честивый шейх,  на такое обидное
подозрение,  да  не  догонят тебя парши в  чужой стране!  Ради имамов скажи,
зачем мне чужие мысли,  когда я  и своих не держу?  А моя поклажа мала,  ибо
ценные  самоцветные камни:  кораллы,  желтый янтарь,  жемчуг,  яшма,  алмаз,
бирюза и яхонт разных оттенков - не рис, чтобы возить их в тюках.
     - Да  простят мне благородные купцы,  -  приятно сказал шейх,  приложив
руку ко  лбу и  сердцу,  -  но  послужит вам примером моя осторожность,  ибо
сказано: "Узнай раньше, кто тебя слушает, иначе дешевле ослиного крика стоит
беседа,  использованная потом во вред тебе..." И да будет так,  как пожелали
вы...  Пусть усладится ваш слух притчей "Жена аллаха" из Тысячи второй ночи.
До  меня дошло,  что учтивость требует начинать беседу со времен обнаженного
Адам-хана.  Но  пусть будет позволено мне  считать это неприличным,  ибо все
создавший заслуживает первое место. И еще сказано: "Сердце - котел, а язык -
ложка; находящееся в котле да попадет и на ложку".
     Тут  подошел слуга шейха,  поставил кальян и  едва слышно шепнул ему на
ухо по-грузински:
     - Будешь клясться, не дергай бороду...
     Потягивая  чубук,   шейх  громко  по-персидски  сказал:   -   Иншаллах,
приклеенное -  не упадет! В благовонном дыму кальяна сейчас предстанет перед
вами, о купцы.


        "ЖЕНА АЛЛАХА"

     Поистине велик  преславный аллах!  Ибо,  раньше чем  сотворить мир,  он
сказал себе такое слово: "Не разумнее ли сначала сотворить себе жену?" И, не
желая себе зла,  -  сотворил!  О  Мохаммет!  О  Аали!  Не  было равной ей  в
прошедших и не будет в будущих веках!  Подобны винограднику ее пышные бедра,
душистее амбры  зеленые волосы,  бледнее полной  луны  -  лоб,  солнцу равны
знойные глаза.  Дыханьем ее  оплодотворяются даже  камни,  поступь оставляет
следы счастья, и слаще меда пчелиного ее слюна.
     Восхитился аллах великим восхищением и  удостоил жену свою именем Жизнь
и во имя возлюбленной своей сотворил мир.
     - Ханум  моя  прекрасная,  -  воскликнул  изумленный  аллах,  -  да  не
превратится явь в сон! Возрадовала ты глаза мои и вдохновила мысли. Да будет
так!  Возьми чашу,  наполненную семенами блага для  созданных мною.  Во  имя
справедливости смешай семена,  и  да  свершится то,  что  должно свершиться!
Пусть всем достанется поровну и  одинаково.  Засей землю,  и  да благословят
живущие твое появление!  Иди,  но,  во  имя седьмого неба,  не  оглядывайся,
прекрасная ханум моя.
     Взяла  Жизнь  чашу,   улыбнулась  аллаху  и  подумала:   "Почему  -  не
оглядывайся"? А когда женщина думает, она забывает сущность дела.
     - Во  имя  вселенной!   -   воскликнула  вдруг  Жизнь,  оглянувшись  на
всемогущего повелителя.  -  Да сохранят тебя гром и  молния!  Что мнешь ты в
руках своих?  Поистине,  о тебе, аллах, как о мужчине, нельзя сказать ничего
приятного.  Зачем  тебе  костлявое  чудовище?  Клянусь  рождением звезд,  на
подобной голове и  сорная трава не вырастет.  Взгляни в  ее пустые глаза,  с
вожделением, без разбора смотрящие на все - от "луны до рыбы". Не внушают ли
тебе, о аллах, ужас ее крючковатые руки, с неприличной жадностью тянущиеся к
самому сокровенному?  Клянусь солнцем,  дыхание ее способно рассеять сильную
тучу, и чрево ее бесплодно, как равнина твоего второго неба!
     - Поистине,  -  сказал аллах,  любуясь гневом Жизни,  - красоту женщины
нельзя измерить ее разумом!
     Как можно познать сладость расцвета,  не изведав горечи распада?  И что
значит красота бесконечного без  уродства конца?  Возможно ли  беспредельное
счастье без  предельного страха потерять его?  И  что  стоит  созревший плод
блага без ножа судьбы,  рассекающего его?  Да  не  заржавеют у  меня ключи к
тайнам!  Да случится то,  что случится!  Я  разрешу правоверным иметь четыре
жены законных и тысячу тысяч наложниц,  ибо сказано:  через женщину познаешь
ты  одновременно дороги добра и  зла.  Но  я  -  аллах,  и  мне  с  избытком
достаточно для этого двух жен. И ни одной хасеги - ибо приятнее видеть ссоры
в гареме у соседа. О прекрасная ханум моя, все лучшее ушло на твое создание,
ибо ты -  начало всех желаний,  всех надежд. Из чего же мне было создать ту,
сущность которой -  конец всем желаниям?  Но  да не скажут:  "Аллах-иншаллах
несправедлив!"  Лишив вторую жену  красот рая,  я  наградил ее  ужасами ада.
Знай, жестоко осмеянная тобою страшна и беспощадна, ибо имя ее - Смерть!
     О возвышенный, превращающий свет в тьму и тьму в свет! Ты, раскрывающий
и закрывающий двери вселенной,  когда это надо! Ты всемогущ! Всеобъемлющ! Но
и ты бессилен убедить ревнивую женщину!
     Видя  печаль  розе  подобной Жизни,  аллах  подумал:  "Суетны  женщины.
Убедить их можно дарами, а не речами". И сказал:
     - Возжелал я  одарить неповторимую ханум мою  ожерельем из  драгоценных
четок.  Нет ни на одном небе равных им по разнообразию. Вот первая из первых
- белая,  имя ее -  Жестокость;  она тверда,  как дно бездны, и холодна, как
потолок высоты.  Поистине прекрасна золотая -  это Мысль;  она крылата,  как
благодеяние,  ибо насыщается только лучами солнца. Рядом зеленая; дорожи ею,
ибо это -  Сила,  без нее не произрастает ни одно растение. Укрась ее цветом
землю, и ты познаешь тайну из тайн. Запомни многогранную, имя благословенной
- Любовь, но от "луны до рыбы" не доверяй разноцветному блеску ее, источнику
вздохов и  скорбей,  -  ибо  любовь слепа!  Ради  благ мира,  прими голубую.
Награжденная мною именем Добро,  она мягче пчелиного воска.  В угоду ангелам
слепи из  нее крылья и  -  во имя райского дерева туба и  райского источника
Кевсера -  красоту возвышенную и низменную. Прекрасная ханум моя, ради света
истинной веры  храни  кровавую,  ибо  это  -  Счастье!  Подобно медузе,  она
скользка и увертлива;  лишь избранных удостаивай правом коснуться ее.  Но во
имя продления мира не  будь щедра,  ибо счастье суть достижение,  обрывающее
крылья  стремления!  Неизбежно мне  добавить скорченную -  Подлость.  Да  не
устрашит тебя липкая!  Нигде не  сказано,  где  потеряла она свой постоянный
цвет и с какого часа принимает тот,  какой ей выгоден. Рука моя великодушна,
возьми и остальные четки. Я проявил щедрость, и каждая из четок - плод моего
раздумья и наделена особым значением. Владей ими, любимая Жизнь, и ты будешь
всесильна. Да будут все желания твои над моей головой!..
     Пока солнце и звезды совершали движение,  Жизнь любовалась ожерельем, с
легким вздохом надела его на свою гибкую шею,  прошлась,  покачивая бедрами,
улыбнулась и, незаметно откусив, проглотила четку бытия. Глазами, обещающими
усладу из услад, смотрела она на аллаха и шептала:
     - О аллах,  прекраснейший из мужей,  преславный, милостивый! Велик ты в
щедрости своей!  Но вот пустой крючок,  портящий все ожерелье. Где взять мне
четку, достойную подарка твоего, о повелитель вселенной?
     Разгоряченный игрою бедер Жизни, аллах, преисполненный жгучего желания,
подобно смертному,  хотел броситься на  неповторимую,  но,  взглянув на нее,
понял:   без  новой  четки  возлюбленная  не  допустит  любовных  забав,  и,
оглянувшись на улыбчивую луну,  подумал: "О шайтан, не самому же мне висеть,
где не  надо!"  -  и,  схватив Смерть,  нацепил ее на пустой крючок ожерелья
Жизни, а сам, как обыкновенный правоверный, предался усладе из услад...
     Оправила   Жизнь   ожерелье,   торжествующе  обожгла   соперницу  огнем
презрения, схватила чашу и беспечно стала кидать вниз зерна.
     О  Мохаммет,  кто  из  правоверных не  знает:  когда женщина смотрит на
соперницу свою, она забывает сущность дела.
     Взглянул аллах с воздушной шах-тахты на землю и замер:
     - Бисмиллах,  не  отдал ли  я  сердце без совета разума!  Но когда я  в
гневе,  львы в пустыне дрожат.  Что сотворила ты,  прекрасная? Ты затуманила
блеск моих глаз и омрачила душу.  Зачем не смешала зерна мудрости и лжи?  Я,
умеющий распутывать даже сеть паутины,  полон смущения.  Как разделится мною
созданное? В одном месте столько воды, что целые страны среди нее незаметны;
а в другом -  бесконечная пустыня и ни глотка воды. Зачем столько гор вместе
и  нет равнины даже для комара?  Поистине благоуханны леса,  но как печальны
бесконечные пески пустынь. О Жизнь, что сделала ты?!
     Но когда женщина забывает суть дела, она говорит: "Так лучше".
     - О неповторимый!  О аллах из аллахов! Ты дал сотворенным тобою зрение,
подобное острию ханжала,  жадность большой акулы и  руки неизмеримой длины -
пусть сами разберутся в щедротах неба.  Не ты ли,  о аллах мой, говорил, что
сладость познается через горечь?  Что  за  удовольствие в  готовом благе?  И
можно ли познать потолок высоты, не познав дна бездны?
     И  было  так,  как  было.  Понял аллах намек неповторимой жены  своей и
умолк, но тут же потихоньку от нее внушил правоверным не доверять серьезного
дела женщине и не противоречить ей, ибо это ни к чему.

     - Поистине,  благочестивый шейх,  твой рассказ поучителен! - воскликнул
юркий купец,  с наслаждением вдыхая запах имбиря.  - Но нет ли у тебя ключа,
открывающего сокровенную тайну?  А что приключилось с первыми людьми по воле
женщины, хоть имя ей и Жизнь, попавшими в тягостное положение?
     - Клянусь аллахом, ты угадал! - воскликнул шейх. - Как раз есть!
     - О  благородный шейх,  -  сказал желчный купец,  -  как я дарю молитвы
пророку,  подари нам  свое внимание,  тем  более что  ужин,  по  воле аллаха
великого и милостивого, еще не окончен.
     - Слушаю и  повинуюсь!  -  ответил шейх.  -  Да расцветет в  вашем саду
цветок нетерпения!
     Тут   шейх  увидел  внесенные  слугами  блюда  с   птицей,   начиненной
фисташками,  и  скромно умолк.  Но когда последний кусок сверкнул в  зубах и
остатки тонкого, как папирус, лаваша сжались в пальцах, он сказал:
     - Сердце -  море,  а  язык  -  берег,  когда море  вздымает волны,  оно
выбрасывает на берег то самое, что в нем есть...
     Тут  подошел слуга  шейха,  сменил  кальян  и  едва  слышно  проговорил
по-грузински:
     - Погонщики не пьют, устрашаются шайтана.
     Посасывая чубук кальяна, шейх громко сказал по-персидски:
     - Беру в свидетели улыбчивого дива,  "пророк" Папуна поучал:  "Виноград
создал аллах,  и  сок его священен!" Да усладятся им правоверные бесстрашно!
Так подсказывает -


        "МУДРОСТЬ"

     До  меня дошло,  о  благочестивые купцы,  что,  по решению всемогущего,
долго жили правоверные и нечестивцы, разъединенные горами, лесами и водой, и
встречались под  звездным шатром  и  солнечным куполом только  с  ближайшими
соседями,  ибо не  научились еще подчинять себе коней,  верблюдов и  строить
фелюги.  Но  неподвижность земли  не  угодна  третьему  небу:  протекла река
времени,  и  люди  вскочили на  коней,  сели на  верблюдов,  оседлали ослов,
взнуздали даже собак и  поехали узнать,  что делается за  пределами их глаз.
Уже сказано:  "Кто путешествует ради познания, тому аллах облегчает дорогу в
рай".
     Да будет известно,  что в день сотворения,  по воле всесоздателя,  кожа
людей приняла разный цвет,  хотя об  этом никто из живущих не подозревал.  И
велико было их изумление,  когда встретились они и посмотрели друг на друга.
Раньше  все  неучтиво  хохотали,  потом  обратили  благосклонное внимание на
чудеса чужеземных стран,  и  в  сердцах их  разгорелся костер недовольства и
зазеленел яд зависти.
     - Я избранник аллаха,  - сказал один, - ибо я цвета земли, кормящей все
живущее!
     - Слепой шайтан!  Разве не видишь -  я окрашен в цвет зари!  - закричал
другой.
     - Что  знаешь ты,  красный дракон!  Разве не  мне дал аллах цвет своего
солнца?
     - Почему нигде не сказано, что делать с цветными отбросами? - прогремел
еще один. - Знайте, меня выбрал аллах для любви своей, ибо я создан из цвета
облаков и крыльев ангелов.
     И  стал любимец аллаха отнимать у  всех то,  что не хватало ему в своей
стране или понравилось в другой.
     Но  и  цветных аллах наградил не меньшей алчностью.  И  тогда произошло
смятение душ,  разразились кровавые драки,  и случилось так,  как случилось:
одновременно возроптали повелители коней, верблюдов и собак.
     - Аллах,  -  кричал один,  -  зачем  мне  столько воды,  разве на  воде
что-нибудь растет?
     - Аллах, аллах, опусти свои глаза! - вопил второй. - Зачем мне изобилие
пустынь - разве без воды что-нибудь растет?
     - Или я зверь, аллах, на что мне неприступные леса? - стонал третий.
     А сидящие на горах неистовствовали:
     - О  пять молитв творящие!  Если аллах думает,  что камни можно кушать,
пусть попробует их сам и угостит жен своих, а также хасег.
     И  каждый продлил свой гнев до бесконечности,  взывая к аллаху и требуя
справедливости.
     Смутился аллах и... скажем, плюнул вниз.
     - О,  неблагодарные!  Не я ли,  неосторожный,  сотворил вас?  Почему же
отягощаете мои уши тошнотворными воплями?  Если так -  делайте что хотите. Я
отныне  не  вмешиваюсь в  ваши  ничтожные распри.  Знаю,  сколько  бы  я  ни
перестраивал землю,  все равно вызову неудовольствие,  ибо сказано:  "Нельзя
угодить всем".
     Тут  аллах  повернулся  к  земле  спиной  и  насладился душистым  дымом
кальяна, вокруг голубых боков которого летали планеты и звезды.
     Это об  аллахе.  А  о  людях другое.  Они блуждали в  догадках:  почему
высокопрославленный в ответ на жалобы сбросил серую застывшую слюну, подобно
камню свалившуюся с  неба?  Прождав не  более двенадцати базарных дней,  еще
яростнее заспорили правоверные и гяуры,  потом,  выпив ледяной воды,  решили
поручить ученым всех земель разгадать по серой слюне помыслы аллаха.
     Ровно три  года,  три месяца и  три дня думали ученые,  затратив тысячи
тысяч кусков древесной коры (тогда еще не было, слава аллаху, пергамента или
бумаги),  тысячи тысяч рабов таскали драгоценные свитки в  особые помещения,
сверкавшие бронзовыми сводами  или  затененные пальмами,  выстроенные каждой
страной для себя, но под общим названием: "сарай размышлений".
     В  один из  дней народившиеся на  радость правоверным и  гяурам калифы,
эмиры и повелители,  потеряв терпение,  воскликнули:  "Если ученые не кончат
думать,  то,  да  возвеличит их  аллах,  они  сами  будут заживо погребены в
"сараях размышлений"!"  Не  прошло и  базарного часа,  как ученые единодушно
возвестили: "Свидетель Хуссейн, мы додумались!"
     Велик  аллах  в  деяниях  своих!  На  праздник "Открытие конца  дум"  у
милостивого подарка аллаха  собралось столько правоверных и  гяуров,  что  и
муравью не пролезть.  Но тут,  как во сне,  произошло неожиданное, повергнув
жителей земли в отчаяние: все ученые говорили разное.
     - Это слабость аллаха! - сказал один.
     - Надуши свой рот, лжец! - закричал другой. - Это сила!
     - Пепел на ваши пустые головы!  -  вознегодовал третий.  - Это щедрость
аллаха!
     - Чтоб твой язык оброс волосами! - задыхался четвертый. - Это насмешка!
     Тут поднялось множество ученых,  и, потеряв пристойность, каждый кричал
свое,  не слушая другого.  Увидя, что этого мало, они вцепились друг другу в
густые  бороды,  и  свидетели  "битвы  ученых"  стали  ловить  "на  счастье"
разноцветные клочья волос. Тогда один, всплеснув руками, завопил:
     - Аллах, почему покраснело небо?
     Испуганно подняв головы и увидя голубое небо, все хотели осмеять лгуна,
но он исчез, захватив последние остатки бород ученых и мудрецов.
     Впоследствии -  да станет он жертвой верблюжьего помета!  - лгун открыл
на пути в Мекку торговлю,  клянясь, что нет товара благочестивее, чем бороды
ученых, отмеченных аллахом ясновидением и даром пророчества...
     Уже гурии стлали ложе из своих кос, а спорщики продолжали драться - еще
миг, и вселенная осталась бы без единого ученого! Но всемогущий, как всегда,
посылает помощь вовремя.
     В самую середину толпы растерзанных ученых влетел на коне благочестивый
шейх неизвестной страны и  неизвестного цвета,  в одной руке он держал белый
виноград, в другой черный, - может, поэтому перед ним все смолкло.
     - Остерегайтесь, правоверные! - крикнул он. - Это мудрость!
     - Во имя аллаха!  - вскрикнули все, услышав доселе неслыханное слово, и
многие побежали прочь. Тут выступил рыбак...
     Внезапно вздрогнули светильники:  приоткрыв дверь, слуги внесли блюда с
пилавом. Отодвинув кальян, шейх скромно умолк...
     Но  когда жирные пальцы в  последний раз  опустились в  пушистый рис  и
исфаханцы стали вытирать их только что выпеченным лавашом, шейх продолжал!

     ...Тут   выступил  молодой  рыбак  с   приятным  лицом,   прославленный
храбростью, и сказал так:
     - Правоверные,  неразумно бояться неизвестного.  Да  поможет мне святой
Аббас,  я остаюсь у камня,  дабы проникнуть в помыслы аллаха.  Ради сладости
жизни вы и  еще тысячи тысяч недоумевающих узнают,  зачем сбросил всемогущий
на наши головы мудрость.
     Аллах послал людям терпение,  и  они долго ждали,  но когда по тропинке
разгадок вернулся рыбак надежды, его никто не узнал: он был худ, как дервиш,
стар,  как пророк, а глаза были так раскрыты, словно в них заблудилась туча.
Только  женщина стройная,  как  газель,  любившая раньше  кольца его  черных
кудрей, роняя слезы, как капли дождя, горестно воскликнула:
     - О,  зачем попала я  в  сети отчаяния?  Ты ли это,  господин мой?  Что
сделала с тобою мудрость!
     - Женщина,  -  бесстрастно сказал рыбак,  -  смысл  жизни в  созерцании
великого  движения  вселенной,  остальное не  стоит  внимания,  ибо  человек
подобен мыльному пузырю,  который избалованная аллахом Жизнь пускает себе  в
забаву.  Знай,  о женщина:  раздувшись до предела, пузырь лопается, и вместо
роскошного видения глаза правоверных видят то, что ничего не видят.
     - О рыбак,  -  вскрикнула женщина,  - мудрость, выпотрошив тебя, набила
глупостями!
     - Женщина,  -  продолжал тянуть слова,  как невод,  рыбак,  - опьянение
усладами жизни проходит,  как бессвязный лепет горячки,  оставляя не больший
след,  чем пена на песке морском. На пути внезапности смерть постигнет тебя,
и в дальнее странствие, кроме своей трухи, ты с собою ничего не возьмешь.
     И было так, как было. Женщина покрыла лицо желтыми розами, а разнокожие
радовались:  "Слава справедливому,  помудрел рыбак,  а  не мы",  -  и твердо
решили остерегаться страшного дара аллаха.

     - Поистине,  -  сказал купец,  обладавший золотом,  - твои притчи стоят
богатства! И мы, иншаллах, в Исфахане прославим встречу с тобой...
     - И  если бы  не  боязнь затруднить тебя,  -  поспешно продолжил купец,
владелец  драгоценностей,   -  перед  тяжелым  путешествием  через  пустыню,
которое, как сказал хозяин, ты завтра предпримешь, - да приведет тебя святой
Хассан к  берегу благополучия!  -  мы бы умоляли усладить наш слух еще одним
поучением. Возблагодарим судьбу за...
     - Я  бы  счел  себя неблаговоспитанным гостем,  если бы  воспользовался
вашей учтивостью и  поспешил уйти.  Имам сказал:  "Не  нужны все блага мира,
если подстерегает нас разлука".  Да разрешат покорители путей принести слуге
моему горячее каве и кальяны...
     И  когда  слуга,  обменявшись взглядом с  шейхом,  едва  слышно  шепнул
по-грузински:  "Пьют!" и поставил перед своим господином хрустальный кальян,
шайх громко по-персидски произнес:
     - Да  будет  испито столько,  сколько сваливает видящего и  слышащего в
тину сновидений!  Неизбежно мне, о купцы, сказать слово, подходящее к месту.
Да усладится ваш слух поистине поучительной притчей.


        "СУД СУЛЕЙМАНА"

     И, словно не замечая беспокойных взглядов купцов, усиленно борющихся со
сном, шейх продолжал:
     - До  меня  дошло,  что  в  давно  прошедшие лунные  и  солнечные года,
занесенные  песками  времени,   в   городе  Багдаде  жил   купец  по   имени
Хассан-аль-Хассиб,  обладавший  несметными  богатствами,  женами,  подобными
гуриям,  молодыми невольницами и рабами. По воле Габриэла, лавка этого купца
самая   богатая   на   базаре,   была   всегда   переполн