поменяться  со  мной
местами? - спросил я его.
   - Но почему, ваше превосходительство? В туристском  классе  вовсе  не
так удобно, как в первом.
   Я улыбнулся ему и посмотрел на девушку. Он проследил за моим взглядом
и понимающе наклонил голову.
   - Конечно же, ваше превосходительство, - быстро произнес он,  -  я  к
вашим услугам.
   Мы обменялись билетами, и он направился назад, к стойке. Я же не стал
этого делать, просто перешагнул не очень высокую перегородку.
   - Вам не туда! - прокричал контролер. - Там - туристы!
   - Произошла ошибка, - объяснил я, показав ему билет Хойоса.
   Взглянув на него, контролер молча кивнул.
   Подойдя  к  очереди,  я  встал  позади  девушки.  Она  с   удивлением
оглянулась.
   - Вы направляетесь в Курату? - спросил я. Она не ответила.
   - Говорите по-французски?
   - Нет, - она покачала головой.
   - По-итальянски?
   - Нет.
   - Может быть, по-немецки?
   Она вновь потрясла головой, но на этот раз  по  губам  ее  скользнуло
подобие улыбки.
   - Ну ладно,  -  сказал  я  в  конце  концов  по-испански  с  шутливым
отчаянием, - если вы и  по-испански  не  говорите,  то,  по-видимому,  я
ошибся рейсом.
   Она залилась смехом.
   - Вы не  ошиблись  рейсом,  мистер  Ксенос.  -  В  ее  английском  не
слышалось никакого акцента. - Просто вы летите другим  классом.  Вам  не
место в одном салоне с простыми людьми.
   Я улыбнулся.
   - С вашей стороны это нечестно. Вы  знаете  мое  имя,  а  я  не  знаю
вашего.
   В глазах ее мелькнуло веселье.
   - Гуайанос, - сказала она. - Беатрис Элизабет Гуайанос.
   Мне показалось, что девушка посматривает на меня с ожиданием.
   - Я должен знать ваше имя? - спросил я. - Мы встречались?
   Не сводя с меня глаз, она качнула головой.
   - Вы знали моего отца, доктора Хосе Гуайаноса.
   - О...
   Я действительно знал ее отца. Он был министром образования, а позже -
специальным помощником президента. А помимо этого он был еще вовлечен  в
заговор с  целью  убийства  президента,  но  у  заговорщиков  ничего  не
получилось.  Ему  единственному  удалось  бежать,  все  остальные   были
расстреляны. Поговаривали, что Гуайанос  прячется  где-то  в  Нью-Йорке,
вынашивая   планы   нового   заговора   и    свержения    кортегуанского
правительства.
   - Да, вашего отца я знаю. Он казался мне очень приятным человеком.
   - Вам не захотелось еще вернуться в первый класс?
   - Чего вдруг? - усмехнулся я.
   - Старая лисица, - ответила она, делая жест в сторону перегородки.
   - Старая лисица? - переспросил  я.  Посмотрев  туда,  куда  указывала
девушка, я увидел Хойоса, читавшего газету. - Вы имеете в виду Хойоса?
   - Так мы зовем его. Он - глава тайной полиции.  Президенту  сразу  же
будет все известно.
   -  Меня  это  абсолютно  не  трогает.  Внутренняя  политика  меня  не
касается. Да и касалась бы, мне было бы  наплевать.  Я  в  любом  случае
останусь с вами.
   Зеленые глаза девушки потемнели, сделавшись в точности такими же, как
изумруды, которые время от времени находят в наших копях.
   - Почему?
   - Вы не только похожи на дикую розу,  -  сказал  я,  -  ваше  манящее
благоухание не оставляет мне другого выхода.

3

   Аэропорт был наводнен полицией, поскольку встретить меня приехал  сам
президент. Стюардесса открыла дверь, отделяющую салон первого класса  от
туристского, и подошла ко мне.
   - Сеньор Ксенос, не согласитесь ли вы покинуть  борт  самолета  через
выход первого класса? Я кивнул и повернулся к Беатрис.
   - Выйдешь со мной? Она покачала головой.
   - От этого всем будет только неловко.
   - Я увижу тебя снова? Когда мне позвонить?
   - Я сама позвоню тебе.
   - Когда?
   - Через пару дней. Ты будешь занят.
   - Не позже, чем завтра, - ответил я. - Не могу же  я  быть  настолько
занят.
   - Тогда завтра. - Она протянула мне руку. - Да хранит тебя Бог.
   - До встречи! - я поцеловал протянутую руку.
   Поднявшись, я проследовал за стюардессой в кабину первого класса, где
меня ждали Котяра и Хойос.
   - Вас не болтало в полете? - со сладкой улыбкой осведомился Хойос.
   - Ничуть, благодарю вас.
   Я подошел к уже распахнутому люку. Яркое солнце на мгновение ослепило
меня. Внизу у  трапа  остановился  длинный  черный  лимузин  президента.
Подбежавший солдат распахнул заднюю дверцу.
   Спускаясь по трапу, я увидел, как президент выбирается  из  машины  и
направляется ко мне, раскидывая в стороны руки.
   - Сын мой, - с чувством проговорил он, заключая меня в объятия.  -  Я
знал, что на тебя можно положиться.
   - Ваше превосходительство.
   Я обнял его в ответ; фотографы  вокруг  просто  посходили  с  ума  со
своими  камерами.  Меня  удивила  неожиданная  хрупкость   его   фигуры,
затянутой в форму. Я взглянул на его  лицо  и  увидел  в  глазах  слезы.
Появились  морщины,  которых  раньше  не   было,   а   брови,   когда-то
иссиня-черные,  стали  серебристо-белыми.  Я  почувствовал,   как   меня
заполняет непонятная грусть. Мне казалось, что я покинул Кортегуа только
вчера, когда он еще был так молод и полон  сил.  А  теперь  передо  мной
стоял старик.
   - Пошли в машину, - он взял меня за руку. - Жарко на солнце.
   В лимузине было прохладно. Президент  устало  опустился  на  сиденье,
дыхание его было тяжелым. Я сидел молча и ждал, пока  он  заговорит.  Он
сделал  знак  водителю,  и  машина  тронулась.  Я  оглянулся.  Остальные
пассажиры, которых задержали на борту, пока моя встреча с президентом не
закончится, уже начали спускаться по трапу. Беатрис я не видел.
   - Не волнуйся, - не понял моего беспокойства президент, - твой  багаж
доставят в отель. Я забронировал для тебя лучший номер.
   - Благодарю вас.
   - Но сначала нам необходимо  о  многом  поговорить.  Я  подумал,  что
неплохо бы нам вдвоем пообедать во дворце пораньше, так, чтобы никто нам
не помешал.
   - Я в вашем распоряжении.
   Неожиданно президент улыбнулся и потрепал меня по руке.
   - Брось, к чему эти формальности. Последний раз ты вел себя проще.
   - Если мне не изменяет память, тогда мы оба вели себя проще.
   Он рассмеялся.
   - Что было, то было. Пора забыть о прошлом. Мы снова вместе -  это  и
есть самое главное.
   Когда мы выезжали из ворот аэропорта на  автостраду,  я  посмотрел  в
окно.  Через  каждые  тридцать  ярдов  стоял  полицейский  с   автоматом
наизготовку. И так - сколько хватало взора.
   - А нас неплохо охраняют.
   - Это необходимость, - объяснил президент. - Бандиты  становятся  все
наглее. За прошлый месяц  они  трижды  пытались  добраться  до  меня.  К
счастью, неудачно.
   Я смотрел на него в молчании. Если бандиты  осмеливались  так  близко
подходить к столице, значит, положение было  действительно  критическим.
Обычно они предпочитали держаться ближе к горам.
   Он понял, о чем я размышляю.
   - Они уже не те, что были раньше. Теперь  это  уже  обученная  армия,
которой  командуют  натасканные  коммунистами  вожаки   партизан   вроде
Кондора.
   - Кондора? Но он же...
   - Да, старик мертв, - тут же отозвался президент.  -  Но  после  него
остался сын. Он взял имя отца.
   - Вы имеете в виду мальчика... Президент кивнул.
   - Теперь это уже не мальчик. Он обучался в специальной школе где-то в
Восточной Европе. Однажды нам удалось засадить его  за  решетку,  однако
вскоре его освободили по амнистии, примерно тогда, когда ты  женился  на
Ампаро. С тех пор он собрал целую партизанскую армию,  объединив  в  ней
почти всех повстанцев.
   - Разве не то же самое сделали и вы когда-то?
   - Да, нечто в этом роде, только организация у него будет  получше.  И
ему помогают из-за рубежа, а кто помогал нам? Деньгами и оружием.
   - Поставки оружия так и не прекратились?
   - Нет. Из всего множества дел, которые нужно решить,  это,  наверное,
самое главное. С прекращением поставок его  армия  наемников  развалится
сама по себе.
   - Оружие доставляют морем, - заметил я.
   - Таможней в порту ведает мой двоюродный брат. Он клянется, что этого
не может быть.
   Я промолчал. Как обычно, правды ждать было не от кого. За  окном  уже
виднелись пригороды. Был базарный день, и по обочине  дорога  следом  за
своими повозками тянулись крестьяне. Усталые, возвращались они домой.  Я
смотрел на них.
   Что-то было  не  так.  Обычно  крестьяне  шли  с  рынка  радостные  и
возбужденные. Они пели  песни,  громко  смеялись,  бренчали  монетами  в
карманах, испытывая гордость  за  то,  что  с  такой  легкостью  провели
наивных горожан с их тугими кошельками. А тут я заметил, как один из них
молча плюнул вслед нашей машине.
   Я повернулся к президенту. Он тоже видел это.  Лицо  его  побелело  и
сморщилось.
   - Яд стал проникать даже в души простого народа.
   - Но что-то, наверное, еще можно сделать.
   - Что? - спросил он. - Не могу же я посадить всех их в камеры. Сейчас
каждый обвиняет меня в своих горестях. Видит Бог, я всю  жизнь  старался
сделать как лучше.
   Он действительно верил в то, что говорил. Что  мог  я  ему  ответить?
Может, когда смолкнет стрельба и люди успокоятся, здравые речи окажут на
них благотворное действие? Пройдет время, подумал я,  и  даже  президент
захочет к ним прислушаться.
   Да, видимо, он слишком устал от бремени  власти,  которое  так  долго
давило на его плечи.

***

   - Итак, ты вернулся. - Раздавшийся  в  полуосвещенной  комнате  голос
Ампаро был полон сарказма.
   - Да, - ответил я. - Вернулся.
   - Он так и говорил, - пренебрежительно заметила она. -  Приполз,  как
щенок к своему хозяину.
   Я промолчал. Сделал несколько шагов по комнате, остановился около  ее
кресла, глянул вниз. Глаза  ее  в  полумраке  поблескивали.  Бледное,  с
тонкими чертами лицо выглядело  так,  будто  годами  не  видело  солнца.
Горькая усмешка искривила ее губы.
   - Ну, что смотришь?
   - Хочу рассмотреть получше. Мы давно не виделись. Ампаро отвернулась.
   - Не смотри так. Мне это не нравится.
   - Хорошо. - Я сел на стул рядом. - Мне говорили, что ты болела.
   - Что еще тебе говорили?
   - Ничего.
   - Ничего? - скептически спросила Ампаро.
   - Ничего.
   На мгновение она задумалась.
   - Я не была больна, - ответила она наконец  -  Это  он  распространил
слухи. Ему не нравится  то,  что  я  делаю,  поэтому  он  запрещает  мне
появляться на публике. Я молчал.
   - Мне казалось, он не позволит тебе встретиться со мной.
   - Почему?
   Ампаро взглянула на меня и тут же отвела глаза. Отсутствующим голосом
сказала:
   - Я ошиблась, он оказался умнее. Он понял, что  самое  лучшее  -  это
дать нам возможность встретиться. После того, как ты увидел, на  кого  я
стала похожа, между нами уже ничего быть не может.
   - Я не обнаружил в тебе ничего такого, просто то, что  когда-то  было
между нами, давно ушло. И не нужно нам хвататься за что-то, что  исчезло
вместе с нашим детством.
   Ампаро потянулась за сигаретой. Я поднес ей огонь. Сладковатый  дымок
поплыл по комнате. Глядя на меня, она сделала выдох.
   - Бедный Дакс, тебе так не везло со всеми твоими женами, а?
   И опять я промолчал.
   - Это потому, что ты позволял, чтобы тебя выбирали. В  следующий  раз
будешь выбирать сам. Молчание.
   - Но только не эту Гуайанос, - неожиданно промолвила она. - Из-за нее
тебя просто убьют.
   - Как ты узнала о ней? - посмотрел я на Ампаро. Она рассмеялась.
   - Все, что бы ты ни делал, становится известным. В  этом  городе  нет
секретов. Жизнь каждого является предметом пристального внимания  нашего
президента.
   - Но ты-то как узнала? - настаивал я.
   - У меня есть друзья в секретной полиции. - Она  засмеялась.  -  Тебе
нравится твой номер в отеле?
   - Да, - ответил я. - Он самый роскошный из всех.
   - Еще бы. Он предназначен для самых важных гостей президента.
   -  Если  хочешь  сказать  мне  что-то,  -  сказал  я  уже   несколько
раздраженно, - говори. Хватит этих детских намеков.
   - Дитя - это ты. - Ампаро выбралась из кресла, подошла к секретеру  и
выдвинула ящик. - Иди сюда, я покажу тебе кое-что.
   Я приблизился. В ящик был встроен магнитофон.
   - Слушай. - Она нажала кнопку.
   Из динамика послышался звук телефонного звонка. Затем раздался щелчок
и мужской голос произнес: "Алло".
   В ту же секунду я понял, что это мой собственный голос.  Никто  сразу
не узнает свой голос.
   Теперь говорила женщина:
   - Сеньор Ксенос?
   - Да.
   - Беатрис Гуайанос. Я же говорила, что позвоню.
   - Я ждал все утро...
   Ампаро нажала на кнопку, и лента остановилась.  Она  подняла  ко  мне
лицо.
   - Дальше можно не слушать. Ты и сам знаешь, что было сказано.
   Она вернулась к своему креслу.
   - И так не только телефоны. Будь у  него  возможность  записать  твои
мысли, он бы это сделал, поверь.
   - Но как ты добыла запись?
   - Очень просто. - Ампаро засмеялась. -  Это  он  мне  ее  дал.  Чтобы
доказать то, что я и сама поняла уже много лет назад.  Но  он  не  хотел
рисковать.
   Я посмотрел на нее в задумчивости.
   - Для чего ты мне все это рассказываешь? Ампаро со злостью затушила в
пепельнице сигарету.
   - Мне просто жаль тебя. Он будет использовать тебя точно так же,  как
и всех остальных, а когда ты окажешься ненужным, он вышвырнет тебя.
   - Знаю.
   - Знаешь и все же вернулся?
   - Да. Я всегда это знал, даже тогда, когда был жив мой отец. Он  тоже
знал, но в то время это было не важно. Для отца  главным  было  то,  что
президент был способен также и на добрые дела.  Людей,  подобных  твоему
родителю, много, он не единственный такой.  И  они  тоже  приносят  свою
пользу, а со временем исчезают, и вместе  с  ними  исчезает  и  их  зло.
Остается только то положительное и доброе, что они успели сделать.
   - Ты и вправду в это веришь, не так ли?
   - Верю. Как верю и в то, что когда-нибудь Кортегуа  станет  свободным
государством, по-настоящему свободным.
   Ампаро засмеялась, но веселья в ее  смехе  не  было  -  только  голая
насмешка.
   - Тогда ты такой же глупец, как и все. Неужели ты не  видишь,  что  в
этом-то и заключается секрет  его  силы  -  в  невысказанных  обещаниях,
которые никогда не будут выполнены.
   На это я не ответил, и Ампаро подошла ближе, чтобы  взглянуть  мне  в
лицо. В глазах ее сверкало неистовство,  которого  я  никогда  не  видел
раньше.
   - Пока он жив, Кортегуа никогда не увидит свободы. Слишком уж  далеко
он зашел в своих играх, чтобы остановиться.
   Молчание.
   Ампаро повернулась, чтобы взять другую сигарету. Пока я держал  перед
ней зажигалку, она, не отрываясь, смотрела мне в глаза.
   -  Если  ты  действительно  хочешь,  чтобы  страна  стала  свободной,
единственный путь к этому - убить его.
   Я выдержал ее взгляд. Лицо ее сохраняло абсолютную бесстрастность.  Я
покачал головой.
   - Нет. Не к свободе ведет этот путь. Мы шли по нему вес это время, но
к свободе не пришли. Теперь люди сами должны захотеть освободиться.
   - Люди, - с презрением фыркнула Ампаро. -  Они  думают  так,  как  им
прикажут думать.
   - Не всегда. Я имею право так говорить,  я  немало  повидал  в  мире.
Когда-нибудь и у нас наступят перемены.
   - К тому времени мы все будем мертвы, -  сказала  Ампаро,  отходя  от
меня. Приблизившись к секретеру, она закрыла ящик, потом  повернулась  в
мою сторону. - Кроме моего отца. Он будет жить вечно!
   Я промолчал.
   Она глубоко затянулась, медленно выдохнула дым.
   - Он был прав. Он всегда прав, - произнесла она почти шепотом. - А ты
слишком похож на своего отца.

4

   - Это лейтенант Хиральдо, - сказал президент. - Я  возложил  на  него
персональную  ответственность  за  твою  безопасность  в  течение   того
времени, что ты пробудешь здесь.
   Молодой офицер четко отсалютовал.
   - К вашим услугам, ваше превосходительство.
   - Спасибо, лейтенант. - Я повернулся к президенту. - Я чувствую  себя
по-дурацки. Неужели это так необходимо? Президент кивнул.
   - Особенно, если ты будешь настаивать  на  поездке  в  горы  на  свою
гасиенду. В тех местах бандиты особенно активны.
   - Я должен туда съездить. Слишком много времени  прошло  с  тел  пор,
когда я последний раз был на могиле своих родителей.
   - Тогда Хиральдо со своими людьми будет сопровождать тебя. - В голосе
президента звучала такая решительность, что дальнейший спор  превращался
в  бессмыслицу.  Он  повернулся  к  офицеру.  -  Готовьте  своих  людей,
лейтенант.
   Отдав честь, Хиральдо вышел.
   - Ты виделся с Ампаро?
   - Да.
   Лицо президента приняло странное выражение, я так и не понял, что оно
означало.
   - И что ты можешь сказать?
   - Ампаро изменилась, - осторожно ответил я. Он кивнул.
   - Ампаро очень больна.
   - Я бы не сказал. Мне она показалась в полном порядке.
   - Не в физическом смысле, - он понизил голос, - здесь. - Указательным
пальцем он постучал себя по виску. Я промолчал.
   - Наверное, она предложила тебе убить меня? - голос президента звучал
абсолютно ровно.
   - Что-то в этом роде она и вправду говорила, -  ответил  я  столь  же
невозмутимо.
   -  Это  ли  не  свидетельство  слабоумия?  -  Мне  почудились   нотки
сдерживаемого гнева. - Стремление убить родного отца?
   - Да. - Ничего другого я сказать не  мог.  -  У  вас  не  было  мысли
показать ее докторам?
   - Тут доктора не помогут, - с горечью сказал президент. - Она сгорает
от ненависти ко мне.
   - За границей есть врачи, которые справлялись с подобными случаями.
   - Нет, - ответил президент, - она должна остаться  здесь.  Невозможно
даже предположить, что может случиться, если ее не будет рядом со  мной.
Наверняка найдутся такие, которые захотят извлечь личную  пользу  из  ее
болезни. -  Он  резко  переменил  тему.  -  Ты  говорил  с  американским
консулом?
   - Нет еще, у нас договоренность о встрече сегодня во второй  половине
дня.
   - Хорошо, - удовлетворенно сказал он. - Потом расскажешь  мне  о  его
реакции.

***

   - Двадцать миллионов долларов, - произнес он, откидываясь в кресле.
   - Что вас так поразило, Джордж? Это ничто по  сравнению  с  тем,  что
Штаты давали другим. А потом, это же не подарок, это всего-навсего заем.
Вы гораздо больше просадили на Трухильо и Батисту,  я  уж  не  говорю  о
других.
   - Знаю, знаю, - отозвался он, - но тогда мы точно представляли  себе,
с кем имеем дело.
   - Понимаю, - насмешливо сказал я. - Если бы вы меньше беспокоились об
этом, то, возможно, вас меньше ненавидели бы жители этих стран.
   Джордж Болдуин бросил на меня взгляд.
   - Я не хочу вступать в политическую дискуссию.
   - А никакой дискуссии и нет. Должник не вступает  в  споры  со  своим
банкиром.
   - Послушайте, мы могли бы говорить прямо, без обиняков.
   - Ситуация слишком серьезна, чтобы трепать языками впустую, - заметил
я. - Я вовсе не хочу  сказать,  что  все  сделанное  стариком  абсолютно
правильно. Но все же для своей страны он успел сделать  гораздо  больше,
чем его предшественники. И - не  забывайте!  -  без  всякой  официальной
помощи со стороны американского правительства. Проблема,  перед  которой
стоим мы сейчас, это не только  наша  проблема,  опасность  грозит  всей
Латинской Америке и вам самим. Нравится вам это или нет,  но  коммунисты
окопались здесь  надолго.  И  ваше  невмешательство  только  поможет  им
пробраться к власти.
   Лицо Болдуина стало серьезным.
   - О чем это вы говорите? - спросил он, доставая сигарету.  -  Неужели
вы тоже начинаете превращаться в  параноика,  видящего  коммунистов  под
собственной кроватью?
   - Нет, - ответил я, - они гораздо  умнее.  Они  установили  связь  со
многими социальными группами, и может оказаться так, что через  какое-то
время вы обнаружите, что поддерживаете  кого-то  из  них.  И  когда  это
произойдет, вы отдадите им всю страну.
   - Я не могу  в  это  поверить.  Нам  хорошо  известно,  что  из  себя
представляют коммунисты.
   - Неужели? Возможно. Но что если они хорошо замаскированы? Сможете ли
вы отличить их в толпе, где они не бросаются в глаза?
   Болдуин промолчал.
   - Это один из возможных путе