... но разве Симон - царь?
     Ни одной мысли в голове под короной.  Хотел княжество объединить...  но
разве это прежние князья? Скрытны троеликие, ничем не хотят помочь не только
царству,  но и себе...  Слепцы!  Не видят,  что Саакадзе раскачал колонны их
сословия,  вот-вот рухнут.  А они мечутся,  не зная,  к какому царю выгоднее
пристать...  Гульшари гордится, думает, собрала для царя букет князей! А они
съехались,   чтобы  пронюхать,   прочен  ли  Тбилиси...  Побряцают  языками,
опустошат бурдюки вина  и  снова  разбегутся по  замкам.  Андукапар половину
своих  дружин  оставил  охранять  замок  Арша,   половину  слил  с   отрядом
телохранителей и держит в Метехи. Видно, правда: когда куладжа изнашивается,
ничем ее  не  обновишь.  Еще  как будто совсем новая,  но  уже чуть протерся
бархат и  мех потускнел.  Хотя для чужого взгляда еще незаметно,  но  хозяин
знает -  скоро бросить придется...  А дальше?..  Может,  персы уйдут и снова
оживет Картли?  А  Саакадзе -  тоже снова оживет?  Вот если бы сговориться с
ним,  вместе бы возродили блеск царства,  воссоздали мощное войско...  Самый
близкий моим мыслям,  и самый далекий...  Нет, не сговориться нам ни на чем.
Рваная  чоха  -  недруг  бархатной куладже.  А  что,  если  колесо,  ускорив
кружение, скатится в пропасть! Иса-хан собирается напасть на Среднюю Картли,
но когда?.."

     Не  успел  Хосро-мирза как  следует открыть глаза,  Гассан в  радостном
волнении поторопился рассказать виденный им сон: будто царевич перелез через
ограду в  чужой виноградник,  но  какую бы кисть ни сорвал,  все оказывались
кислыми;  устав искать созревшие, мирза перелез обратно в свой виноградник и
стал  как  вкопанный,  полный  изумления,  ибо  грозди  винограда  оказались
золотыми...
     Видя  задумчивость  мирзы,  Гассан  придвинул  к  ложу  низкий  столик,
поставил чашечку крепкого кофе; подумав, придвинул дорогую вазу - на случай,
если мирзе захочется швырнуть в  Гассана чем-либо потяжелее,  чем чашечка...
Но  мирза молчал.  Тогда Гассан принялся клясться,  что  милость шах-ин-шаха
ждет Хосро-мирзу в Исфахане...
     "А может,  старый обманщик соскучился здесь и нарочно такой сон увидел?
- Хосро пристально посмотрел на опечаленного целостью вазы старого гебра.  -
Нет,  мой Гассан ни разу не видел сна,  ничего для меня не предвещающего". И
Хосро  снисходительно пообещал:  если  в  Исфахане  его  встретят с  золотым
виноградом,  то он,  Гассан, получит затканный бирюзой халат, который каждый
день,   вот   уже   два  полнолуния,   не   устает  примерять...   Довольный
замешательством слуги, мирза погрузился в раздумье:
     "Гассан прав,  надо уходить,  но разве Саакадзе побежден?  А посмеет ли
кто,  имеющий на  плечах  только  одну  голову,  предстать перед  шахом,  не
выполнив его повеления?  А вдруг иверская божья матерь... О шайтан, не путай
меня!  Я хотел сказать:  святой Аали начертал в книге судеб -  быть Саакадзе
Непобедимым...  Видит...  О Мохаммет,  что сегодня со мною?  Конечно,  видит
аллах,  а не бог, что способ бешеной войны приносит Саакадзе большие победы,
а  персидскому войску  большой  урон...  Минбаши  нередко  приходится  самим
уничтожать  взбесившихся,   коней  и...   даже  сарбазов...  Во  имя  Иоанна
Крестителя... Хуссейна, хотел я сказать... Думаю, все равно, раз святые сами
на язык просятся.  Но не птица же Саакадзе - не может перелетать из Самцхе к
дорогам  Кахети  и   одновременно  вести  войну  по  всей  Грузии.   Значит,
единомышленников у Непобедимого больше,  чем предполагает Шадиман... Иса-хан
не сегодня-завтра ринется в Среднюю Картли.  Не опасно ли и мне медлить?  Но
действовать придется подобно смерчу:  налететь, уничтожить и исчезнуть!.. Но
да  подскажет разгром Лоре  осторожность...  Хуже  будет,  если  от  кислого
винограда Картли у меня разболятся зубы..."

     Хосро с  этого и  начал беседу с  Шадиманом и  Иса-ханом:  или решающая
война,  или уход в  Иран...  Уход?  Нет,  это не  улыбалось сейчас Шадиману:
раньше завоевать у Саакадзе Картли,  а потом да будет им гвоздем дорога! Нет
войска?  Из Кахети нельзя вывести?  А на что подземный ход? До Марабды через
балки проведут опытные марабдинцы,  а  из  замка до Тбилиси путь уже испытан
Хосро-мирзой.  В Кахети войска больше, чем нужно, ведь неизвестно, выберется
ли  Теймураз из  Имерети.  А  у  Саакадзе хвостов не хватит пылить по чужому
царству.  Из Тбилиси он, Шадиман, отправит через подземный ход верных гонцов
к Исмаил-хану и опытных проводников.  Пусть Исмаил-хан оставит для охраны не
более трех минбаши с  тремя тысячами,  а  сам  поспешит с  остальным войском
сюда...
     - Сюда  или  в  Самцхе-Саатабаго,  где  после победы в  Метехи Саакадзе
полновластный хозяин?  А  разве  по  договоренности шах-ин-шаха  с  султаном
Самцхе  не  находится  под  защитой  Турции?..  Хороша  защита!  Такую  дань
Сафар-паша платит своему защитнику,  что не только подданные, паша сам скоро
без шаровар начнет джигитовать.
     - Удостой согласием,  остроумный мирза,  и  мы  пренебрежем договором с
султаном и вторгнемся в Самцхе. Грозный шах-ин-шах одобрит все, что даст ему
живого или обезглавленного Саакадзе...
     - Бисмиллах,  не ты ли самый отважный из отважных? И кто посмеет думать
иначе о сверкающем,  подобно изумруду,  Иса-хане?  Но не шепнул ли тебе твой
ангел-хранитель, что льву равный шах Аббас может одобрить вторжение в Самцхе
и,  чтобы успокоить султана,  отдать за одного обезглавленного Саакадзе двух
обезглавленных своевольников?  Другое дело,  если бы аллах догадался создать
меня и тебя,  хан Иса,  с двумя головами,  тогда, клянусь Меккой, не позднее
чем в  пятницу ахалцихцы увидели бы нас в  мечети возносящими аллаху молитву
за ниспосланную Ирану победу...
     Сначала Иса-хан сумрачно молчал, затем внезапно расхохотался:
     - О Хосро-мирза, ты восхитил меня, ибо, чувствую, многие ночи не усладе
из уст предавался ты, а размышлениям о второй голове...
     - Ты,  благородный хан, почти угадал, ибо у грузинских князей хотя тоже
по  одной голове,  но  зато нет соглашения с  султаном о  неприкосновенности
Самцхе-Саатабаго.
     - Увы,  мой мирза,  грузинские князья совсем без головы,  потому до сих
пор никто из  них и  не нарушил неприкосновенность Самцхе.  А  разве имеющий
хоть полголовы смог бы с полным спокойствием относиться в такой час к нуждам
царства?
     - Ты  не  совсем прав,  мой Шадиман,  можно найти и  самообольщающихся,
которые имеют хоть и одну голову,  но зато три лика.  - Выждав, пока утихнет
смех,  Хосро продолжал: - В ночи раздумья меня озарила веселая мысль... Она,
звеня браслетами, спросила: "Почему князь Зураб Эристави не посетил тебя?" -
"Как почему,  -  удивился я,  -  ведь он  зять Теймураза".  "Что же,  это не
помешало ему,  во вред царю Теймуразу,  пропустить тебя через свое владение.
Найди средство привлечь его в  Метехи,  и тотчас за ним потянется все высшее
княжество, а за высшими поскачут средние, а за средними поплетутся низшие, и
Метехи наполнится звоном чаш,  а  царство звоном оружия,  ибо  шакал  первый
предоставит  свое  войско  для  уничтожения  Саакадзе,   а   заодно  и  царя
Теймураза..."
     Шадиман не  спорил.  Уже  после  первых  высказываний царевича Хосро  о
"шакале", почему-то зовущемся князем Зурабом, не переставал думать Шадиман о
его привлечении... Но необходимо убедить арагвского владетеля в том, что его
ждет в Метехи не западня, а почет. Надо написать так, чтобы притворство слов
сокрыло мысли, дабы он сразу поверил.
     Оказывается,   Хосро  именно  так  и  написал.  Он  дружески  приглашал
арагвского  владетеля  пожаловать  в  Метехи  для  переговоров.  Царь  Симон
возжелал дать беспокойным хевсурам,  пшавам,  мтиульцам и  мохевцам сильного
царя.  От  князя  зависит  призвать из  страны  мечтаний к  действительности
давнишние желания.  Пусть  князь бесстрашно выразит покорность шаху  Аббасу.
Пусть поймет: царствованию Теймураза наступил конец, так пожелал шах-ин-шах.
В Картли -  Симон Второй.  Кахети обещана законному наследнику, верному шаху
Аббасу.  Ни Теймураз,  ни Саакадзе больше не смогут препятствовать владетелю
Арагви.
     Два  дня  обдумывал Шадиман  послание Зурабу,  наконец просил  царевича
выслушать,  что  пришло  время  арагвскому  владетелю  возглавить  княжеское
сословие:  хиреет оно, колеблется, теряет блеск, уподобляется овцам, которых
преследует барс.  Лишь  рыцарь  княжеского сословия,  могущественный войском
владетель Арагви может вновь поднять княжеские знамена.  Медлить опасно, ибо
до Метехи дошло,  что Саакадзе решил исправить допущенную им когда-то ошибку
и при помощи своих родичей -  Иесея Ксанского, Мухран-батони, атабага Сафара
и  горцев воцариться в  Картли.  Да,  да,  горцы рвутся к "барсу"!  А высшее
княжество  вместо  объединения перед  лицом  такой  опасности попряталось по
своим замкам, в надежде, что Саакадзе, уничтожив владение "изменника" Зураба
Эристави,  пощадит "зайцев".  Это ли не позор!  Но открыто надо говорить: не
устоять Зурабу Эристави без  помощи Хосро-мирзы.  Еще о  многом красноречиво
написал Шадиман. И Хосро-мирза одобрил. Внезапно Шадиман нахмурился, оборвал
чтение,  вновь охваченный сомнением:  верное ли средство одно лишь послание?
Осторожный  Зураб,   как  и  следует  волку,   сюда  не  приедет,   побоится
предательства. Необходимо предложить ему важного заложника. Но кого?
     - О  Хуссейн,  почему  нигде  не  сказано,  что  недогадливость вреднее
скорпиона? Разве прекрасной Магдане не предопределено стать царицей гор?
     Внимательно  посмотрев  на  Хосро,  раздосадованный  Шадиман  невзначай
напомнил,  что говорили они ранее о другом,  и напрасно царевич забыл, что в
Грузии женщин не отдают в аманаты!
     Иса-хан молчал,  но Хосро поспешил напомнить, что именно по совету его,
Шадимана,  послал  царь  Георгий  свою  дочь  Тинатин  шах-ин-шаху  в  залог
верности.  А  царь  Теймураз  -  свою  прекрасную  мать,  царицу  Кетеван...
Положение  царства  требует  изворотливости.   Польщенный  Зураб  уверует  в
отсутствие злого умысла и прибудет в Метехи, где ему вместе с горским троном
будет предложена в жены прекрасная Магдана...  Что? Женат? Церковь расторгла
брак с златокудрой Нестан, расторгнет и с чернокосой царевной Дареджан!
     Уклонившись от прямого ответа,  Шадиман задумался. Не то чтобы Шадиману
жаль  было дочь:  после ее  бегства к  азнаурам она  потеряла в  его  глазах
ценность.  Но  Магдана носила фамилию Бараташвили,  и  уже в  силу этого его
коробила бесцеремонность Хосро.  И помимо того,  он,  Шадиман, надеялся, что
Магдана прельстит царевича.  Княжеское достоинство требовало резкого отпора,
а положение царства - мудрого смирения.
     - Послание завтра будет готово. Но с кем отослать?
     - Как с кем? - усмехнулся Хосро. - С тем священником, которого прислала
прекрасная княгиня Хорешани.  Кстати,  ты почти не расспрашивал его о логове
Непобедимого. Не сочтешь ли необходимым поговорить со служителем Христа?
     - Сочту,  мой  царевич,  но  не  лучше  ли  отправить к  Зурабу  муллу?
Служитель Магомета более защищен сейчас от ярости шакала.
     Обменявшись любезностями, они разошлись.
     Не  пришлось долго Шадиману возмущаться бесцеремонностью Хосро.  Настал
день из  дней,  когда,  наверно по  совету веселого дэви,  Саакадзе захватил
Гартисскарские теснины,  Гартисскарский замок-крепость и,  вероятно, узнав о
намерении Иса-хана, крепкими завалами закрыл вход в Среднюю Картли...

     "Скорей!  Скорей,  пока не  поздно!"  -  И  князь Палавандишвили первый
вскочил на коня. "Скорей! Или ваши уши заложила заносчивыми речами Гульшари,
что не слышите топота азнаурских коней?" - сердился Джавахишвили на княгинь,
медливших со  сборами.  "Уже  все  замки на  пути к  Гартисскарским теснинам
захвачены саакадзевцами и обращены в защитные крепости!" - кричал Цицишвили.
"Скорей! Скорей! Так можно и свои замки потерять!.." - надрывались князья. И
Метехи опустел...

     - ...Скорей!   Скорей,   люди!  Опять  победа!  Опять  тиши!  Не  время
торговать!  Праздник,  Сиуш,  твое здоровье,  дорогой!  Ясе,  ваша! С какого
солнца слетел,  что так сияешь? Победа старому чеканщику. Победа! Э-э, гонец
скачет!  Ловите гонца!  Выпьем!  Выпьем,  друзья...  Если так пойдет,  скоро
молодой Джамбаз копытами ворота Тбилиси распахнет...

     - ...Если так пойдет, - возмущался Андукапар, - скоро хищник ворвется в
Метехи.  Тогда  осторожному царевичу  Хосро  придется  со  стен  прыгать,  а
медлительному Иса-хану, подобно кроту, под землей к Марабде прорываться... И
почему сарбазы до  сих  пор  верят,  что  сам  аллах  подсказал шаху  Аббасу
увековечить  Саакадзе  званием  Непобедимый?   Не  пора  ли  муллам  убедить
сарбазов, что это проделки шайтана?..
     Не дослушав,  Шадиман махнул рукой и вышел из покоев царя,  где впустую
бесновался Андукапар.  Не  веселее было  и  в  покоях Хосро,  хотя  мирза не
бесновался, а, поджав ноги на тахте, упрямо посасывал чубук кальяна:
     - Медлить незачем,  Зураб Эристави должен прибыть в  Тбилиси.  Послание
следует доверить верному человеку...
     "Что надо от меня "змеиному" князю?  -  беспокоился Вардан, вызванный в
Метехи.  - Может, узнал о веселье на майдане? Буду о печальном думать, иначе
выдаст блеск глаз. А вдруг новый налог с купцов хочет получить?.."
     И  когда чубукчи ввел его в  покои Шадимана,  лицо купца выражало такое
уныние, что Шадиман невольно вскрикнул:
     - Я  думал,  ты  вместе  с  майданом радуешься!  Саакадзе приближается,
значит, торговлю подымать. Видно, при царе Симоне тебе нет расчета.
     - Светлый князь, разве тебе неведомо, что Моурави сам торговлю подымал?
И  даже если рассердишься,  скажу:  способ князя Андукапара заставить сыпать
золото  в  сундуки Метехи неподходящий.  Чем  больше грозит -  тем  меньше в
лавках товара. Тбилисцы тоже напуганы, боятся покупать; у кого есть монеты -
прячут,  у кого нет -  голову пеплом посыпают, ибо сборщики князя Андукапара
забирают последнее.  Давно купцы просят к светлому князю Шадиману за помощью
идти, все не осмеливался беспокоить...
     - Хорошо сделал, сейчас не время; выслушаю, когда вернешься.
     - Откуда вернусь? Никуда не собираюсь!
     - Это,  купец,  со всеми бывает -  не собираются,  а  едут...  Возьмешь
верблюдов, будто в Гурию за товаром, а по дороге свернешь... послание должен
отвезти в один замок...
     Ужас  охватил Вардана:  "Кто-то  выдал меня,  испытывает...  Надо  тоже
испытать". Вардан подскочил и, задыхаясь, прохрипел:
     - Мне?  Мне отвезти послание?  Лучше, светлый князь, вели здесь убить -
все равно саакадзевцы поймают, на куски изрубят!
     - Откуда   узнают?    За   товаром   купцам   никто   не   препятствует
путешествовать.
     - Этим Саакадзе не обманешь.  Потом...  разреши узнать,  к какому князю
посылаешь? Если тебе враг, на меня свою доброту захочет излить...
     - Не  посмеет,  не  от  меня  одного  послание,  -  сразу  скажешь:  от
Хосро-мирзы приехал...
     - От  царевича?!  -  Вардан  вытер  платком  холодный пот:  сомневаться
незачем,  продают Картли.  Но вслух сказал:  -  Тогда саакадзевцы,  наверно,
повесят меня.  Нет,  светлый князь,  лучше я  сам  в  своем дворе повешусь -
удобнее,  без  истязаний выйдет,  и  жена  вовремя келехи справит...  Может,
священника пошлешь, веселей будет...
     - Хорошо,  о  веселом  вспомнил...  Что  тебе  рассказывал священник из
Самцхе-Саатабаго?
     - Почему должен говорить, разве ко мне приехал?
     - А  не  показался тебе странным бег священника по  майдану за каким-то
кувшином? Может, ностевцам, помимо кувшина, и мед нужен?
     - Может,   нужен...   сам  удивился...  -  И  тут  же  решил:  придется
пожертвовать кувшином, чтобы спасти плетку. - Если пожелаешь, светлый князь,
приглашу священника в  гости и  выпытаю,  кто велел кувшин привезти.  Сам он
беден для такой прихоти.
     - Беден? А к тебе в лавку зачем приходил? Не на церковь ли просил?
     - На  церковь тоже дал  бы,  только не  просил.  -  Все знает "змеиный"
князь,  на  десять аршин прибавлю осторожности.  -  Дешевую парчу для  ризы,
говорит,  подыскиваю,  госпожа Хорешани монеты пожертвовала.  Майдан вдоль и
поперек обегал,  не нашел. У больших весов один добрый человек сказал: "Если
у  старосты  не  купишь  -  напрасно,  отец,  не  ищи..."  Как  раз  у  меня
оказалась...
     - Имеешь  парчу  и  в  Метехи не  предложишь?!  Разве  не  знаешь,  как
нуждаются придворные княгини в красивой одежде?
     - Такую  красивую парчу  я  бы  не  рискнул  тебе,  светлый  князь,  на
подкладку цаги предложить.  Кусок валялся... Значит, пригласить священника в
гости?
     - После  твоего  возвращения,  ибо  священник в  гонцы  Хосро-мирзы  не
подходит.
     - Не вернусь я... Но, может, недалеко ехать?
     - Когда выедешь, провожатый скажет тебе - далеко или близко.
     - Не  пошлешь ли монаха,  светлый князь?  Если я  погибну,  торговля на
майдане в  сбитые белки превратится.  С  утра -  пышные клятвы,  к полудню -
осевший голос, а к вечеру - пустой кисет.
     Все больше убеждался Шадиман в  искренности купца.  "Не вредно высмеять
Андукапара за подозрительность.  А купец прав, пошлю монаха. Странно, почему
сам о  том не догадался.  Саакадзе сейчас с  церковью заигрывает и не тронет
жабу в черной рясе..."

     В   маленьком  домике  смотрителя  царских  конюшен  священник  с  утра
дожидался чести  предстать перед  везиром.  Угощая  гостя  приятной  едой  и
беседой, Арчил, подбирая слова, простодушно рассказывал о Метехи... Конечно,
не  менее  простодушно начнут  расспрашивать священника  "барсы",  Папуна  и
поймут: Арчил остался верным другом...
     Встречая  священника,  Шадиман  мысленно усмехнулся:  "Уж  не  пост  ли
сегодня?  Не страстная ли пятница?  Почему вместо тонкого вина в  серебряном
кувшине мне подают глиняный кувшин с прокисшим уксусом?"
     Но  священник оказался скорее  каменной чашей,  ибо  сколько Шадиман ни
раздувал беседу - дул на холодную воду.
     - Выходит, отец, ничего не поручил тебе Георгий Саакадзе?
     - Великий Моурави не удостоил вниманием мой отъезд, божьим делом занят.
А напутствуя княжну,  мне, по доброте своей, изрек: "Береги, отец, княжну, и
да воздаст тебе по заслугам князь Шадиман".
     - Великий Моурави не ошибся,  -  иронически проговорил Шадиман,  -  вот
нитка жемчуга,  передай своей жене.  А кисет с десятью марчили - дочерям. Но
чем так занят был Саакадзе?
     - Не сподобил Моурави откровенностью,  сам я уразумел: занят полководец
низвержением в ад владетеля Лоре.  Дозволь,  князь,  твоим подарком украсить
икону божьей матери,  ей более пристойно носить жемчуг,  чем жене смиренного
священника.
     - Это твоя воля. А много у Саакадзе азнауров собирается?
     - Не  дело  священника считать;  на  глаза  много,  часто  в  церкви не
помещаются.
     - Вижу, отец, ты верен азнаурскому вождю!
     - Воистину верен,  ибо азнауры суть воинство,  охраняющее удел иверской
божьей матери.  Гонит Великий Моурави пакость адову,  гонит врагов Христа, и
да ниспошлет ему господь силы в  десницу,  оборотит меч его в  расплавленную
молнию! Да будет над Георгием Победоносцем сияние неба, да...
     - С  кем,   отец,   говоришь?   Светлый  князь  давно  свежим  воздухом
наслаждается в метехском саду.
     Священник посмотрел на расплывшееся в смехе наглое лицо чубукчи,  вынул
кисет, положил на стол и с дрожью проговорил:
     - Передай,  презренный раб,  своему господину, что божья матерь без его
жемчуга еще  величественнее будет.  А  мои  дочерни в  старых одеждах обрели
уважение горожан...
     Священника  на  мосту  поджидал  Гурген,  прося  благословить  скромную
трапезу в их доме. Оскорбленный Шадиманом священник обрадовался добродушному
приглашению.
     Сидя на  почетном месте за  обильной едой,  он  с  горечью передал свой
странный разговор с Шадиманом.
     Вардан посоветовал гостю отправиться немедля в путь,  ибо здесь незачем