княжне?
     - Почему? Разве новость, кого должен выбирать царь?
     - Луарсаб Второй сочетается браком, с кем он желает, и докажет силу царской власти...  А ты, Георгий, забылся: я могу возвысить и могу уничтожить... Как посмел со мной говорить, словно с неразумным юношей? Или дарованная власть давит голову? Так знай: на что пал взор Луарсаба Второго, то больше никому не принадлежит... Я напомню князьям время, когда цари носили корону без многочисленной помощи... Кому не нравится будущая царица, может оставить Метехи. Не боюсь! Уйдете в замки? Не дадите помощи в войне, бороться будете? Не боюсь! Сам рыцарь, сумею отстоять честь Багратидов... Кто против, пусть уходит, открыто хочу знать, сколько у меня друзей...
     Луарсаб поднялся и гордо покинул бушующий зал...
     - Унизить достоинство царя!
     - Угрожать владетелям!
     - Не допустим!
     - Такого царя насильно надо учить!
     - К оружию!
     - Тише, тише, светлейший Баграт говорит!..
     Луарсаб распахнул окно. Все поставлено на нарды... А вдруг порешат заключить в Кавту? Луарсаб вздрогнул, схватил шашку и рванулся к потайной двери.
     - Посмотрим. Войско мое у стен Метехи, вскочить на коня и... дать волю дружинникам... Но Георгий с ними, неужели изменил? Нет! Этого не может быть, а если?.. Тогда я один против всех, и посмотрим, умею ли я быть царем.
     - Тише, тише, светлейший Баграт говорит...
     - Господин, княгиня за дверью ждет, слово имеет...
     Сандро изогнулся. Андукапар поспешно, держась стены, вышел.
     - Царица послала, предупреди... Луарсаб знает о совещании у Шадимана, все имена знает... потому войско собрал... Зураб у стен Метехи стоит...
     Шершавое стекло светило настороженно. Андукапар отделился от изразцов и повернул в зал...
     - Тише, тише, доблестный Нугзар говорит!..
     - Довольно говорили! Нугзар словами не удивит, действовать надо!
     Андукапар дернул тестя за рукав:
     - Князь, умерь неуместный гнев... Мы в ловушке, предупреди Симона.
     Шадиман качнулся. Так вот каков царь Луарсаб II!
     - Уступить! Во всем уступить! Иначе через час в подземелье очутимся...
     - А Мухран-батони,  Эристави наверху ходить будут,  -  прошептал Андукапар. - Слышишь разговор Нугзара?
     - Я тоже не хуже скажу - предупреди наших. Сражение сейчас проиграно, но это начало, конец за нами...
     - Если кричать будем, серьезного решения не примем, и потом... Георгий, ты показал мужество, князья должны такое оценить, но... лучше, если без тебя обсудим...
     Саакадзе направился к выходу. Баака чуть склонился:
     - Друг...
     - Уже распорядился, царский удар в тамбури откроет ворота.
     - Пора знать царя, не изменит решения. Что можем сделать? Уйти в замки? Слышали, царь не боится... Слишком сильный, сейчас войском любим... Думаю, поддержкой шаха Аббаса заручился... Война с собственным царем? Что славного в такой войне? Потом... Заранее скажу, шах не допустит унижения царского достоинства. Должен откровенно заявить, хотя я и против неравного брака, но против царя не пойду. Еще некоторые могущественные князья не пойдут...
     Луарсаб чутко прислушивался. Мягкий ковер заглушал нервные шаги. Он твердо решил защищать свое право на звание независимого царя.
     - Тише, тише, Шадиман говорит...
     Луарсаб оглянулся.
     Нестан белее облака...
     - Прости, царь, за смелость, но почему не принимаешь мер? Разве от крика князей не дрожат стены? Разве шакалы доброе замышляют?
     - Я все предвидел... Но я докажу Грузии, что достоин меча Багратидов.
     - Кто смеет сомневаться? Но ты один против всех! Царь, они сейчас в твоих руках...
     Луарсаб шагнул вперед, пристально, вглядываясь в горящие зрачки.
     - Говори... Кто послал?
     - Моурави... Не теряй лучшее время, через час может быть поздно...
     - Поздно, Нестан?
     - Царь! Царь! Сейчас все в твоих руках, можешь навсегда освободиться от надзора князей... будешь единым... Сейчас может случиться великое. За стеной стоят верные дружины, Моурави и Зураб ждут... Только ударь в медный тамбури, ворота откроются, ни один враждебный тебе князь не выйдет отсюда. Захватишь их владения, объединишь разрозненную Картли, укротишь князей... Царь, о мой царь! Не медли, именем Тэкле умоляю...
     - Что говоришь? Тэкле будет любить предателя?!
     - Не предателя, а повелителя, такой случай больше не повторится... Умоляю, ударь в тамбури, шире открою окно... О, если бы смела сама. Вот, вот молоток, возьми, царь, совсем легкий, каждый день таким ударом слуг зовешь... Возьми, царь, только руку поднять...
     - Да, да, надо решиться. Избегну междоусобия, распри, мщения, брошу непокорных в подземелье и спрячусь за щит Великого Моурави...
     - О царь, идет гроза! Молоток! Железный молоток! От него по всей Картли гул пойдет!..
     Луарсаб судорожно сжал золоченую ручку.
     "Один удар, сюда ворвется Моурави, и... я останусь один... Да, да, сейчас ударю по владетелям замков Картли... Кровавый Луарсаб Второй... предатель, заманивший князей на... на смотр войска, иначе они не приехали бы без дружин... Но тогда получу Тэкле. Тэкле - мое счастье, жизнь, слава!.. Мать! Да, она с Шадиманом... его первого надо убить... Убить всех, и сразу конец... Как великий шах Аббас - воткнуть шашку в рот первому советнику. Так погиб Муршид-Кулихан, возведший на престол Аббаса, так погибнет мой учитель, и я тоже останусь великим Луарсабом... Сразу конец... Как тяжела рука..."
     - Скорее, скорее, царь, - задыхалась Нестан, - о, уже поднял руку. О мой царь! Вот, вот тамбури... Куда смотришь, царь? О, о, о... Рука опустила молоток. Мы все погибли! Сюда идут!
     Нестан рванулась к стене.
     Шадиман вошел радостной, легкой походкой.
     - Могущественный царь, мне, доблестному Нугзару и Андукапару удалось сократить языки и руки сумасшедших князей... Ты должен простить... Привыкли, с древности пользуются правами вмешиваться не в свое дело... Пора знать: Шадиман не мог воспитать слабовольного царя...
     - Шадиман, дорогой Шадиман...
     Луарсаб весь дрожал, сгибались колени, к вискам прилипли мокрые волосы. Он нервно схватил голову Шадимана, осыпал лицо поцелуями. Вмиг отхлынуло пережитое... Опять все по-старому: хорошо, весело, без братской крови, без жестокостей к преданным князьям... Шадиман прав - нельзя сердиться, с древних времен привыкли... Этого следовало ожидать, не на русийской царевне женюсь.
     Шадиман пристально смотрел на Луарсаба, на разорванный ворот куладжи и перевел взгляд на молоток, на прижавшуюся к стене мраморную Нестан... Да, уступить, во всем уступить, спасти власть князей, но последний ход в "сто забот" за нами...
     - Царь, ты выронил молоток, может, хотел распорядиться приготовиться к смотру войска?
     - Ты прав, дорогой Шадиман... Вот и Нестан просит разрешения княгиням присутствовать на смотру... Хорошо, Нестан, я доставлю тебе удовольствие видеть любимого Зураба в боевом вооружении.
     Нестан гордо выпрямилась:
     - Я видела любимого Зураба в боевом вооружении, когда князь, как и вся Картли, бросился на зов Моурави к Сурамской долине...
     У себя в комнате Нестан, обессиленная, упала на ковер... Все кончено, все пропало! О, какой план у Георгия! Уничтожить противников, уничтожить власть  враждебных князей,  только  царь,  Эристави,  Мухран-батони и Цицишвили... Она, Нестан, первая княгиня в замке, после царицы первая... Зураб вместо Шадимана... Нестан сжала пылающую голову... Все цари слабы, разве Луарсаб знает, что потерял? За Шадимана, словно малолетний за ленту матери, держится... Постепенно ее мысли приняли более тревожный характер... Царь Шадиману расскажет или сам начнет мстить. За... заговор, хотя бы и в интересах царя... Тогда изгнание? Ананури... Расстаться навсегда с Метехи, где выросла, где каждый камень дорог. Пусть Ананури - город владетелей Эристави, но разве там кипит жизнь? Разве там борьба за первенство? Нет, нет! Только бы не покинуть Метехи...
     Она вздрогнула. Тихо стукнула дверь, вошел молодой князь Кайхосро, в руках - груда белых роз.
     - Госпожа, царь приветствует прекрасную Нестан и просит принять розы в знак признательности...
     Нестан радостно тряхнула золотыми кудрями: опять все по-старому - весело, легко, не надо думать... Все по-старому: беэ крови, без изгнания, опять в Метехи...

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

     Сначала тихо, придушенно ползли по дорогам, городам и деревням темные слухи. Неизвестные люди, таинственно оглядываясь, шептали страшные слова. Вначале от шептунов шарахались, потом стали испуганно прислушиваться.
     На майданах шныряли мрачные старики:
     - Люди, молитесь за царя, за Картли, большое несчастье идет.
     Распустив седые космы, хитрые старухи поднимали к небу гнойные, слезливые глаза, грязными ногтями царапали шершавую грудь и жалобно выли. Вокруг "пророчиц" собирался народ.
     - Вай ме, вай ме! Не будет больше сиять небо, налетела туча. Колдунья обнажила клыки, закружила свой глаз, подняла хвост, и дрожит от ее гнева Табакела. Вай ме, вай ме! Косматый каджи зашагал по уступам скал, блестит нагрудный топор, стучат алмазные зубы... Вай ме, вай ме! Крепко сидят на земле прислужницы колдуньи, напоили нашего светлого царя любовным напитком. Люди, люди, молитесь за нашего чистого ангела царя!
     В церквах, монастырях неизвестные люди щедро оплачивали молебны за "здравие"  царя.  Неурочный  колокольный  звон  тревожил  беспокойным любопытством.
     В духанах неизвестные люди щедро угощали всех желающих. Лились пьяные слезы, тяжело падали угрозы врагам возлюбленного царя.
     - Не допустит народ ведьму овладеть сердцем доброго, как бог, царя. Разрушит народ козни колдуньи...
     В придорожных духанах полубезумные мествире, дуя в гуда, выплясывали сумасшедшие танцы, призывали народ послушать о злобствующих чинках.
     Уже громко причитают женщины, уже точат шашки мужчины, уже не смолкает колокольный звон. В переполненных церквах люди обливают слезами иконы, молят защитить царя от надвигающейся опасности.
     Деревни вокруг Мцхета особенно наполнены тревогой. В первопрестольном Мцхета вдруг, от неизвестной причины вспыхнул пожар, в Сасхори пропало стадо овец, в Ничбиси задушены в люльках три младенца, в Дзегви женщина родила хвостатую тройню, а в Ниаби церковная стена треснула накануне Нового года...
     Крестятся крестьяне, заслышав в ночи стук копыт.
     Угрюмо смеется Черный башлык:
     - Сколько деревень наши люди и мы объехали, ни один человек ночью не вышел посмотреть, кто скот пугает, кто огонь разбрасывает.
     - Боятся! Ночью хорошо, ночь всегда тайну бережет, - рассмеялся Сандро.
     И скачут два всадника все дальше, тревожа и запугивая доверчивый народ.
     Боязливо оглядываясь на обгорелую церковь, шепчутся крестьяне:
     - Плохо о Черном башлыке говорили, а он монеты на починку церкви дал.
     - На месяц о здоровье царя молебен служить заказал.
     - Священнику тоже три марчили подарил.
     - А Сандро, племянник добрый Кето, как о царе беспокоится!..
     - Люди, люди! Богу крепче надо молиться.
     - Богу непременно, а черту тоже...
     - Что ты говоришь, мествире? Разве можно рядом ставить?
     - Зачем рядом ставить? Бог сам свое место хорошо знает.
     Мествире,  любимец тбилисских амкаров, осушил рог, вытер рукавом серебристые усы и посмотрел на всех прищуренными глазами.
     - Почему в праздник не веселитесь? Почему всем верите? Лучше о веселом черте послушайте, потом гуда для танцев раздую.
     Аральцы плотным кольцом окружили рассказчика.
     - Вот, грузины, раньше люди близко к небу стояли, счастливое время и для камней и для деревьев было. Тоже ходить умели, с людьми говорили, дружно жили. Человек в яблоке нуждался, дерево подходило, качалось, и яблоки в платок сами падали. Если в золоте или в серебре нуждались, от камней свободно получали.
     Хорошо жили без хлопот, дерево и камни для людей работали, человек тоже к ним доброе сердце держал. Только черт хвост чешет, не любит, когда спокойно. Глаза сон гонят, уши мягкими стали, испугался черт, к богу побежал.
     Богатый замок бог имеет. На потолке звезды золотым виноградом растут, на стенах разноцветные рыбы плавают, на полу ковры из роз спят, на тахте - подносы с вином и сладостями, на окнах вежливые птицы вместо сазандари поют, на лунном мангале ни шашлык, ни шампур не обгорает.
     Сад тоже имеет, только скрывает, яблоню бережет.
     В буйволятниках голубых буйволов кормит, в конюшнях трехглазых "раши" учит. Поле тоже имеет, марани тоже, большое хозяйство держит. Месепе крылья носят, не любит бог, когда медленно кушанье подают.
     Только черта в замок не пустил, боялся: что вору нужно? Ночь темная... Черт снаружи в глазах замок крутит, хвостом на птиц машет и такое начал:
     - Великий бог из богов, ты все хорошо придумал, только одно забыл... Разреши мне, батоно, хорошее дело имею...
     - Имеешь для собственного удовольствия, твой характер слишком хорошо знаю... Однако не хочу лишний разговор о моей несправедливости слышать, ступай и сотвори, что можешь.
     Очень веселый отскочил от неба черт, только одной вежливой птице успел хвост выдернуть... Туда, сюда покрутился и как раз на большой сбор камней попал: царя себе выбирали. В то время камни совесть имели, пока не выберут, сами не навязывались... Долго спорили, кричали, первый раз подрались, потом сразу успокоились. Золотой камень на каменный престол уже залез, тут черт смех бросил:
     - Не знаю, батоно, в каком месте ум держите: выбрали золотой камень, потому что красиво блестит, а не догадываетесь о волшебной силе кремня. Подождите, батоно...
     Ударил черт хвостом - саман, кизяки, дерево в большую комнату побежали. Схватил кремень и железняк и три раза стукнул их головами. Как из-под подков, искры полетели, конечно, в дом тоже попали, сразу огонь целоваться стал.
     Очень удивились камни, люди тоже побежали. Языком огонь до леса достал, поле тоже захватил, сад тоже... Когда дальше побежали, люди жареных зверей, печеные фрукты нашли. Стали пробовать, и зубы от удовольствия оторвать не могут. Тогда каждый спешил домой горячие угли утащить, после разную еду готовить... Чурек тоже пекли... Огонь дальше побежал, уже половину земли закрыл. Забеспокоился бог, призвал черта и сердито спрашивает:
     - Ты что сделал? Какое несчастье выдумал? Зачем любимую птицу испортил?
     Засмеялся черт, хвост языком попробовал:
     - Напрасно сердишься, бог, разве я не осчастливил людей? Посмотри, как любят огонь, берегут, ночью не спят, боятся, погаснет.
     Бог еще больше рассердился.
     - Сам прекрасно вижу, но это их несчастье. Теперь для внушения страха и уважения я еще сильнее должен огонь создать.
     Тут бог схватил рыбу, молнией вниз бросил, схватил голубого буйвола - гром упал. На первый раз убило десять человек. Закрутил черт уши и к себе побежал, только еще одной вежливой птице успел хвост выдернуть.
     Но бог на этом не успокоился и крепко наказал виновников огня. Камни и дерево навсегда свои права потеряли. Ходить и есть не смеют, говорить тоже...
     Но только черт хорошо придумал. Какое удовольствие сырой шашлык жевать? Лунного мангала не имеем, виноград, даже простой, на потолке не растет... Только напрасно рыба и голубой буйвол с неба летели, за огонь люди драться будут...
     Мествире лукаво подмигнул.
     Черный башлык осадил коня, распахнул бурку.
     - Глупостями народ забавляешь. Чем о вежливых птицах беспокоиться, лучше держи марчили и расскажи о невежливых лисицах, пролезающих в царский замок, и о здоровье светлого царя чаще в церкви вспоминай. Разве не знаешь, о чем народу сейчас надо думать?
     Мествире пристально посмотрел на Черного башлыка. "Саакадзе прав, - думал он, - князья народ запугивают, на нехорошее толкают. Что ж, мествире тоже средство знает затупить стрелы собак".
     И пошел мествире дальше, раздувая веселую гуда, предсказывая свадебный пир.
     Но боязливо оглядываются крестьяне, больше верят в плохое:
     - Горе нам, что теперь будет?!
     Молва ширилась, бежала, летела: конечно, царя опоили. Недаром чубукчи "железной руки" видел в метехском марани прыгающих сатанят, а на серебряной башне три дня просидел нахохлившийся филин.
     Уже не стеснялись, гудели деревни, уже не скрывали тревогу города. И не только в Картли, но и по всем грузинским царствам и княжествам росло возмущение выбором царя.
     Все беспокойнее становилось при выездах Луарсаба из Метехи. Толпы с плачем падали ниц, целовали ноги коня, молили царя быть осторожным, остерегаться народного возмущения, остерегаться неслыханного дела. Никто открыто не говорил, но Луарсаб чуствовал угрозу, и тревога за любимую росла.
     "Но почему? Народ радоваться должен, из незнатных царицу беру. Почему же плач над Тбилиси повис?!"
     Шадиман мимоходом рассказывал о нарастающем в народе неудовольствии и советовал Баака увеличить стражу.
     Через стены в Метехи вползал страх,  придворные тихо передавали слышанные новости, многие княгини под разными предлогами покидали царский замок.
     Луарсаб задумался - и однажды ночью Баака тайно провел Дато в царские покои... Через час закутанный в бурку всадник мчался в Кватахевский монастырь.
     Настоятель Трифилий, конечно, осведомлен о состоянии умов Картли, для него также не тайна, кому Луарсаб обязан народной "нежностью".
     Но если Шадиман такой мерой надеялся отторгнуть царя от неравного брака, то светлейший Баграт и Амилахвари были рады случаю захватить трон.
     Настоятелю Трифилию был не по душе скупой и жестокий Баграт с титулом царя и по счету шестой. Потом у Баграта тяготение к Шиомгвимскому монастырю, давно ведущему борьбу с Трифилием за первенство во влиянии на дела Картли. Значит,  влияние и  власть Кватахеви может пасть с царем Луарсабом. Обеспокенный Трифилий с нетерпением ждал, когда о нем вспомнит царь. И вот совсем "неожиданно" в Метехи приехал настоятель Трифилий.
     Шадиман насторожился, но благополучие монастыря прежде всего, и монах не преминул на совете попросить у Луарсаба отписать монастырю Варалейский лес, необходимый для расширения монастырского хозяйства. Даже князя удивила смелость монаха.  Лес славился молодыми оленями и  считался доходным государственным имуществом. Луарсаб понял, на каких условиях духовный отец окажет  помощь.  Скрыв  радость,  Луарсаб  нарочито пытался высказать неудовольствие, и обманутый двор не препятствовал тайной их беседе.
     На следующий день царь на совете заявил, что считает неудобным отказать монастырю и после венчания исполнит просьбу отца Трифилия.

***

     Совещание у католикоса длилось целый день. Католикос считал необходимым поддержать царя, уже сидящего на царском престоле, а не мечтающих о такой возможности. Епископы, архиепископы и митрополиты думали точь-в-точь, как думал католикос, и, снабженный благословением, синклит поспешно разъехался.
     Беспокойно проходила зима, шумно началась весна.
     Первый колокол должен был ударить из Кватахевского монастыря. Поэтому Трифилий, прискакав из Тбилиси, призвал к себе столетнего монаха и приказал старцу во имя спасения церкви увидеть сон. На следующее утро старец, прижимая к груди перо, вылез из кельи и дрожащим голосом поведал монастырю о благости, ниспосланной ему богом через архангела Михаила...
     Поспешный звон притянул в Кватахеви покорную паству. Окутанный синими клубами ладана, старец, подняв лучезарные глаза и белоснежное перо, повторял свой "светлый" сон.
     Перезвоны монастыря подхватили медные голоса картлийских храмов.
     Митрополиты, архиепископы и епископы, спешно призвав священников, приказали служить благодарственное молебствие и в прочуствованных проповедях объявить пастве о чудесном сне благочестивого старца и оставленном ему светлом знаке - белоснежном пере архангела Михаила.
     Мартовские ветры разносили по Картли весть о чуде святого монастыря. Торжественно гудели колокола. Церкви размножали весть о божьей благодати.
     "И сказал господь бог архангелу Михаилу: спустись на грешную землю и передай мое