щими царицами.
     - Бисмиллах! Царь Георгий решил взять себе вторую жену?
     Шадиман выразил сожаление - бог христианский не отличается щедростью аллаха, поэтому христиане не могут иметь больше одной жены... Да и могущественный царь Русии вряд ли пожелал бы выдать двенадцатилетнюю царевну за повелителя, годного ей в отцы.
     Послы тревожно переглянулись. Шадиман, как бы не замечая замешательства ханов, продолжал:
     - Но даже если бы царица Мариам умерла, да продлит бог ее драгоценную жизнь, Георгию Десятому пришлось бы послать полцарства в подарок другому царю за юную царевну.
     Ханы с глубоким уважением посмотрели на картлийского царедворца. Эреб-хан, затягиваясь голубым дымом из кальяна, заявил, что в подобных случаях ни один царь иначе не поступает. Щедрый шах Аббас, уверенный в благосклонном ответе царя Георгия, уже заготовил поистине великолепные подарки для царской семьи и князей, сторонников шаха.
     - Если бы не природное любопытство, - заметил Шадиман, - я бы предложил великодушным ханам предоставить царям состязаться в щедрости, а самим предаться "усладе жизни", ибо беседа, приправленная вином, больше искрится.
     Ханы выразили готовность удовлетворить любопытство благородного князя, но Шадиман поспешно заверил, что собственное воображение уже нарисовало ему великолепный калым могущественного шаха Аббаса.
     После приличной настойчивости ханов Шадиман согласился поделиться своей догадливостью.
     С глубоким изумлением послы слушали Шадимана:  требование грузин превышало всякие ожидания. Первым опомнился Эреб-хан. Он холодно спросил, не ослышались ли ханы? Вооружение для пяти тысяч картлийских дружинников? Не для охраны ли границ от длиннобородых козлов?
     Шадиман удивился. Русийский посол князь Татищев лучше ханов пил, ему после четырех кувшинов память не изменяла... Он, Шадиман, высказал только свои мысли, о чем заранее предупреждал. У длиннобородых козлов было больше воображения, но на них никто здесь за это не обиделся.
     Карчи-хан сузил глаза и металлическим голосом предупредил, что и Иран не обижается на богатое воображение русийского царя, хотя Исфахану известны некоторые планы длиннобородых.
     Шадимана огорчило нелестное мнение послов: неужели он, князь Шадиман, решился бы беседовать с благородными ханами о незнакомых им предметах?
     Ханы поспешили уверить князя в своем восхищении его тонким умом и поинтересовались, известно ли Картли о не совсем правильном владении Годуновым русийским троном.
     Шадиман посоветовал не придавать этому значения, ибо все цари немного боком влезают на соблазнительное кресло, часто украшенное кровью отцов и братьев...
     Эреб-хан, пристально посмотрев на Шадимана, попросил утолить и его любопытство: за кого сватает Годунов свою дочь?
     Шадиман  с  большим  увлечением  ударился  в  подробности планов могущественного русийского царя, желающего соединить русийскую царевну с картлийским царевичем Луарсабом.
     - Церковь одна, неисчислимое приданое, для охраны царевны Годунов обещает стрелецкое войско, но когда много дают, надо быть осторожным, и мудрый царь Георгий, сославшись на юность Луарсаба, отложил переговоры на сто восемьдесят солнц: за это время выяснится, в какую сторону выгоднее Картли повернуть коня.
     Положение оказалось серьезным, и послы не знали, важнее ли добиться руки Тинатин, желаемой шахом только наперекор планам Годунова, или другим способом  добиться разрушения намерений русийского царя  внедриться в Гурджистан и... коварно подобраться к Ирану.
     Ничем не выдавая планы шаха Аббаса о совместной с Борисом Годуновым борьбе против Стамбула и о расширении торговых отношений между Ираном и Русией, Карчи-хан высказал восхищение осторожностью картлийского царя, не принявшего решения без совета великого шаха Аббаса, который, конечно, не пожелает породниться с нецарственным царем Годуновым. Картлийцам придется выбирать... А воображение мудрейшего князя Шадимана оказалось наполовину скромнее воображения шаха, но раз Картли больше не просит, невежливо послам быть навязчивыми. Только относительно вооружения шах будет настаивать на восьми тысячах: персияне любят это число... Оно поможет дальнейшим победам "льва Ирана" над турецким полумесяцем... А для царицы шах-ин-шах выбрал сам индийское ожерелье - каждая жемчужина подобна миндалю.
     - До нас дошло, - вставил Эреб-хан, - давнишнее желание царицы. Ведь царь Георгий другой женщине преподнес такое украшение... "Лев Ирана" решил успокоить царицу... Тебе, князь, особенно будет приятно лично известить царицу об этом...
     Эреб-хан молодцевато выпрямился.
     - Не меньше удовольствия доставляет мне, любезные ханы, лично передать вам решение царя: после привезенного калыма и грамоты на Лоре, скрепленной клятвой, подписью и печатью великого шаха Аббаса, царевна Тинатин будет готова к путешествию в Исфахан.
     Ханы запротестовали - они рассчитывали на удовольствие вернуться в Исфахан с царевной.
     Шадиман сослался на обычай Грузии, требующий не менее двух приездов макреби - свадебных посольств, - дабы соседние царства поспешность не сочли за пленение. Необходимо также приготовить приданое и свиту. А завтра для спокойствия князь Бартом передаст благородным ханам запись с перечислением обусловленного, ибо на память не следует рассчитывать: она изменяет чаще женщин.
     Эреб-хан, отбросив чубук, осведомился у Шадимана, не рассчитывает ли князь свитой Тинатин обогатить шаха?
     - Обогатить шаха можно только лишней женой, - со вздохом ответил Шадиман, - но я надеюсь, великодушный "лев Ирана" не будет препятствовать грузинкам изредка приезжать в Картли для личного уведомления Метехи о здоровье Тинатин.
     Глаза ханов скользнули по непроницаемому лицу Шадимана, и Эреб-хан выразил уверенность в уступке шаха понятному желанию царицы Мариам.
     Шадиман мягко  посмотрел на  серебряный месяц,  склонившийся над Махатскими холмами,  на нежную поволоку тбилисского неба и предложил опорожнить последнюю чашу в честь окончания свадебных переговоров. Он посоветовал получше отдохнуть ввиду предстоящей в честь благородных ханов большой охоты и состязаний на мечах молодых князей.
     Шадиман встал:
     - Да будет усладой ваш отдых под кровлею царя Картли.
     Ханы на любезный намек Шадимана об их полной безопасности рассыпались в ответных пожеланиях, но лишь Шадиман вышел, уныло стали обсуждать положение дел. Шадиман ясно дал понять: без обусловленного калыма Тинатин не выдадут и не разрушат союз с Русией.
     - Шах Аббас должен быть доволен, - докончил Карчи-хан.
     - Доволен? - переспросил Эреб-хан. - Знай, доверчивый советник: каждому правоверному безопаснее держать голову в шлеме, чем в шахском дворце.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

     Приготовления к отъезду Тинатин заканчивались. Маленькая Тинатин, вначале ощущавшая только ужас перед страшным шахом, под влиянием Шадимана стала считать себя избранницей бога, обреченной на жертву во имя родины, и твердо решила понравиться шаху и служить многострадальной Грузии.
     Георгий X, видя перемену в настроении Тинатин, еще больше проникся доверием к  Шадиману,  уже с  полной властью первого советника царя распоряжавшемуся в замке.
     Тинатин жадно впитывала в себя нежность Луарсаба и любимой подруги Нестан, проливавшей потоки искренних слез. Заметное внимание Луарсаба к Нестан тревожило Астандари: желтая лиса еще потребует обратно драгоценности Иллариона.
     - Она у меня как чирий на носу, - жаловалась Астан матери.
     Выслушав жалобу, Нино решила избавить дочь от напрасных неприятностей.
     Царица ухватилась за идею Нино не разлучать Тинатин с любимой подругой, тем более, что Шадиману тоже не нравилось внимание Луарсаба к Нестан.
     Над остроконечной башней бархатными лохмотьями закружились ласточки.
     - Хорошая примета, - прошептала, крестясь, мамка.
     Девочка быстро оглянулась: в узкую дверь осторожно протискивался Дато.
     Тонкая красота и беспомощность Нестан взволновала Дато. Он поцеловал рукав Нестан и проникновенно сказал:
     - Княжна, я видел твоего отца... Князь уехал в далекое путешествие, в страну голубого спокойствия, и я поклялся ему в верности Нестан Орбелиани.
     - А что еще велел передать князь? - тревожно спросила мамка.
     - Твоего младшего сына Иесэ... Он больше не нужен князю...
     Старуха побледнела, зашаталась, руки судорожно ловили воздух. Нестан испуганно бросилась к ней. Но мамка, выпрямившись, отвела Дато в сторону и с побелевшим лицом и сухими глазами дослушала рассказ Дато о гибели Орбелиани и ее двух сыновей.
     - Теперь особенно будь внимательна, благородная женщина, необходимо уберечь Нестан от гарема...
     Дато четко ронял слова, мамка понимающе наклоняла голову.
     - Слезами ноги Луарсаба оболью, Тинатин молить буду, но Нестан спасу... Передай Иесэ, пусть пока у тебя в Амши работает... Потом тайно может приехать в Метехи. Арчил хорошее сердце имеет, с нами всегда добрый.

***

     Теплое дыхание солнца едва шевелило белоснежные лечаки метехского сада. Чинара,  прикрываясь зеленым щитом,  тянулась к открытому окну. Царь машинально отломал ветку, повертел в руках и обернулся к князьям.
     - Значит, двадцать один? Да, да... Зураба Эристави не забыли? Газнели, Мухран-батони, Турманидзе... Молодого Цицишвили вычеркните, дурак усы перед самой поездкой подрезал... Да, да - значит, двадцать один?
     - Двадцать один, великий царь, никого не забыли, - сказал Бартом.
     - Осмелюсь доложить, царь, - робко начал Реваз, выполняя поручение Астан, - осмелюсь доложить, ты не записал ни одного Магаладзе. А Тамаз для Ирана усы только вчера красной хной выкрасил.
     - Я его не просил хну портить... Двадцать два - хорошее число, да, да... Запиши, князь, Георгия Саакадзе... Необходимо оказывать внимание отличившимся азнаурам...
     - Разреши сказать, царь, не будут ли в обиде князья? Саакадзе только недавно снял одежду простого азнаура.
     - Э, Шадиман, иногда простой азнаур лучше знатного князя думает...
     - Не смею оспаривать, царь, - улыбнулся Шадиман и подумал: "а иногда и лучше царя", но вслух продолжал: - Понравится ли шаху плебей в свите царевны Тинатин?
     - Тогда и мне следует обидеться... Разве шах не посылает ко мне одних пастухов? Я не хочу оскорбить советника шаха Эреб-хана, он много побед одержал, много пользы принес Ирану, но когда говорит со мною, едва сдерживаю желание спросить, сколько в его стаде было овец. Да, да... А Эмир-Гюне-хан? Не от него ли бежали мавры? И не он ли, сын пастуха, после взятия Еревана из простого сарбаза стал знаменитым полководцем? Еще многих могу назвать, дорогой Шадиман, если б была нужда, но ты, вероятно, уже понял? Да, да... Шах любит, когда ему подражают...
     - Царь, позволь выразить восхищение твоей мудростью...
     Дверь порывисто распахнулась, и в зал заседаний вбежал взволнованный Луарсаб.
     - Отец, ты даже мертвому мстишь. Не ведаю причин изгнания Нестан Орбелиани из Метехи в гарем.
     Георгий X после смерти Орбелиани даже почуствовал жалость к обобранной Нестан, но, возмущенный резкостью сына, упрямо ответил, что если царская дочь может жить в гареме, то и другим не позорно.
     Шадиман, одобряя благородство Луарсаба, напомнил о многочисленных лишениях Тинатин и о желании царицы утешить Тинатин, не разлучая ее с любимой подругой.
     - Оставь, Шадиман, ты совсем не знаешь моей сестры, Тинатин в слезах умоляет царя не губить Нестан, и... знай, Шадиман, многое я не скоро забываю.
     Оттолкнув Бартома, выронившего от неожиданности песочницу и гусиное перо, разгневанный Георгий X хрипло заявил, что не изменит своего решения. Луарсаб не успел произнести готовую дерзость: вошедший телохранитель, откашлявшись, доложил о приезде святейшего отца Трифилия.
     Шадиман быстро взглянул на покрасневшего Луарсаба.
     "Да, - подумал Шадиман, - будущий царь Картли многому успел научиться у меня".
     Трифилий, как всегда, вошел властной походкой, благословил царя, Луарсаба, а затем всех присутствующих и попросил не прерывать совещания.
     Георгий X в запальчивости ответил, что совещание закончено и отец Трифилий приехал вовремя, ибо наследника смущает дьявол, а духовнику Луарсаба надлежит бороться с нечистым наваждением.
     Трифилий медленно погладил бороду и заявил о смиренном желании всегда приезжать вовремя.
     Конечно, никто, кроме Шадимана, не догадывался о письме Луарсаба к настоятелю с просьбой немедля приехать "глубоко справедливого и чистого мыслями" духовника и взять под свою защиту маленькую Нестан.
     Никто не догадывался о быстром коне Элизбара, направленного в Кватахеви с  посланием и поручением рассказать настоятелю о трагической смерти Орбелиани. Дальновидный Трифилий, конечно, не отказал в такой просьбе наследнику, да и дело, по правде сказать, нечистое. Конечно, нельзя осуждать царя за желание избавиться от такого удовольствия, как дочь врага, но... в Картли цари слишком быстро сменяются, а Луарсаб хорошо запоминает обиды... И Трифилий благоразумно поспешил в Тбилиси.
     Шадиман, учтя положение, поспешно стал уговаривать царя уступить благоразумному желанию Луарсаба, но Георгий X упрямо не сдавался ни на какие доводы.
     Трифилий не вмешивался в спор и, только оставшись наедине с царем, резко осудил его несправедливость. Не Христос ли учил прощать врагам, а маленькая Нестан - только дочь погибшего врага. Или царь думает угодить церкви, отдавая магометанам христианку? Разве мало грузинам приходится жертвовать своими девушками? Зачем же еще навязывать, когда неверные даже не требуют.
     Еще многое говорил Трифилий смущенному царю, а наутро замок обсуждал победу Луарсаба и завидовал Нестан, получившей от царя в подарок маленькое имение. Иесэ быстро переправился в имение, названное "Патара (маленькое) Орбети", и с жаром принялся за управление, стремясь обеспечить доход на нужды Нестан.
     Дато, почистив шашку и надев новые цаги, отправился к Орбелиани.
     О чем говорил с Ревазом Дато - неизвестно, но Мамука уверял, что он, Мамука, с князем никогда так шумно не проводил время. А на следующий день, несмотря на шипение Нино, угрозы Мераба и обмороки Астан, а может быть, именно поэтому, Мамука послал в Орбети чубукчи Реваза с поручением отправить в Патара Орбети три семейства любимых слуг Иллариона, двести овец, шесть коней,  четырех буйволов и трех коров. Мамука воспользовался случаем преподнести уважаемому азнауру, которого лучше всегда иметь другом, кольцо с кораллом, навязанное сердитым греком.
     Так Нестан стала, хотя и не богатой, но независимой княжной.
     Так "барсы" оказали первую услугу княжне Орбелиани, впоследствии оспаривавшей первенство в Метехи.
     Так Луарсаб впервые столкнулся с  "барсами",  в будущем не раз скрещивавшими свои жизненные пути с путями Луарсаба II.

***

     - Как Георгий, живешь? Говорят, богатеешь в Носте?
     Саакадзе поблагодарил за внимание и рассказал удивленному царю о мерах, принятых им к процветанию своего хозяйства.
     Царь похвалил умного азнаура и, смеясь, осведомился, не очень ли огорчены ностевцы, что не принадлежат Магаладзе?
     Саакадзе с жаром заговорил о желании всех азнауров сплотиться вокруг царя. Бурей хлынули давно затаенные мысли.
     Конечно, царь не подозревает о растущей силе азнауров, и достаточно царю лишь захотеть использовать эту силу для объединения Картли, как все князья отступят перед царским решением и склонят свои мечи.
     И он раскрыл перед царем возможность противопоставить силе князей силу азнауров, за которыми пойдет народ. Ведь никто лучше таких азнауров, как ностевские, не знает нужды народа. Никто лучше не знает, какой ущерб приносит Картли отсутствие объединенного картлийского войска. Никто лучше не знает, как, словно железными тисками, сжимают горло Картли многочисленные рогатки князей, преграждающие дороги, за проезд через которые народ отдает последний грош.
     Разве князья могут противостоять единой воле народа? Разве не благо Картли - единая власть царя? Разве объединенная в одно царство Картли устрашится магоетан? Прикажи, царь, и... многое будет иначе... Жизнь за тебя, за Картли, за царевича Луарсаба отдам, не одну, тысячу тысяч жизней отдам!
     Картлийский царь некоторое время самообольщенно слушал страстную речь Саакадзе и наконец со вздохом произнес:
     - Еще не время, Георгий... Скажу, когда время придет... В Иран тебя нарочно посылаю, постарайся понравиться шаху... Посмотри, как царствует, какое войско имеет, как с Русией живет, все посмотри... Да, да, тебе верю, Георгий... Будешь преданным, князем сделаю, войско доверю... да, да, о большом думаю. При Давиде Строителе дидебули совсем короткие руки имели, желания тоже были скромнее, а теперь на всю Картли пасть открыли... Да, да, поезжай, крепко на Иран смотри, от Караджугая пример бери... Вернешься, снова буду с тобой говорить...
     Георгий X поднялся.
     - Царь, еще просьба... Девушка в Носте есть, вместе росли... раньше жениться думал, теперь, как мой царь прикажет...
     Царь пристально посмотрел на Георгия: если б любил, иначе просил бы. Что ж, могу оказать азнауру еще одну услугу. Да, да, нелюбимая жена и рыба без соли - одинаковый вкус имеют...
     Улыбнувшись своему остроумию, он серьезно сказал:
     - Нет, Георгий, не время еще жениться... Опять же не стоит жениться на глехи... Нугзар тебя любит, все в гости зовет, Мухран-батони благосклонен, подожди, станешь князем - княжну в жены возьмешь...
     Точно гора сползла с души Георгия. На мгновение мелькнуло - неправильно просил, но он решительно отбросил ненужное сожаление. "Не смею о личном думать, тяжелый путь впереди... Что ждет меня? Разве не открыты мои глаза? Зачем же допускать ошибку?"
     Не успел Саакадзе распахнуть дверь, на него хлынули тысячи вопросов друзей. Но Георгий отмалчивался. Зачем звал царь? Объявить о зачислении в свиту Тинатин...  Особо поручил оберегать царевну... А кто начальник посольства? Конечно, Нугзар Эристави...
     - Да, вот еще что, - сказал смущенно Георгий, - я просил у царя разрешения жениться... Отказал... Тебя, Дато, прошу сказать Нино... Не время, говорит, Георгий, жениться, для важного дела мной предназначен, а какое дело, обещал сказать, когда вернусь...
     Друзья переглянулись. Дато облегченно вздохнул: наконец у Георгия развязаны руки, отказа царя следовало ожидать. Не для дочери пастуха царь так высоко поднимает Саакадзе. Друзья единодушно согласились с Дато, только Димитрий неожиданно озлился на Даутбека.
     - Ты чем доволен? Может, Нино тысячи княжон стоит, может, ее слезинка дороже плача всех вдов Картли, может... Все вы ишаки, полтора дня не смейте со мной разговаривать.
     Схватив папаху, он выскочил на улицу. Поздно ночью не спавший Георгий слышал, как нетвердо шагал по двору тоже не спавший Димитрий.
     Царь собирал все средства для богатого приданого Тинатин. От введенного единовременного налога кряхтела вся Картли: из деревень сгоняли коней, верблюдов, от купцов тянули шелк и бархат, от амкаров - монеты.
     Царь знал: только богатым приданым, пышной свитой и блеском княжеского посольства внушит он уважение к Тинатин и обеспечит ей при дворе шаха Аббаса почетное место царственной жены...
     Нугзар тщательно готовился к поездке в Иран. Арагвская свита блистала дорогим оружием, тонким сукном и бархатом. Пятьдесят рослых дружинников на серых конях с зелеными чепраками сверкали молодостью и силой. Нугзар, показывая царю на главном метехском дворе свою свиту, говорил о своем давнем желании угодить царю Георгию, сыну Симона I, которому многим обязан, и просил принять в подарок для Тинатин пять верблюдов, нагруженных шелком.
     Но и остальные князья решили явиться к шахскому дворцу в блеске своей знатности и, соперничая друг с другом, заполнили Метехи богатыми подарками, пышными свитами,  бряцанием оружия, разодетыми дружинниками, шелковыми знаменами на золоченых древках.
     Царь с удовольствием осматривал великолепное посольство.
     Яркий день блестел на пышном караване. Звон Сиона расплыва