ила  -  моя  голова  теперь  не  только  гудела,  но  и,
казалось, разбухала. Он раскрыл сценарий.
   - А теперь - за дело.
   Теперь по моей голове кто-то колотил молотком. И я-пробормотала:
   - Чэд! Мистер Тейлор!
   Он поднял на меня глаза с удивлением.
   - Не считайте меня неблагодарной  или  совсем  ничего  не  понимающей,  -
сказала я,  стараясь  говорить  как  можно  отчетливее.  -  Я  действительно
благодарна... Но если вы не позволите мне сейчас же лечь, я просто  хлопнусь
тут же без чувств.
   Удивление на его лице сменилось огорченной улыбкой.
   Он поднялся с кушетки.
   - Да, да, конечно, - я совершенно забыл, какой был у тебя сегодня день.
   Я побрела за ним к двери.
   - Жду тебя завтра утром, - сказал он. У меня опять поплыла голова.
   - Не беспокойся и не думай о том, как найти студию. Я пришлю машину.
   Шофер заедет за тобой к семи утра. Я с трудом кивнула. Он  потрепал  меня
по щеке.
   -  Спокойной  ночи,  -  открыл  дверь  и  вдруг  остановился,   посмотрел
пристально мне в глаза.  -  В  следующий  раз  не  надевай  платье  с  таким
декольте. У меня стоял весь вечер, и не знаю, что  за  чушь  я  нес  большую
часть времени.
   Я закрыла дверь и почувствовала, что больше не могу бороться с  тошнотой.
Мне удалось добежать до ванной...
   Потом, не раздеваясь, я рухнула на кровать и отключилась.

Глава 14

   Я стояла в чем мать родила, а они глазели на меня, словно я  была  куском
мяса. Я пыталась прикрыться руками, но как бы  я  ни  поворачивалась,  я  не
могла избежать их глаз. Тем более, что безжалостные лучи юпитеров  впивались
в меня со всех сторон.
   Как ни странно, но из всех мужчин, глазеющих  на  меня,  меньше  всего  я
смущалась взглядов незнакомых.
   Но вот те, кто знал меня... Кроме того, меня не очень смущало и  то,  как
они все одеты, а на них была полная  форма  игроков  американского  футбола:
шлемы с забралами, наплечники и яркие майки с номерами. У всех  был  один  и
тот же номер - жирная черная единица  на  спине.  Но  самое  странное  в  их
футбольной форме заключалось в том, что тяжелые, длинные  специальные  трусы
непонятным образом не имели передней  части,  и  поэтому  у  всех  болтались
огромные, почти до колен, мужские причиндалы.
   Внезапно все они встали в кружок и что-то там забормотали.  Я  попыталась
расслышать, что они шепчут, но не смогла разобрать ни слова.
   Затем они разбежались и заняли  места  на  поле,  как  и  положено  перед
началом игры.
   В линии центровых  единственный,  кого  я  узнала,  был  Гарри  Крег.  За
центровыми стояли полузащитники. Тут я узнала Джорджа  Фокса.  Среди  защиты
оказались Чэд и Джон, и дальше всех, чистильщиком, стоял Уолтер.
   Джордж подпрыгнул и жестом  указал  мне  на  Гарри.  Повинуясь  какому-то
внутреннему побуждению, которое мне так и осталось непонятным, я подбежала к
линии центровых, встала на колени и  просунулась  между  ног  Гарри.  Затем,
согнувшись, поджала колени к груди и,  втиснув  голову  почти  в  самый  низ
живота, превратилась в футбольный мяч.
   Затем я услышала, как застонал Гарри - он согнулся, просунул руки мне под
мышки и крепко ухватил меня за груди. Потом уперся мне в ягодицы коленями. Я
немного приподнялась, и он, застонав опять, проник в меня на всю неимоверную
длину своего члена. Как ни странно,  но  я  ничего  не  почувствовала  -  ни
удивления, ни желания, ни возмущения. А он тем временем  взорвался  во  мне.
Его сперма - я это чувствовала - потекла по моим ногам.
   Джордж закричал диким, хриплым голосом: "Пас!"
   И сразу же меня перебросили к ногом Джорджа, и я оказалась в  его  руках.
Они были  грубыми,  корявыми,  совсем  не  похожими  на  те  наманикюренные,
ухоженные руки, которым он, как я помнила, уделял столько внимания. Все  еще
находясь  в  виде  мяча,  я  почувствовала,  как  его  новые   грубые   руки
просовываются к моим грудям, подхватывают меня и насаживают на его  член.  И
тут он побежал по полю, держа меня так, что с каждым шагом член  то  входил,
то выходил из меня.
   Через мгновение я услышала крик Уолтера:
   - Передай ее, отделайся от нее! Передавай!
   Но в этот момент Джордж взорвался во мне, и его оргазм подбросил  меня  в
воздух, словно снаряд из миномета. Я почувствовала, что лечу и  одновременно
верчусь в воздухе, а приятный ветерок охлаждает мою кожу.
   А я все летела и летела и вдруг почувствовала, что я - свободна!
   Рядом со мной летело что-то, похожее, пожалуй, на  птицу.  Ничего,  кроме
воздушных струй, не касалось меня. А струи меня любили:  они  говорили  мне,
что я тут в безопасности.
   Затем я начала падать. Я взглянула вниз. Чэд и Джон бежали к центру поля.
Я услышала, как кричу во всю глотку, но крик оставался в моей  голове  и  не
вырывался наружу. Я стала умолять ветер подхватить меня, не дать мне упасть,
но я продолжала падать и падать... А они приближалсь, и  наконец,  я  смогла
различить под шлемами их лица, зеленые от желания.
   Крик, который был запрятан в моей голове, наконец вырвался из нее  наружу
через горло и обрушился на них:
   - Нет, нет! Я не играю в эти игры, я не футбольный мяч!
   И тут я проснулась. Замерзшая, но одновременно потная, трясущаяся, вся  в
слезах. Некоторое время я тупо таращилась в темноту, затем, все еще дрожа, я
потянулась и зажгла лампу на столике у кровати.
   Призраки сна рассеялись в свете  лампы.  Я  оглядела  себя.  Платье  было
измято и практически погублено - подол порван в месте, где он  зацепился  за
мой острый каблук. Я взглянула на часы - почти пять утра. Еще два часа  -  и
за мной приедет машина, чтобы отвезти на студию... Во рту все  пересохло.  Я
выбралась из постели и побрела в ванную.
   Первым   делом   я   вычистила   зубы   и   хорошенько   прополоскала   и
продезинфицировала рот. Потом стала рассматривать себя в зеркале.
   Глаза набрякли,  а  лицо  осунулось  и  приобрело  землистый  оттенок.  Я
уставилась на себя с отвращением. Потребуется  по  крайней  мере  два  часа,
чтобы сделать себя презентабельной.
   Я пустила воду в ванну, и пока  она  набиралась,  достала  крем  и  стала
стирать остатки вчерашнего грима.
   Руки дрожали, и  я,  не  думая,  автоматически  потянулась,  чтобы  взять
таблетку транквилизатора и принять. И вдруг остановилась. Меня словно обухом
ударило! Последнее время я жила то на таблетках,  то  на  выпивке  -  уж  не
отсюда ли этот безумный, психушечный сон?
   Другого объяснения я не нашла. Поэтому сунула таблетку обратно в баночку.
Существуют и другие, более здоровые способы оставаться в рабочем состоянии.
   Я провела два часа в гримерной и у парикмахера. Мне подцветили  волосы  и
брови, покрыли все тело тоном, отчего оно стало словно  отлитое  из  светлой
бронзы.  Затем  начались  поиски  костюма.  Они  остановились  на   коротком
прилегающем платье из замши, прошитой яркой цветной нитью. Они называли  это
убожество костюмом Дебри Педжет - видимо, она снималась в нем, когда  играла
роль матери-индианки в старом фильме Джефа Чэндлера.
   К десяти утра меня доставили на машине на съемочную площадку.
   Чэд подошел к машине и поцеловал меня в щеку.
   - Ты выглядишь потрясающе. Сенсационно! - сказал он. - Хорошо спала?
   Я кивнула.
   - Чудесно, - сказал он и представил меня человеку,  который  подтрусил  к
нам иноходью. - Это твой режиссер Марти Райэн, А это Джери-Ли Рэндол.
   На Райэне была застиранная голубая рубашка и ковбойские джинсы.
   Рукопожатие его оказалось крепким.
   - Рад познакомиться, Джери-Ли, - сказал он с сильным западным акцентом.
   - Очень приятно, - церемонно ответила я.
   - Готовы к работе? Я молча кивнула.
   - Замечательно, - сказал он. - Мы тоже  готовы  и  можем  снимать  первый
эпизод с вашим участием.
   Я почувствовала, как меня начинает охватывать  паника,  но  усилием  воли
подавила ее.
   - Я получила сценарий только вчера поздно вечером, -  сказала  как  можно
спокойнее. - И у меня не было ни малейшей возможности  хотя  бы  просмотреть
его. Так что я не знаю ни слова из роли.
   - Нет никаких проблем! - заверил он меня. - В  этом  эпизоде  у  вас  нет
диалога. Ни одного слова. Идите за мной!
   Я последовала за ним.
   Мы подошли к тому месту, где стояла съемочная  аппаратура.  За  ней,  как
выяснилось, начиналась "индейская деревня", уже выстроенная декораторами.
   С десяток людей в индейских костюмах сидели  у  деревянного  упаковочного
ящика и играли в карты. Чуть дальше, у  загона  для  скота,  двое  парней  в
ковбойских джинсах занимались лошадьми.
   - Эй, Терри! - крикнул режиссер, - давай сюда ее лошадку!
   Ковбой, который был ниже ростом, подощел к большой белой лошади, взял  ее
под уздцы и направился к нам.
   Пока он вел лошадь, режиссер провел со мной режиссерскую работу:
   - Эпизод абсолютно простой: вы  выходите  из  вигвама  -  во-он  того,  -
оглядываетесь, затем подбегаете к лошади, прыгаете в седло и галопом скачете
прочь. Я уставилась на него, ошеломленная в  такой  степени,  что  не  могла
вымолвить ни слова.
   - Все это звучит куда более сложно на словах, чем будет на самом деле,  -
постарался объяснить он. Наконец, я сумела хотя бы покачать головой.
   - Кто-то сделал огромную ошибку. Он взглянул на меня с удивлением.
   - Что вы хотите сказать?
   - В том сценарии, который я читала несколько дней назад, не было ни одной
сцены на лошади.
   - Мы переписали сценарий так, чтобы у вас появилось больше материала  для
роли, - сказал он. - Теперь у вас одна  из  ведущих  ролей.  По  сути  дела,
теперь вы - вождь племени. Вы взяли на себя руководство, потому что ваш отец
лежит раненый.
   - Звучит потрясающе, - сказала я, -  за  одним  исключением:  я  не  умею
ездить верхом.
   - Что вы сказали?
   - Я никогда не ездила верхом. Он тупо уставился  на  меня.  Подошел  Чэд,
видимо, почувствовав, что у нас что-то не так.
   - В чем дело? - крикнул он, приближаясь. Режиссер ответил ему уныло:
   - Она не умеет ездить верхом.
   Чэд уставился на меня в крайнем изумлении.
   - Ты - не ездишь?
   Я яростно потрясла головой.
   - Я даже ни разу не сидела на этой штуке.
   - О, дерьмо собачье! - взвился Чэд. - Какого черта ты  мне  ни  слова  не
сказала раньше?
   - Вы никогда не спрашивали меня, - ответила я, -  И  кроме  того,  в  том
сценарии, который я читала у вас, ни слова не говорилось о сценах в седле.
   - И что мы будем теперь делать? - спросил его режиссер.
   - Снимем дублера, - сказал Чэд.
   - Отпадает, - сказал режиссер, как отрезал. - Это телевидение.
   Каждый кадр - крупным планом. Так что нет ни малейшей возможности снимать
дублера.
   Чэд повернулся к ковбою.
   - Сколько времени понадобится тебе, чтобы научить ее ездить верхом?
   Маленький ковбой осмотрел меня с головы до ног щелочками глаз,  перекинул
жвачку языком от одной щеки к другой, потом цвиркнул длинной желтой слюной в
грязь и вынес заключение:
   - Если она толковая и будет учиться быстро, то понадобится около  недели,
чтобы делать то, что вы там придумали в сценарии.
   - Мы в полном дерьме! - запричитал Чэд. - Я знал это! В ту самую секунду,
когда ты появилась в моем кабинете, я почувствовал, что пахнет бедой.
   Я рассердилась.
   - Нечего валить всю вину  на  меня!  Начнем  с  того,  что  я  не  хотела
соглашаться на эту вонючую роль, будь она проклята! Но вы не желали  слышать
"нет" ни в коем случае!
   - Каким образом, провались оно все в тартарары, мог я  предположить,  что
ты не ездишь верхом? - рявкнул он на меня.
   - Единственная лошадь, которую я видела, была запряжена в карету и стояла
перед входом в гостиницу "Плаза Отелы> в Нью-Йорке!
   - Нет, меня сглазили, - вздохнул Чэд.
   - А что мне делать с Куинни? -  спросил  маленький  ковбой,  указывая  на
белую лошадь.
   Чэд поглядел на него так, что не оставалось никакого сомнения в том,  что
нужно делать с этой лошадью и вообще со всем на свете.
   - Скажите, она не злая? - спросила вдруг я маленького ковбоя.
   - Как дитя, - сказал он. - Любит всех на свете.
   - Помогите мне, - попросила  я.  -  Хочу  попробовать,  как  это  у  меня
получится.
   Он встал у левого бока лошади, сложил руки замком и сказал:
   - Поставьте сюда левую ногу. И перекидывайте через седло правую ногу.
   - О'кей! - я сделала так, как он велел, и одно мгновение все шло чудесно.
До того момента, как лошадь двинулась, потому что  в  следующий  момент  моя
нога повисла  где-то  с  другой  стороны,  потом  взвилась  в  воздух,  и  я
шлепнулась в грязь с правого бока лошади. Та встала.
   - С тобой все в порядке?  -  бросился  ко  мне  Чэд.  Я  приподнялась  и,
опираясь на локоть, огляделась.
   Грязь облепила и меня, и замечательное замшевое платье, Я перевела взгляд
на мужчин.
   - Извините, парни! -  сказала  я  светским  тоном,  и  вдруг  абсурдность
ситуации дошла до меня и я стала хохотать - не смеяться, а именно хохотать.
   Чэд решил, что у меня началась истерика, и помог мне подняться  на  ноги,
крикнув при этом, чтобы позвали врача.
   - Не волнуйся, не беспокойся - все обойдется, - стал он уговаривать меня.
   Но я никак не могла остановиться - смеялась и смеялась, и  уже  к  вечеру
меня сняли с картины.

Глава 15

   Чэд отвез меня в мотель. По  пути  он  остановился  у  магазина  и  купил
бутылку шотландского  виски.  Уже  через  час  после  приезда  в  мотель  он
управился с половиной бутылки.  Когда  он,  наконец,  поднялся,  было  почти
восемь.
   Он неопределенно помахал в воздухе рукой и объявил:
   - Пожалуй, неплохо было бы что-нибудь поесть! Вести машину он был явно не
в состоянии.
   - Может быть, попросить принести что-нибудь сюда, в номер?  -  предложила
я, понимая, что ехать с ним нельзя.
   - Они здесь ничего не держат! - объявил он мне. - Неужели ты думаешь, что
студия настолько глупа, чтобы снимать для вас комнаты в мотелях,  где  можно
еще и заказать что-нибудь в счет оплаты номера?
   Я промолчала.
   - Мы пойдем куда-нибудь.
   - Я бы не хотела, чтобы ты вел машину.
   - А мы можем пройтись.  Тут,  в  этом  квартале,  есть  несколько  вполне
сносных местечек, где человек может поесть.
   - О'кей, - согласилась я.
   Мы попали в ресторан, расположенный на северной стороне улицы, на которой
находился  известный  аптечный  магазин   Шваба.   Как   и   в   большинстве
калифорниских ресторанов, в этом царил полумрак. В стороне от  стойки  сидел
за  роялем  пианист  и  что-то  наигрывал.  Вокруг  него  сидели   несколько
посетителей, слушали и баюкали в своих ладонях бокалы с бренди.
   Мы прошли мимо них. Нас встретил старший официант и проводил к столу.
   - Грудинка сегодня великолепная, - сообщил он доверительно.
   Чэд взглянул на меня, и я согласно кивнула.
   - Неси сразу две двойных порции! - приказал он официанту.  -  Но  сначала
принеси мне тоже двойной скотч со льдом.
   Грудинка оказалась, действительно, великолепной, как и было обещано.
   Однако Чэд к своей не притронулся, и весь его ужин состоял  из  виски  со
льдом.
   - Почему вы не едите? - спросила я.
   - Не изображай из себя женщину! Я  умолкла.  Официант  принес  кофе.  Чэд
сделал маленький глоток.
   - Какие у тебя теперь планы?
   - Думаю, что завтра же полечу обратно в Нью-Йорк.
   - Тебя там ждет что-нибудь конкретное?
   - Нет. Собираюсь опять сесть верхом на своего агента и погонять его.
   - Извини, что все так получилось, - сказал ои.
   - Должен же кто-нибудь вытягивать пустой билетик счастья.
   - Я хотел бы поблагодарить тебя за то, что ты тогда так смело  попыталась
сесть на лошадь, - сказал он. - Если бы ты не сделала этого,  я  бы  потерял
эту работу.
   Я не поняла его, но промолчала.
   - Понимаешь, благодаря твоему падению в  грязь  мы  выбрались  чистыми  -
доктор признал  несчастный  случай,  страховая  компания  оплатила  задержку
съемок. Все это не стоило студии ни пенни, и все теперь счастливы.
   Я опять промолчала.
   Он пристально посмотрел на меня.
   - Все, кроме  тебя.  Я  по-прежнему  уверен,  что  мм  могли  бы  снимать
замечательные картины вместе.
   - Может быть, мы еще и снимем, - сказала я.
   - Нет, - горестно покачал он головой, - так не  пойдет.  Не  сработает...
Слишком большое напряжение. Каждую неделю  мы  должны  давать  новую  ленту.
Нужно все время крутиться, крутиться, крутиться...
   - А как же та картина, тот замысел, о котором вы мне вчера говорили?
   - спросила я. - Мы все еще могли бы сделать пробную съемку?
   - Могли бы. Но именно поэтому я  так  хотел,  чтобы  ты  снялась  в  этой
картине. Понимаешь, студия предпочитает брать  актеров,  уже  снимавшихся  у
нее.
   - Увы, вина моя.
   - Нет, ты пыталась.
   Подошел официант и снова наполнил наши чашки.
   - Ты когда-нибудь была в Вегасе?
   - Нет.
   - Так чего же ты собралась сидеть здесь, а  потом  в  Нью-Йорке?  Мы  тут
одной компашкой надумали завтра  вечером  заскочить  на  открытие  концертов
Синатры. Повеселимся там, и ты сможешь прямым рейсом вернуться на восток.
   - Боюсь, что я не могу.
   - Мы не станем там  уж  очень  залетать...  И  вообще,  ты  можешь  взять
отдельную комнату.
   - Нет, спасибо. У меня нет настроения. Я полечу домой и проведу несколько
дней, валяясь в постели. Он некоторое время сосредоточенно молчал.
   - У вас с Джоном что-нибудь серьезное? - спросил он наконец.
   - Нет!
   - Ты не обязана была отвечать, - сказал он быстро, уловив выражение моего
лица. - Ты могла бы сказать, что я лезу не в свое дело.
   - Но я уже ответила.
   - Я не хочу, чтобы ты уезжала, - сказал он вдруг.
   - Почему?
   - Если ты улетишь, я останусь с ощущением, что я проиграл, А  я  ненавижу
проигрывать.
   Я  почувствовала,  как  во  мне  нарастает  одновременно  раздражение   и
беспокойство.
   - Вы хотите сказать, что не хотели бы отпускать меня до тех пор, пока  не
уложите меня с собой в койку? Я права?
   - Ну... не совсем... Хотя, да, возможно. Право, я сам толком не знаю.
   - Почему бы вам прямо не сказать все то, что у вас в мыслях?  -  спросила
я, глядя ему в глаза. - Или мужчины здесь играют в эти игры таким извилистым
способом?
   - Я вовсе не играю ни в какие игры, - слабо запротестовал он.
   - Тогда что у вас там в мозгах шевелится?
   - Слушай! - заговорил он вдруг с резкостью, свойственной продюсерам.
   - Я не вижу никаких причин, по которым я должен разрешать тебе подвергать
меня перекрестному допросу да еще в таком тоне. Я вывернулся  наизнанку  для
тебя!
   - Вы совершенно правы, - сказала я. - Приношу свои извинения.
   Он улыбнулся с явным облегчением.
   - Не надо извиняться. Ты была совершенно права. Я действительно все время
хочу затащить тебя в постель.
   Я ничего не ответила.
   Он помолчал и сделал официанту знак принести счет. Но когда мы приехали в
мотель, он вошел вслед за мной в комнату и стал снимать пиджак.
   Я остановила его.
   - Мы друзья?
   - Да.
   - Так почему вы никак не поймете, что я еще не созрела  для  того,  чтобы
завалиться с вами прямо сейчас? На мне  уже  и  так  слишком  много  дерьма,
которое, как я выяснила, в изобилии ляпают на  женщин  на  вашем  прекрасном
побережье. Я должна  очиститься  хотя  бы,  прежде  чем  смогу  даже  просто
подумать о себе в кровати с вами.
   Он еще немного поразмышлял.
   - И ты не обманываешь? Не динамишь?
   - Я говорю с вами совершенно откровенно и честно. Вы - то, что надо.
   Вы мне симпатичны. Просто я сейчас совершенно не в том состоянии...
   Он стал натягивать пиджак, с трудом попадая руками в рукава.
   - Знаешь, может быть, я слегка тронулся, но я верю тебе.
   - Спасибо, Чэд.
   - Я могу навестить тебя, когда буду в Нью-Йорке?
   - Я обижусь, если вы не появитесь у меня, - сказала я,  провожая  его  до
двери.
   У выхода я в нерешительности остановилась. Но он быстро поцеловал меня и,
открыв дверь, сказал:
   - Так мы увидимся обязательно, - и ушел. Не успела  я  затворить  за  ним
дверь, как зазвонил телефон. Вернее, он начал звонить как раз в тот  мом