с объехал поляну кругом; отчасти  для  того,
чтобы развернуть машину, но в основном, чтобы убедиться, что здесь  никого
нет. К его радости фары осветили только траву и деревья.  Хорошо!  (Хорошо
ли? Дорогая, понимаешь ли ты, что делаешь?)
     Лазарус выключил фары, остановил двигатель, потянул за ручной тормоз.
Морин упала в его объятия; губы их  слились  в  долгом  поцелуе.  Какое-то
время они обходились  без  слов:  ее  губы  и  руки  поощряли  Лазаруса  к
дальнейшим действиям. Наконец она блаженно улыбнулась и прошептала:
     - Ты удивлен? Но я не могу прощаться со своим воином,  когда  на  мне
трусики. Я оставила их наверху, вместе с корсетом. Будь  смелей,  дорогой,
ничего не случится.
     - Что ты сказала?
     - Теодор, неужели мне всегда нужно быть решительной и в словах,  и  в
действиях? Я беременна уже семь недель. Правда.
     - О... Сиденье узкое, - задумчиво сказал он.
     - Я слыхала, что молодые люди иногда вынимают заднее сиденье и кладут
его на землю. Или ты боишься колючек? Где твоя решительность,  мой  милый,
где решительность? Воин должен быть решительным - так говорит отец, а  мой
муж согласен с ним... Тут еще и коврик есть.
     (Морин, любовь моя, теперь у меня нет сомнений, от кого я унаследовал
решительность и... похоть. От тебя, дорогая.)
     - Если ты меня отпустишь, я все  сделаю  как  надо.  Я  не  боюсь  ни
колючек, ни самой очаровательной женщины в моей жизни. Просто я не могу во
все это поверить.
     - Я помогу! - Она выскочила из машины,  Лазарус  последовал  за  ней,
Морин открыла заднюю дверцу и  остолбенела.  А  потом  громко  и  радостно
воскликнула: - Вудро, негодник! Сержант Теодор, посмотрите,  кто  спит  на
заднем сиденье! - С этими словами она поспешно стала приводить  в  порядок
одежду.
     - Сержант Тед обещал взять меня в Электрический парк!
     - Так мы туда и направляемся, дорогой, и уже почти приехали. А теперь
скажи-ка маме - может, лучше отвезти тебя домой и положить спать?  Или  ты
уже достаточно большой, чтобы по вечерам посещать Электрический парк?
     - Да, дружочек, - подхватил Лазарус.  -  Домой  или  в  Электрический
парк? (Морин, значит, дедуся научил и тебя лгать?  Или  же  это  природный
дар? Я не просто люблю тебя - я восхищаюсь тобой;  Першингу  следовало  бы
зачислить тебя в свой штаб.)
     Он поспешно застегнул пуговки на спине Морин.
     - В Электрический парк!
     - Тогда садись назад, и мы в момент тебя доставим.
     - Я хочу ехать спереди.
     - Вот что, дружочек,  или  ты  едешь  в  Электропарк  сзади,  или  мы
возвращаемся домой - и в постель.  Втроем  мы  не  уместимся  на  переднем
сиденье.
     - А Брайан возит!
     - Давайте поедем домой, миссис Смит. Если Вуди не видит, кто сидит за
рулем, наверно, ему очень хочется спать.
     - Нет-нет, вовсе нет! Я все понял. Хорошо, сажусь па заднее  сиденье,
и мы едем в Электропарк.
     - Миссис Смит?
     - Ну что ж, едем в Электропарк, сержант Теодор... Если Вудро ляжет  и
попытается заснуть.
     Вуди торопливо улегся, Лазарус сел за руль и тронулся с места.
     - Мне надо позвонить, - чуть слышно прошептала Морин.  -  У  поворота
есть аптека. Это как раз по пути к Электропарку.
     - Хорошо. Что он слышал, как по-твоему?
     - Похоже, он проснулся, когда я открыла дверь. Но даже если он  и  не
спал, все равно ничего не понял. Не волнуйся, Теодор. Решительность и  еще
раз решительность!
     - Из тебя, Морин, вышел бы отличный солдат, а то и генерал.
     - Я предпочитаю любить солдата. И чтобы он любил меня. Однако  теперь
ты снова можешь вести авто одной рукой.
     - Но тут же стекло - он заметит.
     - Теодор, ты можешь не обнимать меня. Просто  прикоснись.  А  я  буду
сидеть и делать вид, что ничего не происходит. Как жаль, что у нас  ничего
не получилось. - Она усмехнулась. - Дураки мы дураки, правда?
     - Пожалуй. Но мне не до смеха. - Лазарус стиснул ее бедро. - Мне тоже
очень жаль.
     - А раз так - улыбайся, Теодор. - Она  подняла  юбку  и  прижала  его
ладонь к своей обнаженной ляжке. - Когда у тебя столько детей,  сколько  у
меня, остается или хохотать, или свихнуться. -  Она  прикрыла  его  ладонь
юбкой.
     Лазарус гладил теплую гладкую кожу. Она раздвинула ноги.
     - Действительно, смешно, - согласился  он.  -  Шестилетний  мальчишка
лишил удовольствия двоих взрослых.
     - Пока ему только пять, Теодор; шесть  исполнится  в  ноябре.  -  Она
стиснула ногами его ладонь и расслабилась. - Я так хорошо  все  помню.  Он
родился самым крупным - восемь фунтов. С ним всегда  было  больше  хлопот,
чем со всеми остальными вместе взятыми. Он  всегда  был  моим  любимчиком,
этот негодник. А я старалась не показывать  этого.  Я  не  боюсь,  что  ты
кому-нибудь скажешь об этом - ведь ты  всегда  старался  поддерживать  мою
репутацию.
     - Да, верно.
     - Я это  знала,  иначе  не  подстроила  бы  нашу  поездку.  Репутация
репутацией, а ты теперь знаешь, какая я на самом деле. Я поддерживаю  свою
добрую репутацию только ради детей, ради моего мужа.
     - Ты сказала - "подстроила".
     - А ты сомневался? Я поняла, что  времени  осталось  мало,  и  решила
использовать шанс побыть с тобой наедине. Я хочу,  чтобы  ты  вернулся  со
щитом, а не на щите. А для женщины существует только один способ объяснить
это. А потому я попросила отца помочь мне  избавиться  на  время  от  моей
саранчи. - Она усмехнулась. - И самый отпетый из сорванцов погубил все мои
хитроумные планы. Теперь все, дорогой мой, -  дома  я  не  рискну.  Ах,  я
всегда буду жалеть, что у нас ничего не вышло. Надеюсь, и ты тоже.
     - Еще бы! Так значит,  мистер  Джонсон  отпустил  нас  не  без  твоей
помощи? И он ничего не подозревает?
     - Конечно, подозревает. И не одобряет. Но лишь мое поведение, Теодор,
а не твое. Ведь он блюдет мою репутацию так же, как и ты. Хочешь  расскажу
случай,   смешной   до   невозможности?   Посмеешься,   чтобы   забыть   о
разочаровании.
     - Ну, давай хоть посмеемся.
     - Ты не подумал, откуда я знаю это место? Видишь ли, я уже там бывала
- и с той же самой целью. И весь фокус в том, что разбойник, который  спит
на заднем сиденье, был зачат именно там, в том самом месте,  куда  я  тебя
привела.
     Лазарус на секунду задумался.
     - Ты уверена?
     - Абсолютно уверена, сэр. Это было футах в десяти от того места,  где
мы остановились. Под большим черным  каштаном.  И  на  сей  раз  я  хотела
расположиться именно там. Я сентиментальна, Теодор, мне хотелось, чтобы ты
взял меня там, где  я  зачала  своего  любимого  ребенка.  И  именно  этот
чертенок помешал мне! А я уже пылала от одной мысли, что буду с  тобой  на
этом же самом месте.
     Лазарус надолго задумался и все же решил осведомиться:
     - А кто же был он, Морин?
     - Кто? О! Но я сама напросилась  на  этот  вопрос,  поэтому  не  буду
возмущаться. Теодор, я, конечно, распутница, но не настолько. Это был  мой
муж, дорогой. И все мои дети рождены от него. Ты знаешь Брайана  лишь  как
офицера, но на свободе мой муж любит поразвлечься, поэтому  я  никогда  не
надеваю трусы, когда еду с ним куда-нибудь.
     Это было восемнадцатого февраля, в воскресенье - я никогда не  забуду
этой даты. Тогда я держала служанку - Нэнси была еще слишком  мала,  чтобы
справиться с младшими. Брайан путешествовал, и я должна была находиться  в
полной боевой готовности всякий раз, когда он наезжал в  город.  Тогда  он
как раз купил свой первый автомобиль.
     Тот воскресный день был по-весеннему ясным, и Брайан  решил  покатать
меня на машине. Одну меня. Он установил  незыблемое  правило:  в  те  дни,
когда на автомобиле катаются папа с мамой,  все  семейство  должно  сидеть
дома. Неплохое правило для такой огромной семьи. И мы  отправились  в  это
очаровательное местечко, где так хорошо даже зимой. Земля уже просохла. Мы
сели, обнялись, он положил мне руку туда, где  только  что  была  твоя,  и
велел мне раздеваться.
     - Это в феврале-то?
     - Я не возражала. Было градусов пятнадцать, ветра  не  было  -  но  я
повиновалась бы своему мужу и в более холодную погоду. Итак, я подчинилась
- и осталась лишь в туфлях и чулках. Наверно, я была  похожа  на  одну  из
французских открыток, которые мужчины покупают в сигарных лавках.  Мне  не
было холодно, наоборот, я вся горела, а Брайан всячески поощрял  меня.  Он
вынул сиденье и подстелил одеяло. И взял меня.  Тогда-то  я  и  обзавелась
Вудро. Это точно, потому что Брайан приехал домой лишь  на  один  день,  и
потом мы долго не виделись. Мы не  скупимся  в  любви,  нам  нравится  это
занятие. - Она усмехнулась. - Когда я  убедилась,  что  беременна,  Брайан
принялся дразнить  меня:  кто  бы  это  мог  быть?  Мороженщик?  Молочник?
Почтальон? А может быть, рассыльный от бакалейщика?  Я  отвечала,  что  не
знаю, кто  именно,  поскольку  причастны  все,  но  вообще-то  первым  был
дровосек, и это случилось прямо в лесу. Теперь сюда,  дорогой  мой.  Я  на
минутку.
     Они вышли из машины все вместе, потому что  Вуди  проснулся.  Правда,
Лазарус сильно сомневался, что он спал, но все обдумав, решил,  что  Морин
была весьма осторожна в словах и жестах. Лазарус купил мальчишке  рожок  с
мороженым,  чтобы  тот  молчал,  и  усадил  его  возле  фонтана,   а   сам
передвинулся  на  другой  край  скамейки,  прислушиваясь   к   телефонному
разговору; он хотел знать, что еще придумала Морин.
     - Кэролл? Это мама, дорогая. Ты уже  пересчитала  зверят?  Можешь  не
беспокоиться: негодник спрятался на заднем  сиденье.  Мы  узнали  об  этом
только что и еще не добрались до Электрического парка... Да,  дорогая,  мы
едем в Электропарк, и мне очень весело. Хочется, чтобы Вудро  не  испортил
нам вечер... Раньше, чем мне хотелось. Если Вудро уснет пораньше, я досыта
накатаюсь и выиграю наконец куколку Кьюпи в  одной  из  будок.  Да!  Когда
уложишь  Мэри,  сделай  мальчишкам  тянучки...  Нет,  не  тянучки  -  надо
экономить сахар... Сделай им воздушную кукурузу и сказки,  что  мне  жаль,
что им пришлось поволноваться. А вы, старшие, можете дождаться нас,  чтобы
попрощаться с дядей Тедом. Спокойной ночи, дорогая!
     Морин  с  улыбкой  поблагодарила  аптекаря,  взяла  Вуди  за  руку  и
неторопливо вышла. Едва Лазарус тронул машину с места, она  взяла  его  за
правую руку и вновь приложила к своему теплому бедру.
     - Что случилось? - поинтересовался он, поглаживая шелковистую кожу.
     - Ничего. Они, забыв обо всем, резались  во  флинч  и  хватились  его
только тогда, когда настало время ложиться спать, буквально  за  несколько
минут до  того,  как  я  позвонила.  Они  встревожились,  но  не  слишком;
чертенок, случалось, уже прятался от них. Теодор, ты не  рассчитывал,  что
придется ехать в Электропарк. Можешь ты  пожертвовать  своей  гордостью  и
позволить мне поучаствовать в твоих тратах?
     - Обязательно - если бы нуждался в этом. Глупая  гордость  -  не  мое
качество. У меня с собой достаточно денег, и, если они кончатся,  я  скажу
тебе. (Дорогая моя, мне бы хотелось каждый  цент  потратить  на  изумруды,
чтобы украсить ими тебя. Увы, твоя гордость делает это невозможным.)
     - Теодор, я не просто люблю тебя, мне с тобой хорошо, как  ни  с  кем
другим.


     Лазарус не думал, что Вуди и его  матери  в  Электропарке  будет  так
весело. Он не имел  ничего  против  развлекательных  парков  и  был  готов
следовать за Морин куда угодно. Удовольствие портило  лишь  одно:  он  был
вынужден называть Морин "миссис Смит".
     Однако Морин преподала ему урок: она умела радоваться  неизбежному  и
вела себя так, словно кроме них здесь никого не было, при этом  улыбалась,
сохраняя королевское достоинство. Она выглядела этакой счастливой  молодой
матроной,  которую  "кузен  Теодор",  или  "дядя  Тед",  развлекает  самым
невинным образом. Разговаривая с Лазарусом, Морин не шептала, но слышал се
только он. И Вуди; поэтому иногда ей приходилось  изъясняться  так,  чтобы
мальчик ничего не понял.
     Заметив, что Лазарус невесел, она сказала:
     - Улыбайся, любимый. Пусть все видят, что тебе  здесь  нравится.  Вот
так, теперь лучше. А теперь, пожалуйста, сохрани это выражение  и  объясни
мне, почему ты такой мрачный.
     Он улыбнулся.
     - Потому что пришлось уехать от большого каштана, Морин.
     Она хихикнула, словно услышала что-то очень смешное.
     - Может, вернешься?
     - Только с тобой.
     - Успокойся, Теодор. Ты же не ухаживаешь за мной;  ты  -  мой  кузен,
который пожертвовал часть своего драгоценного отпуска, чтобы развлечь меня
и моего ребенка... Или ты надеялся, что я найду тебе молодую леди, которая
окажется вовсе не леди, когда ты поведешь ее в темное местечко под большой
каштан? Хм, неплохо бы. Однако не увлекайся, а то  как  бы  миссис  Гранди
[символ общественного мнения] чего не заподозрила... А  вот  и  она  сама.
Миссис Симпсон! И мистер Симпсон! Как хорошо, что мы встретились! Лоретта,
разрешите представить вам моего кузена, штаб-сержанта Бронсона. Теодор,  -
мистер Симпсон. Вы с ним могли встречаться в  церкви.  Еще  до  объявления
войны.
     Миссис Симпсон посмотрела на Лазаруса - казалось,  она  пересчитывала
деньги в его кошельке, разглядывала исподнее и  проверяла,  хорошо  ли  он
подстрижен и выбрит - и удостоила проходного балла.
     - Вы принадлежите к нашей церкви, мистер Джонсон?
     - Бронсон, Лоретта. Теодор Бронсон. Он сын старшей сестры отца.
     - В любом случае, - радостно сказал мистер Симпсон, - приятно  пожать
руку одному из наших парней. Где вы служите, сержант?
     - В лагере Фанстон, сэр. Миссис Симпсон, я посещал вашу  церковь,  но
проживаю в Спрингфилде.
     Морин  вмешалась  в  разговор,  попросив  Лазаруса  извлечь  Вуди  из
детского поезда, который только что вернулся к конечной станции.
     - Теодор, скажите: пусть пробкой вылетает. Три раза катался - хватит.
Лоретта, на прошлой неделе я не видела вас  в  Красном  Кресте.  Можно  ли
будет застать вас там на этой неделе?
     Лазарус с Вуди вернулись вовремя; они увидели прощальный жест мистера
Симпсона и услышали его возглас: "Удачи вам, сержант!" После чего Симпсоны
удалились.
     А Лазарус, Морин и Вуди направились к детской площадке, где Вуди  был
усажен на пони, а миссис  Смит  и  Лазарус  уселись  на  скамью  и  повели
приватную беседу.
     - Морин, ты великолепно разделалась с ними.
     - Это было не  трудно,  дорогой  мой.  Я  знала,  что  кто-нибудь  да
встретится, и потому заранее приготовилась. Хорошо, что нам попалась самая
пакостная старая сплетница из  всего  нашего  прихода;  я  нарочно  к  ней
подошла. Столпы церковной общины богатеют на  войне,  я  презираю  их.  Но
теперь я вырвала у нее клыки,  и  давай  забудем  о  них.  Ты  говорил  об
укромном местечке. Как я была одета?
     - Как на французской открытке!
     - Сержант Бронсон! Я респектабельная дама. Или почти респектабельная.
Конечно же, вы не думаете, что я могу быть такой бесстыдней?
     - Морин, я, право, не знаю, какой ты можешь быть.  Ты  несколько  раз
шокировала и восхищала меня. По-моему,  у  тебя  хватит  смелости  на  что
угодно.
     - Возможно, Теодор. Однако и у меня есть границы, дальше которых я не
зайду, как бы ни хотела. Хочешь знать какие?
     - Если ты хочешь, чтоб я знал - скажи. Если нет - молчи.
     - Я хочу, обожаемый мой. Я просто рвусь сбросить  с  себя  одежду,  и
меня удерживают от этого  чисто  практические  соображения,  а  отнюдь  не
моральные или застенчивость. Я  хочу  отдать  тебе  свое  тело,  чтобы  ты
насладился им, как пожелаешь,  а  я  насладилась  твоим  -  здесь  никаких
пределов не будет. Но! - Она загнула палец. - Во-первых, я не пойду на то,
чтобы родить ребенка от кого-нибудь кроме Брайана. Во-вторых, я  не  стану
рисковать благополучием моего мужа и детей.
     - Разве ты не рисковала сегодня ночью?
     - Чем, Теодор?
     Лазарус задумался. Она могла забеременеть от него? Нет. Заболеть? Она
ему доверяла... Да, дорогая, ты права. Не знаю, почему ты  доверяешь  мне,
но ты права. Итак, что же остается? Если бы мы попались,  мог  разразиться
скандал. Но шансы были очень невелики; местечко весьма укромное.  Полиция?
Едва  ли  она  стала  бы  заглядывать  туда,  да  и  не   будет   полисмен
привязываться к одетому в форму солдату и снимать его с дамы.
     - Да, моя дорогая, ты ничем не рисковала. А вот если  бы  я  попросил
тебя совершенно раздеться, ты бы согласилась?
     Морин рассмеялась.
     - Я рассчитывала на это, принимая ванную на скорую руку,  чтобы  быть
приятной тебе, Теодор. Соблазнительная идея; Брайан неоднократно  раздевал
меня на улице. Это возбуждает меня, а он говорит, что так ему  интересней.
Но рискует он, и поэтому я не волнуюсь, когда бываю с ним. Но  самой  идти
на такой риск непорядочно по отношению к нему. И все же я намерена сделать
это, пока мои соски такие твердые,  -  они  остались  такими  после  твоих
прикосновений. Я ужасно возбуждена - и решила не только раздеться, но и не
позволить  тебе  поучаствовать  в  процессе  раздевания.  Дорогой,  ты  не
заплатишь, чтобы он еще раз прокатился на пони? Но если он устал, веди его
сюда.
     Оказалось, что Вуди хочет прокатиться еще разок. Лазарус  заплатил  и
вернулся. За это время  у  скамьи,  где  сидела  Морин,  появился  солдат.
Лазарус прикоснулся к его рукаву.
     - Вы, кажется, куда-то шли, рядовой?
     Солдат повернулся и, заметив нашивки, проговорил:
     - О, извините, сержант, не хотел вас обидеть.
     - Никаких обид. Желаю удачи в другом месте.
     - Жаль огорчать мальчишку, - сказала Морин, - даже  когда  приходится
это делать. Для меня он чересчур молод. Наверно, он прикидывал, не удастся
ли поживиться. Но я, наверно, раза в два старше его. Мне  так  и  хотелось
сказать ему об этом, но я решила не обижать парня,
     - Дело в том,  что  ты  выглядишь  на  восемнадцать,  поэтому  они  и
пытаются добиться твоего внимания.
     -  Дорогой  мой,   мне   далеко   не   восемнадцать.   И   если   моя
семнадцатилетняя Нэнси выйдет замуж за своего  молодого  человека  еще  до
того, как он отправится воевать - а она хочет это сделать, и мы с Брайаном
не намерены ее останавливать, - уже через год я стану бабушкой.
     - Ничего себе бабулечка.
     - Шутишь. А я бы с удовольствием стала бабушкой.
     - Не сомневаюсь,  дорогая;  ты  в  высшей  мере  умеешь  наслаждаться
жизнью. (Как я, мама! Теперь можно не сомневаться, что эту  способность  я
унаследовал от тебя и от папы.)
     - Вот я и наслаждаюсь ею, Теодор. - Она улыбнулась. - Даже  испытывая
жестокое разочарование.
     - Я тоже. Но мы разговаривали о том, как ты выглядишь. Не  сомневайся
- на восемнадцать.
     - Неужели ты не заметил, как обвисли мои груди,  выкормившие  столько
детей.
     - Ничего подобного я не заметил, мадам.
     - Выходит, вы не лишены осязания,  сэр,  поскольку  вы  ощупывали  их
весьма добросовестно.
     - На осязание не жалуюсь. Очаровательные груди.
     - Теодор, я стараюсь заботиться о них. Но за  последние  восемнадцать
лет слишком часто они были полны  молока.  Вот  этому,  -  она  кивнула  в
сторону Вудро, восседавшего на пони, - молока  не  хватало.  Пришлось  его
посадить на "Игл Бренд", и он был очень недоволен. Когда два года спустя я
родила Ричарда, Вудро пытался поживиться за счет младенца. Но  я  проявила
твердость - а мне так хотелось не обидеть обоих. Но надо быть  честной  по
отношению к детям; не следует  обижать  одного,  угождая  другому.  -  Она
снисходительно улыбнулась. - Я слишком  люблю  Вудро,  поэтому  приходится
следовать правилам до последней  буквы.  Возвращайся  через  год,  Теодор,
когда грудь моя наполнится и я буду похожа на дойную корову.
     - Но что я найду здесь через год?
     - А ты надеешься опять побывать под каштаном? Едва ли,  дорогой  мой.
Увы, мой сорванец скорее всего лишил нас единственного шанса.
     - Нет, на это я не  надеюсь.  Достаточно,