охнула и сказала:
     - Сдается мне, это опасное дело, милый.
     - Так оно и есть, - согласился я. -  Слушай,  Мими,  если  не  хочешь
связываться, так и скажи... а потом забудь все, что я говорил.
     - Мануэль! Как у тебя только язык повернулся! Ты мой муж, дорогой. Мы
клятву давали - делить и горе, и радости. Твое желание для меня закон.
     (Господи! Во заливает! И при этом искренне верит своим словам!)
     - Я не пущу тебя одного на опасное дело, - продолжала она. - А  кроме
того...
     - Что, Мими?
     - Я  думаю,  каждый  лунарь  спит  и  видит  день,  когда  мы  станем
свободными. Каждый, кроме немногих жалких бесхребетных крыс. Я никогда  не
говорила об этом. Что толку в пустых разговорах? Надо  не  ныть,  а  нести
свою ношу и идти вперед. Но я благодарю Бога, что мне дозволено дожить  до
этого дня, если, конечно, он настанет. Объясни мне поподробнее.  Я  должна
найти еще троих? Троих, которым можно доверять?
     - Ты только не гони. Поспешай не торопясь. Ты должна быть  уверена  в
тех, кого изберешь.
     - Сидрис заслуживает доверия. Она умеет держать язык за зубами, этого
у нее не отнимешь.
     - Не думаю, что следует вербовать из семьи. Нужно расширять  сеть.  А
главное - не спеши.
     - Не буду. Прежде чем я начну действовать, посоветуюсь  с  тобой.  И,
Мануэль, если ты хочешь знать мое мнение... - Она сделала паузу.
     - Я всегда ценил твое мнение, Мими.
     - Не стоит говорить об этом Деду. В последнее время он стал рассеян и
болтлив. А теперь спи, дорогой, спи спокойно, без снов.



                                    9

     А потом был долгий  период,  такой  долгий,  что  вполне  можно  было
позабыть о столь маловероятной вещи, как революция, если бы ее  подготовка
не отнимала у нас так много времени. Наша первая задача заключалась в том,
чтобы  не  попасть  на  заметку.  Вторая  и  более  отдаленная   требовала
максимального ухудшения ситуации.
     Да, ухудшения,  ибо  практически  до  самого  конца  не  было  такого
момента, когда бы лунари все как  один  жаждали  свергнуть  Администрацию,
жаждали вплоть до бунта. Все  лунари  презирали  Смотрителя  и  обманывали
Администрацию. Но это  отнюдь  не  означало,  что  они  готовы  драться  и
умирать. Произнесите в разговоре с лунарем слово "патриотизм" - и он  либо
выпялится на вас с изумлением, либо решит, что вы говорите о  его  прежней
родине. Среди нас были французы, чьи сердца навеки отданы La Belle  Patrie
[Прекрасная Отчизна (фр.)],  бывшие  немцы,  сохранившие  привязанность  к
Vaterland'y [Родина (нем.)], русские, до сих пор обожавшие Святую  Матушку
Русь... Но Луна? Луна - это Булыжник, место ссылки, при чем тут любовь?
     Мы были самым аполитичным народом, который когда-либо производила  на
свет история. Честно говоря, я, как и  прочие  лунари,  был  равнодушен  к
политике, пока  обстоятельства  не  ткнули  меня  в  нее  носом.  Вайоминг
занималась ею потому, что ненавидела Администрацию по  личным  мотивам,  а
проф терпеть не мог любую власть из  чисто  интеллектуальных  соображений.
Майк  же  просто  скучал  от  одиночества,  и  политика  была   для   него
единственным развлечением. Так что обвинять нас в патриотизме нет  никаких
оснований. Разве только меня: я принадлежу к третьему поколению лунарей  и
не питаю никакой привязанности к определенному месту на Терре.  Пожил  там
недолго, невзлюбил Землю и землеедов - вот и готов "патриот".
     Среднего лунаря интересуют пиво, пари, женщины  и  работа,  именно  в
такой последовательности. Женщины могут иногда переходить на второе место,
но на первое - вряд ли, каким бы почетом они у нас ни пользовались. Лунари
давно усвоили: женщин на всех не хватает. А те,  что  не  смогли  усвоить,
вымерли, ибо даже самый одержимый самец-собственник не может  быть  начеку
ежеминутно. Как говорит  проф,  общество  адаптируется  к  реальности  или
погибает. Лунари адаптировались к  суровой  действительности,  а  кому  не
удавалось -  гибли.  Что  же  до  патриотизма,  то  для  выживания  он  не
обязателен.
     Как говорит старинная китайская пословица, "рыбы не ведают, что живут
в воде". И я ни о чем таком не думал, пока впервые не попал на  Терру;  но
даже тогда я не понял, что в лунарях полностью пустует  файл  с  названием
"Патриотизм",  не  понимал  до   той   поры,   пока   не   попытался   его
активизировать. Вайо и ее товарищи тоже нажимали на патриотическую  кнопку
и тоже утыкались в пустоту: годы стараний, несколько тысяч членов, то есть
меньше одного процента населения, а из этого мизерного числа почти  десять
процентов - платные стукачи полицейской службы босса!
     Проф  выразился  кратко:  "Людей  легче  заставить  ненавидеть,   чем
любить".
     К счастью, нам протянул руку сам шеф  безопасности  Альварес.  Девять
убитых охранников были заменены  девятью  десятками  новых;  Администрация
пошла на это неохотно, поскольку очень не любила тратить на нас деньги,  а
потому совершала одну глупость за другой.
     Так уж повелось со дня основания колонии,  что  охрана  у  Смотрителя
была немногочисленна. Тюремщики в историческом смысле были не нужны, в чем
заключалась одна из привлекательнейших сторон колониальной  пенитенциарной
системы - она была дешева. Смотритель и его помощник, конечно, нуждались в
охране, равно как и заезжие шишкари, но самой тюрьме надзиратели были ни к
чему. Даже корабли перестали охранять, после того как бессмысленность этой
меры стала очевидна, и к маю 2075 года численность стражников  сократилась
до минимума, причем всех их набирали из числа вновь прибывших ссыльных.
     Однако потеря девятерых стражников за один вечер кое-кого напугала. В
том числе и Альвареса - он "подшил" копии своих  рапортов  с  требованиями
помощи в файл "Зебра", и Майк их прочел.  Лагерник,  служивший  до  ссылки
полицейским офицером на Терре, а затем  заделавшийся  стражником  в  Луне,
Альварес был, пожалуй, самым  запуганным  и  самым  одиноким  человеком  в
Булыжнике. Он требовал все новой и все более ощутимой подмоги,  угрожая  в
случае отказа подать в отставку -  пустая  угроза,  которую  Администрация
раскусила бы в момент, знай она Луну хоть немного. Ведь, если бы  Альварес
показался безоружным  в  любом  поселении,  он  прожил  бы  ровно  столько
времени, сколько смог бы остаться неузнанным.
     Свое подкрепление он получил. Мы так и не узнали, кто же отдал приказ
о том  рейде.  Прыщ  Морт  подобных  настроений  никогда  не  обнаруживал,
правитель он был из породы чурбанов. Может, сам Альварес расстарался  -  в
должность шефа безопасности  он  вступил  недавно,  хотел  показать  товар
лицом, не исключено, что метил и на место  Смотрителя.  Вернее  же  всего,
доклады Смотрителя о подпольной активности побудили Администрацию на Земле
навести у нас порядок.
     Одна глупость повлекла за собой другую. Новые стражники были  набраны
не из этапированных, а из элиты внутренних войск Федерации Наций  -  лихих
драгунов-усмирителей. Парни они были злобные, крутые, в Луну  отправляться
не хотели и к тому же вскоре поняли, что "краткосрочная полицейская акция"
обернулась для них путешествием  в  один  конец.  Они  ненавидели  Луну  и
лунарей, считая нас виновниками своих бед.
     Заполучив драгунов, Альварес установил круглосуточные посты  на  всех
станциях метро, а также ввел паспорта и паспортный контроль.  Существуй  в
Луне законы, его действия были бы противозаконны, поскольку девяносто пять
процентов из нас теоретически считались свободными - либо родились  здесь,
либо отсидели свой срок. В городах этот процент  был  еще  выше,  так  как
лагерники жили в барачных поселениях Комплекса и в город  выходили  только
по выходным - два дня в лунный месяц, бесцельно и  без  денег  шатаясь  по
улицам в надежде, что кто-нибудь поставит им дармовую выпивку.
     Однако  паспортная  система   не   являлась   незаконной,   так   как
распоряжения Смотрителя были  у  нас  единственными  законами.  В  газетах
напечатали  объявления,  нам  предложили  в  недельный   срок   приобрести
паспорта,  и  в  одно  прекрасное  утро,  ровно  в   восемь   ноль   ноль,
постановление вступило в силу. Некоторые лунари вообще  никуда  не  ездят,
другим приходится путешествовать по делам, а кое-кто мотается из небольших
периферийных поселений или даже из Луна-Сити в Новолен и обратно.  Что  ж,
послушные мальчики заполнили анкеты, заплатили деньги,  сфотографировались
и получили паспорта. Я, по совету профа, тоже  заделался  паинькой,  купил
паспорт и приложил его к пропуску, разрешавшему работать в Комплексе.
     Паинек оказалось маловато. Лунари в это дело не  поверили.  Паспорта?
Что за штука такая неслыханная?
     На станции метро "Южная" в то утро  стоял  солдат,  одетый  в  желтый
мундир, а не в свою обычную войсковую форму; было похоже, что он ненавидит
и мундир, и всех нас в придачу. Я  никуда  ехать  не  собирался  -  просто
прогуливался да посматривал по сторонам.
     Объявили о капсуле на Новолен. Толпа человек в тридцать  двинулась  к
турникету. _Г_о_с_п_о_д_и_н_ Желтый Мундир потребовал  паспорт  у  первого
подошедшего.  Лунарь  остановился  и  затеял  спор.  В  это  время  второй
протиснулся за спиной у солдата. Тот повернулся, заорал, но еще  трое  или
четверо просочились мимо. Охранник потянулся за пистолетом; кто-то схватил
его за  локоть,  пистолет  выстрелил  -  пулевой,  не  лазерный,  стреляет
оглушительно.
     Пуля щелкнула о перрон и со свистом куда-то срикошетила.  Я  отступил
подальше. Пострадал только один человек - стражник.  Когда  первая  группа
пассажиров спустилась по пандусу, он недвижно лежал на платформе.
     Никто не обращал на него внимания; его обходили,  перешагивали  через
него - остановилась лишь одна женщина с ребенком на руках:  она  тщательно
прицелилась, пнула его каблуком в лицо  и  пошла  себе  по  пандусу  вниз.
Вероятно, он был уже мертв, но я не стал дожидаться, чтобы  удостовериться
в этом. Полагаю, что тело так и провалялось там до смены караула.
     На следующее утро на посту стояла половина взвода. Капсула на Новолен
ушла пустой.
     Потом все утряслось. Те, кому надо было ездить, получили паспорта,  а
самые твердокаменные прекратили поездки.  Пост  у  входа  в  метро  теперь
состоял из двух человек - один проверял паспорта, другой страховал  его  с
пистолетом  в  руке.  Проверяющий  явно  старался  не  перетруждаться,   и
правильно делал, ибо у большинства пассажиров  документы  были  фальшивые,
причем первые подделки были  крайне  грубыми.  Вскоре,  однако,  откуда-то
выкрали бланки и подделки стали выглядеть не хуже официальных  документов.
Правда, стоили они дороже  настоящих,  но  лунари  предпочитали  паспорта,
выпускаемые частными фирмами.
     Наша  организация  фальшивки  не  изготовляла,  мы  только   поощряли
торговлю ими и знали, у кого он есть, а у кого нет.  Майк  хранил  у  себя
полный список официально выданных паспортов.  Это  помогало  нам  отделять
козлищ от овнов в тех  файлах,  которые  мы  начали  составлять;  их  тоже
хранили у  Майка,  под  шифром  "Бастилия".  Мы  решили,  что  человека  с
поддельным паспортом можно считать нашим потенциальны соратником. По  сети
ячеек  было  спущено  указание  -  не  вербовать  в  организацию  людей  с
официальными  документами.  Если  же  у  вербовщика  были  сомнения,   ему
достаточно было послать запрос наверх и ждать ответа.
     Но неприятности стражников этим  не  ограничивались.  Ни  достоинство
солдата, ни состояние его духа не улучшалось от того, что перед  ним  или,
еще хуже,  у  него  за  спиной  прыгали  дети,  передразнивая  каждое  его
движение, а то и просто носились взад-вперед,  выкрикивая  непристойности,
корча рожи и складывая из пальцев всем известную фигуру. Во всяком  случае
солдаты воспринимали это как оскорбление.
     Один солдат ударил мальчонку ладонью по лицу и выбил несколько зубов.
Результат: убиты два охранника и один лунарь.
     После этого постовые стали детей игнорировать.
     Мы ничего специально  не  придумывали,  мы  лишь  поддерживали  общий
настрой. Кому, скажите, могло прийти в  голову,  что  милая  пожилая  леди
вроде моей старшей жены станет поощрять хулиганские  выходки  ребятни?  Но
именно она-то их и поощряла.
     Были и другие вещи, которые раздражали  холостых  людей,  оказавшихся
вдали  от  дома.  Одну  мы  спровоцировали   сами.   Дело   в   том,   что
драгунов-усмирителей  завезли  в  Булыжник,  так  сказать,  без   дамского
обеспечения.
     Многие наши девицы - настоящие красавицы, и некоторые из них взяли за
обыкновение слоняться по станциям. Одеты они были куда легче обычного,  то
есть близко к нулю,  зато  надушены  сильнее,  причем  духами  крепкими  и
возбуждающими. С желтомундирниками они не разговаривали и даже на  них  не
смотрели  -  просто  прохаживались  в  поле  зрения  солдат,  волнообразно
покачиваясь так, как умеют лишь девушки-лунарки (женщины Терры так  ходить
не могут - шестикратный вес не позволяет).
     Такое зрелище, естественно, собирало  толпы  лиц  мужского  пола,  от
взрослых мужиков до неоперившихся салажат: красотке - восторженные свистки
и аплодисменты, "мальчику в желтом" - ядовитые  насмешки.  Первыми  начали
эту игру платные шлюшки, но вскоре образовался такой наплыв желающих,  что
проф решил не тратить больше деньги на постановку. И оказался  прав:  даже
наша Людмила, застенчивая, как котенок, вызвалась попробовать,  однако  Ма
категорически ей это запретила. Зато Ленора - на десять лет старше и самая
красивая в нашей семье - попробовала, и Ма ее не бранила. Ленора вернулась
раскрасневшаяся, взволнованная и довольная собой, горя желанием  и  дальше
дразнить врага. Причем по собственной инициативе - ей и невдомек было, что
революционная каша уже заварилась.
     В это время  с  профом  я  виделся  редко  и  никогда  на  людях;  мы
поддерживали связь по телефону. Поначалу нам сильно мешало то, что  у  нас
на ферме был всего один телефон на двадцать пять  человек,  среди  которых
насчитывалось немало подростков, готовых висеть на аппарате  часами,  пока
не прогонят. Мими была строга: детям разрешался один телефонный  звонок  в
день продолжительностью не более девяноста секунд  с  возрастающей  шкалой
наказаний за нарушение правила,  что,  однако,  умерялось  готовностью  Ма
делать  исключения.   Последние   сопровождались   "мамиными   телефонными
нотациями" типа: "Когда я впервые попала в  Луну,  здесь  вообще  не  было
частных телефонов. Вы, дети, не можете себе представить, как легко..."
     Мы чуть ли не  последними  из  зажиточных  семей  установили  у  себя
телефон. Когда я  вошел  в  семью,  телефон  был  для  нас  еще  новинкой.
Зажиточными же мы стали потому, что никогда ничего не покупали, если могли
вырастить  это  сами.  Ма  терпеть  не  могла  телефонов,  ибо  деньги  за
пользование  услугами   "Кооперативной   компании   связи   Луна-Сити"   в
значительной степени шли  в  карманы  Администрации.  И  никак  не  хотела
понять, почему я не мог ("ты же так  хорошо  разбираешься  в  этих  вещах,
Мануэль, милый") позаимствовать телефонный  сервис,  как  мы  заимствовали
электроэнергию. Что телефон - это часть системы переключений, в которой он
должен  фигурировать   под   определенным   номером,   Ма   нисколько   не
интересовало.
     И все же я додумался, как смухлевать. Проблема  незаконного  телефона
состоит в том, что надо организовать прием телефонных  звонков.  Поскольку
телефон не зарегистрирован, то даже если вы  сообщите  о  нем  друзьям,  с
которыми хотели бы разговаривать, вы все  равно  останетесь  "неизвестным"
для сети - нет сигнала, который должен дать ей команду  соединить  с  вами
потенциального собеседника.
     Но, с тех пор как Майк вошел в число заговорщиков, подключение к сети
перестало быть проблемой. В моей мастерской было почти все, что  нужно,  а
остальное я или купил, или позаимствовал. Просверлил дырочку в  телефонную
будку из мастерской и еще одну - из комнаты Вайо (горная порода  тут  была
толщиной около метра, но лазерный луч,  суженный  до  размеров  карандаша,
режет быстро). Снял со стены  зарегистрированный  аппарат,  присоединил  к
линии блочок  беспроволочной  связи  и  замаскировал  его.  Осталось  лишь
спрятать в комнате Вайо и в моей  бинауральные  рецепторы  и  микрофон,  а
также соорудить схемку, повышающую частоту за пределы слышимости, чтобы  в
аппарате Дэвисов было  тихо,  и  преобразующую  ее  обратно  в  нормальную
звуковую частоту.
     Единственная проблема - как проделать такую работу без свидетелей; но
это Ма взяла на себя.
     Все остальное организовал Майк. Он не стал придумывать новых  номеров
- отныне я пользовался  номером  "Майкрофт-ХХ",  только  когда  звонил  по
какому-нибудь другому аппарату. Майк просто круглые сутки прослушивал  мою
мастерскую и комнату Вайо. Услышав, как я или она произносим:  "Майк",  он
тут же отвечал, а на другие голоса  не  реагировал.  Голоса  он  различал,
словно отпечатки пальцев, и ни разу не ошибся.
     Ну а я доделал кое-что по мелочам: поставил звукоизоляцию на дверь  в
комнате Вайо, такую же, как у меня в  мастерской,  соорудил  переключатели
для наших с ней переговорных устройств, а также провел сигнализацию, чтобы
знать, одна ли она в комнате и закрыта ли у нее дверь, и чтобы Вайо  знала
то же самое обо мне. Все это обеспечило безопасность  наших  разговоров  с
Майком, друг с другом и общих переговоров вчетвером.  С  профом  Майк  мог
связаться в любом месте, и проф либо  поддерживал  разговор,  либо  звонил
позже по более безопасному аппарату. Иногда требовалось  быстро  разыскать
меня или Вайо - в общем, мы все старались непрерывно находиться на связи с
Майком.
     По моему контрабандному телефону, хоть у него и  не  было  кнопочного
набора, можно было дозвониться куда угодно: вызываешь Майка  и  под  кодом
"Шерлок" просишь соединить с кем нужно, без всякого  номера,  поскольку  у
Майка полный список абонентов и он сыщет нужный набор букв куда быстрее.
     Мы начинали понемногу понимать,  какими  безграничными  возможностями
обладает телефонная сеть, когда она живая и к тому же на нашей стороне.  Я
получил от Майка и передал Ма еще один незанятый номер,  чтобы  она  могла
позвонить ему, если  надо  будет  срочно  связаться  со  мной.  Ма  быстро
подружилась с  Майком,  продолжая  принимать  его  за  человека.  И  такое
отношение к нему быстро распространилось в кругу семьи.
     Как-то днем, когда я вернулся домой, Сидрис сказала мне:
     - Манни, милый, звонил твой друг, у которого  такой  приятный  голос,
Майк Холмс. Просил, чтобы ты ему звякнул.
     - Спасибо, родная. Позвоню.
     - Когда ты наконец пригласишь его к обеду, Ман? Мне он кажется  очень
славным.
     Я сказал, что у доктора Холмса дурно пахнет  изо  рта,  что  он  весь
покрыт жесткой щетиной и ненавидит женщин.
     Она, пользуясь тем, что  Ма  нет  поблизости,  ответила  непристойным
словечком.
     - Просто боишься мне его показать. Опасаешься, что я предложу принять
его в мужья!
     Я похлопал ее по спине и заверил, что  она  совершенно  права.  Потом
рассказал об этом Майку и профу.  Майк  еще  пуще  принялся  флиртовать  с
женской половиной семейства, а проф, как мне показалось, задумался.
     Я продолжал учиться технике конспирации и понял, что  означали  слова
профа о революции как об искусстве. Я не забыл (и не  подвергал  сомнению)
предсказания Майка о катастрофе, грозившей  Луне  всего  через  семь  лет.
Однако не думал об этом - все мое внимание поглотили более увлекательные и
затейливые детали.
     Проф  неустанно  твердил,  что  сложнейшими  проблемами   конспирации
являются   связь    и    безопасность,    подчеркивая    их    конфликтную
взаимозависимость: чем проще связь, тем выше угроза для безопасности; если
же  организация  слишком  законспирирована,  меры  предосторожности  могут
парализовать ее деятельность. Проф сч