твительно не обойтись  -  на  эту  девочку  вполне
можно положиться. Но тут ей Пикселя не уберечь - он мигом улизнет. Давайте
отправим их в страну Оз и оставим у Глинды. Точнее,  у  Бетой,  но  Глинда
своими чарами должна помешать Пикселю проходить сквозь стены.
     - Ну как, Хейзел?
     - Они оба будут в восторге.
     - Значит,  так  и  решим.  А  теперь  вернемся  к  операции.  Попрошу
голограмму. - Позади и вокруг Джубала возникла огромная живая  картина.  -
Это  не  настоящий  Ковентри,  а  учебная  потемкинская  деревня,  которую
построила для нас Афина километрах в  восьмидесяти  отсюда.  Поклон  тебе,
Фина.
     - Спасибо, папа Джубал, но тут поработал "Шива"  -  мы  с  Майкрофтом
Холмсом составили синергетическую параллель, а дирижировала Минерва. И раз
уж вы тут все собрались, позвольте напомнить - Минни, Майк и я  приглашаем
всех на нашу свадьбу по завершении операции "Ковентрийский  перелом".  Так
что подумайте заранее о свадебных подарках.
     - Фина, ты откровенная материалистка, и потом - ваши композитные тела
еще далеко не готовы.
     - Да  что  ты?  Иштар  позволила  перенести  наши  тела  в  Веулу  [в
аллегорическом романе Беньяна "Путь  паломника"  -  благословенная  земля,
откуда пилигримам уже виден Небесный Град], и теперь нас можно раскупорить
и оживить в любой удобный для Нас  день.  Подучи-ка  законы  темпорального
парадокса, Джубал.
     - Хорошо, - вздохнул Джубал. - Я уже предвкушаю,  как  буду  целовать
невест. А теперь, может быть, продолжим разбор операции?
     - Не спеши, папуля.  Уж  тебе  ли  не  знать,  что  при  межвременных
операциях спешить некуда.
     - Верно - но нам не терпится. Итак, друзья, Фина - или Шива - создали
наш учебный полигон по фотографиям, кинопленкам и  голограммам,  снятым  в
Ковентри 1 апреля  1941  года.  Это  год  настолько  отдаленный,  что  все
параллели времени, патрулируемые агентами Ближнего Круга, еще представляют
собой единую линию. А посему все, что бы мы ни предприняли в Ковентри 1941
года, отразится на всех цивилизованных  параллелях  -  "цивилизованных"  в
узком смысле, конечно: Круг не совсем объективен. В ходе  подготовительных
исследований выяснился один странный факт. Лазарус, тебе слово.
     Мой сын встал.
     - Вторая мировая война 1939-1945 годов, какой я ее помню, закончилась
гораздо более благоприятно  для  Англии  и  Европы,  чем  показывают  наши
недавние исследования. Например, мой брат, Брайан Смит младший, был  ранен
во время высадки в Марселе, а затем его направили в  Англию,  в  Солсбери,
тренировать американцев. Помнишь, мама?
     - Конечно, Вудро.
     - А вот свежие исторические изыскания показывают, что этого  быть  не
могло. Германия выиграла Битву  за  Британию,  и  не  было  ни  высадки  в
Марселе, ни тем более американской учебной команды в Англии. Зато Германию
забросали   атомными   бомбами    американские    бомбардировщики    Б-29,
базировавшиеся в Северной Африке. Друзья мои, я участвовал в этой войне  -
и никаких атомных бомбардировок в Европе при мне не было.
     - Спасибо, Лазарус. Я тоже участвовал в той войне,  причем  воевал  в
Северной Африке. Б-29 там при мне не базировались, и никаких атомных  бомб
на  европейском  театре  не  применялось  -  поэтому  данные  исторической
разведки поразили меня не меньше, чем Лазаруса. Эти неблагоприятные данные
и побудили нас превратить операцию "Джонсон I", имевшую целью  обнаружение
и спасение доктора Айры Джонсона, старейшины рода  Джонсонов,  в  операцию
"Ковентрийский перелом", в которую операция "Джонсон I" входит как одна из
фаз, но цель которой гораздо обширнее - она призвана изменить исход войны.
8 апреля 1941 года избрано днем операции  не  только  потому,  что  доктор
Джонсон находился там как врач гражданской обороны, но еще и  потому,  что
Ковентри в ту ночь гигантские "хейнкели" бомбили в  четыре  захода  -  это
самый мощный налет, который  когда-либо  осуществляла  нацистская  военная
авиация.
     Математики Круга вместе с Шивой сошлись на том,  что  это  переломный
момент, в который горсточка людей способна изменить  ход  истории.  Задача
девушек майора Гретхен - уничтожить эту воздушную армаду настолько  близко
к ста процентам, насколько позволит  современное  оружие.  С  их  помойные
Королевское Воздушные Силы выиграют Битву за Британию,  а  без  нее  налет
бомбардированное может оказаться -  или  оказался  -  слишком  мощным  для
"спитфайеров". Еще одна, скрытая цель операции "Ковентрийский  перелом"  -
цель  третьего  порядка,  так  сказать,  -  это  спасение  жизни   пилотов
"спитфайеров", чтобы те могли сражаться на следующий день.
     Наша  операция  как  раз  в  духе  Ближнего   Круга   -   минимальное
вмешательство, дающее максимальный результат, и Круг смотрит на нее весьма
оптимистично.
     А теперь - внимание на голограмму. Мы смотрим на город с  Луга  Серых
братьев, на котором в ту ночь находился перевязочный пункт Джонсона I. Эти
три башни - все, что осталось от центра города после предыдущих  бомбежек:
колокольни собора Св.Михаила, церкви Серых  братьев  и  церкви  Св.Троицы.
Слева от нас - колокольня поменьше, не  вошедшая  в  кадр:  это  все,  что
осталось от старинного бенедиктинского монастыря, построенного в 1043 году
Леофриком, графом Мерсийским, и его женой леди Годивой.  Мы  арендовали  у
графа эту башню, и в  ней  будут  смонтированы  ворота,  которые  доставят
лучниц Гретхен в 1941 год. Может быть, вам интересно будет узнать,  что  к
аренде, выплаченной золотом, был добавлен еще  и  презент  -  великолепный
белый  мерин,  которого  леди  Годива  назвала  "Этельнот"  и  на  котором
совершила свой знаменитый  выезд  на  благо  горожан  Ковентри.  -  Джубал
откашлялся и ухмыльнулся. - Несмотря на многочисленные просьбы,  исходящие
в основном  от  Кастора  и  Поллукса,  наша  операция  не  предусматривает
познавательной экскурсии на  выезд  леди  Годивы  [обыгрывается  известная
легенда о том, как леди Годива проехала по городу нагая - только  на  этом
условии ее муж согласился отменить разорительные для горожан  налоги].  На
сегодня все, друзья мои. Для участия в операции следует быть убежденным  в
трех вещах:  во-первых,  что  нацистский  режим  Адольфа  Гитлера  слишком
страшен, чтобы дать  ему  победить;  во-вторых,  что  нацистов  желательно
победить, не забрасывая при этом Европу атомными бомбами:  и  в-третьих  -
что стоит рискнуть своей шкурой, чтобы это осуществить. Круг  не  все  эти
вопросы отвечает "да", но  каждый  из  вас  должен  решить  это  со  своей
совестью. Если кто-то не готов от всей души ответить "да" на каждый вопрос
- ему лучше не участвовать. Гедеонов  отряд,  в  который  войдут  те,  кто
твердо решился, собирается на первое учение завтра в десять утра  в  нашем
потемкинском  Ковентри.  Транспортная  кабина  для  доставки  на   полигон
находится к северу от этого здания.


     8 апреля 1941 года в 7 часов 22 минуты вечера над  Ковентри  садилось
солнце, отсвечивая красным сквозь пороховую гарь и дым из труб.  Глядя  на
город, я испытывала странное чувство - так он был похож на имитацию  Шивы.
Я стояла у входа в пункт первой помощи, где ночью будет работать (работал)
отец. Это строение было сложено из мешков с песком,  покрыто  брезентом  и
выкрашено в защитный цвет.
     Рядом имелся примитивный сортир, а внутри - помещение для  раненых  и
"операционная": три сосновых стола, несколько шкафов, на земляном  полу  -
дощатый настил. Водопровода не было - только бак с краном.  И  керосиновые
лампы.
     Вокруг простирался Луг  Серых  братьев  -  запущенный  парк,  изрытый
воронками от бомб. Монастырскую башню, арендованную нами у Леофрика, графа
Мерсийского, супруга Годивы, не было видно, но я знала, что она  к  северу
от меня, слева. Полевой агент Хендрик Хадсон Шульц, заключавший  сделку  с
графом, доложил, что у Годивы действительно необычайно  длинные,  красивые
волосы, но с подветренной стороны от нее стоять не  рекомендуется  -  она,
похоже, мылась не более двух раз в жизни. Отец Хендрик шестнадцать месяцев
корпел над англосаксонским языком одиннадцатого века,  над  обычаями  того
времени, над средневековой латынью - а  задание,  стоившее  таких  трудов,
выполнил за десять дней.
     Сегодня отец Хендрик находился при Гретхен в качестве  переводчика  -
боевой отряд сочли нецелесообразным  обучать  дочосеровскому  английскому,
поскольку у них принята галакта, а не английский, и их задача -  стрелять,
а не разговаривать.
     К северо-востоку от меня возвышались три  шпиля,  давшие  городу  его
прозвище ["колокольный град"]:  Серых  братьев.  Св.Троицы  и  Св.Михаила.
Церкви Св.Михаила и Св.Троицы были  разрушены  предыдущими  бомбежками,  и
почти весь центр города лежал в руинах. Впервые  услышав  о  бомбардировке
Ковентри век назад по своему личному  времени,  я  подумала,  что  бомбить
исторический город способны только такие звери, как нацисты. Теперь,  хотя
преуменьшить  злодеяния  нацистов  и  заглушить  смрад  их  газовых  камер
невозможно, я знаю, что  бомбардировка  Ковентри  велась  не  просто  ради
Schreklichkeit   [здесь:   устрашения   (нем.)]:   Ковентри   был   важным
промышленным центром Англии, таким же, как Питтсбург в Америке, а  не  тем
буколическим городком, который я себе представляла. Так что, если  сегодня
судьба будет к  нам  благосклонна,  мы  не  только  уничтожим  большинство
тяжелых бомбардировщиков  Люфтваффе,  но  и  спасем  жизнь  многим  ценным
рабочим, не менее важным для победы, чем храбрые солдаты.
     Гвен-Хейзел занималась проверкой связи:
     - Кровь, я Конь Годивы. Как слышишь меня?
     - Конь, я Кровь. Слышу тебя.
     Этой ночью мы будем пользоваться уникальной сетью связи, в которой  я
даже не пыталась разобраться (я инженер по пеленкам и  кухонный  химик,  а
электрона  сроду  не  видела),  в  сочетании  с  еще  более  поразительной
пространственно-временной техникой.
     Снаружи задняя стена перевязочного пункта представляла собой  штабель
мешков  с  песком.  Изнутри  эта  стена   была   завешена   занавеской   -
предполагалось, что там кладовая, но на самом  деле  там  находилось  двое
пространственно-временных ворот: одни вели в 4376 год и в учебную  клинику
Бундока, а другие - оттуда сюда, чтобы  медикаменты,  персонал  и  раненые
могли циркулировать туда и обратно,  не  создавая  пробок.  На  бундокском
конце еще одна пара ворот сообщалась с Веулой  -  чтобы  направлять  более
трудные случаи  на  лечение  туда,  в  иное  измерение  времени,  а  потом
возвращать в Ковентри.
     Подобная этой, но несколько отличающаяся от нее  пара  ворот  служила
отряду Гретхен. Она со своими  девушками  и  отцом  Шульцем  ждала  внутри
монастырской башни одиннадцатого века. Ворота, ведущие  в  двадцатый  век,
сработают только тогда, когда здесь завоют сирены и Гвен-Хейзел сообщит об
этом Гретхен.
     Гвен-Хейзел могла вести переговоры с  двадцатым,  сорок  четвертым  и
одиннадцатым  веком  поочередно  или  одновременно,   пользуясь   горловым
микрофоном, подъязычными переключателями и  встроенной  в  тело  антенной,
находясь и по нашу, и по бундокскую сторону ворот.
     Кроме того, она держала связь еще и с Зебом и Дити Картерами, которые
на  борту  "Веселой  Обманщицы"  висели  в  тридцати  тысячах  футов   над
Ла-Маншем, недосягаемые ни для бомбардировщиков, ни для "мессершмиттов"  и
"фоккеров", ни для  зениток  того  времени.  "Обманщица"  согласилась  там
находиться лишь в том  случае,  если  ей  самой  позволят  выбрать  нужную
высоту. ("Обманщица" - пацифистка, обладающая прискорбным, по  ее  мнению,
боевым опытом.) Однако она ручалась, что и на  этой  высоте  засечет,  как
поднимаются в воздух и формируются соединения "хейнкелей", гораздо раньше,
чем британские береговые радары.
     После учений в  "потемкинской  деревне",  где  мы  прорабатывали  все
ранения, которые только могли прийти  в  голову,  большинство  медицинских
бригад решено было оставить на бундокской  стороне  ворот.  Раненых  будут
сортировать и "безнадежных" отправлять в Бундок, где  безнадежных  случаев
не существует - лишь бы мозг был жив и не  слишком  поврежден.  Там  будут
работать доктора Иштар  и  Галахад  во  главе  своих  обычных  команд  (не
обязательно добровольцев, ведь Ковентри они даже не увидят). После починки
"безнадежных" отправят выздоравливать в Веулу на несколько дней или недель
и еще до рассвета вернут в Ковентри. (Назавтра эти чудеса никто не  сумеет
объяснить. Нас уже и след простынет.)
     Каса и Пола их жены, мои дочки Лаз и Лор, назначили таскать носилки -
транспортировать тяжелораненых из Ковентри в Бундок.
     Мы предположили, что большое  количество  слишком  хорошо  оснащенных
медиков, возникших, как из-под земли, при звуке сирен,  только  насторожит
моего отца, и он учует, что дело здесь нечисто. Но  когда  раненые  начнут
поступать, ему уже будет не до того.
     Джубал и Джиллиан,  дежурная  бригада,  пройдут  в  ворота  в  случае
необходимости. Дагмар войдет,  как  только  Дити  на  "Веселой  Обманщице"
сообщит, что бомбардировщики поднялись в воздух, - ей  надо  представиться
доктору Джонсону сразу, как он появится. Когда завоют сирены, войдем мы  с
Лазарусом в масках и халатах - он врач, я сестра. Я могу быть и врачом, но
как  операционная  сестра  не  в  пример   ценнее   -   практики   больше.
Предполагалось, что мы втроем завершим операцию:  похитим  отца,  протащим
его через ворота, а в Бундоке все ему объясним - в том числе то,  что  его
могут  омолодить,  обучить  новейшим  достижениям  медицины  и  вернуть  в
Ковентри того же  восьмого  апреля  сорок  первого  года,  если  он  будет
настаивать. Если ему уж очень захочется.
     Но я надеялась, что к тому времени отец с  помощью  Тамары  осознает,
что возвращаться на Битву за Британию - чистейшее донкихотство,  поскольку
эта битва уже выиграна два тысячелетия назад.
     Тамара - мое секретное оружие. Благодаря чудесному стечению событий я
все же стала женой своего любовника со звезд... то есть своего  сына,  как
оказалось к моему изумлению и великому счастью. А вдруг свершится еще одно
чудо, и я стану  женой  единственного  мужчины,  которого  любила  всегда,
целиком и без оговорок? Отец непременно женится на Тамаре, как  сделал  бы
любой мужчина, дай ему только случай - а уж Тамара устроит так,  чтобы  он
женился и на мне. Я на нее надеялась.
     А не получится - с меня довольно, более чем довольно, будет  и  того,
что отец жив.


     Я вернулась через ворота в Бундок и тут услышала голос Гвен-Хейзел:
     - Конь Годивы - всем постам. Дити сообщает, что бандиты в  воздухе  и
строятся.  Сирены  прозвучат  ориентировочно  через   восемьдесят   минут.
Подтвердите, как поняли.
     Гвен-Хейзел стояла рядом со мной сразу за воротами, но  ведь  она  не
только передавала сообщение, а и проверяла связь, и  мне  тоже  полагалось
ответить.  Мое  переговорное  оснащение  было  простым:  микрофон   -   не
внутренний, а прибинтованный к горлу, невидимые  наушники  и  антенна  под
одеждой.
     - Кровь-не-водица - Коню, - ответила я. - Вас поняла.
     И услышала:
     - Йомен - Коню, вас поняли. Восемьдесят минут. Час двадцать.
     - Кровь - Коню, - сказала я. - Я слышу Гретхен. Так и надо?
     Гвен-Хейзел отключила микрофон и сказала мне:
     - Нет, ты не должна ее слышать, пока вы обе не окажетесь в 1941 году.
Но, будь добра, выйди опять в Ковентри, чтобы проверить еще раз.
     Я вышла  -  теперь  связь  между  мной  и  Гвен-Хейзел,  между  сорок
четвертым и двадцатым веком, работала нормально, но Гретхен  я  больше  не
слышала, как и полагалось. Тогда я  вернулась  в  Бундок  надеть  халат  и
маску. При переходе был момент, когда что-то как будто вцеплялось  в  твою
одежду и в ушах стреляло -  я  знала,  что  это  статическая  перегородка,
уравновешивающая перепад давления, но все равно было жутко.
     Дити доложил, что в воздух поднимается конвой немецких  истребителей.
Немецкие "мессершмитты" были не хуже, если не лучше "спитфайеров",  но  им
приходилось  воевать  на  пределе  горючего  -  основной   запас   бензина
расходовался на перелет  туда  и  обратно,  и  драться  они  могли  только
несколько минут - кто не рассчитал, падал в Ла-Манш.
     - Дагмар, вперед, - сказала Гвен-Хейзел.
     - Есть. - Дагмар прошла через ворота - в халате, маске и шапочке,  но
пока без перчаток. Да и  Бог  знает,  какой  толк  от  перчаток  в  боевых
условиях. Разве что послужат защитой не столько раненым, сколько нам.
     Я завязала маску Вудро, он мне. Теперь мы наготове.


     - Конь Годивы - всем  постам,  -  заговорила  Гвен-Хейзел.  -  Звучат
сирены. Йомен, открывайте ворота и переходите в другое время. Прием.
     - Йомен - Коню, слышу тебя, есть переходить.
     - Конь - Йомену, вас понял. Доброй охоты! Мо и Лазарус, можете  идти,
- добавила Хейзел. - Удачи!
     Я прошла вслед за Лазарусом - и сердце у меня екнуло. Дагмар помогала
моему отцу надеть халат. Он взглянул на  нас,  когда  мы  появились  из-за
занавески, но больше не  обращал  внимания.  Я  слышала,  как  он  говорит
Дагмар:
     - Что-то я вас раньше не видел, сестра. Как вас зовут?
     - Дагмар Доббс, доктор. Можете  звать  меня  Даг.  Я  только  что  из
Лондона, привезла медикаменты и прочее.
     - То-то я в первый раз за много недель вижу чистый халат. И  маски  -
просто шик! А вы говорите, как янки, Даг.
     - Я и есть янки, доктор - как и вы.
     - Признаю себя виновным. Айра Джонсон из Канзас-Сити.
     - Да мы с вами земляки!
     - Мне так и показалось,  что  ваш  выговор  отдает  кукурузой.  Когда
"хейны" сегодня уберутся восвояси, можем посплетничать о родных краях.
     - От меня мало толку - я не была дома с тех пор, как надела чепец.
     Дагмар занимала отца, не  давая  ему  отвлекаться  -  и  я  про  себя
благодарила ее за это. Мне не хотелось, чтобы он  заметил  меня  до  конца
операции - сейчас нет времени на воспоминания о былом.
     В отдалении упали первые бомбы.


     Я не видела этого налета. Девяносто три года назад  -  или  в  ноябре
того же года, смотря как считать, мне довелось видеть, как падают бомбы на
Сан-Франциско, и я ничего не могла тогда сделать - только смотрела  вверх,
затаив дыхание, и ждала. Поэтому я не жалею, что была занята и не  видела,
как бомбят Ковентри. Но слышать слышала. Если слышишь, как упала  бомба  -
значит, она слишком далеко,  чтобы  быть  твоей.  Так  говорят,  но  я  не
очень-то этому верю.
     - Слыхала Гретхен? - спросила Хейзел у меня в  ухе.  -  Говорит,  они
сбили шестьдесят девять штук из первой волны, а всего было семьдесят два.
     Я  не  слыхала  Гретхен.  Мы  с  Лазарусом  занимались  своим  первым
пациентом - маленьким мальчиком с сильными ожогами и  раздробленной  левой
рукой. Лазарус приготовился к ампутации. Я смигнула слезы с глаз  и  стала
помогать ему.



                          28. ВЕЧНОЕ НАСТОЯЩЕЕ

     Не стану надрывать душу ни вам, ни себе подробным рассказом  об  этой
ночи, длившейся тысячу лет. Если вам доводилось бывать в отделении  скорой
помощи городской больницы - то это самое мы и  видели  всю  ночь,  этим  и
занимались. Сложные переломы, раздробленные конечности,  ожоги  -  ужасные
ожоги. Не слишком опасные мы покрывали гелем, который откроют только через
много веков, перевязывали и передавали пострадавших санитарам  гражданской
обороны, которые эвакуировали их на носилках в  госпиталь.  Самых  тяжелых
Кас и Пол уносили в другом направлении  -  за  занавеску  и  через  ворота
Бэрроу-Картера Либби в бундокскую  клинику  Айры  Джонсона,  а  обожженных
направляли дальше - в больницу имени Джейн Калвер Бэрроу в Веуле,  где  их
лечили несколько дней или недель, чтобы вернуть в Ковентри той же ночью  к
отбою воздушной тревоги.
     Все наши раненые были штатскими людьми, в основном  женщины,  дети  и
старики.  Единственными  военными  в  Ковентр