-в-Луне, захватив с собой Анну, которая очень  хотела
на него поглядеть. Вайо нуждалась в отдыхе, и  проф  уговорил  ее  уехать,
сказав, что она все равно будет связана с нами по телефону, а с  Гонконгом
необходим более тесный контакт по партийным  делам.  Я  взял  на  себя  ее
с_т_и_л_я_г_ со Слимом и  Хейзел  в  качестве  замов  -  это  были  умные,
толковые ребята, которым я мог доверять. Слим  с  благоговением  воспринял
известие, что я и есть "товарищ Борк" и каждый  день  вижу  Адама  Селена.
Партийная кличка самого Слима начиналась на букву "Ж".  Эта  упряжка  была
удачной и еще по одной причине: у  Хейзел  вдруг  стали  возникать  весьма
пышные округлости, и не только благодаря отменной кулинарии Мими -  просто
Хейзел достигла определенной точки на своей орбите. Слим был готов в любую
минуту переменить  ей  фамилию  Мид  на  фамилию  Стоун,  ожидая  лишь  ее
согласия. Пока же он с энтузиазмом занимался  партийной  работой,  которую
делил с нашей лихой рыжей девчонкой.
     Энтузиазм этот был далеко  не  всеобщим.  Многие  товарищи  оказались
бойцами только на словах. Большинство считало, что если драгуны-усмирители
ликвидированы, а  Смотритель  взят  в  плен,  то  и  войне  конец.  Другие
возмутились, узнав, какое низкое место занимают  в  партийной  иерархии  и
жаждали побыстрее избрать новую структуру во главе с собой. Они без  конца
трезвонили  Адаму,  надоедая  ему  бесчисленными  предложениями;   он   их
выслушивал, соглашался, убеждал, что такие таланты не должны пропадать зря
до выборов... и отсылал их ко мне. Не могу припомнить, чтобы хоть один  из
этих амбициозных деятелей не оказался нулем, когда я пытался проверить его
на конкретном задании.
     Работы было выше горла, а делать ее не хотел  _н_и_к_т_о_.  Ну  разве
кроме горсточки энтузиастов. Самыми  активными  оказались  те,  о  которых
Партия даже не подозревала. Но в целом лунари как в Партии, так и вне  ее,
не проявляли интереса к "патриотической" деятельности, если она не  влекла
за собой солидный оклад. Один сукин сын, отрекомендовавшийся членом Партии
(врал,  конечно),  подцепил  меня  в  "Малине",  где  располагалась   наша
штаб-квартира, и предложил заключить контракт на поставку пятидесяти тысяч
значков для "Ветеранов революции" с дореволюционным  стажем.  Клялся,  что
удовольствуется  самой  ничтожной  прибылью  (по  моим  подсчетам,   около
четырехсот процентов), я получу хороший кусок ни за что, а общество  будет
облагодетельствовано.
     Когда я послал его, он стал угрожать донести  на  меня  Адаму  Селену
(Моему лучшему другу! Ты меня еще узнаешь!) за саботаж.
     Вот и вся помощь, которую  мы  получили.  А  нуждались  мы  совсем  в
другом. Нам нужна была сталь  для  новой  катапульты,  много  стали.  Проф
поинтересовался - действительно ли необходимо делать для каменных снарядов
стальную оболочку? Мне пришлось напомнить ему, что  индукционное  поле  не
"схватит"   голый   камень.   Нам   нужно   было   изменить   расположение
баллистических  радаров  Майка   на   старой   катапульте   и   установить
допплеровский на новой. И то и другое было необходимо, так  как  мы  ждали
атаки из космоса на старую катапульту.
     Мы бросили клич - и получили двух добровольцев. А  нужны  были  сотни
механиков, которые не гнушались бы тяжелой работы в  скафандрах.  Пришлось
их нанимать и платить столько, сколько  потребуют.  "ЛуНоГоКо"  залезла  в
долги к Банку Гонконга-в-Луне; времени, чтобы  украсть  нужную  сумму,  не
было, к тому же большая часть ворованных средств переправлялась на Землю к
Стью. Наш преданный друг Фу  Мозес  Моррис,  ставивший  свою  подпись  под
многими нашими обязательствами, чтобы дело двигалось вперед,  разорился  и
начал все сначала с крошечной швейной мастерской в Конгвиле. Впрочем,  это
случилось позже.
     Купон  Администрации  упал  после  переворота  с  трех  к  одному  до
семнадцати к одному, и гражданские служащие взвыли, поскольку Майк все еще
платил им купонами. Мы заявили, что они вольны оставаться или  уходить,  а
тех, кто был  нам  нужен,  наняли  заново  за  гонконгские  доллары.  И  в
результате  нажили  немало  врагов,  которые  тосковали  о  славных  былых
денечках и были готовы всадить нож в спину новому режиму.
     Зерновые  фермеры  и  брокеры  тоже  ворчали,  так  как  выплаты   за
продовольствие у катапульты производились в  купонах  и  по  фиксированной
цене. "Не будем их брать!" - орали они, а представитель "ЛуНоГоКо" пожимал
плечами и отвечал, что дело, конечно, хозяйское, но  поскольку  зерно  все
еще идет Администрации на Терре (так оно и было), расплачиваться  за  него
мы можем только купонами. Так что берите их  или  грузите  свое  зерно  на
вагонетки и дуйте отсюда.
     Большинство  выбирало  деньги.  Все   бурчали,   угрожали   перестать
выращивать зерно и перейти на овощи,  или  волокнистые  культуры,  или  на
что-то еще, что будут покупать у них и гонконгские... Проф ухмылялся.
     Нам нужен был каждый бурильщик в  Луне,  особенно  добытчики  льда  -
обладатели тяжелых лазерных буров. Нам  они  были  необходимы  в  качестве
солдат. Нужда в них была такой жестокой, что,  невзирая  на  отсутствие  у
меня одного "крылышка" и потерю опыта, я подумывал, не вступить ли  мне  в
их ряды, хотя, чтобы орудовать большим буром, нужна немалая сила, а протез
- это не мускулы. Проф сказал, чтобы я перестал валять дурака.
     Тот фокус, который мы задумали, на  Терре  вообще  не  получился  бы.
Лазерный луч, несущий колоссальную энергию, прекрасно работает в вакууме -
а там он эффективен лишь пока достаточно  сконцентрирован.  Тяжелые  буры,
разрезающие горные породы в поисках "карманов" льда, должны  были  сыграть
роль  артиллерийских  батарей,  предназначенных  для  отражения  атаки  из
космоса. И корабли, и ракеты обладают электронными нервными  системами,  а
электронике очень не нравится, когда по ней лупят тугим лучом,  заряженным
бесчисленным числом джоулей. Если цель загерметизирована  (как  корабли  с
командами и большинство ракет), то все, что нужно - это прожечь в ней дыру
и вызвать внезапную декомпрессию. Если негерметизирована, мощный  лазерный
луч все равно поразит ее: выжжет "глаза",  заставит  потерять  управление,
изуродует все, что связано с электроникой, а нынче поди  найди  деталь,  с
ней не связанную.
     Водородная бомба с разрушенными цепями - это уже не бомба,  а  просто
корыто с дейтеридом лития, которое способно лишь развалиться при  падении.
Слепой корабль - бесполезный обломок, а не боевая единица.
     Но все это просто только на  словах.  На  самом  деле  лазерные  буры
никогда не  предназначались  для  поражения  целей,  удаленных  на  тысячу
километров или хотя бы на километр, а переделать их для прицельного огня -
работа, требующая времени. К  тому  же  артиллеристу  надо  было  обладать
непреклонным мужеством, чтобы не стрелять  до  самых  последних  секунд  в
цель, которая несется прямо на него со скоростью, возможно, два  километра
в секунду.
     Но ничего другого у нас не было, а потому мы  организовали  Первый  и
Второй волонтерские артиллерийские полки Свободной  Луны.  Два  полка  для
того, чтобы Первый поглядывал на Второй сверху вниз,  а  Второй  завидовал
Первому. В Первый  вошли  люди  постарше,  Второй  состоял  из  молодых  и
напористых ребят.
     Мы назвали  их  "волонтерами",  но  на  самом  деле  нанимали  их  за
гонконгские доллары - не случайно  за  лед  на  контролируемом  внутреннем
рынке продолжали платить обесцененными купонами Администрации.
     И вдобавок ко всему мы принялись разжигать страх перед угрозой войны.
Адам Селен выступил  по  видео,  напомнив,  что  Администрация  безусловно
попытается восстановить свою тиранию и что мы располагаем лишь  считанными
днями для подготовки отпора. Газеты цитировали его выступление и  печатали
собственные статьи - недаром мы еще до переворота обращали особое внимание
на вербовку журналистов. Лунарей  призывали  держать  свои  скафандры  под
рукой и проверять работу сигнализации, контролирующей атмосферное давление
в домах. Во всех поселениях были созданы добровольные  отряды  гражданской
самообороны.
     Из-за   частых   лунотрясений   кооперативы,    ведавшие    воздушным
обеспечением, имели при себе специальные бригады  "конопатчиков",  готовых
выступить  по  тревоге  немедленно:  несмотря  на  эластичный  силикон   и
стеклопластик, все поселения "протекали". В  Дэвисовых  туннелях  парнишки
помладше ежедневно производили тщательную проверку герметизации. Теперь же
мы   создали   сотни   аварийных   команд   "конопатчиков",   составленных
преимущественно из _с_т_и_л_я_г_, которых усиленно тренировали на  учебных
тревогах, заставляли торчать в скафандрах с открытыми  шлемами  все  время
пребывания на дежурстве и так далее.
     Ребята справлялись отлично. Но какие-то  идиоты  начинали  издеваться
над ними,  называли  "оловянными  солдатиками",  "адамовыми  яблочками"  и
другими прозвищами.  Какая-то  команда  занималась  учениями,  отрабатывая
строительство временного шлюза вокруг поврежденного  старого,  а  один  из
этих кретинов стоял и прямо-таки надрывал животик, хохоча  над  своими  же
грубыми насмешками.
     Бригада гражданской обороны продолжала спокойно  работать,  построила
временный  шлюз,  проверила  его  в  скафандрах  с  закрытыми  шлемами   и
убедилась, что он герметичен. Ребята вышли, схватили  шутника,  внесли  во
временный шлюз, а оттуда в зону нулевого давления, где и бросили.
     После этого  насмешники  держали  свои  впечатления  при  себе.  Проф
считал, что нам следует хотя бы слегка пожурить  _с_т_и_л_я_г_,  чтобы  не
ликвидировали столь беспощадно. Но я возражал и настоял  на  своем:  я  не
видел другого способа улучшить породу.  Некоторые  виды  громкоболтовнизма
должны в приличном обществе рассматриваться как тяжкое преступление.
     Но самые сильные наши головные боли были  связаны  с  самопомазанными
государственными мужами.
     Я вам говорил, что  лунари  аполитичны?  И  даже  очень,  когда  дело
доходит до практической деятельности. Но сомневаюсь, чтобы был  хоть  один
случай, когда двое лунарей, сойдясь  за  литром  пива,  не  обменялись  бы
громогласными соображениями насчет того, как следует наводить порядок.
     Я уже упоминал, что эти самодельные ученые-политологи с самого начала
сделали попытку добраться до Адама  Селена.  Но  проф  нашел  им  занятие:
каждого лично пригласили  принять  участие  в  "Специальном  Конгрессе  по
проблемам организации Свободной Луны". Конгресс заседал  в  зале  собраний
Луна-Сити, а затем решил не расходиться, пока не завершит  свою  работу  -
неделю в Луна-Сити, другую в Новолене, третью в Гонконге, а потом снова по
кругу. Все заседания передавались по видео.  Проф  председательствовал  на
первом, а Адам  Селен  приветствовал  собравшихся  по  видео,  призвав  их
приложить все  усилия  для  выполнения  этой  важнейшей  работы  ("История
смотрит на вас").
     Я присутствовал на  нескольких  заседаниях,  затем  изловил  профа  и
потребовал во имя Господа Бога сказать, чего он, собственно, добивается?
     - Я думал, вы враг любого правительства!  Слышали  вы  этих  кретинов
после того, как сами выпустили их на свободу?
     Он улыбнулся, продемонстрировав мне знаменитые ямочки.
     - А что тебя волнует, Мануэль?
     Меня волновало многое. В то время, как я  надрывал  сердце,  стараясь
раздобыть тяжелые буры и людей, способных орудовать ими как  пушками,  эти
бездельники тратили целых полдня на обсуждение проблем иммиграции.  Кто-то
хотел ее полностью прекратить; кто-то жаждал обложить ее налогом,  да  еще
таким высоким, чтобы обогатить государство (это  при  том,  что  девяносто
девять из ста лунарей были доставлены в Булыжник  насильно!);  еще  кто-то
хотел сделать ее селективной по этническому признаку (интересно,  к  какой
нации они отнесли бы _м_е_н_я_?); кто-то желал  ограничить  ее  женщинами,
чтобы добиться их соотношения с  мужчинами  пятьдесят  на  пятьдесят.  Это
вызвало скандинавский клич: "Ja, приятель! Вели им, чтоб слали сюда  шлюх!
Тысячи тысяч шлюх! И я их всех... Спорим?"
     Это было единственное более или менее разумное  предложение  за  весь
день!
     В другой раз они обсуждали "время". Конечно,  время  по  Гринвичу  не
имеет отношения к лунному. А на кой нам лунное время, если  мы  все  равно
живем в глубинах? Покажите  мне  лунаря,  который  бы  две  земные  недели
дрыхнул, а потом две недели подряд вкалывал! Лунные сутки  не  для  нашего
обмена веществ. Между тем  предлагалось  сделать  лунный  месяц  (то  есть
фактически лунные сутки) равным двадцати восьми дням (вместо 29  дней,  12
часов, 44 минут и 2,78 секунд), а для этого сделать дни более долгими -  и
соответственно часы, минуты и секунды - так, чтобы половина лунного месяца
составляла бы ровно две недели.
     Конечно, лунные сутки необходимы в  некоторых  случаях.  Они  диктуют
нам, когда и зачем выходить на поверхность и как долго там оставаться.  Но
помимо  того,  что  такая  реформа  выбила  бы  нас  из  упряжки  с  нашим
единственным соседом, подумали ли эти болтливые черепушки, что  произойдет
с каждой мало-мальски важной константой  в  физике  и  в  технике?  Как  у
электронщика, у меня чуть судороги не начались! Выбросить все  книги,  все
таблицы, все инструменты  и  начать  заново?  Я  знаю,  что  моим  предкам
пришлось переключиться с английских мер на метрическую систему, но они это
сделали, чтобы _у_п_р_о_с_т_и_т_ь_ себе жизнь: четырнадцать дюймов в  футе
[на самом деле в футе, естественно,  двенадцать  дюймов],  сколько-то  там
футов в миле, унции и фунты! _Б_о_г_ мой!
     Там в переменах был смысл, но зачем же лезть из кожи вон,  чтобы  все
перепутать?
     Кто-то настаивал, что нужно создать комитет и определить,  что  такое
лунарский язык, а затем обложить налогом тех, кто говорит на  "землянском"
английском или других языках. О, мой народ!
     В  "Лунатике"  я  вычитал  предложения  по  налоговой  политике:  там
предлагалось целых четыре "единых" налога:  кубический,  коим  наказывался
человек,  удлинивший  свой  туннель;  подушный  (одинаковый   для   всех);
подоходный (хотел бы я  посмотреть  на  того,  кто  вычислит  доход  семьи
Дэвисов или извлечет информацию из Ма!) и воздушный - не просто  плата  за
воздух, как раньше, а именно налог.
     Я никак не думал, что Свободной Луне понадобятся налоги. До  сих  пор
их не было, и мы как-то обходились без них. Просто платили за то, что  нам
было нужно. Дарзанебы! А как же иначе?
     На другом  заседании  какой-то  напыщенный  болван  предложил,  чтобы
дурной залах изо  рта  или  запах  пота  считались  преступными  деяниями,
наказуемыми ликвидацией. Может, я и согласился бы с ним, поскольку не  раз
оказывался в капсуле, набитой такими вонючками. Но  это  бывает  редко  и,
кроме того, контролируется естественным  путем:  хронические  больные  или
бедолаги, не  способные  излечиться,  вряд  ли  смогут  размножаться,  ибо
женщины в этом отношении весьма разборчивы.
     Одна женщина (большинство в Конгрессе составляли мужчины, но  женщины
отнюдь не уступали им в глупости) предъявила длинный  список  необходимых,
по ее мнению, постоянно действующих  законов.  Все  они  касались  частной
жизни. Никаких групповых браков. Никаких разводов. Никаких напитков крепче
четырехградусного пива. Церковные службы только по субботам и в этот  день
прекратить  все  работы.  (В  том  числе  подачу  воздуха  и  контроль  за
температурой и давлением, леди? А как насчет телефонов и  метро?)  Длинный
список запрещенных лекарств и более короткий тех, что может выписать  лишь
"лицензированный  врач".  (Что  такое  "лицензированный  врач"?  Хилер,  к
которому я хожу, имеет вывеску "практикующий врач" и занимается на стороне
букмекерством, почему, собственно, я к нему и  хожу.  Слушайте,  леди,  да
разве в Луне есть медицинские училища?)
     Она хотела запретить даже азартные игры! Да  если  лунарь  не  сможет
бросить кости в порядочной компании, он пойдет в любой притон,  даже  если
кости там с брачком.
     Но гораздо больше списка вещей, которые ненавидела эта  баба  (что  с
нее возьмешь - она же явно безумнее киборга), меня поразил тот  факт,  что
все время находился кто-нибудь, кто  соглашался  с  ее  запретами.  Должно
быть, в человеческом сердце глубоко сидит страстное желание не дать другим
жить так, как им хочется. Правила, законы -  но  всегда  для  _д_р_у_г_и_х
людей. Какую-то дремучую часть нашей души, существовавшую в нас  до  того,
как мы слезли в дерева, нам так и не удалось сбросить  с  себя,  когда  мы
распрямились.
     Ибо ни один из этих людей не сказал:  "Пожалуйста,  примите  такой-то
закон, чтобы я не мог продолжать делать того, что, как мне известно, я  не
должен делать". _Н_е_т_, _т_о_в_а_р_и_щ_и_, речь всегда идет о чем-то, что
ему не нравится у соседей. Запретить им "для  их  собственного  блага",  а
вовсе не потому, что оратору лично нанесен какой-то ущерб.
     Присутствуя на  этих  заседаниях,  я  стал  почти  сожалеть,  что  мы
избавились от Прыща Морта. Сидел он в своей резиденции со своими бабами  и
никогда даже не пытался указывать  нам,  как  мы  должны  устраивать  свои
личные дела.
     А проф, тот вовсе не казался возмущенным. Он только улыбался.
     -  Мануэль,  неужели  ты  действительно  думаешь,   что   эта   толпа
дефективных недоумков может принять хоть один закон?
     - Но вы же сами им велели! И очень настойчиво!
     - Мой дорогой Мануэль, я просто согнал всех известных мне кретинов  в
одно место. Я же всех их знаю;  я  годами  выслушивал  их  рассуждения.  И
тщательно рассортировал их по разным комиссиям. У каждого из них есть своя
навязчивая идея, и они обязательно перегрызутся. Председатель, которого  я
им навязал, позволив избрать этого недотепу, не способен  даже  узелок  на
веревке развязать. Он полагает, что каждый вопрос нуждается в  "дальнейшем
изучении". Мне практически не о чем теперь беспокоиться; едва  ли  шестеро
из присутствующих смогут найти общий язык по какому-нибудь  вопросу;  трем
это удастся легче - а вообще-то для дела, с которым справится один, больше
одного и не нужно. Вот почему все парламенты  в  истории  совершали  нечто
существенное лишь в тех случаях, когда там  находилось  несколько  сильных
людей,  способных  подчинить  себе  остальных.  Не  бойся,   сынок,   этот
Специальный Конгресс не  сделает  ничего...  а  если  -  исключительно  от
переутомления - они примут какой-нибудь закон,  он  будет  так  перегружен
противоречиями, что его  придется  просто  выбросить.  Зато  они  пока  не
путаются под ногами. Больше того, они нам еще пригодятся, только попозже.
     - Мне показалось, вы говорили, что они ни на что не способны?
     - А они ничего и не будут делать. Один человек,  которого  нет  среди
живых, напишет текст, и поздно ночью,  устав  от  пререканий,  они  примут
написанное под приветственные клики.
     - А кто этот покойник? Вы имеете в виду Майка?
     - Нет, нет! Майк куда более живой, чем  все  эти  нытики.  Это  Томас
Джефферсон [Джефферсон Томас (1743 - 1826) - третий президент США (1801  -
1809), автор проекта Декларации независимости] - первый разумный анархист,
мой мальчик, тот самый, которому  чуть  было  не  удалось  протащить  свою
нереализованную систему с помощью самой  прекрасной  риторики,  когда-либо
доверенной бумаге. Но  тогда  его  схватили  за  руку...  чего  я  надеюсь
избежать. Мне все  равно  не  превзойти  его  формулировок.  Я  просто  их
немножко приспособлю к условиям Луны и двадцать первого столетия.
     - Слыхал о нем. Он освободил рабов, _н_е_т_?
     - Можно сказать, он  пытался,  но  у  него  не  получилось.  Впрочем,
неважно. Как продвигаются  дела  с  обороной?  Не  думаю,  что  мы  сможем
продолжать эту игру в прятки после прибытия рейсового корабля с Терры.
     - К тому времени мы еще не будем