таможенной стойке. Пройдя через  похожее
на амбар  помещение,  он  толкнул  дверь,  ведущую  в  зону  паспортного
контроля.
   Потянувшиеся  за  этим  короткие  минуты  ожидания   показались   ему
вечностью. Ну наконец-то! Он ухватил  одной  рукой  огромного  пушистого
медвежонка-панду и букет цветов, а другой стал размахивать над  головой.
Первой Сергея заметила Жизель  и  указала  на  него  Анастасии.  Девочка
подняла голову, радостно улыбнулась и  бросилась  к  отцу.  Увидев  это,
стоящий у стойки сотрудник  паспортного  контроля  расставил  в  стороны
руки, но тут же заметил Сергея. Широко улыбнувшись, он позволил  девочке
пробежать.
   Внезапно смутившись, Анастасия остановилась  в  нескольких  шагах  от
отца, на губах - несмелая улыбка. Сергей опустился на колено, протягивая
дочери  медвежонка.  Золотистые  волосы  и   голубые   глаза   Анастасия
унаследовала от матери, это правда, но доброта и нежность  были  у  нее,
несомненно, от отца.
   - Бонжур, Анастасия. С наступающим  Рождеством.  Добро  пожаловать  в
Нью-Йорк!
   - Хэлло, папочка, -  выговорила  девочка  медленно  с  едва  заметным
акцентом. - Счастливого тебе Рождества!
   Она потянулась за медвежонком, и в тот же момент отец подбросил ее  в
воздух, прижал к себе, расцеловал.
   - Ты уже говоришь по-английски! Кто же  учил  тебя?  Анастасия  вновь
заговорила, медленно и очень осторожно:
   - Меня учила тетя Жизель. - Она посмотрела на отца,  перевела  взгляд
на Жизель и с гордостью улыбнулась.
   Сергей обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть теплую улыбку Жизель.
Внезапно его озарило. А ведь та шлюха оказалась права, это он ошибся! Он
медленно выпрямился во  весь  рост.  Молча  протянул  Жизель  цветы.  Не
проронив ни слова, она взяла их и оказалась  в  его  объятиях.  Губы  ее
затрепетали, когда он поцеловал ее.
   - Это похоже на чудо, - прошептал он. - Как мне благодарить тебя?
   Опустив руку, Жизель привлекла к себе девочку.
   - Особого чуда здесь нет. Просто Анастасии нужна мать.
   Свадьба была сыграна рождественским  утром  в  доме  Харви  Лейкоу  в
Палм-Бич.

8

   - Марсель просто набитый дурак, - заявил Джереми. - Он привык считать
себя персоной поважнее всего правительства. Доводить дело до суда -  это
худшее, что можно было придумать в его положении. Выиграть он  никак  не
мог.
   Барон посмотрел на сидящего по другую сторону стола собеседника.
   - Его приговорили  к  восемнадцати  месяцам  заключения?  -  Изящными
пальцами он выбрал в ящике  сигару.  -  Но  он,  конечно,  может  подать
апелляцию?
   - Апелляция уже отклонена. Причем Марсель устроил такой скандал,  что
судья, в общем-то готовый сбавить срок, был вынужден  оставить  все  как
есть.
   Барон невозмутимо рассматривал сигару.
   - Когда человек слишком много лжет, это всегда кончается бедой.  Рано
или поздно его поймают на  чем-нибудь.  А  не  могут  ли  его  выпустить
раньше, если он будет примерно себя вести?
   -  Да.  Через  полтора  года  его  могут  представить  к   досрочному
освобождению. Естественно, при условии, что он не будет много болтать  и
не станет нарушать правил внутреннего распорядка.
   Барон не спеша, со вкусом раскурил сигару.
   - Какие, по-твоему, это повлечет за собой последствия?
   -  Вы  говорите  о  бизнесе?  -  Джереми  пожал  плечами.  -   Ничего
особенного, если иметь в виду, чего он добился на сегодняшний день. Если
же у Марселя есть планы на будущее,  то  тут  ему  придется  быть  более
осторожным: общественность с него глаз не спустит.
   - Ясно, - задумчиво протянул барон.
   Он уже принял решение отказать Марселю  в  финансовой  поддержке  его
судовладельческой компании, созданной совместно  с  израильтянами.  Само
собой, это заставит Марселя продать свою долю  акций,  но  компания  уже
достаточно прочно стояла на ногах, так что теперь  управлять  ею  мог  и
один владелец - израильтяне. Конечно, с помощью банка. Барон затянулся и
сказал:
   - Со стороны  вашего  президента  было  мужественным  шагом  отозвать
Макартура.
   - Иначе он не мог  поступить,  -  возразил  Джереми.  -  Если  бы  он
позволил Макартуру идти своим путем, вся страна оказалась бы  ввергнутой
в бездну новой войны.
   Вот что значит воинственный  склад  ума!  -  начал  размышлять  вслух
барон. - У вас - Макартур, у нас - де Голль, Знаете, они  очень  похожи,
каждый из них считает  себя  Богом.  Хотя  Макартур  -  всего  лишь  его
протестантская версия.
   - Похоже, вы, французы, - рассмеялся Джереми, - отправили де Голля на
запасной путь. Его партия растеряла все свое влияние.
   -  РПФ  (Республиканская  партия  Франции)  -  это  насмешка.   Через
несколько лет она просто исчезнет с политической арены. Но не де  Голль.
Уж он-то не уйдет в тень, как ваш бравый солдат.
   - Что же он будет делать?
   - Ждать. Видите ли, - продолжал барон, - французы  пока  еще  не  так
преданы идее  демократии,  как  американцы.  Во  Франции  слишком  много
политических партий, кое-кто говорит даже, что их - по одной на  каждого
француза, так  что  власть  постоянно  находится  в  руках  коалиции.  А
поскольку новые коалиции создаются чуть ли не ежедневно, значит, будут и
новые правительства. Де Голль знает это, как знает и то, что  отсутствие
преемственности в  правительстве  неизбежно  приведет  страну  к  краху.
Поэтому он будет выжидать, и, когда его время придет, он опять  окажется
во главе. И это станет концом Четвертой Республики.
   -  Народ,  безусловно,   будет   против?   Барон   покровительственно
улыбнулся.
   -  Типично  американская  точка  зрения  и  насквозь  ошибочная.   Вы
настолько свыклись с вашим самоуправлением, что совершенно забыли о том,
каковы французы на самом деле. Обыкновенный француз, точно так же, как и
любой обыкновенный  европеец,  готов  простереться  ниц  перед  фигурой,
олицетворяющей власть... Да,  наша  революция  произошла  пораньше,  чем
ваша, но мы  по-прежнему  слепо  следуем  за  лидером,  едва  он  у  нас
появится. Наполеон же возвращался.  Точно  так  же  может  вернуться  де
Голль.
   -  Ну,  не  думаете  же  вы,  что  он  захочет  короновать  себя,   -
расхохотался Джереми.
   - Кому об этом известно? - пожал плечами барон. - Только ему  одному,
а он ни с кем не делится. Одно можно сказать с  уверенностью:  когда  он
вернутся, он вернутся, чтобы властвовать,  а  не  символизировать  собою
власть. - Голос барона дрогнул. - И кто его знает,  может,  он  и  прав.
Очень может быть,  что  Францию  действительно  нужно  гнать  хлыстом  к
утерянному величию и гордости.
   После того, как Джереми ушел, барон устало откинулся в кресле. Смежил
веки. Еще  год,  подумал  он,  только  год,  чтобы  Роберт  окончательно
утвердился в своей роли, и я смогу уйти.  Говорить  то,  что  окружающие
хотят услышать, и в то же время сказать то,  молчать  о  чем  не  имеешь
права, - как же это изнуряет! Возможно, он и ошибается, но  еще  не  так
давно в мире все было гораздо проще.
   Внезапно на память пришел молодой человек, который только  что  вышел
из комнаты. Джереми ему нравился  -  быстрым  умом,  искренностью,  даже
своим, не совсем понятным - американским? - идеализмом. Вот за  кого  бы
следовало выйти замуж Каролине. Странно, как  это  получилось,  что  она
влюбилась в его отца. А, в общем-то, и не так уж странно: отец во многом
был похож на сына.
   Ему вдруг стало интересно:  Джереми  по-прежнему  встречается  с  той
немкой? Еще не так давно ходили слухи, что  они  вот-вот  поженятся,  но
минул год, и ничего не произошло. Возможно, свадьбы вообще не будет.
   Резким  движением   барон   выпрямился   в   кресле.   Рука   его   в
нерешительности зависла над телефоном, но он тут же заставил себя  снять
трубку.  В  конце  концов,  почему  бы  и  нет?  Не  такое  уж   это   и
безрассудство. Такое случалось и прежде: сын заключает брак с  женщиной,
которая одно время принадлежала отцу.
   Ему ответила Дениз. Барон велел ей в эту же субботу организовать ужин
и ни в коем случае не забыть пригласить на него Джереми Хэдли.

***

   Марлен была вне себя от злости,  Джереми  понимал  это  по  множеству
признаков. Пока они добирались в машине до отеля,  он  взглянул  на  нее
пару раз, но ей удавалось быстро отвернуться. Но,  войдя  в  номер,  она
забыла о сдержанности.
   - К черту! Не хочу их больше видеть! Никого!
   Ее сумочка, перелетев через комнату, шлепнулась на пол у стены.
   - В чем дело? Мне показалось, что вечер удался.
   - Значит, ты еще глупее, чем  я  думал!  Неужели  ты  не  видел,  чем
занимался барон? Джереми посмотрел на Марлен.
   - Нет. Скажи мне.
   - Он же вешал на тебя свою  дочь.  Весь  вечер  только  и  слышалось:
Каролина то, Каролина это. Неужели ты не заметил!
   - Нет. Твое воображение начинает тебя подводить.
   - Ты еще скажешь, что не видел, как они обращались со мной.  Да  меня
как будто просто не существовало. Ты  сидел  во  главе  стола,  рядом  с
бароном,  напротив  Каролины.  А  меня   посадили   в   углу   с   двумя
ничтожествами.
   - Оставь, Марлен, - устало сказал Джереми. - У меня нет сил спорить с
тобой. И потом, все это просто смешно. Мы с Каролиной старые друзья.
   - Что же тут смешного? Если Каролина оказалась подходящей для  твоего
отца, то почему бы барону не подумалось, что она  неплоха  и  для  тебя?
Всем известно, что она жила с твоим отцом!
   Лицо Джереми побелело от гнева.
   - Тебе лучше замолчать, - изменившимся голосом проговорил он. - Ты  и
так уже сказала много лишнего.
   Но Марлен уже не могла остановиться, она чересчур завела себя.
   - Только этого еще не хватало! Святой Хэдли, как же! Слишком долго мы
с тобой знакомы. Я знаю все о твоей семейке! Я знаю,  что  твой  старший
братец Джим прячет  свою  вторую  семью  где-то  в  маленьком  домике  в
Бруклине. А  звезда  немого  кино,  которую  твой  папочка  до  сих  пор
поддерживает деньгами? А твой младший братик,  Кевин,  что  предпочитает
розовощеких мальчиков в Нью-Йорке? А твои сестры, обменивающиеся мужьями
по воскресеньям...
   Она не договорила - Джереми, схватив ее за  плечи,  так  принялся  ее
трясти, словно желал вытряхнуть из нее душу.
   - Прекрати! Прекрати! Прекрати!
   Наконец он отпустил ее. Голова Марлен кружилась. Она едва не потеряла
равновесия. Заплетающейся походкой она подошла к креслу и упала в  него.
Во все глаза она смотрела на Джереми, грудь ее высоко вздымалась.
   - Теперь, наверное, ты изобьешь меня, как этот делал Фриц, -  сказала
она, и это был не вопрос, а, скорее, утверждение.
   Джереми взглянул на нее, медленно покачал головой.
   - Ты именно этого добиваешься, не так ли? Ведь только так может  быть
удовлетворено твое чувство вины, которое сейчас испытывают все немцы.
   Рот Марлен скривился в безобразной гримасе.
   - Во всяком случае, я - это не она. Я не предлагаю себя сначала отцу,
а потом - сыну. Я все знаю о француженках. Солдаты рассказывали мне, как
женщины во французских городках бежали за ними по улицам,  задирая  свои
платья.
   К Джереми вдруг вернулось ледяное спокойствие.
   - А ты ничего не перепутала? Когда ты рассказывала  мне  эту  историю
впервые,  там  были  немецкие  женщины  и  русские  солдаты,   а   потом
американцы.
   - Вот оно что? Так ты уверен, что это я за тобой увязалась?
   - А неужели есть сомнение? - Он холодно улыбнулся.  -  Помнишь,  ведь
это ты меня позвала.

9

   Личный секретарь президента США поднялся из-за стола и протянул руку,
приветствуя Джереми, которого только что ввели в кабинет.  На  лице  его
была улыбка.
   - Я всегда рад вас видеть, конгрессмен.
   Рукопожатие было крепким,  но  коротким.  Джереми  несколько  удивило
такое обращение, но вида он не подал. Секретарю было  отлично  известно,
что он уже не имел чести быть членом этого высокого собрания.
   -  Садитесь,  -  любезно  предложил  секретарь,  усаживаясь   сам   и
подталкивая к Джереми ящичек сигар.
   - Благодарю вас, но  я  привык  к  своим,  -  Джереми  вытащил  пачку
сигарет.
   Секретарь тут же приступил к делу.
   - Президент с большим  интересом  прочитал  ваши  письма.  По  многим
проблемам он разделяет вашу точку зрения, он просил  меня  передать  вам
его глубокую признательность.
   Джереми кивнул, не сказав ни слова. В данной ситуации он  должен  был
лишь слушать.
   - Вопрос о вашем назначении обсуждался очень долго.  В  конце  концов
президент решил, что для вашего назначения еще не настало время.
   - Вот как? Из беседы с сенатором я сделал вывод, что вопрос был решен
положительно.
   Тень слабой улыбки мелькнула на губах секретаря.
   - Боюсь, что у сенатора сложилось  неверное  представление.  Он  ведь
довольно молод, вы  знаете,  и  иногда  энтузиазм  мешает  ему  замечать
детали.
   - Да?
   Голос Джереми был лишен всяких эмоций.  Секретарь  оказался  дураком.
Сенатор действительно был довольно молод,  но  только  не  как  политик.
Политикой он занимался, можно сказать, с колыбели. И  ни  разу  не  было
такого, чтобы он чего-то не понял.
   - В нынешнем году у нас выборы, - как ни в чем  не  бывало  продолжал
секретарь. - И новый президент, само собой  разумеется,  захочет  видеть
вокруг себя своих людей. Поэтому, чтобы избежать  временных  назначений,
чтобы, так сказать, тележка с яблоками благополучно добралась  до  конца
пути, мы решили не делать их вовсе.
   - Такого  же  мнения  придерживается  и  президент?  Брови  секретаря
поползли вверх. Он не любил, когда ему задают вопросы.
   - Естественно, - ледяным голосом ответил он.

***

   Сенатор уже ждал Джереми, и его тут же провели в кабинет.
   - Ну как, конгрессмен?
   - Ну как, сенатор?
   - Джереми, нас подло обманули.
   - Ты уже знаешь?
   - Узнал сегодня утром.  Непосредственно  от  президента.  Старик  сам
позвонил мне.
   - Почему же ты не предупредил меня? Для чего мне  нужно  было  ходить
туда?
   Сенатор улыбнулся, и тут же лицо его стало очень серьезным.
   - Я хотел, чтобы ты убедился в том, что я держу слово.
   - Но ты же знаешь, что мне это и так известно.
   - Спасибо.
   - Интересно, кто же нас обошел?
   - Нет нужды гадать, - ответил  сенатор.  -  Это  не  президент  и  не
Госдепартамент. Значит, остается единственный вариант.
   - Наш друг секретарь? Сенатор кивнул.
   - Но почему? Я всегда ладил с ним.
   - По-моему, ему просто не нравятся выпускники  Гарварда.  Этот  сучий
потрох учился в Йельском университете, ты же  знаешь.  Мне  очень  жаль,
Джереми.
   - Все в порядке, - Джереми пожал плечами. - Попытка была  предпринята
хорошая.
   - Что ты собираешься делать?
   - Не знаю. Как-то еще не думал.
   - В съезде будешь участвовать?
   - Обязательно. Такое событие нельзя пропустить.
   - Мы отстаем от Стивенсона.
   - Думаешь, им удастся уговорить Эйзенхауэра?
   - По-моему, это не потребует значительных усилий. Они  согласны  идти
даже за Тафтом, но  больше  всего  они  хотят  победы.  Нет,  это  будет
Эйзенхауэр.
   - Он воспримет это как должное.
   - Видимо, да, - задумчиво отозвался сенатор. - А это не самое лучшее,
так как я знаю, что Стивенсон был бы отличным президентом. - Внезапно он
посмотрел на Джереми. - Нам нужна  исключительная  поддержка  Конгресса,
вся, которую мы только  сможем  обеспечить.  Тебе  еще  не  поздно  туда
вернуться, ты же знаешь.
   - Спасибо, но нет, - Джереми покачал головой. - Эта игра не для меня.
Я всего лишь любитель. Куда мне до вас, профессионалов.
   - Если победят республиканцы, - сказал сенатор, - я в течение долгого
времени буду бессилен что-либо для тебя сделать.
   - Понимаю, не беспокойся. Сенатор поднялся.
   - Ну что ж, когда остановишься на чем-нибудь, дай мне  знать.  Может,
на этот раз от меня будет больше толку.
   Джереми тоже встал.
   - Конечно.  В  ближайшее  время  мне  нужно  будет  принять  какое-то
решение, иначе мой старик начнет меня пилить.
   - Все ясно, - усмехнулся сенатор. - Знакомая картина.

***

   Случилось  так,  что  предложением  сотрудничать  с  прессой  Джереми
оказался обязанным отцу. Об этом поведал ему некий издатель за обедом  в
"21".
   - Прошлым вечером, - рассказывал он, - я был в доме  твоего  отца  на
ужине. Зашел разговор о французской политике, и твой отец, чтобы развить
свою точку зрения, вытащил пачку твоих писем. Я прочел  одно.  Оно  меня
заинтриговало.  Прочел  другое,  третье.  В  конце  концов  я   попросил
разрешения унести с собой их все. Я не спал до трех утра - читал. Первой
моей мыслью было: отличная подборка для  книги!  Ты  умеешь  писать!  Но
потом я подумал, нет, в них самое ценное то, что написаны они по горячим
следам, написаны очевидцем, а с  таким  восприятием  и  слогом  человеку
следует делать только одно - писать в газету. Это тебя не привлекает?
   - Не знаю. Каждый день? Я, в общем-то, не писатель.
   - А кто писатель? Одно время для того, чтобы  считаться  новеллистом,
требовалось иметь армейское  прошлое.  А  еще  раньше  нужно  было  быть
водителем грузовика. На мой взгляд, для  того,  чтобы  вести  ежедневную
колонку в газете, необходимо всего лишь иметь, что  сказать,  и  сказать
интересно. У тебя наличествуют обе составляющие.
   Джереми расхохотался.
   - Ну значит, я тот, кто тебе нужен.
   - Так ты подумаешь над моим предложением?
   - Заманчиво, но материала нет.
   - Приближаются  съезды  партий.  Почему  бы  тебе,  черт  побери,  не
побывать на обоих и не прислать мне информацию на пару  колонок  о  том,
что там происходит. Даже не для  публикации,  а  так,  на  пробу,  чтобы
окончательно определиться.
   Джереми это заинтересовало.
   -  Я  рискну,  но  скорее  всего  обнаружится,   что   для   подобной
деятельности я не гожусь, - ответил он.
   Однако  первый  же  его  материал  доказал  обратное.  После   звонка
издателя, который хотел заручиться согласием Джереми на публикацию,  его
статья появилась в печати в день открытия  съезда.  Называлась  она  "За
рубежом".
   "Все зарубежные страны в общем-то одинаковы, -  говорилось  в  первом
абзаце. - Простой человек рад видеть американцев у себя,  он  любит  их.
Ненавидят американцев только политики, гостиничные  клерки  и  таксисты.
Чикаго в этом плане ничем не отличается от этих стран..."
   В течение года его колонка появлялась три раза в неделю более  чем  в
двухстах газетах по всей стране.

***

   Дочитав статью Джереми в европейском выпуске "Нью-Йорк тайме", барон,
сидевший  за  завтраком  в  своем  парижском  доме,  спросил   Каролину,
передавая ей газету:
   - Читала?
   Мельком посмотрев на первую страницу, Каролина кивнула.
   - Да. По-моему, написано умно.
   - Джереми исключительно блестящий молодой человек.
   - Да, - вновь согласилась она. - Исключительно.
   - Странно, - бровь барона чуть  заметно  вздернулась,  -  после  того
ужина мы о нем ни разу не слышали.
   -  На  следующее  утро  Дениз  получила  букет  роз   и   записку   с
благодарностью за приглашение.
   - Я хотел спросить, он не звонил тебе или, может быть...
   - Нет, - Каролина улыбнулась своей загадочной улыбкой.  Бедный  папа,
именно тогда, когда он считает, что его  мысли  сокрыты  от  окружающих,
всем все сразу становится ясно. Ну как тут не подшутить над ним?
   - А что, он должен был? - невинным голосом спросила она.

10

   Плеча Ампаро мягко коснулась чья-то рука.
   - Простите, принцесса. Внизу ваш отец, он хочет вас видеть.
   Сев в постели, Ампаро почувствовала, что виски ее  стиснуты  обручем.
Во рту какой-то тяжелый привкус. Она сонно посмотрела  на  взволнованную
служанку.
   - Отец?
   - Да, принцесса.  -  Девушка  бросила  быстрый  взгляд  на  прикрытое
простыней   тело   мужчины,   лежавшего   рядом   с   Ампаро.   -    Его
превосходительство ужасно спешит.
   Ампаро осторожно покачала  головой.  Должно  быть,  случилось  что-то
серьезное, если отец явился к ней в  такую  рань.  Раньше  подобного  не
бывало.
   - Скажи ему, что я сейчас спущусь.
   - Хорошо. - Служанка торопливо выск