вая одновременно все происходящее в духане.
     Проворные парни по условным знакам величественного Пануша сновали между сидящими, вовремя обменивая пустые кувшины на полные, лихо ставили перед купцами большие глиняные чаши с дымящимся чанахи - кусками баранины в пряном соусе, с особой ловкостью подавали цоцхали - живую рыбу, только что брошенную в кипящую воду, и подкидывали горы лавашей. Не менее проворно, но не с очень большой точностью высчитывали суммы за съеденное и выпитое и ловко опускали в глубокие карманы подаренные монетки.
     Дверь то и дело открывалась и закрывалась: выходили, пошатываясь, засидевшиеся, бодро входили новые.
     - Эй, Пануш, новостей нет?
     - Почему нет? Молодой барашек, сациви...
     И снова со стойки скатывались на тарелки сочные яблоки, пунцовые сливы, абрикосы, покрытые пушком. Под острым ножом распадался тяжелый сыр, роняя соленые слезы. Весело ложилась около него свежая зелень. Тут же в пузатой бочке подпрыгивала, поблескивая красными и черными пятнышками, форель, точно сама рвалась в кипящий котел.
     В духан вошли двое в нахлобученных остроконечных папахах и в длинных чохах с откидными рукавами. Оглядев буйных посетителей, они пробрались в самый дальний угол.
     И сразу между ними и подлетевшим парнем установились холодные отношения. Поставив перед скупыми "обезьянами" кувшин простого вина, парень больше не замечал пришедших. Но зато пришедшие замечали все и пытливо вглядывались в каждого посетителя. И пока они, скучая, потихоньку выплескивали под скамью прокисшее вино, внизу, в сводчатом подвальчике за наглухо закрытыми дверями, лилась счастливая беседа.
     На низкой деревянной скамье, поджав под себя ноги, сидел Керим. В красивом, богато одетом купце, изысканно поддерживающем тонкими пальцами трубку кальяна, трудно было сейчас узнать каменщика Керима, некогда слонявшегося в отрепьях по исфаханскому майдану.
     Против него сидели счастливые дед Димитрия и Горгасал. Они в сотый раз расспрашивали Керима - один о своем внуке Димитрии, другой о сыне Эрасти.
     Керим терпеливо, без конца повторял рассказ о хорошей жизни ностевцев в Исфахане и уверял, что теперь осталось недолго ждать старикам встречи с храбрыми "барсами". Керим передал старикам четыре кисета с монетами, два тюка с подарками и просил не выходить из подвальчика, пока Пануш не придет за ними. Сам же Керим сейчас вернется в духан, он должен разыскать азнаура Квливидзе и передать ему кисет с золотыми туманами и поклон от непреклонного Георгия Саакадзе.
     - Зачем искать? Квливидзе в Тбилиси, сегодня видел его мсахури. Я сказал, ночью в "Золотом верблюде" ждать будем.
     - Без монет Квливидзе в Тбилиси не покажется.
     - Мсахури говорит, шерсть привез продавать.
     - Шерсть продавать? - удивился Горгасал. - Откуда взял? Спасибо Шадиману, Квливидзе в одной бурке остался.
     Пообещав старикам завтра встретиться в "Золотом верблюде" и еще вкуснее поужинать с ними, Керим поднялся по каменной лесенке вверх.
     Когда Керим, обогнув стойку, вошел в духан, он в первый момент из-за пара ничего не мог разглядеть. Но двое, сидящие в углу, сразу заметили его. Более молодой быстро поднялся и, подойдя к Кериму, шепнул:
     - Ага Керим, прошу к нашему столу, дело есть.
     И когда Керим, подозрительно оглядывая сидящих, опустился на скамью, старший вкрадчиво спросил:
     - Ага Керим, тебе князь Саакадзе ничего не передавал для азнауров?
     - Ничего, - удивленно поднял брови Керим. - Бедный купец не смеет поднимать взор на высокого князя, отмеченного благосклонным вниманием шах-ин-шаха.
     - Что ж, очень жаль. Напрасно Саакадзе забывает старых друзей. Из-за него "змеиный" князь Шадиман разорил мой богатый замок. И вот теперь я угощаю тебя сухими словами, не приправленными дорогой едой и душистым вином.
     Керим поспешил заказать яства, и вскоре новые знакомые с неимоверной жадностью поедали все подаваемое на стол. Они повеселели, захлебываясь, рассказывали о нетерпении азнауров, ожидающих возвращения Георгия Саакадзе. И тогда много крови придется пролить надменным князьям, много земель вернуть ограбленным азнаурам.
     Внимательно слушал Керим, пристально вглядываясь в собеседников.
     - Получил сведения - один исфаханский купец должен привезти мне монеты и поручение от Саакадзе. Думал, что этот купец ты.
     Керим все же колебался.
     - Высокочтимый азнаур, удостой мой слух твоим именем. Старший наклонился к Кериму и прошептал:
     - Квливидзе.
     - Да будет благословенна наша встреча, - быстро сказал Керим. - Можешь спокойно доверить мне знак и азнаурские вести для Георгия Саакадзе.
     - Вести хорошие - тайно вооружаем всех, кто умеет держать оружие. Когда Саакадзе подойдет к Соганлугским высотам, пусть, как раньше условились, зажжет огонь на сторожевой башне. С азнаурскими дружинами навстречу выедем. Замок Шадимана первым разрушим... Или у Георгия новый план?
     - Ага Саакадзе не считает нужным посвящать купца Керима в свои планы, - уклончиво ответил Керим.
     - Тогда, может, передал, как поступать... распустить дружины или еще ждать?
     - Аллах подсказывает мне совет - держите воинов на конях.
     - На конях? А где монеты взять? Саакадзе обещал золото с купцом Керимом и бросил слово на ветер.
     - Слава аллаху, ага Саакадзе всегда верен своему слову, - сказал задетый Керим. - Вот, высокочтимый азнаур, - и, вытащив тугой кисет, передал старшему собеседнику. - Когда удостоишь меня условным знаком верности Георгию Саакадзе и люди признают в тебе азнаура Квливидзе, еще получишь персидское золото.
     Поспешно пряча кисет, старший таинственно зашептал:
     - Тебе, Керим, советую больше говорить на майдане о скором походе шаха Аббаса на Индию. Пусть князья спокойно охотятся на фазанов.
     - Дозволь напомнить, высокочтимый азнаур, знак от тебя жду.
     - Здесь опасно, лазутчики Шадимана шныряют, как шакалы, пойдем с нами, у одного амкара остановились, свой человек.
     - Удостой назвать имя амкара.
     - Сиуш!
     Керим поднялся.
     - Я готов следовать за тобой.
     - Вместе выходить опасно, я выйду первым, буду ждать тебя и молодого азнаура у Сиуша, - проговорил старший, надвигая на лоб островерхую папаху.
     Выйдя из духана, Шадиман, - а это был он, направился через метехский мост в замок.
     Немного подождав, Керим, сжимая в складках персидского плаща рукоятку ханжала, направился к выходу вместе с чубукчи Шадимана.
     Но Шадиман, все рассчитав, забыл о случайностях, часто расстраивавших самые продуманные планы.
     Распахнув дверь, Керим и чубукчи столкнулись с плотным азнауром, обвешанным богатым оружием, но в старой чохе.
     - Ты что толкаешься, позолоченный ишак?! - зарычал азнаур.
     - Осмелюсь заметить, ты первый толкнул меня, - вежливо посторонился Керим.
     - Что?! Я толкнул?! Повтори еще, я тебе устрою рай Магомета.
     - Батоно, я тороплюсь...
     - Торопишься?! Почему знаешь, ишачий сын, может, у меня минуты нет лишней, а ты меня задерживаешь у дверей.
     - Осмелюсь заметить, батоно, ты загородил дверь.
     - Я?! Ты что же, воробьиный помет, в неучтивости меня обвиняешь?! Весь Тбилиси знает, что я первый рыцарь! - рявкнул азнаур, схватив намеревавшегося пройти Керима за плечо. - Эй, кто еще здесь не знает меня?!
     И одновременно с разных концов духана закричали:
     - Победа, азнаур Квливидзе!!
     - Будь здоров, азнаур Квливидзе!!
     - Пожалуйста, дорогой, к нашему вину!
     - Почему к вашему? Мы ближе сидим!
     Керим побледнел, быстро обернулся, но чубукчи Шадимана нигде не было, он точно растворился в густом паре.
     Керим поспешно шепнул:
     - Я от Георгия Саакадзе вести привез.
     Квливидзе откинулся, молча посмотрел в глаза Кериму и еще яростнее зарычал:
     - Что?! Теперь шерсть моих овец хочешь купить? А кто тебе продаст? В этом году новые чохи ткут для моей стражи. О шерсти с моим мсахури торговаться будешь, а мой долг научить тебя азнаурской вежливости: пять тунг вина выпьешь. Что? Мусульманину нельзя?! Тогда семь проглотишь. Магометане любят семь. Семь и пять всегда двенадцать, по числу ваших святых имамов... Эй, Пануш, пришли двенадцать тунг красного, которое всегда пью.
     И под одобрительный хохот Квливидзе поволок Керима в середину духана.
     Пануш незаметно кивнул юркому парню. Тот, угодливо изгибаясь, подлетел к Квливидзе:
     - Батоно, здесь места мало, просим в другую комнату, там гуляют все азнауры.
     Квливидзе, не выпуская Керима, как бы насильно поволок его за стойку, но, очутившись в темной комнате, они скользнули в глубокую нишу и по крутой лестнице спустились в сводчатый подвальчик.
     Обменявшись взглядом с юрким парнем, Пануш самодовольно подумал: "Так лучше, от царского замка, кроме убытка, ничего не вижу, а от купцов, кроме пользы, тоже ничего не вижу".
     Пануш мысленно похвалил себя за удачное устройство в "Золотом верблюде" глубокой ниши и сводчатого подвальчика. Такое умное помещение сделало его "Золотой верблюд" излюбленным духаном купцов, имеющих тайны. А где тайны, там золото, а где золото, там всегда духанщику весело...

***

     Мягкая ночь расплывалась над заснувшим городом. В домиках, прильнувших к цитадели, словно орлиные гнезда к утесу, гасли поздние огоньки. В дремотной тишине плескалась затихшая Кура. Только в узких окнах Метехского замка желтоватыми бликами мерцали сторожевые светильники.
     Из "Золотого верблюда" доносились приглушенные взвизги зурны. Мягкая ночь располагала к веселью или к доброму сну. Но Шадиман, поглощенный своими мыслями, уже видел приближение другой ночи. "Мое предположение оказалось правильным, - подумал озабоченный Шадиман, сняв фальшивую бороду и швырнув ее через мост, - мог бы не утруждать себя беседой в этом пахучем "Верблюде"... И чем там только дышат торгаши? Конечно, открыто брать купцов Ирана и бросать в яму не полезно сейчас... Хотя все эти купцы - лазутчики шаха и, что еще хуже, - Саакадзе... Пытки Высокой башни развяжут язык этому Кериму. Можем узнать веселые новости".
     Начальник метехской охраны князь Баака Херхеулидзе по старой привычке обходил замок, проверяя посты.
     В полумгле вырисовывались силуэты караульных копьеносцев. Они молча вскинутыми пиками приветствовали проходившего мимо начальника.
     Баака хмурился - ни одного часа спокойного. То персидские купцы в коже турецких беков, то турецкие беки в коже персидских купцов. То Вардан Мудрый с наклеенными усами бродит по замку, то Шадиман с наклеенной бородой бродит по майдану. То князья шумно точат мечи на азнауров, то азнауры тихо точат шашки на князей. То княгиня Гульшари в темных коридорах поджидает Луарсаба, то царевич Кайхосро в светлых переходах поджидает княгиню Гульшари.
     Баака даже сплюнул; вот проклятое время: то начальник Баака целую ночь мучает охрану, гоняя по всем углам замка и Тбилиси, то охрана всю ночь мучает начальника, сообщив собачьи новости. Спит ли в этом замке кто-нибудь спокойно?! Спит, мутака на моей тахте! Баака злобно посмотрел на луну, мягким серебром обволакивающую башенки и кипарисы Метехского замка, посмотрел на качающийся в лунных лучах фонарик и уже намеревался повернуть в дворцовый сад, как вдруг перед ним, словно из-под земли, вырос Шадиман.
     - Гуляешь, дорогой?
     - Чтоб черт так гулял! - раздраженно ответил всегда спокойный Баака.
     - Кто сегодня так сильно тебя огорчил?
     - Ты лучше спроси, кто когда-нибудь меня радовал?
     - Как, а разве наш светлый царь Луарсаб не веселит твои глаза?
     - Веселит, поэтому целыми ночами скучаю по темным углам.
     - Ты самый верный друг царя Картли, хочу, дорогой, с тобой посоветоваться об очень важном деле.
     Баака насторожился и решил: о чем бы ни попросил Шадиман, сделать наоборот.
     Шадиман взял под руку Баака, и, гуляя по чинаровой аллее, понизил голос:
     - Сегодня узнал о намерении Саакадзе шумно войти в Тбилиси. Придется сильные укрепления возвести. Как думаешь, стоит ли просить царя посетить высоты, где князья решили возвести башни? Мне кажется - не стоит. Я, Баграт и Андукапар сами выберем выгодные места.
     Баака покосился.
     - Царь должен знать рубежи будущих боев.
     - А я думал, ты другое посоветуешь, - разочарованно протянул Шадиман, и, помолчав, продолжал: - Тогда, друг, тебе придется удвоить охрану и самому ни на час не покидать Метехи.
     Баака еще больше насторожился и угрюмо произнес:
     - Незачем удваивать охрану в замке, когда царь выезжает. Моя охрана - верный щит в дороге, она должна сопровождать царя.
     - Как хочешь, дорогой, но я думаю, охрана Баграта не хуже твоей охраны.
     Перепуганный Баака мысленно решил сопровождать Луарсаба лично с усиленной охраной, но, не дав заметить свой испуг Шадиману, насмешливо сказал:
     - Пока ты узнавал в "Золотом верблюде" о шумном возвращении Саакадзе, в Метехи не менее шумно прискакал гонец с посланием от Теймураза Кахетинского.
     Шадиман подумал: "От этого начальника не только в золотом, но и в живом верблюде не спрячешься". И с деланным равнодушием произнес:
     - Наверное, Теймураз опять просит помощи против шамхала.
     - Просит, только на этот раз царевну Натиа себе в жены.
     И Баака, махнув рукой, стал подыматься по каменной лестнице на зубчатую башню.
     Заложив руки за спину, Шадиман зашагал по аллее. Под его ногами тихо поскрипывал песок. Он взвесил услышанное в "Золотом верблюде" и в лунном саду Метехского замка и решил действовать на этот раз стремительно и без промаха.
     Час спустя в комнату Шадимана, завешанную персидскими коврами, осторожно вошли князья.
     Раздосадованный неудачей с Керимом, Шадиман язвительно высмеивал Андукапара, в течение четырех лет получавшего от Керима "точные" сведения о Саакадзе.
     Андукапар с перекошенным от злобы лицом то вскакивал и бегал по комнате, то бросался на тахту, яростно сжимая рукоятку шашки.
     - Сколько золота передал Андукапар этому разбойнику Кериму, целый монастырь купить можно! - сокрушался скупой Баграт.
     Шадиман; игриво постукивая по крышке перламутрового ящика, наслаждался злобой одураченных князей, но упорно скрывал свои неудачи. Он открыл крышку и, вынув кисет, высыпал золото.
     - Я узнал твои монеты и отобрал их у купца Керима. Отсчитай, дорогой Андукапар, свои, а остальные подари моему чубукчи, он помогал князю Шадиману, ради твоего прозрения, давиться жирной бараниной и кислым вином в "Золотом верблюде".
     Лицо Андукапара напоминало раскаленный медный котел. Он хрипло выкрикнул:
     - Долго сардар Саакадзе будет смеяться над князьями?!
     - Над терпеливыми долго, - медленно ответил Шадиман.
     - Что предлагаешь, Шадиман? - спросил Баграт.
     - Выход единственный - убрать с нашей дороги царицу Тэкле, сестру Саакадзе. Из любви к ней царь может неожиданно примириться с Саакадзе, а разговор царя с разбойником - смертельный удар по княжеской власти.
     Долго совещались три князя в полуночной тишине Метехского замка.
     Наутро чубукчи Шадимана, зевая, будто невзначай, проговорился копьеносцу, что не спал всю ночь, ибо святейший Баграт и князь Андукапар вздумали до утра пить вино у его господина Шадимана. Копьеносец, отделавшись от чубукчи, помчался к начальнику копейщиков. Таким образом Шадиман, когда ему было нужно, не раз обогащал осведомленность зоркого Баака.
     Узнав от начальника караульных копейщиков о тайном совещании Шадимана, Андукапара и Баграта, Баака решил неотступно сопровождать царя во всех его выездах.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

     По вьючно-аробному пути, тянувшемуся вдоль гор, медленно передвигалась арба. Переваливаясь через крупные камни, арба круто взбиралась на высоты, откуда виднелись серебристые зигзаги Куры, и с немилосердным скрипом скатывалась в лощины, перерезанные веселыми горными речками.
     Удобно расположившись на арбе и подгоняя буйволов хворостиной, дед Димитрия поглядывал на задремавшего Горгасала. Дед бережно поправлял солому, под которой лежало оружие, закупленное Керимом у старосты амкаров Сиуша.
     Он с гордостью думал о том, как ловко они провели с помощью Пануша тбилисскую стражу, незаметно на рассвете ускользнув из города. Вслед за ними, перекинув на конях хурджини с подарками Саакадзе и глубоко засунув в карманы кисеты с золотыми монетами, выехал из Тбилиси Квливидзе. Азнауру, конечно, было опасно оставаться в Картли, и он решил пробраться в Имерети - убежище всех тех, кто желал скрыться от бед.
     Дед Димитрия то тревожился, то успокаивал себя. А вдруг таинственный человек, выманивший у Керима монеты, прикажет свирепым гзири догнать Квливидзе?..
     - Э, не догонят, - подбадривал себя дед, - трудно догнать Квливидзе, особенно когда у азнаура в кармане кисет с золотом.
     Донесся конский топот, и дед резко остановил арбу. Горгасал сел, протирая глаза.
     - Молодец Квливидзе, скоро догнал, - кивнув на дорогу, сказал обрадованно дед.
     Поздоровавшись со стариками, Квливидзе просил их обо всем рассказать его семье: пусть не тревожатся, и пасхи не пройдет, как опять будут вместе.
     Прощаясь с Квливидзе, старики высказали ему тысячи пожеланий и наставлений:
     - Если пойдет дождь, пусть молния пролетит над твоей папахой и стрелой врежется во врага. Если змей с зелеными крыльями из пещеры вылетит, пусть святой Георгий пронзит его копьем раньше, чем змей дотронется до твоего коня, - и дед Димитрия трижды перекрестил Квливидзе.
     - Помни еще, когда будешь пробираться через Гуджаретский лес, особенно будь осторожен, не смотри назад, а если не вытерпишь и посмотришь, не останавливай коня на окрик молодой женщины с красными волосами. Это лесная женщина. Если будет просить в жены взять, не соглашайся, покажи крест, - на твоих глазах женщина в куст превратится. Если встретишь каджи с топором и каджи задаст три проклятые загадки, вежливо слушай, а тихо повторяй: цминда Петре, цминда Илия, цминда Гиорги. Если не поможет, - я думаю, не поможет, - тогда достань подкову, осторожно к хвосту коня приложи и подари каджи, он всегда любил железо. Сразу забудет про загадки, дорогу тебе покажет и всех зверей с твоего пути отведет, - и Горгасал, вынув из-за пазухи бережно завернутую в тряпку подкову, передал ее Квливидзе.
     Обняв стариков, азнаур отказался от предложенной еды, не оборачиваясь, поскакал и вскоре исчез за кустарником обрыва.
     Дед Димитрия плотнее прикрыл оружие и, взяв хворостину, вскарабкался на арбу.
     Старики свернули с дороги и поехали по зеленой лощине. Арба шумно пересекла ручеек, вползла на узкую тропу, скользнула одним колесом над обрывом, круто полезла наверх и с грохотом скатилась в овраг. Но стариков ничуть не тревожило такое путешествие. В эти дни они чувствовали себя помолодевшими, необходимыми для важного народного дела. И правда, последние три года дед Димитрия и Горгасал, не возбуждая подозрения, перевозили оружие, тайно изготовляемое тбилисскими амкарами и по приказу Саакадзе закупаемое Керимом, приезжавшим два раза в год в Картли.

***

     В момент цавкисского заговора на жизнь Георгия Саакадзе азнаурские дружины, по ложному приказу стянутые в Тбилиси, были разоружены и беспощадно разогнаны Шадиманом. Особенно жестоким преследованиям царской стражи подверглась любимая Георгием ностевская дружина.
     У ностевских дружинников отобрали не только оружие, но и земельные наделы. Им запретили охотиться, джигитовать, одеваться в одежды дружинников. Их разобщили, сделав каменотесами, гонщиками плотов, землекопами, не переставали подвергать жестоким преследованиям. Но покорились они только внешне. Били ли они по мрамору, или вздымали на цепях огромные бревна, или кружили каменные жернова, или на горных озерах высушивали соль, - распаленные ненавистью, они не переставали ждать возвращения Георгия Саакадзе.
     С каждым годом тайное брожение все больше охватывало деревни Средней Картли. Этому немало способствовали разоренные Шадиманом азнауры, приверженцы Саакадзе.
     Два года спустя после разгрома азнауров, десятого ноября, в день святого Георгия, азнауры встретились в дремучем ле