолжала изгибаться под ним, крепко зажмурившись,
затем замерла и открыла глаза.
   Он посмотрел в них.
   Что-то новое появилось в их выражении, такое, что он  раньше  никогда  не
видел ни в ее глазах, ни тем более в глазах других девушек.
   Если бы он осмелился спросить Джер-Ли, она  бы  могла  сказать  ему,  что
открыла в себе нечто такое, о чем давно догадывалась и чего боялась.
   Но он ни о чем не стал спрашивать. Он сел, не спуская с нее глаз.
   Брюки промокли так сильно, что промочили даже ее платье.
   - Ради Бога, извини, - пробормотал он наконец.
   - Ничего... - сказала она тихо.
   - Я потерял голову. Запачкал тебе платье...
   - Не беспокойся, - сказала она неожиданно для него  совершенно  спокойным
голосом.
   - Больше этого никогда не случится, я обещаю.
   - Я знаю, - сказала она. - Теперь ты отвезешь. меня домой?
   - Но ты не сердишься на меня? Скажи, правда не сердишься!
   - Нет, Берни, не сержусь, - она вдруг улыбнулась и поцеловала его в щеку.
- Спасибо, Берни!
   - За что? - удивился он.
   - За то, что ты помог мне понять... Он повез ее домой, ломая  голову  над
тем, что она имела в виду, но так и не понял.
   Как ни странно, после того вечера наступил перелом. Стало легче.
   Наверное, потому, что она убедилась:  ее  подозрения  относительно  своих
физических особенностей подтвердились. Она теперь  воспринимала  собственную
сексуальность как данность.
   К сожалению, ей не с кем было поговорить. Во всяком случае, не с матерью,
которую Джери-Ли считала последним человеком на земле, с  которым  могла  бы
заговорить на эту тему.
   Вероника принадлежала к тому довоенному по