нил, что, как грек, он наполовину
бесправен. Султану истолкуют его отказ в ложном свете, и неизвестно еще, чем
все кончится.
     Эракле  поехал.   "Пастушка"  оказалась  искусной  подделкой,   о  чем,
по-видимому,  де Сези знал не хуже,  его самого.  Но,  отвесив поклон,  граф
рассыпался в  благодарности и  просил разрешения полюбоваться в Белом дворце
подлинными антиками.
     И  началось!..  Де Сези стал походить на ангела в  атласном камзоле,  с
пленительной улыбкой.  Очарованные им  женщины  из  дома  Афендули,  щеголяя
изысканной  турецкой  речью,  восторженно приняли  приглашение покататься на
двухмачтовом паруснике под  флагом  короля Франции и  на  очередной вечер  в
Пале-де-Франс,  где они увидят настоящий менуэт.  Реверанс, который при этом
сделал  де   Сези   в   соответствии  с   танцевальными  требованиями  века,
окончательно покорил гречанок.
     Особенно внимательно де Сези отнесся к Арсане.  Она заметно повеселела,
ибо посол в подходящий момент шепнул ей: "Ханым Фатима обо всем передала мне
через  мужа.  Мы  разыграем  с  вами  на  клавесинах  прелестную пьеску.  Вы
понимаете,  что вы прекрасны,  и  я  ваш раб.  О,  прошу вас,  приказывайте,
сударыня!"
     И  Арсана стала приказывать то...  что искусно подсказывал ей  де Сези.
Кладовая с золотом?  О, конечно, существует! Где? За большим залом в круглой
комнате.  Драгоценности,  кроме  выставленных?  О,  конечно,  есть!  Где?  В
опочивальне Эракле!  Есть и  поместья,  и отряд фелюг,  и табун берберийских
скакунов,  и тучные стада,  и даже золотые копи,  хотя хитрец и уверяет, что
продал их.
     Граф  научил ее  играть в  домино.  Под  стук  костяшек легко протекали
беседы.  Он  становился все нетерпеливее.  Отделываясь от  "шесть и  шесть",
искренне недоумевал:  "Бог мой!  Зачем я  должен делиться с жадным Хозревом?
Разве он уже не присвоил себе львиную долю? Прикупая "пустышку", возмущался.
"А этот бездельник иезуит?  Он любит повторять "Кто руководствуется в  своих
действиях правдоподобной ложью,  тот  может быть спокоен,  ибо  ни  в  каком
случае не грешит".  По этому правилу я  могу его оставить при своих.  Но без
него,  черт побери,  не обойтись,  как и без везира. А впрочем, когда придет
час баланса, он будет найден".
     Вопреки явной холодности Эракле, посол зачастил в Белый дворец. Подолгу
гуляя  с  Арсаной в  саду,  он  не  только  восторгался укромными уголками и
эллинскими пейзажами,  -  он договаривался.  Эффектно играя кружевами манжет
или  же  чертя кончиком шпаги на  песке волшебные чертоги,  де  Сези заверял
пылкую гречанку в  том,  что поможет стать ей прославленной и богатой.  Если
Стамбул  "средоточие  вселенной",   то   какая  польза  красавице  от  этого
преувеличения?  Напротив,  Париж -  сердце земли,  и это куда важнее.  Город
белой  лилии  склонится перед прекрасной Арсаной,  обладательницей несметных
драгоценностей Востока.  После осуществления акта мести,  если и следует где
скрыться,  так это в  Париже.  Там все лучшее,  что выдумал дьявол,  и самое
совершенное,  что создал бог.  Дорога тоже будет увлекательной, он даст ей в
провожатые Клода Жермена и напишет герцогине,  своей тете,  озаренной лучами
версальского солнца,  письмо с просьбой оказывать до возвращения его, графа,
в Париж покровительство прелестной гречанке.
     Много еще  сулил де  Сези  порывистой Арсане,  жадно ему  внимавшей.  С
каждым днем она все больше подпадала под его влияние.  А дней оставалось все
меньше.  Сравнивая ее глаза с алмазами,  полными огня,  он твердил про себя:
"Игра верна,  но надо торопиться. Этот обольстительный бесенок может в любой
момент проявить запальчивость и открыть если не заговор, то глаза фанариоту.
Все должно свершиться в день, вернее, в ночь рождения султана".
     Врасплох застало графа упоминание Арсаны о том, что яблоко от яблони не
далеко падает.  Да,  она,  дочь  купца,  не  лишена сметливости!  Любезность
сменилась подозрительностью,  и  она  потребовала полную гарантию.  Выслушав
условие, граф опешил, но, вспомнив что-то, рассмеялся: "Ба! Не все ли равно?
Ведь после финала концы в воду!..".

     Зеленый тюрбан,  обвитый белой шалью, и алмазные перья придавали Мураду
IV  вид властелина весны,  окутанного жемчужно-молочной дымкой и  озаренного
блеском  звезд.  Он  привычно  принимал  излияния  верноподданных и  немного
скучал.  Поэтому серальские шуты в  ярких нарядах ходили перед ним на руках,
прыгали сквозь гремящие обручи и нещадно колотили друг друга.
     Дозволенный шум восторга приближенных соперничал с  прибоем.  Опорожняя
золотые блюда,  они неистово славили падишаха, величая его "звездой на ясном
небе благополучия и  мира",  "драгоценным платаном в  саду величия и побед",
"перлом   благородства  и   великолепия"!   Паши-военачальники  торжественно
заверяли, что тот, кто украшает собою виноградник халифата, покроет весь мир
своею тенью!  В Серале даже для тени не осталось места. Светом солнца днем и
светильников  ночью  заливались  алые  бархатные  диваны,  золотая  бахрома,
парчовые  занавеси,  прихотливая позолота и  резьба.  Соперничая с  красками
обстановки,  теснилась стамбульская знать в ослепительных одеяниях.  Роскошь
людей уже перестала удивлять,  тогда перед мраморной террасой провели коней.
В  пестром  шествии приняли участие тысяча  молодых кобылиц,  убранных,  как
принцессы, и тысяча тонконогих жеребцов, наряженных, как принцы. На уздечках
и седлах переливалось море разноцветных камней. Одобрительный гул прокатился
по мраморной террасе, достиг гарема, всколыхнул женщин и напугал тропических
птиц в клетках.
     Власть султана казалась непоколебимой.  Еще  пять  дней  в  праздничном
неистовстве пребывали  дворцы  везиров...  По  временам  слышалась стрельба.
Янычары проносили котлы в знак покорности султану.
     На   восьмой   вечер   зажглись  плошки,   осветив  стены   и   карнизы
Пале-де-Франс.  Поток гостей устремился во французское посольство. Музыканты
в синих камзолах и белых чулках уже настраивали скрипки и контрабасы.
     Сославшись  на   то,   что   он   обещал  Селиман-паше   и   Арзан-паше
приветствовать их в  Мозаичном дворце по случаю окончания пиршества в  честь
рождения султана,  Саакадзе отклонил приглашение де Сези.  Но доброму Эракле
не удались никакие отговорки,  он вынужден был облачиться в  наряд именитого
фанариота и приказать подать ему белые носилки с посеребренными столбиками и
розоватыми занавесками,  через которые действительность представлялась не  в
столь уродливом виде.
     Накануне Эракле был  приглашен к  Осман-паше,  где вместе с  Саакадзе и
шумными "барсами" провел веселый вечер.  Но  разве можно прожить в  Стамбуле
хоть один день без тревог? Сегодня вся семья начала умолять его не накликать
несчастья  на  Белый  дворец:   ведь  султан,  узнав,  что  греческая  семья
отказалась пировать в честь его рождения,  недовольно поведет бровью,  и они
станут  жертвой  негодования верховного везира.  Особенно  бушевала  Арсана:
"Разве и  так мало неприятностей?!?"  Эракле хорошо понимал,  что значит для
грека гнев султана.  И почему только он не покидает эту страну?!  Босфор!  А
разве мало других красивых морей?
     Вздыхая,  он  со всей семьей отправился в  Пале-де-Франс.  Лишь Магдана
наотрез отказалась ехать.
     Странными показались Елене  настойчивые уговоры сестры  не  надевать на
себя так много драгоценностей:  "Не стоит соперничать с турчанками". Но сама
Арсана нацепила их столько,  что даже мать удивилась. "Я хочу изумить женщин
франков!" - капризно уверяла Арсана.
     Вот и дворец французского посла.  Сколько факелов, плошек, разноцветных
огней.  Музыка,  нежная,  как лесть француза. А слуг, слуг, сколько их! И не
все похожи на франков.  "Очевидно,  переодетые турки",  - мелькнуло в голове
Эракле.  Но проверить догадку не удалось: не успел он переступить порог, как
попал в  кольцо любезных французов.  Затем под  руку его  подхватил Хозрев и
увлек в комнату кейфа,  погруженную в зеленый полумрак.  Оказали ему почет и
другие высокопоставленные гости,  развлекая новостями и забрасывая вопросами
об античном мире.
     И  гречанки  были  окружены  вниманием.  Какие-то  женщины  из  дальней
Франции,  обмахиваясь веерами,  набросились на них,  словно на диковинку,  с
любопытством касаясь их  украшений,  расспрашивая о  том,  поют ли  они  под
аккомпанемент арфы и умеют ли танцевать менуэт.  "Менуэт - это танец королей
и  король танцев",  -  услужливо объяснил им  драгоман,  черноусый кавалер с
блестящими  пряжками  на  туфлях  и  белоснежными  кружевами  на  воротнике.
Увлеченные фигурами "менуэта дофина",  ни мать,  ни Елена не придали особого
значения  странным словам  Арсаны  -  она  заявила,  что  царственная Фатима
прислала за ней носилки с просьбой прибыть к ней на малый кейфуй если она не
вернется сюда, то с верными слугами Фатимы отбудет прямо домой.
     Этому удивился лишь Заза,  но ему не дали и слова произнести:  какой-то
иезуит вышел  из-за  огромного канделябра и  сразу закидал князя вопросами о
стране золотого руна.

     А  час  спустя еще больше пришлось удивиться привратнику Белого дворца,
когда раздался стук в калитку и повелительный голос Арсаны приказал откинуть
засов: она заболела и спешит в свои покои.
     Но  не  успела калитка приоткрыться,  как  на  привратника с  быстротой
полета  летучих мышей  налетели неизвестные в  черных капюшонах,  связали и,
заткнув рот,  отбросили в сторону.  И тотчас во двор ворвался отряд в черных
плащах.  Прикрытые масками лица  и  обнаженные клинки  не  предвещали ничего
доброго.  Слуги,  полусонные и спящие,  один за другим были тут же связаны и
оглушены. "Черные" злоумышленники, предводимые Арсаной, ринулись в залы...
     Начался грабеж.
     То,  что создается в  течение длительного времени и требует возвышенных
чувств,  тонкого вкуса и  преклонения перед красотой,  нередко разрушается в
один миг жестокой рукой варвара. Ценности, антики, тяжелые ткани связывали в
узлы.  Ковры, картины, мраморные изделия сносили на плечах. Набивали дорогой
посудой мешки.  Во  дворе добычу грузили на верблюдов,  охраняемых стражей в
капюшонах  и  в  фесках.   Всюду  слышались  смех  и  восклицания;  удивляло
количество редкостей.
     Молодой Ахилл,  успевший вовремя скрыться в кустах, прижавшись к стене,
обдумывал,  что предпринять.  К счастью, самые ценные изделия еще вчера были
перенесены из  опочивальни Эракле  в  тайник  под  киоском.  Не  следует  ли
поспешить во  дворец  франка?  Но  разве  Арсана не  оттуда?  Значит,  здесь
заговор. Схватят его, и тогда конец всему... "Неужели и детей не пощадят?" -
содрогнулся он.  Но что это?! Вдоль стены крался высокий человек с мешком на
плечах. Ахилл ловко подставил ему ногу. Грабитель растянулся, но крикнуть не
успел,  оглушенный кулаком.  Ахилл догадался, что этот мнимый монах украдкой
таскал накраденное для  себя.  Ловко  скрутив грабителю руки  и  заткнув рот
кляпом, Ахилл оттащил его далеко в кусты, содрал плащ с капюшоном и надел на
себя.  Подхватив тугой мешок,  он направился с  ним через сад к  той стороне
дворца,  где  обитали женщины.  Никто не  обращал на  него внимания,  каждый
спешил  до  рассвета вынести  награбленное им  за  ворота.  Спихнув мешок  в
подвал, Ахилл кинулся в комнаты, где спали два мальчика. Оказалось, мальчики
бодрствовали;  хотя шум сюда доносился глухо,  перепуганные няньки взывали о
помощи,  пугая детей. При виде человека в капюшоне они еще сильнее завопили,
и тут же их ужас сменился радостью: откинув капюшон, перед ними стоял Ахилл.
     - Тише, женщины! - произнес он. - Берите мальчиков и следуйте за мной!
     Тихо ступая,  они  гуськом вышли в  сад.  Обойдя правую сторону,  Ахилл
бесшумно открыл низенькую потайную калитку и  вывел их в  пустынный тупичок.
Он велел ждать его тут и не откликаться, кто бы их ни звал, особенно Арсана.
     Изумленные его предупреждением,  няни,  прижав к себе детей, опустились
на какие-то ступеньки.
     Крадясь,  Ахилл стал разыскивать слуг и вскоре,  многих развязав, вывел
за  ограду сада.  Он приказал им охранять детей и  женщин и  притаиться тут,
пока он за ними не придет.
     Прокравшись обратно, он надвинул капюшон на самые глаза и, смешавшись с
грабителями,  усиленно стал волочить мешки,  приглядываясь,  что  происходит
вокруг, и выжидая, что будет дальше.
     А  дальше  началось  что-то  невероятное:  Арсана  с  неистовым  криком
"Месть!"  мчалась по  всем залам,  переходам,  опочивальням -  за  нею толпа
разнузданных грабителей.  Вот они,  подобно саранче на  посевах,  опустошили
покои князей,  затем Елены,  комнаты ее матери. Неожиданно в нише египетской
комнаты отца Арсана обнаружила кованый сундук, запертый на секретный замок.
     - Эврика!  -  всплеснула руками Арсана.  -  Отец всегда в  этом сундуке
хранил золотые монеты. Погрузите его на первого верблюда, что стоит за моими
носилками!..
     Светильники  перемещались  молниеносно.   "Черная  саранча"  продолжала
опустошать "золотые пажити".
     Но  в  покоях  Эракле  злоумышленников постигло глубокое разочарование:
сокровища исчезли бесследно.  Даже серебряных цепочек там не оказалось!  Где
же спрятал фанариот неповторимые ценности?  Конечно,  в  круглом зале!  И  с
возгласом "За мной!" Арсана устремилась к потайной комнате.
     От  красоты до  уродства рукой подать.  Лицо Арсаны исказилось,  что-то
низменное,  хищное отражалось в ее горящих глазах,  и волосы, разметавшиеся,
как змеи, дополняли ее сходство с фурией.
     Почему же  облегченно вздохнул Ахилл?  В  погоне за ценностями злодейка
забыла о  комнате детей,  иначе,  обнаружив их бегство,  перевернула бы весь
дом,  обыскала б сад. И кто знает, не вспомнила бы она о тупичке за оградой?
И кто знает, не захотела бы погубить детей своей сестры?
     Какие  только средства не  применяли грабители,  пытаясь взломать дверь
круглой комнаты!  Ахилл тоже  ворочал ломом -  и  усмехался,  ибо  знал:  не
разбить  железные двери,  для  красоты  оплетенные бронзой.  Но  грабители в
черных капюшонах привыкли,  видно,  штурмовать цитадели.  В горшок с порохом
всунули  зажженный  фитиль,  и  человек  старательно  прятавший  свое  лицо,
приказал всем выбежать в другой зал. Раздался взрыв, обрушилась часть стены.
Медленно  рассеялся  удушливый дым.  И  что  же?  Круглая  комната  осталась
невредимой. В дикой злобе сжимала кулаки Арсана:
     - О  отец Жермен,  не проникнуть в круглую комнату,  значит не взять из
богатств Эракле ничего!
     Грабители  разразились проклятиями.  Потом,  выполняя  приказ  иезуита,
устремились к наружной стене, выходящей в сад.
     Сделав  подкоп,  одни  из  них,  подгоняемые криками  других:  "Скорей!
Скорей,  светает!"  -  подкатили два бочонка с  порохом и  протянули длинный
фитиль за  ворота.  Ахилл хотел задержаться и  перерезать фитиль,  но кто-то
нанес ему сильный удар по затылку:
     - Хочешь сгореть заживо, жадный козел?!
     Сколько времени прошло,  Ахилл не помнил, ибо его сердце слишком громко
стучало.  Раздался оглушительный взрыв, прижав грабителей к земле и до ужаса
напугав коней и верблюдов.
     Не успел Жермен выразить недоумение, - ведь порох был рассчитан лишь на
пролом стены,  примыкавшей к круглой комнате,  - как вновь последовал взрыв,
еще более мощный.
     Ахилл в сердцах выругался по-гречески.  Взорвался запас пороха, с таким
трудом   приобретенный  господином   Эракле.   Значит,   повреждено  оружие,
обнаружены ядра.
     Вдруг  стена дворца рухнула с  неимоверным грохотом,  увлекая за  собой
серединную часть  здания.  Над  бесформенным нагромождением мрамора,  камня,
железа поднялся столб дыма и пыли.
     Очнулся Ахилл от хохота Арсаны. Она, поставив ногу, как победительница,
на глыбу мрамора, торжествующе кричала:
     - О  святая дева,  ты  отомстила за  меня  слаще,  чем  я  просила!  Ты
превратила богов язычников в пыль! Ты покарала жестокосердных! Ты...
     - Перестань орать!  - грубо осадил ее Жермен. - Вместе с богами погибли
ценности! Еще счастье, что сегодня во всех концах Константинополя стреляют в
честь султана и  взрыв никого не  удивит,  не  то  набежали бы янычары и  ты
отправилась бы в ад раньше времени!  О дьявол! Почему ты, дочь проклятий, не
узнала, что под круглой комнатой пороховой погреб?!
     - Благодарю дьявола,  что  он  не  устроил иначе!  Для  меня больше чем
достаточно того, что взяли. Уничтожен дворец! Нет ничего более желанного для
меня,  чем эта вакханалия разрушения!  Добрый дядя,  эван-эвое!  Ты  остался
нищим! Это ли не месть?! Остались нищими и остальные глупцы.
     Взобравшись на обломки,  Арсана схватила головешку и на осколке мрамора
начертала:
     "Месть!  Я,  Арсана Афендули,  отомстила всем!  Тебе,  отец, за то, что
обменял богатые склады на звезды в  небе и этим лишил меня счастливой жизни.
Тебе,  Елена,  за  то,  что ты счастлива и  мечтала скоро въехать княгиней в
страну Моурави,  где будешь блистать!  О, я омрачила твое счастье! Ищи своих
детей под обломками!  Тебе, Эракле, за то, что в своем богатстве ты жил, как
бог на Олимпе! Теперь ты нищий, и всем твоим владею я!.. Тебе, о мать, месть
моя за то, что родила меня!.."
     Привыкший ко всем проявлениям зла, Клод Жермен был поражен жестокостью,
которую даже он не предполагал в женщине.  "Вот существо, - мелькнуло у него
в  мозгу,  -  которое  покончило с  совестью.  Истинно  ненавидящий отдается
предмету своей ненависти безоговорочно и  беззаветно.  Такова она!"  И  Клод
Жермен  хотел  приказать стащить  гречанку  вниз,  но  уже  побледнело небо,
напоминая  об  опасности.  Внимательно прочитав  написанное,  иезуит  решил:
"Невоздержанность в мыслях сама по себе грех простительный,  ибо не нарушает
ни любви к богу,  ни ненависти к ближнему. Мне она принесет истинную пользу,
ибо наведет на ложный след".
     И,  приказав отряду двигаться, он что-то шепнул стоящему рядом. Четверо
в  черных капюшонах подняли носилки,  куда  величественно вошла Арсана.  Она
сладко зевнула.
     О,  сегодня она превзошла себя, все свершено ею и благодаря ей. На душе
у нее светло,  как в день светлого воскресения.  Одного жаль:  она не увидит
отчаяния  этих...  осмелившихся считать  себя  равной  ей!  Как  они  жалки!
Неиссякаемые силы заложил справедливый бог в красавицу Арсану!  Да разве это
все?  Нет,  она создана для больших дел, и она, там, в главном городе короля
франков, покажет, как надо повелевать, торжествовать и наслаждаться властью.
Арсана нежно  погладила свою  шейку,  поцеловала сначала одну,  потом другую
руку.  Сейчас ее  отнесут к  ханым Фатиме,  где она переждет несколько дней,
пока утихнут напрасные вопли Эракле.  Потом...  о...  потом она, как царица,
сопровождаемая Клодом Жерменом,  уедет в  главный город короля франков.  Она
даже не заметила, что Жермен был с нею груб: "О, не все ли равно?.." Но куда
ее несут?  Почему так пустынны улицы? Нет... это берег, далекий берег! Здесь
даже рыбацкие лодки не  покачиваются на  воде...  Арсана,  привстав,  хотела
выругать носильщиков за излишнюю осторожность. В этот миг ее резко схватили,
стащили с носилок.  И, несмотря на вопли и угрозы, сорвали все драгоценности
и  богатую одежду.  Арсана царапалась и кусалась,  как дикая кошка.  И вдруг
смертельный  страх  обуял  ее,  парализовав  волю.  Полуобнаженную  гречанку
раскачали, как тюк, и швырнули в воду.
     Где-то  раздался  страшный  крик.  Носильщики  бросились  бежать;  один
споткнулся и упал,  -  на него даже не оглянулись. Проворно вскочив на ноги,
он  повернул назад к  заливу.  Там,  на  поверхности темной воды,  слабеющим
голосом молила о помощи Арсана, барахтаясь и выбиваясь из последних сил. Вот
она всплеснула руками,  вот захлебнулась, вот зеленые круги замелькали перед
ее глазами...  уже не сопротивляясь,  она пошла ко дну.  Но в этот последний
момент ее подхватили чьи-то сильные руки...
     - Ахилл!  -  успела прошептать побелевшими губами Арсана и  без