язвительно спросил Лорен.
     Номер Один согласно кивнул.
     - Полагаю, что да, внучек.
     Лорен оглядел стол. Кивнули все, кроме меня.
     - Мистер председатель, - разлепил я губы.
     - Да, мистер Перино.
     - Прежде чем мы перейдем к обсуждению намеченных вопросов, я бы попросил провести закрытое совещание тех держателей акций, которые являются или являлись членами семьи Хардеманов.
     Даже Номер Один удивленно глянул на меня.
     Лорен же просто не понимал, к чему я клоню.
     - Это странная просьба, мистер Перино.
     - С учетом имеющейся в моем распоряжении конфиденциальной информации просьба эта вполне резонна.
     Так как она касается некоторых членов семьи Хардеманов, я полагаю, нет смысла знакомить с ней посторонних.
     - Может ли председатель предварительно ознакомиться с этой информацией, чтобы оценить весомость вашей просьбы?
     - Естественно, - я открыл "дипломат", достал две папки, отделил оригиналы от ксерокопий, которые снял утром, протянул последние Лорену.
     Несколько секунд он смотрел на них. Лицо его поменяло окраску: из пунцово-красного стало мертвенно-белым. Наконец он поднял на меня глаза.
     - Шантажом меня не проймешь! Я действовал на благо компании!
     - Дай мне взглянуть, - попросил Номер Один.
     Лорен сердито швырнул бумаги деду. Тот не спеша ознакомился с их содержимым, посмотрел на меня. В его глазах я прочитал такую душевную боль, что даже пожалел старика. Все-таки внук, своя плоть и кровь.
     Номер Один оглядел зал заседаний.
     - Полагаю, нам лучше обсудить этот вопрос в кругу семьи. Пройдемте в мой кабинет.
     На этом заседание держателей акций и закончилось.

Глава 12

     - Я думаю, мы должны знать, каким образом к тебе поступила эта информация, - сказал Номер Один из-за своего стола.
     - Вчера вечером, в девять часов, в дверь моего дома позвонил какой-то человек и спросил, я ли Анджело Перино.
     Получив утвердительный ответ, он сунул мне в руки эти бумаги со словами: "Это для вас" и растворился в ночи.
     Разумеется, я сказал не всю правду, но во всяком случае мне не пришлось лгать.
     - Ты знаешь этого человека? Видел его раньше? - продолжил допрос Номер Один.
     - Нет, - я покачал головой.
     - Ты говоришь, что это письмо - предсмертная записка моего сына? - голос Номера Один дрогнул.
     - Черт побери, дед! - неожиданно взорвался Лорен Третий. - Ты и сам это знаешь. Уж его-то почерк тебе знаком. А может, тебе не хочется узнавать его, потому что написано там о тебе? - он глубоко вздохнул. - Я не представляю себе, как это письмо попало к Анджело, но со дня смерти отца я хранил его в домашнем сейфе. Чтобы никто не прознал, как ты довел собственного сына до самоубийства.
     И тут Лорен Третий заплакал.
     - О боже, если бы кто знал, как я ненавидел тебя за это! И ненависть моя возрастала каждый раз, когда перед моим мысленным взором возникал отец, лежащий на полу в библиотеке со снесенной выстрелом головой. Но тем не менее до конца я поверить в это не мог. Я помнил, как ты играл с нами маленькими. Но когда началась возня с "бетси", все вернулось. Ты обращался со мной так же, как когда-то с отцом. Но я принял решение. Со мной тебе не удастся то, что ты сделал с ним. Скорее я уничтожу тебя! - и он закрыл лицо руками.
     - И ты абсолютно уверен, что твой отец застрелился из-за меня? - ровным голосом полюбопытствовал Номер Один.
     Лорен Третий уже совладал с нервами. Посмотрел на деда.
     - Конечно, уверен. Я знаю, как он кончил. А в письме есть все, кроме имени. И я вижу, как ты ведешь себя по отношению ко мне.
     - А у тебя не возникало мысли, что твой отец имел в виду другого человека? - продолжил Номер Один.
     - Так он мог писать только о тебе! - отрезал Лорен Третий.
     Номер Один взглянул на миссис Скотт.
     - Правда всегда выходит наружу. Особенно если живешь слишком долго.
     Она посмотрела на него, потом на сына, чувствовалось, что она очень любит их обоих.
     - Твой дед говорит правду, Лорен. В этом письме речь идет не о нем.
     - Ты просто защищаешь его, - не хотел верить ей Лорен. - Я слышал истории о вашем романе, мама. И знаю, какие чувства ты питала к нему. Воспоминания детства не забываются.
     - Лорен, твой отец... - миссис Скотт запнулась.
     - Салли! - попытался остановить ее Номер Один. - Позволь мне самому.
     Но миссис Скотт словно и не услышала его.
     - Лорен, - повторила она, - твой отец был гомосексуалистом. Несколько лет он жил с мужчиной, который работал у него, с Джо Уорреном. Это был отвратительный человек, и мы думали, что с его смертью все кончится. Но ошиблись. Оказалось, что этот Уоррен вел скрупулезный дневник отношений с твоим отцом, в том числе хранил у себя компрометирующие твоего отца фотографии. Все это попало в руки не менее бесчестного человека. Долгие годы он шантажировал твоего отца, получая от него деньги, но в конце концов тот не выдержал и пустил себе пулю в лоб. Его самоубийство потрясло нас не меньше, чем тебя, и мы долго не могли понять причину такого поступка. Но даже смерть твоего отца не остановила шантажиста. Он пришел к твоему деду. Я помню его слова. Он благодарил Бога, что шантажист обратился к нему, а не к тебе. И ты ничего не узнал о прошлом отца. Твой дед позаботился о том, чтобы шантажист сел в тюрьму, а все фотографии и негативы были уничтожены. И пришлось заплатить немало денег, чтобы сведения эти не стали достоянием общественности. Заботился он не столько о себе, сколько о благополучии твоем и твоей сестры. Ибо, несмотря на все разногласия, он любил своего сына и хотел уберечь от позора память о твоем отце.
     Лорен Третий посмотрел на нее, потом на деда.
     - Это правда?
     Номер Один медленно кивнул.
     Лорен Третий вновь закрыл лицо руками. Я оглядел кабинет: я был единственным посторонним. Остальные были Хардеманами, нынешними или прежними.
     Зазвонил телефон. Номер Один даже не шевельнулся, но телефон не унимался. Наконец он-таки снял трубку.
     - Да, - бросил раздраженно. Послушал, повернулся к Алисии. - Это тебя.
     Алисия, все еще утирая глаза платком, подошла к столу, остановилась у стула, на котором сидел Лорен Третий, взяла трубку.
     - Миссис Алисия Хардеман слушает.
     Из трубки послышался чей-то возбужденный голос.
     Слов, разумеется, мы не разобрали.
     - Да, - промолвила Алисия. - Да, да. Поцелуйте от нас их обоих, - она положила трубку на рычаг. - Лорен.
     Он поднял голову.
     - Да, Алисия, - безжизненный, мертвый голос. - Все-то я испортил. Где только мог.
     - Нет, Лорен. Я не об этом. Звонил Макс.
     - Макс? - повторил он, явно не понимая, о ком речь.
     - Да! - воскликнула Алисия. - Макс. Муж нашей дочери. Он звонил из Швейцарии. Бетси только что родила сына! Оба чувствуют себя хорошо! Лорен, ты только подумай! - от восторга у нее перехватило дыхание. - Мы - бабушка и дедушка!
     И все они вновь стали единой семьей. Поцелуи, слезы, смех, для другого не осталось места.
     Я молча встал, вышел из кабинета Номера Один, зашагал к своему. Оказалось, что столь бурно выражают свои чувства не только итальянцы.
     Полчаса спустя в мой кабинет вкатился Номер Один.
     Захлопнул за собой дверь, уставился на меня.
     Я молча наблюдал за ним.
     - Ты уволен! - возвестил он после короткой паузы.
     - Я знаю. Не сомневался в этом с самого утра, - достал из внутреннего кармана пиджака заявление об отставке, вышел из-за стола, отдал ему.
     Он развернул лист, прочитал, пристально всмотрелся в мое лицо.
     - Клянусь Богом, ты действительно знал.
     Я кивнул.
     - Тебе известна и причина?
     Снова я кивнул.
     - Скажи мне.
     - Победы от меня не ждали. Наоборот, расчет был на мое поражение.
     - Это точно, - мрачно подтвердил он. - Я потерял сына и не хотел терять внука. Но если ты знал, что победителем должен стать он, почему не уступил?
     - Потому что не могу иначе. Сдаваться не в моих правилах.
     - Так ты на меня не сердишься?
     - Разумеется, нет.
     Вновь он всмотрелся в меня.
     - Кстати, и ты на этом деле кое-что приобрел. Твои акции будут стоить двенадцать миллионов долларов, когда в следующем году мы станем акционерным обществом.
     - Разумеется, - я сунул руку в карман. - У меня есть кое-что для вас, - и положил ему на ладонь золотые запонки-"сандансеры".
     Он посмотрел на них.
     - С "сандансером" ты тоже провел меня. Почему изменил название нового автомобиля с "бетси джетстар" обратно на "сандансер"?
     - Потому что долгие годы это был слишком хороший автомобиль, чтобы разом отказаться от него.
     После короткого раздумья Номер Один кивнул.
     - Пожалуй, ты прав.
     Неторопливо он вынул запонки из рукавов, заменил их золотыми "сандансерами". Прежние сунул в карман.
     Вновь посмотрел на меня.
     - Пожалуй, ты прав, - повторил он.
     Я подержал ему дверь, а когда он выкатился в коридор, вернулся к столу, чтобы собрать свои вещи.

***

     Синди вышла в прихожую, когда я открыл дверь номера.
     - Я поставила портативный "джакузи" и налила в воду твой любимый шампунь.
     Последовала за мной в ванную, взяла одежду.
     - Я все узнала из двенадцатичасового выпуска новостей.
     - Еще бы. Автомобильные новости путешествуют быстро.
     Я оперся о стену. Не так-то легко залезать в ванну со сломанными ребрами.
     - Ты лучше помоги мне.
     Она обняла меня за талию, и я начал опускаться в ванну.
     - Тебе звонили.
     - Интересно, кто? - я коснулся задницей воды.
     - Якокка из "Форда", Коул из "Дженерал моторс"...
     - - К чему эти шутки?
     - Я не шучу, - и я шмякнулся в воду, потому что она отняла руку и выскочила из ванной.
     - О, черт! - вырвалось у меня, но она уже вернулась с листом бумаги.
     - Еще звонили от "Крайслера", "Америкэн моторс".
     Даже от "Фиата" из Италии.
     Я включил "джакузи". Тут же забурлила вода. Я откинул голову на край ванны и удовлетворенно вздохнул.
     Хорошо!
     - Что мне с этим делать? - Синди тряхнула листком.
     - Положи на стол. Я же не псих, чтобы сразу впрягаться в работу. В конце концов я имею право насладиться своим богатством.
     Звякнул дверной звонок.
     - Посмотри, кто пришел.
     Она вышла и тут же вернулась.
     - Номер Один хочет повидаться с тобой.
     - Пусть заезжает.
     - Сюда? - удивилась Синди.
     - Куда же еще? Или ты думаешь, что я выберусь из ванны быстрее чем за полчаса?
     На этот раз она вернулась, толкая перед собой его кресло. И тут же ушла, оставив нас наедине.
     - О господи, ну и жарища у тебя, - он глянул ей вслед. - Кто эта крошка?
     - Синди, - по выражению его лица я понял, что имя ему ничего не говорит. - Вы ее знаете, водитель-испытатель.
     - Я ее не узнал. Здесь она совсем другая.
     - Она только что открыла для себя платья.
     - А нельзя ли выключить эту штуковину. У меня больше нет сил кричать.
     Я щелкнул выключателем. Шум стих, вода перестала бурлить.
     - Так лучше?
     - Гораздо, - он уставился на меня. - И ты выглядишь иначе.
     Я улыбнулся.
     - Вернул себе прежнее лицо.
     - Я уже ехал в аэропорт, когда вспомнил, что у меня осталась одна твоя вещь. И завернул в отель, чтобы отдать ее тебе.
     - Да? - я никак не мог припомнить, что же я мог ее оставить у него.
     Из кармана он достал маленький футляр, раскрыл его, протянул мне, - На черном бархате лежали платиновые запонки.
     "Бетси - серебряная фея". Я не мог отвести от них глаз, такие они были красивые. Но я никогда не носил запонки.
     И отвел его руку.
     - Они не мои, а ваши.
     - Наши, - возразил он. - Причем в большей степени твои, чем мои. Оставь их у себя, - и футляр перекочевал в мою руку.
     Он же подкатил кресло к двери.
     - Милая девушка, помогите мне выбраться отсюда.
     Все еще глядя на запонки, я включил "джакузи".
     Произведение искусства, ничего не скажешь. Теперь придется покупать рубашки с манжетами под запонки.
     Я вылез из ванны, обернул полотенце вокруг бедер, не выпуская из руки футляр с двумя платиновыми "серебряными феями".
     - Синди, посмотри, что у меня.
     Она взглянула на запонки.
     - Очень красивые, - она подняла на меня глаза. - И ты тоже красавец. Знаешь, мне не нравилось лицо, с которым ты вернулся из Швейцарии.
     - Мне тоже.
     - Как ты себя чувствуешь? - ее глаза блеснули.
     - Ужасно хочется трахнуться. Пойдем в спальню.
     - Хорошо, - согласилась она.
     В спальне я огляделся.
     - Что-то тут изменилось, - Синди тем временем снимала платье. - Где ты спрятала стерео? Под кроватью?
     - Я его выбросила, - обнаженная, она приникла ко мне. - Все, даже девушки, когда-то взрослеют.
     - Не слишком ли резкий переход? - я пожевал ее мочку.
     - Да нет. Мне уже двадцать четыре.
     - Да ты у нас старушка, - я перешел к ее шее.
     - Во всяком случае, уже не девочка, - она отстранилась, заглянула мне в глаза. - Да тебе и не нужно стерео.
     - Ты уверена? - я легонько поцеловал ее в губы.
     Она сжала мое лицо в своих ладонях.
     - Абсолютно уверена. Я тебя люблю.
     На мгновение я застыл, принимая неизбежное.
     - И я люблю тебя.
     Потом мы поцеловались. Она оказалась права. Мы прекрасно обошлись без стерео.
     Музыка звучала в нас самих.



150


149





НАСЛЕДНИКИ

Гарольд РОББИНС
Перевод с английского В.Вебера






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     Три поколения американских писателей считают Гарольда Роббинса своим учителем. В 50, 60 и 70-х годах этот писатель был главным законодателем моды в американской литературе.
     Каждый новый его роман вызывал огромнейший резонанс в обществе.

31 МАЯ

УТРО

     Я пил третью чашку кофе, когда зазвонил телефон. И никак не отреагировал. Пусть звонит.
     Когда ждешь звонка три года, тридцать секунд ничего не решают.
     Я вновь наполнил чашку, посмотрел, высоко ли поднялось солнце, взглянул на окно блондинки, что жила в соседнем доме, на асфальтовую ленту Стрип.
     Солнце только выползло из-за холма, блондинка спала, по Стрип одиноко катилась патрульная машина. Не находя иного занятия, я взял трубку.
     - Доброе утро, Сэм.
     Последовала пауза, заполненная лишь тяжелым дыханием на другом конце провода.
     - Как ты узнал, что это я?
     - Тут привыкли спать допоздна. Никто не встает до десяти утра.
     - Я не смог заснуть, - признал он. - Прилетел вчера вечером и все еще бодрствую. Живу по нью-йоркскому времени.
     - Я тебя понимаю.
     - Чем занят? - поинтересовался он.
     - Сижу. Пью кофе.
     - Как насчет того, чтобы приехать ко мне? Позавтракаем вместе?
     - Я не завтракаю, Сэм. Тебе это известно.
     - Я тоже, - пробурчал он. - И ты это хорошо знаешь. Но я не могу спать. И хочу поговорить с тобой.
     - Я у телефона.
     - Полжизни я провел на телефоне. Я хочу говорить с тобой лицом к лицу, - вновь тяжелое дыхание в трубке. - Вот что я тебе скажу. Приезжай ко мне, и мы отправимся на прогулку. Я даже готов рискнуть своей шеей и сесть в твою новую машину, которая разгоняется, если верить газетам, до двухсот двадцати миль в час.
     - А почему бы тебе не прогуляться одному?
     - Не хочу. По двум причинам. Во-первых, калифорнийские водители ездят как сумасшедшие, и я их боюсь.
     А во-вторых, мне надобно поговорить с тобой.
     - Хорошо, - помявшись, согласился я. - Я подъеду К твоему отелю.
     - Через четверть часа. Я должен позвонить в Нью-Йорк.
     Я положил трубку на рычаг и поднялся в спальню.
     Осторожно открыл дверь, переступил порог. В густом полумраке - плотно затянутые шторы не пропускали и лучика - я разглядел, что Китаяночка еще спит. Обнаженная, она лежала поверх простыни на животе, вытянув руки вперед, словно собиралась прыгать с вышки.
     Длинные волосы укрывали ей спину, как одеяло.
     Я приблизился к кровати, вгляделся в Китаяночку.
     Она лежала недвижно, я едва улавливал ее дыхание. В спальне стоял запах ночных утех, пьянящий, как старое вино. Я положил руку на ее маленькую, крепкую, будто мраморную, ягодицу. Она буквально вжалась в матрас, а от ее тела полыхнуло огнем.
     Заговорила она, не отнимая лица от подушки.
     - Что ты со мной делаешь, Стив? Я млею от одного твоего прикосновения.
     Я убрал руку и прошел в ванную. А когда вернулся в спальню пятнадцать минут спустя, она уже сидела на кровати.
     - Ты оделся. Это несправедливо. Я же жду тебя.
     - Извини, Китаяночка. У меня деловая встреча.
     - Ты можешь и опоздать. Иди ко мне.
     Я не ответил. Пересек спальню, достал из стенного шкафа свитер, надел его.
     - Я скажу тебе древнюю китайскую присказку. День, который начинается с любовных ласк, принесет только радость.
     Я рассмеялся.
     - Что тут смешного? Впервые я слышу от тебя "нет".
     - Такое должно было случиться, Китаяночка.
     - И перестань называть меня Китаяночкой. У меня есть имя, и ты его знаешь.
     Я посмотрел на нее. На лице отразилась злость, которой не было мгновеньем раньше.
     - Остынь, Китаяночка. Даже я не могу поверить, что кого-то могут называть Мэри Эпплгейт.
     - Но это мои имя и фамилия.
     - Пусть так. Но для меня ты Китаяночка.
     Она натянула на себя простыню.
     - Наверное, мне пора уходить.
     Я не ответил.
     - Долго тебя не будет?
     - Не знаю. Может, пару часов.
     - Я уйду раньше.
     Я пристально посмотрел на нее.
     - Денег тебе хватит?
     - Обойдусь без твоих.
     Я кивнул.
     - Тогда прощай. Мне будет недоставать тебя, - я закрыл за собой дверь и спустился вниз.
     Солнце ослепило меня. Я опустил шторы и прошел на автостоянку. "Изо" блестел, как черная жемчужина в витрине ювелирного магазина. Стоящий рядом ее маленький "фолькс" более всего напоминал жучка. Он казался одиноким и потерянным.
     Может, такие ощущения "фольксвагены" вызывали только у меня. Многие в Лос-Анджелесе, особенно начинающие актрисы, отдавали предпочтение этой модели. А почему бы и нет, руль, четыре колеса, стоит совсем ничего, вот и носятся они на них взад-вперед по своим делам.
     А в промежутках ставят в гаражи, хозяева которых разъезжают на "линкольнах". Но рано или поздно время больших машин подходило к концу, и девчушкам вновь приходилось приниматься за дела. Как этим утром.
     Я вернулся в дом, нашел на кухне катушку липкой ленты. Прилепил к приборному щитку "фольксвагена" два стодолларовых банкнота. К отелю я подъехал на полчаса позже, но Сэм еще не выходил на улицу.
     Я сидел в машине и ругал себя почем зря. Китаяночка-то была права. Я успел бы всласть потрахаться.
     Он появился еще через пятнадцать минут. Швейцар открыл дверцу, и он плюхнулся на сидение, тяжело дыша. Дверца захлопнулась, и мы посмотрели друг на Друга.
     Потом он наклонился и поцеловал меня в щеку.
     - Мне недоставало тебя.
     Я тронул машину с места и молчал, пока мы не остановились на красный свет на бульваре Заходящего Солнца.
     - А мне-то казалось, что тебе все равно.
     Он, похоже, обиделся.
     - Ты же знаешь, я делал то, что должен был делать.
     Красный свет сменился зеленым, и я повернул к Санта-Монике.
     - Теперь это не имеет значения. Минуло три года.
     Куда едем?
     - Мне все рано. Это твой город. Наверное, тебя интересует, почему я позвонил.
     Я предпочел промолчать.
     - Видишь ли, я у тебя в долгу.
     - Ты ничего мне не должен, - быстро ответил я. - У меня есть акции. Твои. Синклера.
     - Не надо напоминать мне, что ты богат, - он протестующе взмахнул рукой. - Это известно едва ли не каждому. Но деньги - еще не все.
     Тут я повернулся и посмотрел на него.
     - И кто же мне это говорит? Тогда зачем ты это сделал?
     Его черные глаза блеснули за стеклами роговых очков.
     - На меня давили. Я боялся, что все пойдет насмарку.
     Я с горечью рассмеялся.
     - А тут подвернулся я. Неопытный и доверчивый.
     Ситуация - луч