езных причин для плача не было. Я взял
ее за Руку.
   - Не бойся, - прошептал я. - Я здесь, с тобой.
   Она улыбнулась сквозь слезы и прижала меня к себе.
   - Мой маленький герой, мой защитник. Над головой у нас раздался топот
тяжелых сапог, казалось, что этот топот заполнил весь дом.
   - Бандиты! - воскликнула одна из служанок. - Они убьют нас!
   - Заткнись! - На этот раз Ла Перла не  обошлась  одними  словами.  Ее
рука сверкнула в полумраке, и служанка свалилась на пол  с  тихим  воем.
Похоже было, что шаги приближались к кухне.
   - Свеча! - хрипло прошептала мама. Огарок резко погас, и мы очутились
в полной темноте.
   - Мама, мне ничего не видно, - сказал я.
   Я почувствовал, как чья-то рука зажала мне рот. Я пытался  что-нибудь
разглядеть в темноте, но все, что я мог, это слушать  дыхание  остальных
обитателей погреба. Шаги раздавались  уже  прямо  над  нашими  головами,
наверное, люди были в кухне.
   Я услышал треск опрокидываемого стола, приглушенные мужские голоса  и
смех, затем скрип двери. Голоса звучали уже в кладовке. Затрещала  дверь
погреба, теперь голоса были слышны вполне отчетливо.
   - Цыплятки, должно быть, спрятались внизу, - сказал один из мужчин, и
остальные рассмеялись.
   - А ты покукарекай, - предложил другой:
   - Ваш петушок уже здесь.
   В дверь погреба ударили.
   - Открывайте!
   Я почувствовал, как девушки прижались к стене, сестра дрожала.
   - Они просто ищут цыплят, - прошептал я. -  Скажите  им,  что  они  в
курятнике на заднем дворе.
   Мне не ответили, казалось, что никто вообще  не  услышал  моих  слов.
Мимо меня в темноте протиснулась Ла  Перла  и  остановилась  в  ожидании
возле лестницы. Дверь погреба снова потряс сильный удар.
   После следующего удара одна из служанок рухнула на колени и принялась
молиться. Косяк двери дрогнул и отвалился, поток света хлынул в  погреб,
выхватив из  темноты  возвышающуюся,  словно  скала,  фигуру  Ла  Перлы,
сжимавшей в руке сверкающий тесак.
   Мужчины начали спускаться по ступенькам, я смог  разглядеть,  что  их
было трое, остальные толпились наверху, так что я мог видеть  только  их
ноги.
   Взглянув на Ла Перлу, первый мужчина остановился.
   - Старая жирная курица, не стоило и беспокоиться ради такой, - сказал
он и пригнулся, вглядываясь вглубь погреба. -  Но  тут  есть  и  другие,
молоденькие  и  аппетитные.  Эта  старая  курица  просто  сторожит  свой
выводок.
   - Ублюдки! - выдавила сквозь зубы Ла Перла.
   Мужчина как-то нехотя выпрямился, и  из  дула  его  обреза  вырвалось
пламя.
   Едкий запах пороха ударил мне в нос, а когда в глазах прояснилось,  я
увидел, что Ла Перла, прислонившись спиной к  стене  напротив  лестницы,
медленно опускается на пол. На какое-то мгновение  показалось,  что  она
пытается удержаться на ногах, но тело ее продолжало  медленно  сползать.
Половины лица и шеи у нее не было, вместо них было  кровавое  месиво  из
костей и мяса.
   - Ла Перла! - закричала мама  и  рванулась  к  ней.  Бандит  небрежно
перевернул в руке обрез и ударил маму прикладом  по  голове,  когда  она
пробегала мимо него. Она внезапно обмякла и с искаженным лицом упала  на
тело Ла Перлы.
   - Мама! - Я рванулся к ней, но  пальцы  сестры  сжимали  меня  словно
тиски, так что я не мог даже двинуться. - Мама! - снова закричал я.
   Молившаяся служанка потеряла сознание и неуклюже растянулась на полу.
Бандит заметил огарок свечи на бочке.
   - Свечка, - сказал он, указывая  на  него.  Один  из  бандитов  зажег
спичку, отблески ее  желтого  пламени  заметались  по  погребу.  Главарь
осмотрел нас.
   - О, четыре курочки и молодой петушок.
   Позади меня раздался голос сестры, он был таким взрослым  и  строгим,
каким я никогда раньше его не слышал.
   - Что вам нужно? Забирайте все, что хотите, и уходите.
   Главарь некоторое время разглядывал ее, его  черные  глаза  сверкали,
словно угли.
   - Вот эта  моя,  -  небрежно  бросил  он,  -  а  вы  можете  заняться
остальными.
   Потерявшая сознание служанка пришла в себя именно в тот момент, когда
он произносил эти слова. Она закричала, шатаясь,  поднялась  на  ноги  и
метнулась мимо бандитов к лестнице, но один их них ухватил ее за длинные
волосы, дернул назад, и она рухнула на колени.
   Бандит развернул ее к себе лицом и оттянул  голову  за  волосы  назад
так, что теперь ее лицо смотрело прямо на него, широко открытым ртом она
жадно глотала воздух. Свободной рукой бандит рванул вырез ее платья,  но
грубый хлопок оказался слишком прочным и не порвался.
   Разразившись проклятьями, он отпустил служанку и  схватился  за  нож.
Лезвие легко  распороло  платье  сверху  донизу,  и  оно  разлетелось  в
стороны, словно обертка кукурузного початка. Тонкая полоска,  как  будто
прочерченная карандашом, протянулась от горла между грудей и ниже, через
смуглый живот  к  лобку,  густо  поросшему  волосами.  Внезапно  полоска
побагровела, девушка закричала и  попыталась  вырваться  и  отползти  на
четвереньках в сторону, но бандит громко рассмеялся  и  притянул  ее  за
волосы назад.
   Девушка снова попыталась вырваться, но бандит быстро перевернул нож в
руке и безжалостно вогнал рукоятку ножа ей прямо между ног. Девушка дико
закричала.
   Она лежала на полу возле его ног, корчась от боли.  На  острие  ножа,
торчавшего у нее между ног, плясал отблеск желтого пламени свечи. Бандит
наступил тяжелым сапогом  ей  на  живот  и  начал  расстегивать  брючный
ремень.
   К этому времени остальные бандиты уже  занялись  другими  служанками.
Ниелла, горничная мамы, была совершенно голой. Ее опрокинули навзничь на
бочку с вином, двое бандитов держали ее за руки, а третий  навалился  на
нее. Сара, индианка, которую Ла Перла привела из горного селения,  чтобы
та помогала ей на кухне, лежала на полу в другой стороне погреба, позади
груды деревянных ящиков.
   Главарь повернулся, его мощное тело  заполняло  оставшееся  свободное
пространство в погребе.
   - Уберите мальчишку, - тихо сказал он, - или я убью его.
   Сестра стала подталкивать меня к лестнице.
   Обернувшись, я посмотрел  ей  в  лицо,  оно  напоминало  безжизненную
маску, в глазах не было никаких проблесков жизни.
   - Нет! Нет! - закричал я.
   - Спрячься за ящиками в углу и не смотри сюда, - сказала она. Это был
не ее голос. Это был чужой голос, холодный и незнакомый.  Я  никогда  не
слышал этого голоса.
   - Нет!
   Резкая боль от пощечины обожгла мне щеку.
   - Делай, что тебе говорят!
   Дело было не в боли, а во властных нотках ее голоса. Я заплакал.
   - Иди!
   Вытирая глаза, я повернулся и залез за ящики. Там я продолжал плакать
и внезапно обмочился. Как быстро мы понимаем, что такое страх.

2

   Мои слезы остановил пронзительный крик сестры, как будто их  высушила
волна яростной слепой ненависти,  охватившей  меня.  Затаив  дыхание,  я
осторожно выглянул из-за ящиков.
   Моим глазам предстала обнаженная спина сестры, ее ягодицы напряглись,
когда бандит с силой прижал ее спиной к ящику. Сестра царапала ему  лицо
ногтями, но он ударил ее по лицу, и она опрокинулась на ящик.
   Рот ее был открыт, она пыталась кричать,  но  с  губ  не  слетало  ни
единого звука. Дикими глазами она смотрела на меня, но ничего не видела,
ее маленькие груди казались совсем плоскими, а живот впалым.
   Внезапно я понял, что собирается делать бандит, я  часто  видел,  как
это делали быки, когда к  ним  подводили  коров.  Я  увидел,  как  штаны
бандита скользнули вниз, живот его зарос густыми  волосами,  из  которых
торчал разбухший член, похожий на  белую  палку  от  метлы,  которой  мы
подметали террасу.
   Сестра попыталась подняться, но бандит уперся локтем  волосатой  руки
ей в живот, а другой рукой схватил за горло и прижал к  ящику,  чуть  не
задушив. Она снова закричала и снова попыталась сбросить бандита, но  он
еще сильнее сжал ей горло. Сестра продолжала  отбиваться  ногами,  тогда
озверевший бандит с силой ударил ее по лицу, и  ее  голова  ударилась  о
ящик.
   Какое-то  время  бандит  стоял,  наклонившись   над   ней,   как   бы
успокаиваясь, и вдруг сестра снова вскрикнула и вздрогнула  всем  телом.
Его  член  медленно  вошел  ей  между  ног,  и  крик  сестры  перешел  в
мучительный стон.
   Бандит снова навалился на сестру и делал это  еще  дважды,  буквально
раздирая ее, пока, наконец, его тело не сотряслось в судорогах и он  сам
не издал стон, похожий скорее на вопль дикого зверя.
   Как раз в этот момент он посмотрел на меня,  и  я  встретился  с  ним
взглядом. У него были пустые, остекленевшие  глаза  и  широко  раскрытый
рот, которым он жадно глотал воздух. Снова раздался  крик  сестры,  и  я
увидел, как  по  ногам  у  нее  струится  кровь.  Меня  захватила  волна
ненависти, я задрожал от желания убить его.
   Я услышал, как что-то упало на деревянный пол, и посмотрел вниз.  Это
был нож, который соскочил с  ремня  бандита.  Не  думая  ни  секунды,  я
перегнулся через ящик и потянулся к нему. Медленно, словно  через  силу,
бандит повернулся ко мне.
   - Ублюдок! - закричал я и бросился к нему, пытаясь  вцепиться  руками
ему в горло.
   Бандит взмахнул рукой и выбил у меня нож, который  упал  прямо  между
нами. Я снова кинулся к нему, чтобы ударить его кулаками, но  он  как-то
лениво хлестнул меня ладонью по лицу.
   Я отлетел к стене, стукнувшись спиной о груду ящиков, но боли  совсем
не почувствовал. Во мне бушевала только ненависть и  неизвестное  доселе
желание убить его. Я не осознавал, что может случиться со мной, да это и
не имело для меня никакого значения. Я должен был уничтожить его.
   Сестра посмотрела на меня, внезапно взгляд ее стал осмысленным.
   - Дакс! - закричала она, хватая бандита за руку, в  которой  уже  был
зажат нож.
   Бандит яростно боролся с сестрой, пытаясь высвободить руку.
   - Дакс! Беги, ради Бога! - снова закричала она. - Беги!
   Я стоял, словно окаменевший. Бандит потянулся ко мне.
   - Беги, Дакс!
   Он снова потянулся ко мне, но в этот момент сестра резко ударила  его
коленом в пах. Бандит взвыл от боли.
   - Дакс! Беги к папе!
   Только теперь до  меня  дошло.  Я  повернулся  и  бросился  вверх  по
лестнице. Когда я был уже примерно на середине, до меня донесся  крик  и
чей-то хриплый голос:
   - Догнать!
   Я пулей взлетел по ступенькам и выскочил из дома на  яркий  солнечный
свет, который на мгновение ослепил меня. Я  бросился  по  направлению  к
зарослям тростника, в которые убежал Пьерро.
   - Папа! Папа!
   По дороге шли какие-то мужчины, я не знал, кто они такие, но  побежал
к ним. Я уже миновал изгородь, когда из дома выскочил главарь  бандитов.
Вопя что есть силы, я мчался по дороге, и вдруг услышал  крик.  Это  был
голос моего отца.
   - Дакс! Дакс! Слава Богу!
   - Папа! - закричал я.
   Обливаясь слезами, я кинулся к нему  в  объятья.  Смуглое  лицо  отца
сверкало от полуденного зноя, он крепко прижал меня к себе.
   - Не бойся, - прошептал он. - Никто тебя не обидит.
   - Они сделали больно маме, - в ужасе кричал я,  и  сестре!  Ла  Перлу
убили, а у сестры идет кровь.
   Я увидел, как смуглое лицо отца стало пепельно-серым.
   - Это и есть ваша армия, генерал? - В голосе  его  звучали  ярость  и
сарказм. - Они воюют с женщинами и детьми?
   Стройный мужчина, стоявший рядом с отцом, посмотрел  на  него,  потом
перевел взгляд своих холодных серых глаз на меня. Губы его  были  плотно
сжаты.
   - Если мои люди совершили преступление, они ответят за  это  головой,
сеньор.
   Он направился к дому, и  выскочивший  за  мной  бандит,  увидев  его,
остановился.
   - Командир! - воскликнул он.
   Генерал прошел мимо прижавшегося к  стене  бандита  и  уже  в  дверях
обернулся к нам.
   - Где они?
   - В погребе, - сказал я.
   Отец бросился вперед. Держа меня на руках, он проскочил мимо генерала
в дом, пробежал через кухню и спустился в погреб.
   Он замер, разглядывая страшную картину, потом медленно  опустил  меня
на пол.
   - Боже мой, - тихо воскликнул он, опускаясь на колени  и  приподнимая
ладонями голову мамы. - Боже мой!
   Лицо  мамы  было  бледным   и   спокойным,   голова   повернута   под
неестественным углом. Я оглядел погреб  в  поисках  сестры.  Она  так  и
лежала на ящиках, запрокинув голову. Я подбежал к ней.
   - Теперь все в порядке, - крикнул я. - Папа здесь.
   Но она не слышала меня, ей уже не  суждено  было  когда-нибудь  снова
услышать меня. В горле у нее торчал нож. Я смотрел на  нее  не  в  силах
поверить своим глазами, потом закричал.
   Только теперь я осознал, что произошло в действительности.  Они  были
мертвы, все они были мертвы. Мама, сестра, Ла Перла - все были мертвы. Я
кричал и кричал и не мог остановиться.
   Отец взял меня на руки и вынес на солнечный свет, во  двор,  подальше
от этой ужасной, кровавой сцены. Было далеко  за  полдень,  и  во  дворе
значительно прибавилось людей, их уже было, наверное, больше сотни.  Они
молча наблюдали за нами.
   Одиннадцать человек, связанные между собой веревкой, стояли отдельно,
у стены, на солнцепеке, и смотрели на своих бывших собратьев по оружию.
   На террасе, в кресле, за столом сидел  генерал.  Глядя  то  на  своих
солдат, то на бандитов, он говорил - тихо, но его суровый, ледяной голос
долетал до каждого.
   - Смотрите и запоминайте. Такое же наказание постигнет и вас, если вы
забудете, что вы освободители, а не бандиты. Вы сражаетесь за свободу  и
за свой народ, а не ради собственной корысти. Вы солдаты, служащие своей
родине, а не грабители и насильники.
   Генерал встал и повернулся к адъютанту, держащему  в  руках  автомат.
Взяв его у адъютанта, он медленно  повернулся  к  отцу  и  протянул  ему
оружие.
   - Сеньор?
   Отец посмотрел сначала на автомат, потом на генерала и  повернулся  в
сторону бандитов у стены.
   - Нет, генерал, - тихо сказал он. - Я законник, а не военный. Да, это
моя боль, но я не вправе вершить возмездие.
   Генерал  кивнул  и  спустился  по  ступенькам  террасы  на   твердую,
обожженную солнцем землю  двора.  Небрежно  держа  в  руке  автомат,  он
подошел к бандитам и остановился перед первым  из  них  -  тем,  который
изнасиловал и убил мою сестру.
   - Ведь я произвел тебя в сержанты, Гарсия, - тихо сказал  генерал.  -
Ты должен был понимать, чем все это может кончиться.
   Бандит молчал, он без страха  смотрел  в  глаза  генералу,  прекрасно
понимая, что пощады ему не будет.
   В руке генерала сверкнул нож. Он двинулся вдоль строя бандитов. Когда
он отошел в сторону, мы поняли, что он сделал:  веревки,  поддерживавшие
штаны бандитов, были перерезаны, и  теперь  штаны  свалились  на  землю,
обнажив их белые ляжки и ноги.  Генерал  медленно  отошел  от  строя  на
десять шагов и начал поднимать автомат.
   Я смотрел на Гарсия, в моей памяти  снова  всплыла  картина,  как  он
насилует сестру. Я с криком сбежал с террасы.
   -  Дайте  мне,  генерал!  Дайте  мне  убить  его!  Генерал  удивленно
обернулся ко мне.
   - Дакс! Дакс! Вернись! - кричал мне вслед  отец.  Я  не  слышал  его,
подбежал к генералу.
   - Дайте мне! - закричал я.
   - Дакс! - снова крикнул отец.
   Генерал посмотрел в направлении террасы.
   - Это справедливо, - сказал он.
   - Но ведь он еще совсем ребенок, - ответил отец. - Что он может знать
о справедливости?
   - Сегодня он понял, что такое смерть, - сказал генерал. -  Он  узнал,
что такое ненависть и что такое страх. Так пусть же он узнает, что такое
убийство, иначе это всю жизнь будет разъедать его душу,  словно  раковая
опухоль.
   Отец молчал, его смуглое лицо стало еще темнее,  он  отвернулся  и  с
печалью в голосе произнес:
   - Это у него в крови. Жестокость конкистадоров.
   Я знал, что он имел в виду, понимал это уже тогда.  Это  была  кровь,
переданная мне моей матерью,  чья  семья  вела  свой  род  от  испанцев,
пришедших сюда с Кортесом.
   - Иди ко мне, мой  мальчик,  -  позвал  генерал,  опускаясь  на  одно
колено.
   Я подошел. Генерал вытянул руку с автоматом и положил мои  пальцы  на
спусковой крючок. Согнутым локтем он поддерживал ствол автомата.
   - Теперь смотри на кончик ствола, - сказал генерал. - Когда  увидишь,
что он направлен прямо на них, нажимай на крючок.  Об  остальном  я  сам
позабочусь.
   Я прищурился, глядя вдоль отливающего синевой ствола, и навел автомат
на Гарсия. Увидев прямо над стволом его белые ноги и волосатый живот,  я
нажал на спуск.
   Звук выстрелов оглушил меня, белое тело бандита разлетелось на тысячу
кровавых кусков. Я чувствовал, как генерал ведет автоматом  вдоль  строя
бандитов, и везде, где прошел автомат, белая плоть  тел  превращалась  в
кровавое месиво. Спусковой крючок нагрелся под моими пальцами, но я  был
настолько возбужден, что не отпустил бы его, даже если бы обжег руку.
   Внезапно затвор лязгнул  вхолостую  и  автомат  замолк.  Я  удивленно
посмотрел на генерала.
   - Все кончено, малыш.
   Я посмотрел на трупы одиннадцати мужчин, распростертые на  земле.  Их
лица застыли в последней агонии, ничего не видящие глаза были подняты  к
солнцу.
   Меня начала колотить дрожь.
   - Они мертвы? - спросил я.
   - Мертвы, - кивнул генерал.
   Меня трясло уже  так,  как  будто  на  улице  стоял  мороз,  потом  я
заплакал, повернулся и подбежал к отцу.
   - Папа! Папа! - закричал я. - Они все мертвые. Значит, теперь мама  и
сестра снова оживут?

3

   Диогенес  Алехандро  Ксенос.  Это  имя  было  слишком   длинным   для
маленького мальчика.  Сначала  моя  мама  называла  меня  Дио,  но  отец
рассердился, считая это кощунством. Таким образом я превратился в  Дакса
и думаю, что первой так меня назвала Ла Перла, потому что для индейского
языка греческое имя Диогенес было слишком сложным.
   Мой отец родился в  приморском  городке  Курату  в  семье  греческого
рыбака и негритянки, державших небольшой ресторанчик рядом с  пристанью,
где обедали моряки, сошедшие  на  берег.  Я  помнил,  как  однажды  отец
показывал мне дагерротип с изображением дедушки и бабушки.
   Бабушка сидела, но даже при этом  было  видно,  что  она  выше  моего
дедушки, который стоял чуть позади  ее  кресла.  Лицо  бабушки  казалось
очень темным, а взгляд выражал внутреннюю силу и  целеустремленность.  У
дедушки были глаза мечтателя и поэта, каковым он и был на самом деле  до
того, как стал моряком.
   Отец унаследовал комплекцию бабушки и  глаза  деда.  Он  очень  любил
своих родителей и с гордостью рассказывал мне, что его мать  происходила
из  семьи  королей  племени  банту,  проданных  в  рабство,   но   после
освобождения рабов ее отцу снова удалось прийти к власти, и  она  смогла
получить небольшое образование.
   Хайме Ксенос - так назвали моего отца в  честь  деда  по  материнской
линии. Когда бабушка была уже на последних  месяцах  беременности  и  не
могла управляться в ресторанчике, за дело взялся дедушка, но он ничего в
этом не  смыслил.  Отцу  еще  не  исполнилось  месяца,  как  ресторанчик
пришлось продать.
   Дедушка, у которого был прекрасный почерк, стал  работать  клерком  у
судьи портового района. Они с бабушкой переселились в небольшой домик  в
двух километрах от порта, где держали во дворе несколько цыплят и  могли
любоваться голубыми волнами Карибского моря, наблюдая за приходившими  в
порт и уходившими кораблями.
   Денег у них было не слишком много, но они были  счастливы.  Мой  отец
был их единственным ребенком, и они возлагали на него  большие  надежды.
Дедушка научил отца читать и писать уже в возрасте шести лет и с помощью
судьи устроил его в школу иезуитов,  где  обучались  дети  чиновников  и
аристократов.
   В ответ на оказанную  честь  отец  должен  был  вставать  в  половине
пятого, опорожнять мусорные баки и убирать в классах до начала  занятий.
И еще после занятий в  течение  трех  часов  ему  приходилось  выполнять
различные поручения учителей и администрации.
   К тому времени, как отцу исполнилось шестнадцать, он усвоил все, чему
учили в этой школе. Телосложением он  пошел  в  пред