равлена
на "Чили", сразу же известите меня. Энди! Слэйтон! Пошли!
     - Лазарус...
     - Потом, Энди. Мы успеем всласть наговориться, когда придем.
     Лазарус прихватил с собой Слэйтона потому, что не  знал,  как  с  ним
быть, и не сомневался, что пока лучше держать его где-нибудь  подальше  от
посторонних глаз. Потом, быть может, изыщется благовидный предлог, который
позволит объявить о присутствии Форда на борту. До сих пор, кажется, никто
не обратил на него внимания, но как только водворится порядок, наличие  на
корабле этой хорошо известной фигуры сразу же вызовет законное недоумение.
     Рубка находилась примерно в полумиле от входного люка. Лазарус  знал,
что туда ведет  хорошо  оборудованный  коридор,  но  искать  его  не  было
времени. Он просто пошел по первому попавшемуся  тоннелю,  который  уходил
прямо вперед. Как только они выбрались из толчеи, скорость их  продвижения
заметно возросла, несмотря на то что  Форд  справлялся  с  невесомостью  с
меньшей сноровкой, чем два его спутника.
     Когда они добрались  до  рубки,  Лазарусу  пришлось  некоторое  время
затратить на изложение Либби простых,  но  несколько  необычных  принципов
управления кораблем. Либби страшно заинтересовался  и  с  головой  ушел  в
овладение хитростями межзвездной навигации.
     Лазарус обернулся к Форду:
     - Ну а как вы, Слэйтон? Второй пилот нам отнюдь не помешает.
     Форд отрицательно покачал головой:
     - Я внимательно слушал ваши объяснения, но мне  никогда  не  овладеть
этими премудростями. Я не пилот.
     - Что? Тогда как же вы добрались сюда?
     - О,  конечно,  лицензия  у  меня  есть,  но  мне  все  недосуг  было
попрактиковаться. У меня всегда был собственный пилот. И мне уже много лет
не доводилось рассчитывать траекторию.
     Лазарус окинул его изучающим взглядом:
     - И все же вы рискнули выйти на орбиту? Не имея даже запаса горючего?
     - Конечно, а что мне оставалось делать?
     - Понятно... Примерно так же коты учатся плавать. Что ж, тоже  метод.
- Он повернулся к Либби и  хотел  было  что-то  ему  сказать,  но  тут  из
динамика прозвучал голос Барстоу:
     - Лазарус! Готовность пять минут! Предупреждаю!
     Лазарус нашел микрофон, нажал на светящуюся кнопку под ним и ответил:
     - О'кэй, Зак! Пять минут. - Затем проворчал: - Дьявольщина! А ведь  я
еще даже не выбрал курс. Что ты думаешь насчет  этого,  Энди?  Может,  для
начала просто рванем подальше от Земли, чтобы стряхнуть погоню с хвоста, а
потом выберем направление?  Как  вы  считаете,  Слэйтон?  Ведь  патрульные
корабли наверняка уже имеют приказ?
     - Нет, Лазарус, нет! - запротестовал Либби.
     - А что такое, почему нет?
     - Мы должны лететь прямо к Солнцу.
     - К Солнцу? Ради святого Петра, с какой стати?
     - Да ведь я еще у шлюза пытался вам все растолковать. Это из-за моего
межзвездного двигателя, который вы просили изобрести.
     - Энди, но ведь его у нас нет.
     - Отчего же? Вот. - Либби показал пакетик, привязанный к запястью.
     Лазарус развернул его.
     Сварганенная из пестрого набора деталей и похожая скорее  на  продукт
какой-нибудь школьной мастерской, чем на вещь, вышедшую  из  рук  опытного
инженера, штуковина, которую Либби громко назвал "межзвездным двигателем",
подверглась  тщательному  осмотру  Лазаруса.  В   блестящей,   уставленной
сложнейшими  приборами  рубке  изобретение  Либби  выглядело   трогательно
неуклюжим и до смехотворного неуместным.
     Лазарус ткнул в устройство пальцем.
     - Что это такое? - ухмыльнулся он. - Твоя модель?
     - Нет, нет. Это он. Межзвездный двигатель.
     Лазарус с жалостью взглянул на младшего товарища.
     - Сынок, - ласково проворковал он, - а ты по пути не  подрастерял  ли
из головы несколько гаечек?
     - Нет, нет, нет, - с горячностью воскликнул Либби. - Я вовсе не сошел
с ума. Это совершенно новый принцип. Именно поэтому я  и  хочу,  чтобы  вы
направили корабль к Солнцу. Если эта штука сработает, то лучше  всего  она
будет действовать там, где наивысшее световое давление.
     - А если  она  откажет,  -  спросил  Лазарус,  -  что  тогда  от  нас
останется? Пятна на Солнце?
     - Нам ни к чему лететь прямо на Солнце. Просто мы  сейчас  вылетим  в
его сторону, а когда приблизимся, у меня уже будет достаточно данных  и  я
дам вам нужную  траекторию.  Я  хочу  пролететь  мимо  Солнца  по  отлогой
гиперболе в глубь орбиты Меркурия, в  максимально  возможной  близости  от
солнечной фотосферы. А поскольку я не знаю,  какое  приближение  к  Солнцу
способен выдержать корабль, я пока не могу  сделать  необходимые  расчеты.
Позже данные появятся, и у нас будет время учесть их.
     Лазарус снова взглянул на неуклюжее сплетение деталей.
     - Энди... если ты настаиваешь, что с головой у тебя все в порядке, то
я готов попробовать. Пристегивайтесь оба. - Он пристегнулся сам  и  вызвал
Барстоу: - Как у вас там, Зак?
     - Готовы!
     - Тогда держитесь крепче! - Лазарус нажал светящуюся кнопку на  левой
стороне пульта, и рев сирены огласил чрево корабля. Другой рукой он  нажал
вторую кнопку. Экран,  находившийся  перед  ними,  стал  прозрачным,  и...
словно кто-то вдруг опрокинул ушат звезд в черную бездну. Форд  онемел  от
изумления.
     Лазарус внимательно изучал картину неба. Почти на  двадцать  градусов
полусфера была затенена краем ночного полушария Земли.
     - Начнем потихоньку выбираться за  тень,  Энди.  Придется  наращивать
ускорение исподволь.
     Он начал с четверти "же" - ускорения, вполне достаточного  для  того,
чтобы пассажиры немного встряхнулись и стали осторожнее, постепенно  довел
его  до  половины,  а  затем  и  до  целого  "же".  В  результате  сложных
манипуляций "Новые Рубежи" мало-помалу ложились на нужный курс, и в  конце
концов тень планеты осталась позади.
     Земля вдруг коренным образом изменилась:  она  ослепительно  засияла,
как только стало видно Солнце.
     - Я хочу обойти ее по тысячемильной траектории, Либби,  -  напряженно
произнес Лазарус, - при двух "же". Дай-ка мне временный вектор.
     Либби всего лишь на мгновение задумался и тут  же  выдал  необходимую
информацию. Лазарус вновь включил сигнал  и  увеличил  ускорение  до  двух
"же". Ему очень хотелось довести его до максимума, но с такими пассажирами
лучше  было  не  рисковать.  Для  них  даже   и   два   "же"   в   течение
продолжительного времени могли  оказаться  чрезмерными.  Любой  патрульный
корабль, высланный им  наперерез,  способен  будет  развить  куда  большее
ускорение, и его тренированный экипаж перенесет нагрузки с  легкостью.  Но
весь план беглецов давно уже зависит от случая... Кроме того, напомнил  он
себе, патрульный корабль не сможет наращивать скорость столь же долго, как
они, - запас горючего на судах этого типа был сравнительно невелик.
     "Новые Рубежи" не имели таких старомодных "достоинств", как баки  или
топливо. Конвертор корабля тут же превращал в чистую лучевую энергию любое
вещество, которое в него  попадало.  Годилось  абсолютно  все:  метеориты,
космическая пыль, захваченные силовыми  тралами  блуждающие  атомы,  любые
предметы из самого корабля, мусор, мертвые тела, пыль с палубы - все,  что
угодно. Распадаясь, каждый  грамм  вещества  выделял  девятьсот  миллионов
триллионов эргов.
     Сверкающий серп Земли постепенно  прибывал  и  наливался,  сползая  к
левому краю полусферического экрана, в  то  время  как  Солнце  оставалось
по-прежнему строго в центре. Минут через  десять,  когда  они  максимально
приблизились к земной поверхности и серп на экране разросся до  полукруга,
вдруг заработала космическая связь:
     - "Новые Рубежи"! - произнес чей-то энергичный голос. - Возвращайтесь
на орбиту и гасите скорость! Это приказ службы космического контроля.
     Лазарус отключился.
     - Как бы там ни было, - спокойно  заметил  он,  -  если  они  даже  и
погонятся за нами, я уверен, что им  не  понравится  преследовать  нас  до
самого  Солнца.  Энди,  теперь  путь  свободен,  и  нам,   кажется,   пора
скорректировать курс. Ты  сам  сделаешь  расчеты  или  будешь  давать  мне
данные?
     - Я сам все рассчитаю, - ответил Либби.  Он  уже  обнаружил,  что  со
всеми системами корабля, необходимыми для астронавигации, можно  связаться
с обоих кресел. Пользуясь этим и анализируя непрерывный  поток  данных  на
приборах в рубке, он мог теперь вплотную заняться расчетом  гиперболы,  по
которой следовало обогнуть Солнце. Сначала  он  намеревался  прибегнуть  к
помощи баллистического калькулятора, но тот не оправдал его надежд:  такой
модификации  Либби  до  сих  пор  еще  не  встречал;  в   ней   совершенно
отсутствовали движущиеся части, даже на панели управления. Поэтому  он  не
стал попусту терять  время  и  воспользовался  своим  феноменальным  даром
обращаться с числами. Хотя в мозгу Либби тоже не было  движущихся  частей,
он как-то больше привык доверять именно ему.
     Лазарус решил проверить, насколько велика их популярность.  Он  снова
включил космическую  связь  и  обнаружил,  что  там  по-прежнему  отдаются
крикливые приказы, только звучат они чуть-чуть отдаленнее. Теперь его  имя
уже склонялось в эфире - одно из множества его имен.  Это  навело  его  на
мысль о ребятах, отправленных на "Чили": они, похоже, не  мешкая,  вызвали
космический  патруль.  Лазарус  печально  покачал  головой,  услышав,  что
лицензия некоего "капитана Шеффилда" отныне считается  аннулированной.  Он
выключил космическую связь, нашел  частоты,  на  которых  переговаривались
корабли патруля...  и  вновь  отключился,  поскольку  их  переговоры  были
закодированы.
     Лазарус пробормотал что-то вроде "Против лома нет приема" и обратился
к другому источнику  информации.  Показания  радара  дальнего  действия  и
парагравитационного детектора свидетельствовали о том, что  неподалеку  от
них находятся несколько кораблей, но сам по себе этот факт  ни  о  чем  не
говорил, поскольку так близко от  Земли  всегда  висело  много  аппаратов.
Лазарусу сразу не удалось определить, какие из  них  являются  безобидными
грузовиками, торопившимися избавиться от своего мирного груза, а  какие  -
вооруженными крейсерами патруля, готовившимися взять их на абордаж, но  он
знал, что  "Новые  Рубежи"  располагают  в  этом  плане  гораздо  большими
возможностями, чем любой другой корабль. Например, полусферический экран в
рубке позволял пилоту видеть и  то,  что  находится  впереди,  и  то,  что
позади.  Он  также  вполне  мог  работать  как  гигантский  экран  радара,
отчетливо показывая очертания любого тела, появившегося поблизости.  Но  и
это еще не  все.  Умная  электроника  преобразовывала  импульсы  радара  в
картины, привычные человеческому глазу, и на экране возникало  изображение
интересующего объекта.
     Лазарус окинул взглядом контрольную панель слева от себя и постарался
припомнить все, что  ему  рассказывали  об  этом,  затем  нажал  несколько
кнопок.
     Звезды и  даже  само  Солнце  на  экране  потускнели  и  стали  почти
невидимыми. Зато появилось около дюжины новых сверкающих точек.
     Он дал аппаратуре задание определить угловое смещение каждой из  них.
Яркие точки  вдруг  превратились  в  вишнево-красные  маленькие  кометы  с
розовыми хвостами  -  все,  кроме  одной,  которая  осталась  белой  и  не
смещалась. Лазарус некоторое время анализировал  полученную  картину  и  в
конце концов решил, что они никогда не пересекутся с курсом их звездолета.
Потом он вплотную занялся изучением судна, которое  оставалось  на  экране
неподвижным.
     Цвет его изображения потускнел сначала до  фиолетового,  а  потом  до
сине-зеленого. Лазарус немного подумал, переключил несколько кнопок  и  по
возобновившемуся  белому  свечению  понял,  что  пока   все   в   порядке.
Удовлетворенный, он проделал те же манипуляции с кормовым изображением.
     - Лазарус...
     - Да, Энди?
     - Тебе не помешает, если я начну давать коррекцию?
     - Ничуть. Я просто осматривал  окрестности.  И  если  этот  волшебный
фонарь меня не обманывает, то они немного опоздали с началом погони.
     - Отлично. Тогда вот данные...
     - Слушай, может, ты сам введешь их? Возьми управление на  себя,  а  я
тем временем перехвачу  кофе  и  бутербродов.  Кстати,  а  ты  как  насчет
перекусить?
     Либби с отсутствующим видом  кивнул  -  он  уже  начал  корректировку
курса. Неожиданно нарушил молчание Форд - кажется,  это  были  его  первые
слова за время полета:
     - Давайте я попробую раздобыть какой-нибудь  снеди.  Мне  это  только
доставит удовольствие. - Казалось, он изо всех сил старался быть полезным.
     - М-м-м... могут быть неприятности, Слэйтон. Независимо от того,  как
успел поработать с людьми  Зак,  большинство  из  них  наверняка  все  еще
произносят ваше имя в бранном контексте. Я свяжусь с  камбузом  и  попрошу
кого-нибудь.
     - Меня наверняка не узнают в этой суматохе, - возразил Форд. -  Кроме
того, я всегда могу объяснить, что послан с важным поручением.
     Лазарус  видел,  что  ему  просто  необходимо  заняться  каким-нибудь
полезным делом.
     - О'кэй... если вы, конечно, в состоянии шевелиться при двух "же".
     Форд тяжело выбрался из противоперегрузочного кресла.
     - Я вполне могу ходить. С чем вам сделать бутерброды?
     -  Неплохо  бы  с  солониной,  да  только  это   наверняка   окажется
какая-нибудь синтетическая дрянь. Сварганьте с сыром  на  черном  хлебе  и
намажьте горчицей, если раздобудете. И приготовьте  с  галлон  кофе.  Тебе
чего принести, Энди?
     - Мне-то? Да что угодно.
     Форд направился было к выходу, с натугой переставляя ноги под  гнетом
удвоенного веса, но остановился и добавил:
     - Кстати, если бы вы подсказали мне, куда идти, я сэкономил  бы  кучу
времени.
     - Дружище, - ответил Лазарус, - если этот корабль не набит  до  краев
пищей, то все мы совершили ужаснейшую ошибку. Порыскайте кругом. Наверняка
что-нибудь да найдется.


     Ближе, ближе и ближе к Солнцу. Скорость увеличивалась  на  шестьдесят
четыре фута в секунду за  секунду.  Вперед  и  еще  вперед  на  протяжении
пятнадцати бесконечных часов удвоенной тяжести. За это время они пролетели
семнадцать миллионов миль и достигли огромной скорости -  шестисот  сорока
миль в секунду.  Но  сухая  цифра  мало  что  говорит  воображению;  лучше
представить: один толчок сердца - и совершено путешествие из  Нью-Йорка  в
Чикаго, которое даже на стратоплане занимает полчаса.
     Барстоу  пришлось  нелегко.  Все  остальные,  пока  корабль   набирал
ускорение, безнадежно пытались заснуть, тяжело  дыша  и  стараясь  улечься
так,  чтобы  уменьшить  изнуряющее  воздействие  перегрузки.  Заккуром  же
Барстоу двигало чувство ответственности за других.  Он  продолжал  ходить,
хотя казалось, что на шее у него висит, пригибая его к полу, груз весом  в
триста пятьдесят фунтов...
     В принципе, он ничем никому не мог помочь. Он просто  устало  ковылял
из одного отсека в другой и осведомлялся о самочувствии. Ничего, абсолютно
ничего нельзя было сделать, чтобы облегчить страдания  людей.  Они  лежали
там, где нашли место, - мужчины, женщины и дети,  скученные,  словно  гурт
скота.  Им  негде  было  удобно   пристроиться,   поскольку   корабль   не
предназначался для такого количества пассажиров.
     Единственное, устало размышлял Барстоу, что спасает сейчас положение,
- это свалившиеся на них несчастья, которые не дают им возможности  думать
ни о чем остальном. Они слишком потрясены, чтобы доставлять  беспокойство.
Позднее, он был уверен в том, начнутся сомнения в том,  стоило  ли  бежать
таким образом, будут  встревоженные  расспросы  о  том,  почему  на  борту
находится Форд, о непонятных и не всегда предсказуемых действиях Лазаруса,
о его, Заккура, собственной противоречивой роли. Это будет позднее. Но  не
сейчас.
     Ему  и  в  самом  деле,  подумал  он  с  неохотой,  следует  начинать
пропагандистскую кампанию до того, как  сгустятся  тучи.  Но  если  он  не
успеет... а он и не успеет, если будет сидеть сложа руки,  тогда...  тогда
все будет кончено. Да, это точно.
     Он увидел перед собой лестницу, стиснул зубы  и  полез  на  следующую
палубу. Пробираясь между лежащими людьми, он чуть не наступил на  женщину,
которая прижимала к себе ребенка. Барстоу заметил, что  ребенок  мокрый  и
грязный, и собрался сказать  матери,  чтобы  та  привела  его  в  порядок,
поскольку она вроде бы  не  спала.  Но  потом  опомнился,  сообразив,  что
ближайшая чистая пеленка теперь находится на расстоянии  многих  миллионов
миль от них. Впрочем, на следующей палубе  могло  храниться  десять  тысяч
пеленок, но сейчас она казалась ему такой же недосягаемой,  как  и  родная
планета.
     Он пробрался мимо женщины, так ничего и не  сказав.  Элеонор  Джонсон
даже не заметила его. После первого чувства глубокого облегчения,  которое
она испытала, оказавшись в безопасности на корабле вместе с ребенком,  она
представила полную возможность обо всем беспокоиться старшим, а сама впала
в глубокую апатию под действием эмоционального шока и перегрузки. Когда на
них навалилась эта ужасная  тяжесть,  ребенок  заплакал,  а  потом  затих,
подозрительно затих. Она с усилием  приложила  ухо  к  его  грудке,  чтобы
убедиться в том, что сердечко бьется. Убедившись, что он  жив,  она  снова
впала в оцепенение.
     Через пятнадцать часов, за четыре часа до пересечения орбиты  Венеры,
Либби убрал тягу. Теперь корабль летел со скоростью, которая увеличивалась
только благодаря нарастающему притяжению Солнца.
     Лазаруса разбудила невесомость. Он взглянул на кресло второго  пилота
и осведомился:
     - Идем по курсу?
     - Все точно.
     Лазарус бросил на Либби пристальный взгляд:
     - О'кэй, я уже в норме. Передохни, парень, тебе нужно чуток  соснуть.
Давай-давай, а то ты уже выглядишь как использованное полотенце.
     - Ничего, я посижу тут и отдохну.
     - Черта с два! Ведь ты не спал, даже когда я  вел  корабль.  Если  ты
сейчас останешься  здесь,  то  наверняка  будешь  по-прежнему  следить  за
приборами и вычислять. Так что давай-ка! Слэйтон, гоните его прочь!
     Либби смущенно улыбнулся и вышел.
     Все помещения, которые попадались ему на пути, были забиты плавающими
в воздухе телами. В конце  концов  ему  все  же  удалось  найти  свободное
местечко, привязать ремень к настенной скобе и заснуть.
     Можно было бы  ожидать,  что  невесомость  станет  для  всех  большим
облегчением, однако этого не произошло. Довольными  оказались  только  те,
кто и раньше бывал в космосе, -  примерно  один  процент  всех  обитателей
корабля. Болезнь невесомости, как и морская болезнь, кажется басней только
не подверженным ей. Разве что Данте было бы по плечу описать картину этого
недомогания десятков тысяч человек одновременно.  На  борту,  конечно  же,
где-то имелись средства от тошноты, но их еще нужно было  найти.  Так  что
новое состояние только усугубило страдания людей.
     Барстоу, сам когда-то прошедший через муки адаптации  к  невесомости,
плыл к рубке, по пути утешая наиболее несчастных.
     Добравшись до цели, он попросил Лазаруса:
     - Им очень плохо. Не могли бы вы придать кораблю вращение, чтобы  они
немного пришли в себя? Это очень помогло бы.
     - Зато маневрировать будет сложнее. Не могу. Прости, Зак, но  для  их
жизни гораздо важнее маневренный корабль, чем  умиротворенные  завтраки  в
желудках. От морской болезни еще никто не умирал... хотя многие  сейчас  о
подобной участи и мечтают.
     Корабль продолжал лететь к Солнцу, наращивая скорость  под  действием
его притяжения. Способные к передвижению помогали тем, кто чувствовал себя
совсем скверно.
     Либби спал счастливым и  глубоким  сном  младенца,  доступным  только
свыкшимся с невесомостью людям. С момента ареста Семей он  практически  не
смыкал глаз - его деятельный ум был занят решением  проблемы  межзвездного
двигателя. Огромный корабль сове