заморгал,  бросив умоляющий взор  на  смелого царевича.  Сам  он,
царь,  в течение многих лет так привык к подчинению Исмаил-хану,  что боялся
возле него даже кашлянуть.  А Шадиман, покручивая благоухающие амброй усы, с
нарастающим удовольствием разглядывал слегка  скуластое  и  слишком  упрямое
лицо царевича Багратида.
     Молчание длилось  довольно долго.  Исмаил-хан  выражал протест усердной
чисткой бирюзы на перстне.  Хосро-мирза,  полуприкрыв хитрые глаза,  подавал
хану  совет  не  лишать бирюзу приятного оттенка.  Наконец Симон понял,  что
должен, как царь, начать военный разговор.
     - Исмаил-хан, самый замечательный воин, - и, заметив ироническую улыбку
царевича,  -  и Хосро-мирза,  самый замечательный воин,  надо начать войну с
Георгием Саакадзе, сыном собаки.
     - Война,  мой царь,  с Георгием Саакадзе давно началась,  - голос Хосро
зазвенел,  как плитки серебра,  упавшие на мрамор,  -  горжусь,  что аллах в
своих  милостях  не  обошел  меня  счастьем сражаться с  Непобедимым.  Такой
противник возвеличивает пехлевана и веселит его руку, а с сыном собаки пусть
сражается Исмаил-хан, для этого не нужна особенно острая шашка.
     - Шах-ин-шах послал меня не для войны, - вскипел Исмаил-хан, - а...
     - Для  беседы?..  Не  скрывая,  отвечу:  для разговора о  делах царства
необходим особо отточенный язык,  -  одним свирепым взглядом не сразишь даже
муху!..  Шах-ин-шах  повелел мне  освободить тебя от  обязанностей советника
царя Симона и  направить с  крепостными сарбазами на  поле боя,  дабы ты мог
расправить залежавшиеся плечи,  а твои сарбазы -  застоявшиеся ноги. Главным
везиром при  царе  Симоне  Втором  грозный "лев  Ирана"  повелел быть  князю
Шадиману Бараташвили.  Ему  же  поручается подобрать свиту  царя  из  верных
"солнцу Ирана" князей. Велик шах Аббас!
     - Клянусь  Неджефом!  -  прохрипел  оскорбленный Исмаил-хан,  мечтавший
стать везиром в Метехи. - И я немало услуг оказал царю Симону!
     - Э, дорогой хан, что стоит услуга, которая уже оказана?
     - Князь Шадиман прав,  - засмеялся Хосро. - Сейчас тебе предстоит, хан,
оказать услугу Ирану. Ты отправишься с сарбазами в Носте.
     - Бисмиллах!  Не попал ли в мои уши кусок пустыни? Почему меня на самый
опасный край?
     - Ты считаешь, хан, конуру сына собаки опасной?
     - Дозволь мне, светлый царь, выразить свои скудные мысли.
     - Говори!  Князь  Шадиман всегда  полезное советовал.  -  Симон  как-то
преобразился.  Ведь избавление от Исмаила равно счастью вырваться из объятий
назойливой старухи.  Из  ничего вырастет волшебный цветок надежды!  Опять  с
веселым,  изысканным Шадиманом.  -  Говори,  говори, князь, и знай: я слушаю
тебя, как... как... отца.
     - Мой  Симон,  не  вспоминай  царя  Баграта,  -  просительно проговорил
Хосро-мирза.  -  Он хоть не в Метехи почувствовал вкус ножа или яда, но тоже
случайно  в  лесу  споткнулся  об  услужливый  пень,  названный  застенчивым
летописцем "камнем". Нам же сейчас нужна живая память о прекрасной Гульшари.
Твоя сестра, моя родственница, слава аллаху, еще жива!
     "Необходимо направить мысли  царевича на  путь  войны,  иначе  он  весь
Метехский замок вывернет наизнанку,  -  подумал Шадиман.  - Багратиды все из
одного  бархата выкроены,  но  сшиты  разными нитками.  Этот  бесспорно сшит
змеиными жалами".
     - Так вот,  мой светлый царь,  мой царевич,  не советую я идти в Носте.
Однажды я  допустил такую ошибку,  и  Иран получил злейшего врага,  а  князь
Картли -  достойное наказание.  Должен с  болью в  сердце признаться:  Носте
ничем  не  напоминает конуру.  Это  мощное логово железнокогтистого "барса".
Дразнить его сейчас не время,  и так предстоит кровавая борьба. И еще: такой
дальновидный полководец, наверно, ждет нас и уже приготовил угощение. И еще:
в  Носте тайные ходы  в  четыре стороны Картли,  и  даже  если удастся взять
замок,  -  кроме каменных плит,  ничего не  обнаружим.  Для  этого не  стоит
жертвовать двумя-тремя  тысячами.  Не  лучше  ли  направиться Исмаил-хану  в
помощь Иса-хану?
     - В Кахети? Нет, там опытный Иса-хан... может остаться недовольным.
     - Лишняя сила не  помешает,  мой царевич.  Раньше остального необходимо
покончить с Теймуразом. Надоел.
     - Я  так же подумал.  Исмаил-хан,  повелеваю:  сегодня же в  Кахети!  -
полный радости от возможности избавиться от хана и гордясь властью,  повысил
голос Симон. - Немедля в Кахети!
     - Слава аллаху,  я  еще не  ящерица,  чтобы карабкаться на стену.  Семь
ворот закрыты.  Сколько ни искали начальников ворот,  все до одного сгинули.
Не иначе, как шайтан их на ужин утащил.
     - Шайтан - сомневаюсь, но Саакадзе - возможно.
     - Наглецы бежали? Кто позволил?
     - Заверяю,  не  я,  мой царь...  В  таких случаях верные люди открывают
ворота,  бесшумно выскальзывают и,  закрыв их с наружной стороны, исчезают с
ключами. Я амкаров по железному делу искал - тоже исчезли.
     - Выходит,  мы заперты?  Раньше в  малой крепости,  теперь в большой...
Опять в плену у Саакадзе? Тоже надоело.
     - Не  беспокойся,  мой  царь,  я  нашел  среди сарбазов мастера,  велел
переделать все замки.  И потом ты забыл про мою подземную дорогу,  но сейчас
не  мы,  а  Саакадзе у  нас в  плену.  Дигомские ворота приказал не трогать,
оттуда пожалует наш "барс".
     - Нет,  князь,  Саакадзе на  твой крючок не клюнет.  Необходимо мне без
промедления  выступить.  Раз  ворота  открываются,  сегодня  пошлю  гонца  в
Ананури: или Зураб согласен, или с ним сражусь! Велик шах Аббас!
     - Войско твое,  царевич, как пожелал, из Марабды вышло. Завтра подойдет
к  стенам Тбилиси.  Жду  твоего повеления впустить сарбазов тоже.  Или одних
минбаши? Еды здесь на двадцать тысяч вряд ли найдется.
     - Одних  минбаши!  Это  тем  правильнее,  что  я  после  ответа Зураба,
иншаллах, выступлю. Еду по дороге достанем.
     "Бережет Тбилиси, - с удовольствием подумал Шадиман. - Надо выпроводить
Исмаил-хана: постарается доносами вернуть себе расположение шаха".
     Подробно обсудили план  обороны  Тбилиси  и  наметили цепь  заслонов за
стеной города.  Здесь Хосро показал свое искусство стратега и, заметное лишь
для  Шадимана,  желание  уберечь Картли  от  разгрома.  Особенное восхищение
вызвал  его  совет:  не  выпускать из  Тбилиси никого из  церковников,  пока
католикос всенародно,  в  Мцхетском соборе,  не  благословит царя  Симона на
царство.
     За  полуденной едой,  сдобренной тончайшими винами,  Хосро состязался с
Шадиманом в  остроумии и  умении  пить  не  пьянея.  Буйная радость охватила
Симона: "В Метехи! Только в Метехи жизнь!"
     Но  Исмаил-хан  мрачнел,  ему совсем не  улыбался поход в  Кахети,  где
нельзя дать волю своим вожделениям,  ибо  там  шах Аббас намерен посадить на
трон ужасного скорпиона, Хосро-мирзу.


        "ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ"

     Тбилиси занят  врагом!  Кизилбаши топчут плиты  Сиона!  На  Дидубийском
ристалище,  где  миджнур Шота  Руставели положил у  ног  царицы царей  Тамар
божественный свиток - "Витязь в тигровой шкуре", ревут персидские верблюды.
     Не  в  бою,  не  в  отважном поединке пал стольный город.  Измена князя
Шадимана Бараташвили повергла картлийское знамя к  стопам "льва Ирана".  Кто
из грузин забудет день,  когда в  ножнах плакали шашки!  "Измена!" -  кричат
ослепшие сторожевые башни Нарикала.  "Измена!"  -  с  отчаянием подхватывают
Махатские холмы.  "Измена!" - стонут скалистые Сололакские отроги. "Измена!"
- с болью отдается в Дидгорских горах.
     Измена!  Но разве впервые изменяют князья?  Что ж  поражает так Георгия
Саакадзе?  Что?  Судьба.  Не  он  ли в  Исфахане прибегал к  изворотливости,
подготовляя торжественный въезд  в  Тбилиси царевича Хосро?  Но  разве Хосро
въехал?  Он выполз вслед за "змеей" из-под земли,  непрошеный, нежеланный. А
если так,  то  не  следует ли  помочь Хосро снова очутиться в  Исфахане?  Но
очутится ли?  Кто поможет Георгию Саакадзе?  Где искать войско? Имеретинский
царь обнадежил,  но почему-то медлит. Может, тоже выжидает. Неужели перестал
устрашаться Самегрело?  В  деревнях Картли собирают последние дружины.  Всех
брать неразумно:  война продлится не  меньше двух лет,  а  поля не  засеяны;
нельзя обрекать народ на голод, - и воевать без хлеба и вина нельзя. А кони?
Где взять корм,  если не засеять долины?  Выходит, пожилые должны остаться у
очагов,  и  мальчики до  пятнадцати лет  пусть крепнут для будущих войн.  Не
успокоятся ни персы, ни турки, пока нас не победят или пока мы не изгоним их
совсем. Войско!.. Год только бы продержать персов на чембуре... Тогда и царь
имеретинский Александр объединит три царства и...  Сколько ни кружись, все к
тому же столбу приходишь, где привязал свои мысли, - войско!
     Если бы собрать воедино конницу,  которой командовал Георгий Саакадзе в
течение двадцати лет, образовался бы огромный серо-бело-черно-золотой поток.
Сейчас Саакадзе нуждался в ограниченном числе клинков и коней.  Он задыхался
при  одной мысли,  что уже Средняя Картли находится в  пределах досягаемости
персидского огня.  Если бы сердце могло седеть, то в эти дни оно поседело бы
у Георгия Саакадзе.
     А  "барсы" не  переставали возмущаться.  По  их  разумению,  надо  было
схватить  Шадимана  в  Тбилиси  и  бросить  в  башню  больших  преступников.
Познавший любую  степень измены,  он  собой  заменил ключи семи  ворот.  Без
"змеиного" князя  персы  сами  не  нашли  бы  выход  из  тайного подкопа под
Ганджинскими воротами и не ворвались бы в сердце Картли.
     - Ворвались  бы!   Наша  сила  похожа  на  короткую  бурку,  -  как  ни
растягивай,   коня  не  закроешь.  Благодарите  анчисхатскую  божью  матерь,
покровительницу витязей,  что  не  Зураб  захватил  власть  над  Тбилиси,  а
Шадиман.  Как  только  Барата  начал  усиленно меня  уговаривать,  я  тотчас
заподозрил князей  и  решил  спасти Тбилиси.  Видите,  князь  сдержал слово:
Тбилиси цел.  И в Носте не пойдет,  страшится за Марабду.  Но главное - не в
Тбилиси дело,  он будет мною закрыт,  как сундук с пойманными лисицами. Надо
лишь  выждать,  пока  Хосро  уберет  оттуда  пять...  скажем,  четыре тысячи
сарбазов.  А он уберет,  ведь против него Теймураз и Зураб.  Давид Строитель
много лет без Тбилиси царствовал в  Картли и Имерети,  и прежде земли Грузии
обратно от сельджуков отвоевал,  а  потом изгнал из стольного Тбилиси прочно
засевших эмиров. А какую борьбу выдержал Строитель с собственными феодалами!
Один Липарит Орбелиани стоит Шадимана и в придачу Зураба.  -  Саакадзе вдруг
поднялся. - Кажется, гости отдохнули и сюда направляются.
     Как туман с  утеса,  сползла озабоченность с лица Саакадзе.  Он радушно
встретил вошедших первыми Гуния, Асламаза и Квливидзе.
     Утро разгоралось.  Клубы облаков напоминали шатры,  раскинутые на синей
долине.  Внезапно один  из  распавшихся шатров  превратился во  вздыбленного
льва,  -  так показалось Эрасти,  и  он  ускорил шаги,  направляясь в  покои
Мирвана  Мухран-батони  и  Иесея  Ксанского,  просить пожаловать на  военный
разговор.
     "Не раньше как через полчаса явятся князья,  -  подумал Саакадзе, - как
бы ни торопились,  вековая спесь верх возьмет".  И  велел пригласить Вардана
Мудрого.
     По  просьбе  Саакадзе  купец  не  без  удовольствия повторил рассказ  с
начала.  Он с  трудом добрался до Моурави.  Уже по всем дорогам от Дигомских
ворот  расставлена Хосро-мирзой скрытая и  открытая стража.  Даже  из  Гурии
караваны не идут,  - убытков много, а прибыли нет. Крепостцы и замки князей,
дружественных персам,  тоже стражей усилили.  Юзбаши и  онбаши по приказанию
царевича оказывают любезность и  вежливо просят насыщать сарбазов до  глаз -
значит и их,  - и подарки раздать - значит и им. И вот - кизилбашей много, а
баранов нет.  В  Тбилиси на  выбор  ворота для  Моурави откроются,  лишь  бы
пожелал прийти и  выгнать персов.  Тоже  бараны,  хоть  и  кизилбаши.  Князь
Шадиман майдан объезжал,  морщился:  "Лавок много, а товара нет!" Пустота не
понравилась,  как будто его сердце полно!  Приказал открыть лавки,  и  вот -
продавцов много, а покупателей нет.
     Немало ценного узнали азнауры от смелого старосты майдана.
     - Вот что,  мой Вардан,  ты еще отдохни, потом призову тебя. Есть план,
если не устрашишься, услугу Картли окажешь и сам разбогатеешь.
     - Благодаря тебе,  Моурави,  всем уже  разбогател,  а  если для царства
нужно - страх сумею в хурджини запрятать.
     - Такие слова,  Вардан,  мне нравятся.  Пойдем опорожним чашу атенского
вина!  -  и Папуна,  избегая приятной беседы,  как он называл военный совет,
увел Вардана.
     Князья застали азнауров раскаленными добела. Азнаурам не терпелось.
     - Даже кони ржут, застоялись! - кричал Квливидзе.
     - Что кони?! Мне ночью показалось - я ржать начал! - уверял Гиви.
     Князья подхватили дружный смех.
     - Когда начальники говорят о войне,  -  тепло сказал Мирван,  - хорошо,
если смех прерывает серьезную беседу.
     Но Димитрий не разделял мнение князя;  подвинувшись,  он шепнул в самое
ухо Гиви:
     - Еще такое скажешь - полтора часа твои цаги давить ногой буду!
     План Саакадзе приняли единодушно.  Уже не было сомнения:  Хосро закроет
проход к Нижней Картли, и Иса-хан расправится с Кахети.
     - Я такое скажу,  - вдруг заявил Мирван: - Моя фамилия решила на помощь
Теймуразу не идти.
     - Ты прав,  Мирван, - согласился Иесей, - у него и так с излишком своих
и наших князей;  пусть отбивают собственного царя,  -  для нас он не отец, а
отчим.
     - А вы что скажете, азнауры?
     - Скажу,  Георгий,  без анчхабери,  - выпрямился Квливидзе, - мы ему не
бурка! Когда холодно - в нее кутаются, а при жаре куда попало сбрасывают.
     - Мне до Кахети дела нет.  Столько уговаривал кахетинских азнауров, что
сам цвета пепла стал.
     - Прав Гуния!  И  еще  прибавлю:  раз такой отважный полководец у  них,
пусть изволят без нас шашками махать!
     - Мы им не шуты, чтобы перед конем Теймураза на руках танцевать.
     - Хорошо  Даутбек  сказал,   на  этом  и  порешим,  -  строго  произнес
Квливидзе.
     - Народ  жалко,   -  задумчиво  проронил  Дато,  глаза  его  затуманило
воспоминание о Греми.
     - При чем народ?  Народ тоже должен иметь башку:  посеял шаири, а хочет
собрать победу!
     - Вот  Дато настаивает,  что я  в  шаири мало понимаю.  Все же,  думаю,
Димитрий прав:  на  поле  битвы  бешеный рев  верблюдов больше полезен,  чем
нежный лепет гурий!
     - Молодец Гиви! - поощрительно опустил руку на плечо "барса" Георгий. -
Рад,  мои друзья:  ваше решение подтверждает мое. Сегодня прискакал гонец от
царя Теймураза.
     - Гонец?
     - Кто такой?
     - Как пробрался?
     - Придворный азнаур Лома...  Видно,  нарочно азнаура прислали -  думают
смягчить наши  сердца.  Не  легко было гонцу:  дороги от  Марабды до  Кахети
сарбазами  забиты.   Надеется  Лома,   отсюда  мы   с   войском  будем   его
сопровождать... Раньше хочу выслушать вас, потом ответ дать.
     - А в Кахети что сейчас? - равнодушно спросил Мирван.
     - Огонь.  Кахети почти не  осталось.  Уверяет Лома,  что  царь как  лев
дерется,  но Иса-хан,  как ежа, ловит его на крючок неожиданностей. Теймураз
пишет  мне,  будто  я  один  могу  противостоять боевым ухищрениям Иса-хана,
просит забыть перед лицом опасности распри и победой навек закрепить дружбу.
     - До  Марабдинского поля об этом обязан был думать!  Разве первая битва
не показала,  что лишь тебе,  Моурави,  по плечу война с  шахом Аббасом?  Но
попробуй разгроми Иса-хана с  большим искусством,  и  Теймураз тут же  вновь
надменным царем станет:  "Мы возжелали..." Нет! Нельзя и не можем шаирописцу
помочь, пусть к Зурабу обратится... Почему подлый сосед заперся в Ананури?
     - Почему,  князь Иесей?  Предполагаю,  с Шадиманом сговорился;  недаром
один  княжеский дружинник моему  сказал:  "Теперь мой  батони Квели Церетели
влиятельнейшим князем стал, сиятельный Шадиман без него не дышит".
     - С азнауром Асламазом я согласен,  пускай Зураб выручает тестя.  Разве
не  из-за  глупой гордости кахетинского царя погиб мой  славный отец,  глава
рода Мухран-батони? Как смеет рассчитывать на нашу помощь?
     - Вижу, разногласий меж нами нет. Сегодня же отпущу Лому, устно передам
и  на бумаге закреплю наш ответ.  Лживым посулам царя не верю.  Если бы умел
ценить слово,  давно бы изгнали врага. Об этом все. Дато, начертай мой ответ
и  вручи  Ломе.  Я  его  не  удостою второй  беседой,  ибо  в  лихолетье он,
влиятельный азнаур,  много  способствовал расколу между  азнаурами Кахети  и
Картли.
     - Найдешь Лому у моего деда.
     Дато молча вышел: "Да, Георгий прав, и другие правы, но народ жалко..."
     За  два  дня  вырешили многое.  Власть над  Картли и  знамя  полководца
доверили Моурави.  Знали:  трудное дело  сейчас  воевать,  когда  враг,  как
клещами, сжал горло, - знали и надеялись на Георгия Саакадзе.
     Не дожидаясь утра,  освещая себе путь смолистыми факелами,  разъехались
князья и азнауры: "Не время гостить".
     Выехали на свои стоянки Элизбар, Пануш, Матарс, выехал и Димитрий.
     Только Дато,  Даутбека и  Ростома задержал Саакадзе.  С  ними он  долго
обсуждал способ поднять хевсуров,  пшавов и  других горцев на войну с  Хосро
без  согласия Зураба  Эристави,  под  чьей  властью они  очутились благодаря
Теймуразу.  Для этого раньше всего предстояло лишить персов подземной дороги
к  Тбилиси.  Это  вынудит Хосро или выйти за  пределы городских укреплений и
открыто сражаться с Моурави, или последовать примеру Исмаил-хана и засесть в
Тбилиси надолго.
     Нельзя сказать,  что Вардану надоело гостить в  Носте,  но он несколько
беспокоился:  конечно, Нуца под защитой пасечника, которого Шадиман наградил
кисетом с марчили, а Исмаил-хан - почти новым шелковым халатом и ферманом на
неприкосновенность дома Нуцы;  но  все же  в  персидском стане и  муравью не
безопасно... Гурген тоже ждет, когда отпустит его Моурави, и уедет к семье в
Гурию.  Богат Гурген и  может хоть год для вида торговать,  а  на самом деле
беречь  товар  и  монеты  до  оживления Тбилиси...  Приятно щекотало Вардана
милостивое внимание к  нему  Моурави.  Гурген жил  в  доме Ростома,  а  его,
Вардана,  Моурави  пригласил в  замок  Носте.  С  Папуна  можно  хоть  месяц
говорить,  скуке не будет места на тахте.  А еда!  А вино! А покровительство
благородной Русудан!  Но надо торопиться, Нуца одна среди врагов. Тут Вардан
так и застыл,  словно пораженный стрелой: "Как же он вернется? В Тбилиси его
схватят или совсем не впустят... ведь ворота закрыты!"
     В  сильном волнении застал Эрасти купца.  Два  раза  пришлось повторить
телохранителю,  что  Моурави и  азнауры Дато,  Даутбек и  Ростом ждут его на
беседу.
     - Ну как, мой Вардан? Отдохнул немного? - приветствовал Саакадзе купца.
     - Спасибо, Моурави, отдохнул, но не успокоился: Нуца одна.
     - Напрасно-тревожишься,  госпожа Нуца храбрая,  и Шадиман ее в обиду не
даст.
     - Шадиман?  -  вытаращил глаза купец. Ему льстило, что Моурави госпожой
называет Нуцу,  но имя страшного князя бросало его в жар.  - Может, Моурави,
думаешь - к Шадиману пойду?
     - Зачем тебе кланяться, - ты ему нужен, и он сам уже о тебе вспомнил.
     - На что я ему, Моурави? - таращил от изумления глаза Вардан.
     - Торговлю поднять. Сам рассказывал: Шадиман пустым майданом недоволен.
И  прав,  нельзя весы благополучия бросать,  потом трудно будет тебе собрать
гири царства.
     - Опасно,  Моурави.  Если товар свой привезу,  персы,  как крысы халву,
растащат.
     - Не  посмеют.  Шадиман воспретит:  знает -  без  торговли город мертв.
Потом свой товар пока не вези, я из запаса ностевского базара дам. Заработок
пополам,  мне  монеты для войны нужны...  Не  торопись,  раньше все доскажу.
Прибыль  неспроста получишь.  Пять  верблюдов нагрузишь:  трех  -  бархатом,
парчой,  шелком;  одного -  башлыками,  шалями и цаги, а пятый верблюд пусть
тащит дешевый това