ел и прислал другого.
     - Я не думала, что это так важно. Кроме того, у них летние каникулы. Они могут и не учиться.
     Его голос был холоден от сдерживаемого гнева.
     - Неважно? Откуда у тебя право судить, что важно, а что неважно? Понимаешь ли ты, что Мухаммеду предстоит стать правителем четырех миллионов арабов, а он даже не может говорить на своем собственном языке?
     Она молчала.
     - Вижу, что я слишком тебе доверился, - сказал он. Я протелеграфировал моему отцу, чтобы он выслал учителя, а когда они вернутся после отдыха, я пошлю их жить в доме моих родителей. Может быть, там они получат соответствующее обращение.
     С минуту Иордана молчала. Когда она заговорила, в голосе ее были боль и страдание.
     - А я? - спросила она. - Какие у тебя планы относительно меня?
     - Никаких, - фыркнул он. - Ты можешь делать, черт побери, все, что тебе нравится. Когда ты будешь нужна мне, я дам тебе знать.

Глава 14

     Иордана была пьяна. Так она еще никогда в жизни не напивалась. Она была на пике алкогольного возбуждения, которое приходило только после глубокой депрессии, возбуждения, в ходе которого она себя чувствовала словно бы вне своего тела. И в то же время она бывала весела, обаятельна, умна, остроумна.
     После утреннего звонка Бадра весь день она пребывала в мрачной меланхолии. Единственное, к чему она на свете была искренне привязана, - это были ее сыновья. В свое время ей казалось, что так же она любит и Бадра. Но теперь она не знала, какие к нему испытывает чувства. Может быть, потому, что не понимала, как он относится к ней.
     В первый раз она была обрадована, получив приглашение Юсефа. Она не любила его так же, как, впрочем, не испытывала симпатии ни к кому из подхалимов и собутыльников, вечно вертевшихся вокруг Бадра. Она никогда не могла понять стремления Бадра окружать себя людьми подобного сорта, в то время, когда он мог получить любую понравившуюся ему женщину одним мановением пальца. Он по-прежнему оставался самым восхитительным и очаровательным мужчиной, которого она когда-либо встречала.
     Когда Юсеф объяснил ей, что дает обед в честь Майкла Винсента, режиссера, который, по замыслу Бадра, будет ставить фильм "Посланник", она согласилась, что, представ на этом приеме хозяйкой, она сделает достаточно благородный жест. Особенно, когда Юсеф намекнул, что Бадр будет очень обрадован таким ее решением.
     Небольшой обед Юсефа оказался приемом на двадцать человек, организованным в "Ля Бон Оберж", ресторане на полпути между Ниццой и Каннами. Как хозяйка она сидела во главе стола с Винсентом, почетным гостем, справа от себя. Юсеф сидел слева. Хотя Бадра не было, место в торце стола с другой стороны было многозначительно оставлено пустым. В середине стола между двумя обаятельными женщинами сидел Жак, тот светловолосый жиголо, которого принцесса Мара представила ей в вечер ее дня рождения.
     Обед, заказанный Юсефом, был восхитителен. "Дом Периньон" лился нескончаемым потоком. Едва пригубив вино, она уже поняла, что ей хочется вкусить его в полной мере. Сегодня вечером ее ничего не волновало. Майкл Винсент оказался очень приятным человеком, хотя он не пил ничего, кроме шотландского виски, но он был американцем, с которым она могла обмениваться шутками, смысла которых никто за столом толком не понимал.
     Когда обед близился к середине, она ощутила смутное беспокойство от того, что Жак неотступно наблюдал за ней. Каждый раз, когда она смотрела в его сторону, он старался поймать ее взгляд. Но они были слишком далеко друг от друга, чтобы вступить в разговор.
     После обеда Юсеф предложил всем отправиться в дискотеку, чтобы продолжить вечеринку. К тому времени она набралась уже достаточно, чтобы счесть идею поистине восхитительной. Она любила танцевать. Они провели у "Виски" не более часа, когда, подняв глаза, она увидела перед собой Жака.
     Он вежливо поклонился.
     - Могу ли я пригласить вас?
     Оркестр выдавал резкие ритмы "Роллинг Стоунз".
     - Простите, - сказала она.
     Кивнув, он обратился к Юсефу, который сидел рядом с ней. Еще до того, как они вышли на пространство для танцев, она уже была вся во власти ритмов. Повернувшись к ней лицом, Жак сделал первое па. Несколько секунд она критически оценивала его движения. Рок не давался французам. Он танцевал напряженно и скованно. Но всецело отдавшись танцу, она быстро забыла о партнере.
     Сквозь звуки музыки прорезался его голос:
     - Вы сказали, что позвоните мне.
     Она посмотрела на него.
     - Неужто?
     - Да.
     - Не помню, - сказала она. Она в самом деле не помнила.
     - Вы врете, - обвинительным тоном сказал он.
     Не сказав ни слова, она повернулась и пошла прочь.
     Он схватил ее за руку.
     - Я прошу прощения, - серьезно сказал он. - Пожалуйста, потанцуйте со мной.
     Мгновение она смотрела на него, а затем позволила ему вернуть себя обратно. Ритм рока сменился балладой. Обняв Иордану, он тесно прижал ее к себе.
     - Все эти три дня я не мог ни спать, ни есть, - сказал он.
     Она по-прежнему была бесстрастна.
     - Я не нуждаюсь в услугах жиголо.
     - Я это знаю лучше кого бы то ни было, - сказал он. - Но вы так прекрасны и вы мне нужны сами по себе.
     Она скептически посмотрела на него снизу вверх. Ей бросилась в глаза серьезность его лица.
     - Вы только почувствуйте, как я хочу вас, - сказал он.
     Закрыв глаза, она положила голову ему на плечо, не в силах отказаться от сладостного прикосновения его плоти, и поплыла в розовом тумане. Как знать, может быть, он говорит и правду. Она не видела легкую усмешку, которой тот обменялся с Юсефом.

***

     Грубая ткань хаки бесформенной рубашки и брюк царапала ей кожу, когда вместе с другими пятью новенькими она вошла в барак командования. Жесткие кожаные сапоги гулко ударили в деревянный настил. Комнату озарял неровный желтый свет масляной лампы.
     Командир сидела за столом в дальнем конце помещения, и по бокам от нее были люди в форме. Углубившись в бумаги на столе, она не обращала внимания на вошедших, пока те не застыли по стойке "смирно" перед ней.
     - Смирно! - рявкнул сержант.
     - Ан-наср! Победа! - крикнули они в ответ, как их научили в первый же вечер по прибытии в лагерь несколько дней назад.
     Вытянувшись, Лейла отвела плечи назад и почувствовала, как лифчик сжал ей груди. Лифчик был сделан из той же грубой хлопчатобумажной ткани. Она смотрела прямо перед собой.
     Командир медленно поднялась из-за стола. Лейла заметила, что на плечах ее рубашки были знаки различия, говорившие, что она носит звание полковника. Мгновение она смотрела на них, не отрывая взгляда, а затем неожиданно сильным голосом резко выкрикнула:
     - Идбах аль-аду!
     - Смерть врагам! - крикнули они в ответ.
     С легкой улыбкой удовлетворения командир кивнула.
     - Вольно, - сказала она нормальным голосом.
     Женщины расслабились, принимая более вольную стойку, и послышался шорох грубой ткани. Подойдя к столу, начальница повернулась к ним.
     - От имени Братства Палестинских Борцов за Свободу я приветствую вас в нашей святой борьбе. Это битва за освобождение нашего народа от ига Израиля и пут империализма. Я знаю, что все вы принесли немало жертв, чтобы попасть сюда, вы потеряли тех, кого любили и может, даже испытали презрение со стороны своих друзей, но одно я вам могу обещать. По завершении борьбы вас ждет свобода, о которой еще никому не приходилось слышать. И в силу этого ваша борьба - это только начало. От вас потребуется еще немало жертв. Возможно, в жертву свободе, к которой мы стремимся, придется принести вашу честь, ваше тело и даже жизнь. Но нас ждет победа. Здесь вам придется много учиться. Вам придется освоить оружие. Пулеметы и автоматы, ружья и ножи. Как делать бомбы. Маленькие и большие. Как убивать голыми руками. Как драться. И вооруженные этими знаниями, мы вместе с нашими мужчинами сбросим сионистских узурпаторов в море и вернем земли их исконным владельцам, нашему народу.
     Вы все, каждая из вас, уже принесли священную клятву преданности нашему делу. И с этого момента вы должны забыть ваше настоящее имя и никогда не употреблять его в лагере. Вы должны будете откликаться только на то имя, которое будет вам присвоено, и в том случае, если попадете в плен, вы не сможете выдать подлинные имена ваших товарищей. С этого момента вы обязаны хранить верность только нашему делу и своим братьям по оружию.
     Командир перевела дыхание. Женщины слушали ее в напряженном молчании.
     - Следующие три месяца будут самыми трудными в вашей жизни. Но в конце их вы будете вправе занять место рядом с Фатимои Бернуи, Мириам Шакхамир, Айдой Исса, Лейлой Халед и другими вашими подругами, которые в бою доказали свое право быть рядом с мужчинами.
     Обойдя стол, она заняла свое место.
     - Желаю вам удачи.
     - Внимание, - рявкнул сержант.
     - Ан-наср! - ответили они, принимая стойку "смирно".
     - Идбах аль-аду! - крикнула старшая.
     - Идбах аль-аду! - ответили они.
     Начальница отдала честь.
     - Разойтись!
     Нарушив строй, они высыпали за сержантом в ночную тьму.
     - Отправляйтесь к себе, девочки, - устало сказал сержант. - День начнется у вас в пять утра.
     Повернувшись, он пошел в мужскую часть лагеря, а они поспешили в свое небольшое строение. Сделав шаг, Лейла едва не свалилась на стройную молодую женщину, которая заняла койку рядом с ней.
     - Какая прелесть наша начальница, не так ли? - спросила Лейла. - В первый раз я почувствовала, что моя жизнь имеет какой-то смысл.
     Женщина взглянула на нее так, словно Лейла была существом с другой планеты.
     - Очень приятно, что ты это чувствуешь, - сказала она равнодушно. - А я хочу быть поближе к своему дружку, и это единственная причина, по которой я оказалась здесь. Никак иначе я не могла добраться до него и так изголодалась, что не удивлюсь, если ночью залезу к тебе в постель потискать твои булочки.

***

     На высоте тридцати пяти тысяч футов, над Атлантическим океаном под темно-синим звездным небом Бадр спал в своем самолете, пожирающем расстояние до Нью-Йорка. Внезапно он проснулся как подброшенный и сел в постели с глазами мокрыми от слез.
     Вытерев их, он потянулся за сигаретой. Должно быть, ему приснился плохой сон. Его не покидало предчувствие опасности, тяжело лежавшее на сердце.
     Женщина рядом с ним сонно потянулась.
     - Что случилось, дорогой? - спросила она хрипловатым со сна голосом.
     - Все в порядке, - сказал он. - Спи.
     Она замолкла, а немного погодя ровный гул двигателей снова погрузил его в дремоту. Он положил сигарету и заснул.

Другое место
Июнь 1973

     Черный "кадиллак" с дипломатическими номерами, повернув, остановился у административного здания, и из него вышли трое мужчин - двое в гражданском, а один в форме полковника американской армии. По ступенькам они поднялись к зданию. Израильский солдат, охранявший вход, отсалютовал им оружием. Полковник ответил ему, и трое вошли в здание.
     Из-за конторки в приемной, отдавая честь, поднялся старший сержант. Полковник отдал ответный салют. Сержант улыбнулся.
     - Вы же знаете, куда идти, полковник? - В словах звучало скорее утверждение, чем вопрос.
     Кивнув, полковник тоже улыбнулся.
     - Я уже бывал тут, сержант. - Он повернулся к остальным двум. - Не угодно ли вам следовать за мной...
     Они спустились к лифту, и он нажал кнопку вызова.
     Дверь бесшумно открылась, и они вошли в кабину. Они почувствовали, как пол ушел из-под ног. Шестью этажами ниже уровня земли лифт остановился, и двери раскрылись.
     За полковником они проследовали еще в одну приемную, где сидел такой же старший сержант. На этот раз он не вставал. Бросив взгляд на вошедших, он уткнулся в лежащий перед ним список.
     - Представьтесь, пожалуйста, джентльмены.
     - Альфред Р. Уэйгрин, - первым назвался полковник. - Армия Соединенных Штатов. Полковник.
     Штатский в пиджаке, застегнутом на три пуговицы, назвал себя:
     - Роберт Л. Харрис, государственный департамент Соединенных Штатов.
     - Сэм Смит, Американская Водопроводная Компания, - сказал человек в мятой спортивной куртке.
     Услышав столь абсурдное прикрытие, придуманное для себя ЦРУ, сержант не позволил себе ни тени улыбки. Отметив имена в списке, он вручил каждому из трех человек желтую пластиковую опознавательную карточку, которые они прикрепили к лацканам. Он нажал сигнал на панели перед собой, и из двери справа появился капрал.
     - Проводите, пожалуйста, этих джентльменов в конференц-зал А.
     Конференц-зал А располагался в конце длинного сумрачного узкого коридора, охраняемого двумя солдатами и неизменным сержантом за конторкой. Капрал остановился перед ней, сержант внимательно изучил их опознавательные карточки и лишь после того нажал кнопку, открывающую дверь, находящуюся под контролем электроники. Посетители вошли в зал, и дверь автоматически закрылась за ними.
     Их уже ждали девять человек, лишь двое из которых были в форме израильской армии, - бригадный генерал и полковник. Генерал пошел им навстречу с распростертыми руками.
     - Альфред, как я рад снова видеть тебя.
     Американец расплылся в улыбке, пожимая ему руку.
     - И я рад видеть вас. Лев. Разрешите представить вам Боба Харриса из госдепа и Сэма Смита. Джентльмены, - генерал Эшнев.
     Они обменялись рукопожатиями. Генерал представил их остальным, а затем указал на большой круглый стол в дальнем конце конференц-зала.
     - Предлагаю занять места, джентльмены.
     Печатные таблички определяли место каждого, и когда все расселись, одно место осталось незанятым. Оно располагалось как раз слева от израильского генерала и так как он был старшим по званию, сие означало, что место предназначено для его преемника. Американцы с любопытством посмотрели на табличку у свободного места, но обошлись без комментариев.
     Генерал Эшнев увидел, на что обращено их внимание.
     - Простите за задержку, джентльмены, но я проинформирован, что генерал Бен Эзра уже направляется сюда. Он попал в пробку, но будет здесь с минуты на минуту.
     - Бен Эзра? - шепнул Харрис полковнику. - Я никогда не слышал о нем.
     Полковник усмехнулся.
     - Боюсь, что он принадлежит не к вашему времени, Боб. Лев Пустыни - почти легендарная фигура. Честно говоря, я думал, что он давно уже списан со счета.
     Генерал Эшнев уловил конец их разговора.
     - Не Макартур ли сказал: "Старые солдаты никогда не умирают, они просто исчезают". Бен Эзра доказывает, насколько неверно это утверждение. Он отказывается и умирать, и исчезать.
     - Сейчас ему должно быть под семьдесят, - сказал человек из ЦРУ. - Последние сведения, которые у нас о нем были, говорили, что после войны 67-го года он вернулся в свой киббуц.
     - Ему семьдесят четыре года, - сказал израильтянин. - И со времени основания киббуца так и не удается точно установить, сколько он в нем проводит времени. Киббуц, можно сказать, очарован им. Даже дети не говорят нам о нем ничего. Мы никогда не знаем, на месте ли он или исчез.
     - Мне кажется, что если вы хотите узнать, что он делает, вам надо искать его в Тель-Авиве, - сказал Харрис.
     - Это может доставить определенные сложности, - улыбаясь, сказал Эшнев. - Лев Пустыни никогда не отличался особым так-том. Я думаю, ваш президент до сих пор помнит, как он прокомментировал решение Эйзенхауэра остановить французские и английские части у Суэцкого канала в пятьдесят шестом. Вы же знаете, что он планировал эту операцию для англичан.
     - Я этого не знал, - сказал Харрис. - Но чего ради президенту злиться? Тогда он не занимал этого поста.
     - Бен Эзра недвусмысленно сказал все, что он думает но поводу поддержки тех арабских группировок, которые, как он считал, повлияли на решение Эйзенхауэра. Бен Эзра зашел так далеко, что посоветовал англичанам сказать Эйзенхауэру, чтобы тот занимался своими собственными делами и, думаю, он не утруждал себя дипломатическими выражениями. И после такого конфуза Бен Гуриону не оставалось ничего другого, как принять его отставку. Вот тогда он и отправился на Синай жить в своем киббуце.
     - Вы считаете, что он ушел в шестьдесят седьмом? - спросил Харрис.
     - Да. Но неофициально. И это доказала очередная история. Он считал, что мы не должны останавливаться, пока не выйдем к Каиру и не заблокируем его. Он сказал, что, по данным его собственной разведки, если мы не исполним своего долга, все повторится снова не позже, чем через семь лет.
     - Почему он считает, что его источники более надежны, чем наши? - спросил человек из ЦРУ.
     - Его мать была арабка, и есть люди, которые считают, что он больше араб, чем еврей. Во всяком случае, его знают тысячи людей и, как ни странно, они доверяют ему и идут к нему за справедливостью. Арабы называют его "имам" - святой человек, мудрец, человек, который живет по законам чести. Он совершенно спокойно пересекает границы в одиночку.
     - Он женат? - спросил Харрис.
     - Дважды, - ответил генерал Эшнев. - В первый раз он был совсем молодым. Его первая жена умерла в пустыне, дав жизнь ребенку, который тоже умер, когда они старались прорваться сквозь британские кордоны в Палестину. Второй раз он женился, когда вышел в отставку. Его женой стала арабская девушка и, насколько я знаю, она по-прежнему с ним, и они живут в киббуце. Детей у них нет.
     - Означает ли его визит сюда, что вы ожидаете каких-то неприятностей? - спросил полковник Уэйгрин.
     Израильтянин пожал плечами.
     - Мы, евреи, всегда ожидаем неприятностей. Особенно, когда случается то, чего мы не можем понять.
     - Например? - спросил Харрис.
     - Поэтому мы и собрались, - сказал Эшнев. - Давайте дождемся Бен Эзру. Он появился после двух месяцев полного молчания и попросил организовать эту встречу.
     - И ему так легко удалось добиться своего? - с легким пренебрежением спросил Харрис.
     - Не совсем. Первым делом ему пришлось убеждать Даяна, что у него есть кое-что сообщить. Затем Даян отправился к премьер-министру. И она уж дала разрешение на эту встречу.
     - После того, как он проявил такую настойчивость, - сказал Харрис, - он мог бы быть более точен.
     - Он старик, - извиняющимся тоном сказал Эшнев. - И он упрямо продолжает ездить на своей собственной машине, на старом "фольксвагене", который вечно ломается. Пользоваться нашими он не хочет. И я уверен, что не предупреди я охрану снаружи, его бы даже не пустили на стоянку.
     Телефон перед ним звякнул. Он поднял трубку, выслушал сказанное и, кивнув, положил ее обратно.
     - Генерал здесь, джентльмены.
     Электроника бесшумно открыла дверь, и все головы повернулись навстречу входившему. Человек, стоявший на пороге, был высок, выше шести футов ростом, и одет в пропыленную бедуинскую накидку. Белые волосы и борода, выделявшиеся на его морщинистом, продубленном солнцем темном лице, делали его похожим скорее на араба, чем на еврея. Этому впечатлению противоречили лишь странные темно-синие глаза. Когда он подошел к генералу Эшневу, всем бросилась в глаза его легкая и твердая походка. Голос у него был хрипловат, словно изъеденный временем и песками пустыни.
     - Лев, - сказал он, протягивая руку.
     - Генерал, - ответил Лев Эшнев, вставая. - Джентльмены, разрешите представить вам генерала Бен Эзру.
     Затем он представил каждого из присутствующих, начав знакомство по кругу против часовой стрелки.
     Представляясь и называя свое имя, Бен Эзра смотрел в глаза каждого. Когда знакомство закончилось, все расселись.
     Эшнев повернулся к старику.
     - Вы просили о встрече, генерал.
     - Благодарю вас. - Старик говорил по-английски без акцента. - Я думаю, все вы встревожены строительством, которое египтяне ведут вдоль Суэцкого канала и сирийцы на Голанских высотах. Также я предполагаю, что не меньшее беспокойство вам доставляет новое снаряжение, которое доставляется из России и Китая во все возрастающих количествах. Я считаю, что все вы понимаете, если его количество будет раст