сопровождал,  -  потом слишком уж  громко принялся всем рассказывать,
что в Ананури яблони зацвели,  что княгиня Нато редкого коня прислала князю;
жаль, не может тотчас полюбоваться. Оруженосец осаживает гонца: "Не время! С
князьями владетель Арагви совещается". А тот свое: "Доволен подарком будет".
Тут я незаметно следить за ним начал; оказалось, не напрасно. Коня в царскую
конюшню поместили,  гонец настоял.  Я для виду сопротивлялся, потом уступил.
Когда все конюхи после еды отдыхать ушли,  смотрю -  гонец в конюшню идет. Я
свою потайную дверь во всех конюшнях имею -  так проверяю конюхов. Прокрался
я и в сене спрятался,  ближе к коню. Недолго скучал гонец. Лишь только Зураб
в дверях показался,  нарочито громко спросил: "Покажи, какой подарок княгиня
Нато мне прислала?", потом двери крепко закрыл - и сразу зашептались. Не все
я  слышал,  но  что  услышал  -  тоже  довольно!  Вдруг  Зураб  рассердился;
"Говоришь,  хевсуров много было?  Выходит, горы бросили, меня не боятся?!" -
"Господин,  - тоже повысил голос гонец, - все горцы на помощь царю Теймуразу
пришли.  Тушины как  бешеные на  спящих сарбазов кинулись.  Всю  ночь  огонь
свирепствовал  и  кровь  рекой  лилась.  Исмаил-хан  едва  бегством  спасся.
Теймураз в  свой  дворец вернулся".  И  снова  зашептались.  Отдельные слова
слышу:  "Теймураз велел  беспощадно уничтожать...",  "Телави  веселится...",
"Преподобный Харитон молебствие служит...", "Миха где?" - "Скоро прискачет".
И вдруг насторожились, гонец что-то на ухо Зурабу зашептал.
     Когда ушли,  долго мучился,  как поступить: может, Шадиману рассказать?
Потом решил:  "Не стоит мне вмешиваться,  потому и  удержался в седле жизни,
что  неизменно тихо в  стороне стою...  друзьям помогаю".  Сюда тоже поэтому
поспешил.
     - Ты, Арчил-"верный глаз", должен на время скрыться. Если завтра Метехи
узнает,   что  без  союзника  остался,  Шадиман  начнет  лазутчиков  ловить.
Подумает,  Моурави знал и  нарочно тебя прислал высмотреть,  как  обрадуется
Тбилиси и что предпримет Шадиман... Не лучше ли тебе ускакать сегодня?
     - Ускакать хуже - ничего для Моурави не узнаю. Спрячусь пока у Пануша в
"Золотом верблюде".  Он все новости мне принесет в тайную комнату. Духан как
водопад бурлить начнет,  разный  народ,  разные  разговоры...  Нет,  пока  в
Тбилиси останусь,  не беспокойся за меня,  батоно Арчил, еще не такое видел!
Моурави дураков не учит! Раз мне дело поручил, должен выполнить.
     - Вардан,  пока  молчи на  майдане,  переждем день.  Но  если Зураб все
скроет от Метехи, открыто Шадиману антик понесешь: сразу поймет князь, слова
особые имеешь. Такой приход и тебе выгоден и Метехи.

     Еще два дня пировать князьям в Метехи.  Зураб кусал усы, едва сдерживая
ярость. Верные арагвинцы беспрестанно вбегали на высокую башню, откуда видна
Кахетинская дорога,  -  но никто не будоражил пыль,  никто не оглашал воздух
веселыми или  скучными песнями.  И  Зураб терзался:  "Где же  мои две тысячи
арагвинцев,  отправленных с Иса-ханом якобы для охраны уходящих ханов,  а на
деле для оказания воинской помощи царю Теймуразу?". Внезапно, словно чего-то
испугавшись,  Зураб,  под предлогом заботы о гостях, велел расставить у всех
городских  ворот,   особенно  у  Авлабарских,   усиленную  стражу  из  своих
арагвинцев,  наказав строго следить за приезжими,  а  подозрительных немедля
отводить к нему.
     Таким подозрительным оказался на заре монах, прискакавший на взмыленной
кобылице. Сколько он ни клялся, сколько ни убеждал, что имеет спешное дело к
католикосу,  арагвинцы повели его  в  свое  караульное помещение и  заперли,
пообещав вечером отвести в Метехи:  если монах - слуга Христа, а не лазутчик
Исмаила,  князь Зураб тотчас его отпустит.  Монаха так и  подмывало сказать,
что Исмаила и след простыл, что по всей Кахети идет избиение сарбазов, но он
помнил наказ преподобного Харитона: католикосу рассказать первому обо всем.
     Наконец,  к  полудню,  когда  после легкой еды  княгини приготовились к
веселому отдыху в  покоях Гульшари,  князья сражались в нарды,  а Цицишвили,
Андукапар и  еще некоторые готовились к  выезду в  крепость,  дабы проверить
прочность стен  и  бдительность стражи,  на  мосту  раздался конский топот и
разноголосые  выкрики.   В   ворота   Метехи  неистово  заколотили  копьями,
дротиками.  Чубукчи ворвался в покои Шадимана, который советовался с Зурабом
и Липаритом,  заказать ли для легких царских дружин изогнутые турецкие шашки
или оставить грузинские.
     - Господин, светлый князь!.. Арагвинцы из Кахети прискакали, говорят...
царь Теймураз изгнал Исма...
     Не дослушав, князья ринулись к балкону, где уже собрались не только все
князья,  но даже и княгини.  Среди придворных,  забыв свой сан,  бледный,  с
трясущимися руками,  -  царь Симон.  На него не обращали внимания, наперебой
засыпая вопросами всадников, заполнивших двор.
     Около двухсот арагвинцев на взмыленных конях,  запыленные, в изодранных
одеждах, некоторые с перевязанными головами, спешившись, хрипло просили хоть
глоток воды.
     Величаво войдя, Зураб зычно крикнул:
     - Дать вина!  И когда напьетесь,  пришлите наверх толковых дружинников,
пусть они расскажут.
     Забегали слуги. Нетерпение было так велико, что вино разливали по чашам
и подавали арагвинцам так,  как воду при тушении пожара. Но вот трое из них,
сопровождаемые оруженосцами,  направились к  балкону.  Перебивая друг друга,
несвязно,  перескакивая с  одного события на  другое,  без  конца и  начала,
рассказали они, как неожиданно ночью царь Теймураз, спустившись с тушинами с
гор,  напал на  Исмаил-хана,  как  яростно дрались тушины.  Сарбазов хоть  и
больше было,  но не успели на коней вскочить. Потом опомнились ханы, собрали
войско, но поздно, ибо хевсуры, наверно семьсот всадников, сзади напали.
     - От  скрежета  шашек,   господин,  ночь  стонала,  -  довольно  весело
проговорил молодой арагвинец, - мы едва одеться успели.
     - А  когда  оделись,  на  чьей  стороне дрались,  петушиные хвосты?!  -
выкрикнул Андукапар.
     - Князья?  Прошу  в  "оранжевый зал"!  -  поспешно  проговорил Шадиман,
опасаясь правды,  боясь столкновения между Андукапаром и Зурабом.  -  Выбери
других трех арагвинцев, чубукчи!
     - Здесь, господин.
     - Приведи троих, остальных пусть накормят.
     - Не время!  - возвысил голос Зураб. - Отправляйтесь в помещение, что у
ворот,  для арагвинцев.  Сколько бы  еще ни прибыло,  всех сосчитайте.  -  И
вдруг,  с ненавистью вспомнив о царе Орби,  заорал:  -  Почему, ишачьи дети,
сразу не отступили к Тбилиси? Кто позволил драться? Где остальные?
     - Светлый князь,  разве  наша  вина?  Давно  азнаур  Миха  просил  хана
отпустить нас обратно,  напрасно убеждал, что только сопровождали Иса-хана и
Хосро-мирзу.  Разве у собак магометан...  - арагвинец осекся, - разве у... у
ханов совесть есть?  Под разными предлогами задержал, потом делить нас стал:
пять сотен арагвинцев в  свою свиту зачислил,  три сотни одному хану отдал -
щедрый! - две сотни...
     - Где Миха?  Почему допустил?  Почему,  волчьи хвосты,  покорялись? Как
смел, сатана, за своих рабов мое войско считать?
     И  Цицишвили и  Липарит пытались спросить,  на  чьей  стороне сражались
арагвинцы,  но  Зураб так рассвирепел,  так осыпал бранью то арагвинцев,  то
Исмаила, что никто не смог вмешаться и хоть слово сказать.
     - Все убирайтесь из Метехи! Ни один чтобы здесь не оставался!
     Шадиман было запротестовал:  еще как следует не  расспросили.  Но Зураб
настоял - раньше княжеское совещание, а потом расспросы; главное известно.
     Когда у дверей "зала оранжевых птиц" выстроилась стража,  расставленная
молодым  Качибадзе,  и  князья  взволнованно  принялись  обсуждать  событие,
неожиданно вошел царь Симон, а с ним Гульшари. Шадиман обомлел: такое еще ни
одна царица себе не  позволяла.  Но  Симон,  очевидно,  науськанный сестрой,
выкрикнул:
     - Кто смеет в  час опасности,  грозящей моему царскому дому,  забывать,
что царь здесь я?
     - О какой опасности говоришь,  мой царь?  Если желаешь затруднять себя,
никто не  сможет противодействовать.  Но я,  везир,  доверенный шаха Аббаса,
считаю, что раньше князья все обсудят, потом царю доложат.
     - Теперь поздно считать, раз пожаловал. Совещайтесь при мне!
     - Сейчас  начнется  военный  разговор.  Может,  прекрасная Гульшари  не
пожелает скучать?
     - Тебя,  князь  Бараташвили,  лучше  озабочивали бы  веселые  нападения
Саакадзе на владения Биртвиси, а о моей скуке я сама позабочусь. Мы, царская
семья, пожелали сейчас вместе быть. Наш враг Теймураз...
     - Я  отказываюсь участвовать при  княгине в  Высшем совете!  -  прервал
Гульшари князь Джавахишвили;  как только он услышал о  победе Теймураза,  он
мучительно стал придумывать предлог, дабы ускакать с семьей в свой замок.
     Тревога охватила Шадимана,  он почти угадал намерение князя, - а за ним
ведь  могут многие увильнуть от  рискованного совещания.  Вот  почему обычно
сдержанный Шадимане, обращаясь к царю, повысил голос:
     - Царь Симон!  Приличествует ли одной княгине Гульшари, оставив гостей,
присутствовать здесь?  Если  находишь  такое  нужным,  тогда  разрешай  всем
княгиням пожаловать на царский совет.
     Гульшари,  гневно сверкая глазами, готова была приколоть Андукапара, но
он тоже почувствовал опасность бегства князей из Метехи и резко сказал:
     - Прошу  тебя,  достойная и  благородная княгиня Гульшари,  вернуться в
свои покои. Княгини не должны скучать в царском замке.
     "И  это -  витязи!  -  презрительным взглядом обвела Гульшари сумрачных
князей.   -   Ни  один  не  способен  преклонить  колено  перед  царственной
красавицей,  обвить  свой  меч  лентами  ее  цветов,  вызвать оскорбителя на
поединок! О нет, не нужна мне свита из мокрых воробьев!" И, надменно откинув
кружевную вуаль, Гульшари величественно покинула зал, не отвечая на поклоны.
     Наступила тягостная пауза.  Никто не решался заговорить первым:  многие
боялись выдать охватившую их радость; другие беспокоились, как бы не попасть
в  подземелье за...  за  измену  царю  Симону.  Цицишвили пытливо смотрел на
Мирвана.  Стали поглядывать на него и  другие.  Мирван,  наконец,  сдался на
немую просьбу князей.
     - Ну  что  же,  князья,  мы  здесь одни,  будем откровенны:  радоваться
должны, что грузинский царь изгнал из Кахети хана Исмаила.
     - И ты,  князь,  находишь возможным выражать свою радость в присутствии
царя Симона, верного вассала грозного шаха Аббаса?
     - А ты,  князь Андукапар,  желал бы другое? Мы здесь - Высший княжеский
совет  царя  Картли  Багратида Симона  Второго.  И  должны обсудить мы,  что
выгодно для  нашего царства.  Прямо  скажу!  Хотя  царь  Теймураз никогда не
оказывал благосклонного внимания нашей фамилии,  но я  за всех Мухран-батони
отвечу:  предпочитаем иметь соседом царя Теймураза, а не шахских грабителей,
оставивших Кахети без одной чохи.
     - Так,  по-твоему,  выходит,  царь Теймураз дальше Кахети не пойдет?  -
Андукапар презрительно следил за князьями.
     - Может, и пошел бы - привык благодаря Моурави двумя царствами владеть,
- только не с кем.
     - Как так? А тушины? А хевсуры? А пшавы?
     - Тушины,   благородный  Цицишвили,   на  Картли  не  пойдут.   Они  не
дружинники,  и  хоть и  любят Теймураза,  но  кровное их дело Кахети.  Персы
согнали тушин с  Алванского пастбища,  а  без него им все равно что не жить.
Богатство тушин - скот, скалы же не кормят овец.
     - Я  согласен с  Мирваном Мухран-батони:  много  времени пройдет,  пока
кахетинский царь вспомнит Картли. Раньше Теймуразу надо свое войско собрать,
страну хоть немного отстроить,  торговлю возобновить,  а  потом уже думать о
нападении на  чужое  царство.  До  этого  времени светлый царь  Симон сумеет
сговориться с Теймуразом...
     - А  я не так полагаю,  благородный Липарит,  -  возразил Джавахишвили,
завидуя пролетевшей за окном ласточке.  - Царь Теймураз уже, наверно, войско
собрал,  недаром год в Тушети жил. Мы, Совет князей, спешно должны послать к
нему посольство с предложением дружбы. Одобряешь, Зураб?
     - Я не одобряю гибель моего двухтысячного войска!  Нет! Князья, сколько
персам ни  оказывай услуги,  все равно неблагодарны.  Как посмел Исмаил моим
имуществом  распоряжаться?   Как  посмел  уничтожить  моих  арагвинцев?  Как
посмел...
     - Успокойся,  князь Эристави, твои арагвинцы в целости к тебе вернутся.
И еще - не считай меня легковерной овцой!
     - Что? Что хочешь сказать этим, Мирван Мухран-батони?
     Шадиман хрустнул пальцами,  но  сохранил спокойствие и  лишь  глаза его
впились в насмешливо улыбающегося Мирвана.
     - Ради вечного бога, говори, князь!
     Мирван  обвел  советников  пристальным взором.  "Несомненно,  они  тоже
подозревают Зураба, но никогда не выдадут и Симона не признают царем. И кого
признавать!"  Мирван обернулся:  на  троне,  оставленный всеми,  с  торчащей
короной на надменно поднятой голове и со скипетром в вялой руке не шевелился
истукан-царь Симон. Был ли он в силах что либо понять? Вряд ли.
     "Нет,  -  подумал Мирван,  -  не  мне защищать его и  не  мне сохранять
Шадиману власть, это все непримиримые враги Мухран-батони, враги Моурави". И
он медленно проговорил:
     - Я,  князь Шадиман,  убежден в ловкости арагвинцев.  Они не дрались на
стороне Исмаил-хана.
     - Значит, помогали Теймуразу?
     Князья безмолвствовали.
     Зураб,  как пойманный волк, с оскаленным ртом, тяжело дыша, озирался на
князей.  "Проклятие!  Мирван  разгадал  замысленное  мной!  Подобно  Георгию
Саакадзе,  умеет распутывать узлы. А от остальных князей не ждать поддержки.
Но тогда... во что бы то ни стало надо сохранить доверие Шадимана!"
     Зураб не  спеша поднялся,  важно провел по  усам и,  к  удивлению всех,
поклонился царю.
     - Царь царей, прикажи, и я поскачу в свое владение, соберу тебе войско!
Уже  два года чередовых не  призывал.  Сейчас и  шестнадцатилетних на  коней
посажу.  Никто не посмеет сказать,  что я, полководец, осчастливленный твоим
доверием, позволил дерзкому врасплох напасть на твой удел!
     - Зачем же тебе,  князь,  самому скакать? - Шадиман, не скрывая иронии,
развел  руками,  словно  намеревался схватить Зураба.  -  Пошли  верных тебе
арагвинцев, они сами справятся.
     - Да,  князь,  мы разрешаем тебе отправить верховых -  пусть приведут в
Тбилиси не меньше трех тысяч со знаменами и  трубами,  -  нерешительно начал
Симон,  но значение его собственных слов окрылило его, и он уже повелительно
закончил:  -  Пусть и  другие князья так  же  поступят.  Все должны защищать
своего царя!
     Видя, что князья едва скрывают улыбки, Шадиман с горечью подумал: "Хоть
бы из уважения к  себе над своим царем не смеялись.  Разве на троне все цари
умом блистали? Но царь есть царь! Что стало с князьями? Где их уменье стоять
перед троном?  Чуть не спиной повернулись!" - и с подчеркнутой изысканностью
отвесил Симону низкий поклон:
     - Твое высокое повеление,  светлый царь, выполним. Я тоже пошлю чапаров
в Марабду. Коварные засады, предполагаю, Саакадзе снял, - против персидского
войска действовал.  А царь Теймураз ему так же нужен,  как лисице папаха! Не
смейтесь, князья, Саакадзе не станет препятствовать вам защищать Картли.
     - Может, даже сам поможет?
     - Даже!  Пусть тебя,  Андукапар,  такое не удивляет.  Царь Симон ничего
"барсу" не дал,  но ничего и не обещал.  А Теймураз за возвращение ему трона
Кахети и за Картлийское царство горы золотые обещал Саакадзе, а поступил как
обманщик.
     Князья было  вскочили,  зашумели:  "К  оружию!"  -  и...  опустились на
скамьи. Зураб хрипло выкрикнул:
     - Я  покоряюсь воле  нашего царя  царей.  Но  пусть  здесь останутся по
крайней мере на неделю Липарит и Мухран-батони.
     - Уж не ты ли меня здесь удержишь?  Знай, Мухран-батони сами приходят и
сами  уходят,  когда считают нужным.  Я  уеду на  рассвете.  Не  сомневаюсь,
благородный  Липарит  пожелает  сопутствовать  мне.   Но  ты,  князь  Зураб,
приглашен в  Метехи не только Шадиманом,  но и  полководцами шаха Аббаса,  -
обязан остаться!  Кто знает,  не угодно ли судьбе,  чтобы ты услужил Метехи,
восстав против своего тестя?
     - О моей услуге ты,  Мирван, друг Саакадзе из Носте, скоро услышишь! Не
думаю,  чтобы пошла она вам на пользу, ибо силу моего клинка вы почувствуете
первыми!
     Мирван зарукоплескал.
     - Хорошо,  князь, напомнил! Давно желал спросить: удалось тебе выкупить
тех арагвинцев, которых Кайхосро Мухран-батони своим клинком в Гурию загнал?
     Зураб  побагровел и  угрожающе вскинул  кулак,  на  указательном пальце
блеснуло кольцо с боевым шипом.
     С  большим трудом  Шадиману удалось предотвратить схватку.  Он  вовремя
заметил, что все князья вооружены "боевыми" кольцами; без них, из уважения к
царскому трону, были только Мирван и Липарит.

     Уже солнце достигло зенита,  ко никто и не вспомнил о еде.  Князья явно
торопились обсудить  все  и  удалиться  в  свои  замки.  Они  согласились не
отступать от  принятых  ранее  решений,  согласились даже  помочь  конями  и
оружием  новым  царским  дружинам.  По  предложению  Бараташвили,  владетеля
Биртвиси,  обязались  не  направлять посланцев к  Теймуразу,  а  ждать,  что
предпримет кахетинский царь.
     Не  одного  Андукапара  озадачило,  с  какой  яростью  Зураб  отстаивал
интересы Картлийского царства.  Он  почти проговорился,  что опасается мести
Теймураза и  всеми способами готов не допускать его к  пределам Картли,  так
услужливо,  во  вред царству,  преподнесенной Георгием Саакадзе беспокойному
стяжателю чужих владений.
     Это и многое им высказанное,  а главное - намерение остаться в Метехи и
во  всем  помогать везиру,  успокоило Шадимана,  начавшего было  подозревать
измену.  "Нет,  какой  арагвинцу расчет  попасть  снова  в  лапы  Теймураза?
Царствовать над горцами песнопевец Зураба не допустит! А я?.. Дело покажет!"
- поспешил отделаться от неприятной мысли Шадиман.
     То  ли из гордости,  то ли из боязни насильственных действий со стороны
Шадимана и Андукапара, бестактно желавших удержать князей в Метехи как можно
дольше,  они, точно сговорившись, объявили, что не последуют примеру Мирвана
и  Липарита и,  как  было  назначено,  разъедутся ровно  через два  дня.  Но
грянувший веселый  звон  в  соборах  и  храмах  наполнил Тбилиси и  заставил
содрогнуться владетелей.  Они готовы были ринуться к  коням,  одобрив призыв
Палавандишвили: "Не медлить ни часа, ни минуты! Выбраться из Метехи!"
     И  тут  произошло непредвиденное событие,  потрясшее Шадимана.  Дверь в
"зал с оранжевыми птицами" распахнулась,  и стало видно, как стража опускает
копья  наконечниками  вниз,   а  в  зал  входит,  с  поднятыми  крестами,  в
торжественных одеяниях, духовенство.
     Впереди -  архиепископ Феодосий,  за ним Трифилий и  десять епископов и
архимандритов.  Феодосий, осеняя князей направо и налево крестным знамением,
оповестил:
     - Святой  отец,  католикос Картли  посылает вам,  князья  Картли,  свое
пастырское благословение и  радостную весть:  исконные враги Христа -  персы
изгнаны из земель Грузии. Богом данный царь, победитель Теймураз Багратиони,
воцарился  вновь  на  престоле  Кахети!  Да  восторжествует мир  над  уделом
иверской божьей матери! Да будет благодать над народом обоих царств!
     - Аминь! - подхватили остальные.
     - Да расцветут цветы дружбы и взаимного доверия! - проговорил Трифилий.
     - Аминь! - подхватили остальные.
     И  раньше чем  кто-либо успел опомниться,  духовенство так же  внезапно
исчезло, как появилось.
     Ледяное молчание сковало князей.  "Церковь признала царем  Теймураза!..
Бежать!  Как можно скорее бежать в  свои замки!..  Архиепископ Феодосий едва
удостоил царя Симона поклоном!..  А может, Теймураз уже сюда спешит? Бежать!
Бежать, пока не поздно!"
     Но страх перед Шадиманом,  а главное,  перед Зурабом, спосо