Джек снял трубку со стоящего на столике телефонного аппарата.
     - Ура! Я знаю, где она.
     - Новости хорошие? - с надеждой спросил Джек.
     - Не очень. Но могло быть и хуже. Она в тюрьме маленького городка Грант, это в Небраске.
     - Господи, в тюрьме! За что?
     - Ничего серьезного. Она вышла из кафе, не расплатившись. Судья наложил на нее штраф. Вот она и отсиживает его, день - три доллара. Я поговорила с шерифом. У Кэтлин есть билет до Лос-Анджелеса и несколько долларов, которыми, однако, она не хочет оплачивать штраф. К тому же категорически отказывается сказать, кто она и откуда, чтобы полиция не могла связаться с ее родственниками.
     - И сколько нужно денег, чтобы освободить ее?
     - На сегодня около восьмидесяти долларов. Я могу перевести деньги в...
     - Нет. Тогда мы снова потеряем ее. Я сам полечу туда и все улажу. Не звони ни Хорэнам, ни кому-нибудь еще.

9

     В Хьюстон Джек прилетел на "Бичкрафте-супер H18", который мог лететь со скоростью триста миль в час. Перед тем, как уехать от Хамфри, он позвонил пилоту и попросил того найти ближайший к городу Грант, штат Небраска, аэропорт и договориться, чтобы после приземления к самолету подогнали автомобиль.
     Вылетели они в половине одиннадцатого и в полдень прибыли в Оголлалу. Оттуда Джек быстро добрался до Гранта, административного центра соседнего округа.
     Элмер Хастингс, шериф, высокий, поджарый, загорелый, в соломенной шляпе и со звездой на груди, сидел за столом из желтого дуба.
     Джек представился.
     - Как я понимаю, вы говорили с моим частным детективом, мисс Мерфи.
     - Да, - кивнул шериф. - Она молодец. Отыскать мисс Хорэн - задача не из простых. Вы сказали, что вы ее отец, но мисс Мерфи сообщила мне, что фамилия девушки Хорэн. А ваша - Лир.
     - Это длинная история, - ответил Джек. - Если захотите, я расскажу. Но сначала мне бы хотелось заплатить наложенный на девушку штраф и увезти ее. Самолет моей компании ждет на аэродроме в Огаллале. Я надеюсь еще сегодня вернуться с Кэтлин в Нью-Йорк.
     - Что ж, давайте разберемся. Штраф у нее сто долларов плюс судебные издержки четырнадцать долларов и семьдесят пять центов. Она отсидела одиннадцать дней. - Шериф провел нехитрый расчет па листе блокнота. - Значит сто четырнадцать долларов и семьдесят пять центов минус тридцать три доллара. Получается восемьдесят один доллар и семьдесят пять центов. Как собираетесь платить? Надеюсь, наличными?
     - Наличными, - кивнул Джек.
     - Джерри, - обратился шериф к своему помощнику, с интересом прислушивающемуся к разговору. - Пойди к мисс Хорэн и скажи, чтобы собиралась. За ней приехал отец.
     Джек выложил на стол четыре двадцатки, долларовую купюру и три четвертака.
     - Может возникнуть проблема, - заметил шериф.
     - Какая?
     - Не уверен, что она захочет уехать с вами. Упрямая девица. Поговорите с ней, прежде чем я напишу вам расписку. Я хочу точно знать, что она поедет с вами. Она сказала мне, что собирается в Калифорнию, а не на восток. Одиннадцать дней в камере ее не переубедили, и она знает, что ей еще сидеть двадцать семь. Может...
     - Я с ней поговорю.
     Женская камера располагалась не в ряду других, а отдельно, с одной каменной стеной и тремя - из железных прутьев. В камере были две койки, унитаз и раковина. Кэтлин сидела на койке (вторая пустовала) в юбке из плотной ткани, блузе и темно синем кардигане. У девушки были роскошные светлые волосы, но серое, осунувшееся лицо.
     Джек кивнул и улыбнулся Кэтлин. Она поднялась, подошла к решетке.
     - Кто... Мистер Лир? Мне же сказали, что приехал мой отец.
     - Так и есть, Кэтлин. Твой отец - я.
     У нее открылся рот. Обеими руками она схватилась за прутья решетки, чтобы не упасть. Затем кивнула и заплакала.
     - Я ведь чувствовала, - прошептала она. - Я всегда знала, что они мне лгут. Знала, что я не такая, как они. - Она глубоко вздохнула. - А ты! Почему ты не пришел ко мне раньше?
     - Не мог. Нам есть о чем поговорить. Самолет ждет. Лететь нам долго, так что я тебе все обьясню.
     - Я не вернусь в Бостон! Я не вернусь в этот колледж!
     - Хорошо. Ты не вернешься в Бостон. Ты не вернешься в колледж.
     Правой рукой Кэтлин перехватила прут решетки повыше, левой - пониже.
     - Ты и моя мать?..
     - Совершенно верно. Конни - твоя мать.
     - Они говорят, что ты еврей. В смысле... Конни и Дэн говорят...
     - Я знаю. Для них это важно.
     Кэтлин улыбнулась.
     - Если ты еврей, тогда и я еврейка! Так вот почему они отдали меня в школу при монастыре... Ладно, будет им сюрприз!
     - Давай не будем принимать скоропалительных решений, Кэтлин. Нам надо о многом поговорить. Я тебя люблю, я отвезу тебя домой, там мы со всем и разберемся.

Глава 34

1

1965 год

     Рождество в доме Лиров в Гринвиче прошло весело. Присцилла, которая по-прежнему работала у них, заявила, что никогда не видела такого великолепия.
     Джек и Энн устроили три приема, один за другим.
     Весной Линда собиралась защищать диплом по микробиологии в Колумбийском университете. Она разослала заявления об устройстве на работу в несколько университетов, так как ей хотелось и дальше заниматься наукой. Линда встречалась с мужчиной и по завершении учебного года больше не собиралась жить с Джеком и Энн. Восьмилетняя Нелли уже определилась с целью в жизни, она решила стать виолончелисткой.
     Джони и Дэвид Брек прилетели из Лос-Анджелеса. Джони вновь номинировали на "Оскара", на этот раз за роль в фильме "Одуванчик". Она была на четвертом месяце беременности, но ее животик еще не бросался в глаза. Джони и Дэвид собирались пожениться до рождения ребенка, но никак не могли определиться с датой. Гарри Клейн дал Дэвиду хорошую роль в "Одуванчике", и его тоже выдвинули на "Оскара" по категории "актер второго плана". Известие о том, что они зачали ребенка вне брака, могло лишить их обоих многих голосов, поэтому предстояло найти оптимальное решение.
     Кэтлин тоже встречала Рождество в доме Лиров. Хорэны приезжали в Гринвич. Объяснение получилось бурным.
     - Что ты такое задумала? - вопила Конни. - Ты католичка, дитя Христа! Некоторые сестры уверены, что ты на каникулах!
     - Невежественные, высушенные старые суки, - пробормотала Кэтлин.
     - Таких слов я не потерплю! - насупился Дэн.
     - Я собираюсь принять иудаизм и пройти бас мицва <Обряд посвящения в еврейскую общину девочек бас мицва (дочь заповеди) и мальчиков бар мицва (сын заповеди) - для мальчиков. Пройдя обряд, мальчики и девочки становятся совершеннолетними и сами отвечают за свои поступки.>, - заявила Кэтлин.
     Дэн и Конни злобно посмотрели на Джека, но тот лишь пожал плечами:
     - Я говорил ей, что обошелся без бар мицва.
     - Ты собираешься сделать совсем другое, - прорычал Дэн. - Вернуться домой и возобновить учебу.
     Кэтлин решительно покачала головой.
     - Я заставлю тебя вернуться!
     Вот тут Джек не выдержал.
     - Нет. Заставить - не получится. Если сможешь, убеди.
     Дэн и Конни не смогли.
     Потом Кэтлин действительно пошла в храм "Шалом" к рабби, но тот мягко указал ей, что столь важные решения не принимают от злобы и негодования. Правда, при этом он не отказался наставлять ее в таинствах иудаизма. Кэтлин побывала и у адвоката. Сказала, что хочет законным образом поменять имя и фамилию и стать Сарой Лерер. Адвокат ответил, что они вернутся к этому делу, когда Кэтлин все хорошенько обдумает и укрепится в принятом решении.
     Кэтлин, однако, настаивала, чтобы все звали ее Сарой.
     Она легко ладила с людьми и хотя утверждала, что в монастырской школе ее ничему не научили, могла помочь Лиз с алгеброй и объяснить Нелли тесную связь между музыкой и математикой.

2

1966 год

     В марте Джек давал показания в сенатском комитете, расследующем не правомерное использование эфира телевещательными компаниями. Он сел за стол с десятком микрофонов лицом к лицу с десятью сенаторами и адвокатом комитета.
     Последний, звали его Роджер Симмонс, молодой человек с всклокоченными волосами и большими торчащими вперед, как у бурундука, передними зубами, и задавал львиную часть вопросов.
     - Мистер Лир, вы считаете, что используете выделенные вашей компании частотные диапазоны на благо общественности?
     Джек основательно подготовился к этому мероприятию. В сшитом по фигуре темно-синем костюме он держался очень уверенно. Рядом с Джеком сидел адвокат. Сзади располагалась Энн. За спиной адвоката - Джони.
     - Очевидно, мистер Симмонс, телевещательная компания будет работать исключительно на благо общественности только в одном случае - транслируя образовательные программы, как это делают общественные телевещательные станции. К сожалению, при такой организации дела мы не сможем заработать деньги, а мы должны их зарабатывать, если хотим оставаться на плаву. Я числю себя среди тех, кто резко отрицательно относится к тому потоку банальностей, что изливают на зрителя многие телевещательные компании, в том числе и "Лир нетуок". Мы ставим во главу угла повышение качества наших передач, и я думаю, преуспеваем в этом никак не меньше наших конкурентов.
     - Мистер Лир, в настоящее время ваша компания единственная проводит телевикторины с ценными призами. Расследования, проводившиеся в отношении викторин, выходивших в эфир в прошлом, показали, что всякий раз эти викторины строились на обмане. Как вы объясните решение вашей компании возобновить такую передачу?
     Прежде чем ответить, Джек отпил воды.
     - Не буду и пытаться объяснять. Попросту говоря, не я определяю передачи, которые создает "Лир нетуок". Этим занимались другие люди, которые лучше меня разбираются во вкусах телезрителей. Но мне лично представляется, что публике нравятся телевизионные викторины и она хочет их смотреть.
     - Передача вашей компании называется "Твоя ставка". Вы считаете, что она проходит без обмана?
     - У меня нет оснований утверждать обратное.
     - То есть вы не готовы показать под присягой, что передача проходит честно и участникам заранее не сообщаются правильные ответы?
     Джек обаятельно улыбнулся:
     - Сказать по правде, мистер Симмонс, я не видел ни одного выпуска. Я передачу одобрил, то есть разрешил ее готовить и выпускать в эфир. Они этого хотели, и я кивнул. Более я никоим образом с ней не связан.
     - Мистер Лир, если мы представим доказательства того, что в передаче "Твоя ставка" использованы нечестные приемы, вы будете это отрицать?
     - Я ничего не буду отрицать, равно как и подтверждать, - ответил Джек. - К "Твоей ставке" я не имею никакого отношения. Она приносит деньги. Только поэтому мы и ставим ее в сетку. Иначе она бы в эфир не выходила.
     - Вы думаете, она банальна?
     Джек кивнул:
     - Это одна из тех многочисленных передач, как моей телевещательной компании, так и других, которые иным словом не назовешь.

3

     Джек и Энн не сразу вернулись в Нью-Йорк. Во второй половине дня они сидели в своем "люксе" в отеле "Мэйфлауэр" и смотрели репортаж с вечернего заседания сенатского комитета.
     Показания давал Дик Пейнтер.
     - Мистер Пейнтер, в шоу "Твоя ставка" результаты фальсифицируются? - спросил Симмонс.
     - Разумеется, нет, - с негодованием ответил Пейнтер. - Несколько лет тому назад мы это уже проходили, и теперь у нас достаточно ума, чтобы не допустить повторения.
     Симмонс открыл толстую папку.
     - Несколько дней назад один из участников передачи "Твоя ставка", который выиграл большую сумму денег, дал показания на закрытом заседании нашего комитета. Мы сознательно пригласили этого человека на закрытое заседание, чтобы сохранить его фамилию в тайне. Этот человек показал, что ему заранее сообщили вопросы, которые будут задаваться по ходу шоу, чтобы он мог к этим вопросам подготовиться. Этот человек также показал, что перед выходом программы в эфир вы лично, мистер Пейнтер, задавали ему вопросы и выслушивали ответы. Это правда? Вы действительно это делали?
     Адвокат Пейнтера схватил его за руку и оттащил от микрофонов. С минуту они о чем-то шептались, затем Пейнтер вернулся к микрофонам.
     - Поскольку я не знаю, кто ваш свидетель, то не смогу ответить на ваш вопрос.
     - А я думаю, сможете, мистер Пейнтер. - Председатель комитета, сенатор Дональд Хупер, демократ от штата Кентукки, взял инициативу на себя. - Позвольте мне перефразировать вопрос. Вы лично или кто-то другой, о чем вам было известно, когда-нибудь заранее сообщали вопросы предстоящего выпуска "Твоей ставки" кому-нибудь из участников?
     Пейнтер вновь посовещался с адвокатом.
     - При всем моем уважении к комитету я не могу ответить на ваш вопрос на том основании, что мой ответ может быть истолкован мне во вред.
     Джек вскочил с дивана и схватил телефонную трубку, чтобы позвонить Кэпу Дуренбергеру в Нью-Йорк.
     - Ты видел? Ты слышал, что сказал Пейнтер? Теперь вместо того, чтобы отвечать по существу, он будет ссылаться на пятую поправку <В пятой поправке к Конституции США сказано, что "ни одно лицо... не должно принуждаться свидетельствовать против себя".>! Кэп, дай указание службе безопасности не пропускать Пейнтера в штаб-квартиру компании. Опечатай его кабинет. Опечатай его бумаги. Я дам сообщение для прессы, в котором укажу, что кабинет и бумаги Пейнтера опечатаны и доступ к ним получат только федеральные следователи, располагающие соответствующими полномочиями. Сними "Твою ставку" с эфира. Завтра вместо нее пусти любую другую передачу. И еще... Пусть служба безопасности выставит за дверь Кэти Маккормак. Немедленно! Скажи ей, что она уволена.

4

     Вновь Джони не удалось получить "Оскара" за лучшую женскую роль. А вот Дэвиду Бреку "Оскар" был присужден по категории "мужская роль второго плана" за его работу в фильме "Одуванчик".
     Джони обозлилась и решила погрозить пальчиком Голливуду. Она объявила, что беременна, но не собирается замуж за отца своего ребенка.
     Дэвид любил Джони, но тоже без восторга относился к церемонии бракосочетания. Они, однако, продолжали жить вместе, и Дэвид пообещал всячески помогать в воспитании ребенка.
     В июне родилась девочка, которую они назвали Жаклин-Мишель. Джек и Энн полетели в Калифорнию на новом реактивном самолете компании, по иронии судьбы называвшемся "Лир джет". Джони заверила их, что она счастлива.

5

     Шестьдесят лет Джека Энн отметила в два захода. Дома был устроен прием для родственников, а в "Четырех временах года" <один из самых лучших и дорогих ресторанов Нью-Йорка. Открыт в 1961 г. в нижнем этаже небоскреба Сигрем.> - для друзей.
     Никто не догадывался, что Энн пользуется каждой возможностью, чтобы встретиться с близкими ей людьми. Количество лейкоцитов в крови неуклонно падало, и врачи перевели Энн на более сильные препараты. Она чувствовала, как иссякают силы, но старалась не показывать виду.
     Несмотря на нарастающую слабость, Энн сама обзвонила всех, написала все приглашения и взяла на себя организацию обоих приемов.
     Из родственников только Джони уловила в голосе мачехи нотки тревоги. Они с Дэвидом прервали переговоры с Гарри Клейном о новом фильме и улетели в Нью-Йорк.
     Джони улучила момент, чтобы поговорить с Энн наедине. Как-то вечером, сидя у бассейна, она увидела выходящую из дома Энн и попросила Дэвида уйти, чтобы она могла остаться с Энн вдвоем. Энн села рядом, но тут появились Лиз и Нелли, поэтому Джони предложила Энн прогуляться к озеру.
     Энн всегда предпочитала озеро бассейну и с удовольствием вошла в теплую зеленоватую воду. Джони последовала за ней. Несколько минут они поплавали, потом вылезли на берег и сели на траву.
     Энн молчала. Смотрела на гладкую поверхность воды и на заходящее солнце. Джони уже заметила новую привычку Энн надолго погружаться в молчание.
     - Ты меня простишь, если я суну нос в чужие дела? - спросила Джони.
     Энн нахмурилась.
     - Я-то прощу, но вот ты себе не простишь. Если я доверюсь тебе, то на твои плечи ляжет тяжелая ноша. Может, тебе лучше без этого обойтись?
     - Энн, с тобой что-то не так? Случилось что-то ужасное?
     Энн кивнула.
     - Мне надо с кем-то поговорить. Сколько тебе лет, Джони? Тридцать один? Я могу открыться тебе, но при одном условии: ты дашь обещание ничего не говорить отцу. Или кому-то еще.
     - Это мужчина? - спросила Джони, сразу встревожившись и надеясь, что речь идет всего лишь о любовнике.
     - Нет. Не мужчина. Ты обещаешь?
     - Обещаю, - заверила ее Джони. - Так что с тобой, Энн?
     - Я умираю, Джони, - просто ответила Энн.
     Стоя у бассейна и наблюдая за резвящимися в воде Лиз и Нелли, Джек увидел, как обнялись и приникли друг к другу Энн и Джони. Он улыбнулся. Его взрослая дочь стала подругой его жены.

6

     Джони сдержала слово. А семейный уик-энд продолжался.
     Маленький Джек, приехав из университета, с гордостью объявил, что его приняли в футбольную команду. Его так и распирало от счастья. Лиз презирала брата за увлечение этой грубой игрой.
     Линда получила место микробиолога в Йельском медицинском центре и обручилась с Гаем Уэбстером, помощником старшего партнера в одной нью-йоркской юридическом фирме.
     Когда молодого человека представляли гостям, он первым делом сообщал всем, что состоит в Обществе Джона Берча <праворадикальная, ультраконсервативная организация, основанная в 1958 г.>. Джеку показалось, что он очень уж упивается собственной значимостью, ничего особенного собой не представляя. Джек никак не мог понять, что нашла в нем Линда.
     Джони тоже решила, что Гай Уэбстер ноль без палочки. С такому же выводу пришла и Лиз, поделившись им с Джони.
     Джек беседовал у бассейна с Джони, когда к ним подбежала Лиз.
     - Что я сейчас слышала! Никогда не догадаетесь! Линда сказала ему: "Если ты еще кому-нибудь скажешь, что ты - член Общества Джона Берча, я врежу тебе по яйцам. Плохо уже то, что ты там состоишь, и я не желаю слышать, как ты этим похваляешься".
     Джек улыбнулся и пожал плечами:
     - Может, она все-таки знает, что делает.
     - Я думаю, нам стоило бы вмешаться, - мрачно бросила Джони.

7

     В августе в "Нью-йоркере" появился еще один короткий рассказ Джейсона Максуэлла.
     "Из разговора, подслушанного в "Лутеке":
     - Глядя на него, ты не думаешь, что он самый сексуальный мужчина в мире?
     - Дорогая, я занималась этим делом с самим Джоном Кеннеди!
     - Джон Кеннеди! Он знаменитость, но не в этом. Чтобы понять, кто есть кто, надо провести ночь с мастером.
     Джефферсон Ле Метр в эротике руководствовался католическими нормами. Первая жена Ле Метра, исключительно элегантная дама, сгладив острые углы, превратила его в культурного джентльмена-космополита, каким мы теперь его и видим. Только самые близкие их друзья знали, что мадам - законченная мазохистка и может получить полное сексуальное удовлетворение, лишь испытав боль. Ле Метр поначалу не хотел потворствовать ей. Но в конце концов, чтобы доставить жене удовольствие и не ставить под угрозу семейное счастье, смирился и научился шлепать ее по голой заднице до тех пор, пока она не начинала просить пощады.
     Однако его католические пристрастия привели к роману с красавицей-католичкой, и в результате ему пришлось-таки развестись с первой женой.
     Первая жена нашла себе другого партнера, который в их дуэте с радостью исполнял роль садиста. Они играли в жестокие игры. Иногда он подвешивал ее за руки к свисающим с потолка цепям и хлестал плетью. Как-то вечером, когда она висела на двух парах наручников, не доставая ногами до пола, у него случился сердечный приступ, и он умер у нее на глазах. Освободиться сама она не могла и провисела несколько часов, прежде чем умерла.
     Джефферсон Ле Метр