ти, другие от одиночества и тоски. Потом, когда Пророку
надоедает очередная невеста, она теряет во дворце  всякую  цену  даже  для
себя самой.
     - Мне все равно! Мне все равно! Мне плевать! Это  не  имеет  никакого
значения!
     - Ты это сейчас так говоришь.  А  потом  это  будет  иметь  для  тебя
значение. Я думаю, что знаю тебя, милый.
     - Значит, ты меня не знаешь. Мы начнем жизнь снова.
     Она глубоко вздохнула.
     - Ты думаешь, что любишь меня, Джон?
     - Думаю, да.
     - Ты любил Юдифь. Теперь, когда ты обижен ею, тебе  кажется,  что  ты
любишь меня.
     - Но... но откуда мне знать, что такое любовь? Я знаю одно:  я  хочу,
чтобы ты вышла за меня замуж и чтобы мы всегда были вместе.
     - И я не знаю, - сказала она так тихо, что я еле  услышал  ее  слова.
Она подошла ко мне, и я обнял ее так естественно и просто,  будто  мы  всю
жизнь только и делали, что обнимались.
     Мы поцеловались, и я спросил:
     - Ну, теперь ты согласна выйти за меня замуж?
     Она откинула голову и посмотрела на меня почти испуганно:
     - О, нет!
     - А я думал...
     - Нет, дорогой, нет! Я буду  содержать  твой  дом,  вести  хозяйство,
стирать белье, спать с тобой, если ты  того  захочешь,  но  не  надо  тебе
жениться на мне.
     - Черт возьми! На такое я не согласен.
     - Нет? Посмотрим. - Она вырвалась из моих рук.
     - Магги! - крикнул я.
     Но она уже бежала по тропинке,  будто  летела  по  воздуху.  Я  хотел
догнать ее, споткнулся о сталактит и упал. Когда я  поднялся,  ее  уже  не
было видно.
     И - удивительное дело. Я всегда считал Магги высокой, статной,  почти
с меня ростом. Но когда я обнимал ее, оказалось, она совсем маленькая. Мне
пришлось наклоняться, чтобы ее поцеловать.



                                    12

     В ночь Чуда все, кто оставался в Главном штабе, собрались  в  комнате
связи  перед  экранами  телевизоров.  Наш  городок  совсем  опустел,   все
разъехались по боевым постам.  Нам,  оставшимся,  надо  было  поддерживать
связь между группами. Стратегия была оговорена, и час восстания  приурочен
к часу Чуда. Тактические планы для всей страны не могли быть разработаны в
Главном штабе, и  Хаксли  был  достаточно  хороший  генерал,  чтобы  и  не
пытаться сделать это. Войска стояли на исходных позициях, и  их  командиры
должны были сами принимать решения. Все, что нам оставалось, ждать.
     На главном экране светилось объемное  цветное  изображение  помещений
дворца. Служба шла уже  весь  день.  Процессии,  гимны,  жертвоприношения,
песнопения - бесконечная монотонность красочного ритуала. Мой старый  полк
стоял окаменевшими  рядами;  блестели  шлемы,  и  копья  казались  зубьями
гребенки. Я разглядел Питера  ван  Эйка,  живот  которого  был  закован  в
сверкающие латы, стоявшего впереди взвода. Я знал из  донесений,  что  ван
Эйк выкрал копию нужного нам кинофильма, и его  присутствие  на  церемонии
было хорошим знаком: значит, его не подозревают.
     На трех остальных  стенах  комнаты  связи  находились  многочисленные
экраны поменьше. Они показывали толпы людей на улицах  различных  городов,
забитые молящимися местные храмы. И на каждом экране люди не отрывали глаз
от телевизоров, показывающих ту же суету, что и наш  главный  экран,  -  в
комнатах дворца Пророка.
     По всей Америке люди ждали Чуда. Чуда Воплощения.
     За нашей спиной психооператор склонился над телепаткой,  находившейся
под  гипнозом.  Телепатка,  девушка  лет  двадцати,  что-то  пробормотала.
Психооператор обернулся к генералу Хаксли:
     - Станция "Голос бога" в наших руках, сэр.
     Хаксли кивнул головой.  От  этого  зависело  все.  У  меня  задрожали
колени. Взять станцию в свои руки мы  могли  только  перед  самым  началом
Чуда. Не раньше... Изображение передается по  кабелю  с  этой  станции,  и
единственная возможность внести коррективы в передачу - захватить хотя  бы
на несколько минут передающую станцию. Я был несказанно горд успехом  моих
товарищей, но гордость сменилась горем, потому что я знал, что ни один  из
них не доживет до вечера.
     Но если они продержатся еще  несколько  минут,  смерть  их  будет  не
напрасна, и души их найдут успокоение. На  такие  подвиги  обычно  шил  те
братья, жены которых побывали в руках инквизитора.
     Начальник связи дотронулся до рукава генерала Хаксли.
     - Начинается, сэр, - сказал он.
     Камеры направлены на дальний конец зала храма. Мы увидели  алтарь,  и
затем все взоры устремились к арке из слоновой кости  над  алтарем  -  над
входом в святая святых. Вход был закрыт тяжелыми золотыми занавесями.
     Я не мог  оторвать  глаз  от  экрана.  После  бесконечного,  как  мне
показалось, ожидания, занавеси дрогнули и медленно раздвинулись,  и  перед
нашими глазами предстал реальный, будто могущий в  любой  момент  сойти  с
экрана, сам воплощенный Пророк.
     Он повернул голову, окидывая всех горящим взглядом, и  мне  казалось,
что он заглядывает мне в глаза. Мне захотелось спрятаться. Я с  удивлением
услышал собственный голос:
     - И вы хотите сказать, что можете воспроизвести это?
     Начальник связи кивнул:
     - С точностью до миллиметра. Наш лучший имперсонатор,  подготовленный
лучшими хирургами. Может быть, идет уже наш фильм.
     - Но ведь это реально!
     Хаксли взглянул на меня:
     - Поменьше разговоров, Лайл, - сказал он.  Никогда  еще  он  был  так
сердит на меня.
     Я замолчал и обернулся к экрану. Это могучее лицо и  горящий  взгляд,
это - актер? Нет! Я знал это лицо и видел его столько раз  на  церемониях.
Что-то испортилось, и наш план провалился.
     Хаксли спросил почти грозно:
     - Есть связь с Новым Иерусалимом?
     - Простите, нет, сэр.
     Пророк начал говорить.
     Его покоряющий, могучий  голос  гремел,  как  иерихонская  труба.  Он
ниспрашивал  благословения  господа  на  грядущий  год.  Потом   замолчал,
взглянул снова на меня, поднял очи горе и  обратился  к  Первому  Пророку,
моля того явиться народу во плоти и  предлагая  свое  тело  посредником  в
этом.
     Началось перевоплощение - у меня волосы стали дыбом. Я уже знал,  что
мы проиграли.  Пророк  вытянулся  на  несколько  сантиметров,  его  одежды
потемнели, и вот перед нами в старинной тоге стоял  сам  Негемия  Скаддер.
Первый Пророк и основатель Нового Крестового  похода.  Я  чувствовал,  как
внутренности мои сковал страх, чувствовал себя снова маленьким  мальчиком,
впервые увидевшим это Чудо по телевизору в приходской церкви.
     Он начал с добрых пожеланий народу и выражения своей любви  к  людям.
Понемногу он разогрел  себя,  на  лице  появились  капли  пота,  и  пальцы
переплелись так же, как и в те дни,  когда  он  призывал  бога  на  ранних
собраниях крестоносцев в долине Миссисипи. Он клеймил  грех  во  всех  его
проявлениях, грех плоти, духа и денег. В самый разгар речи он  перешел  на
другую тему, чем весьма удивил меня.
     - Но я вернулся сегодня не для того, чтобы говорить  о  малых  грехах
народа, - сказал он. -  Нет!  Я  пришел  к  вам  призвать  вас  к  оружию.
Поднимитесь и восстаньте! Сатана пришел к вам! Он здесь! Он среди  вас!  С
гибкостью змея он проник сюда и принял форму  вашего  наставника!  Да!  Он
принял личину Пророка!
     Уничтожьте Пророка! Во имя господа уничтожьте его и его приспешников!



                                    13

     - Докладывает Брюлер со станции "Голос бога",  -  сказал  связист.  -
Станция  отключена  и  будет  взорвана  через  тридцать   секунд.   Группа
попытается отступить до взрыва. Всего хорошего. Конец сообщения.
     Хаксли пробормотал что-то и отошел от погасшего экрана. Малые экраны,
передававшие сцены в различных городах страны, показывали полную  сумятицу
и растерянность. Но в то же время они  вселяли  в  меня  надежду.  Повсюду
начались бунты и столкновения. В шоке я смотрел  на  экраны,  не  в  силах
понять, кто друг, а кто враг. В открытом театре в Голливуде толпа затопила
сцену  и  буквально  поглотила  чиновников  и  священников,   сидевших   в
президиуме. Наверху, над последним  рядом,  стояло  немало  охранников,  и
поэтому я ожидал, что они сверху скосят бунтовщиков огнем из автоматов. Но
прозвучал лишь один выстрел, и он был направлен не вниз, а в сторону. Один
из охранников упал.
     Дерзкий  выпад  против  Пророка  удался  сверх   ожиданий.   И   если
правительственные войска по всей стране  дезорганизованы  так  же,  как  в
Голливуде, нам предстоят не бои, а удержать завоеванное.
     Монитор  из  Голливуда  погас,  и  я  обернулся  к  другому   экрану,
передававшему картинку из Портланда, штат Орегон. Там тоже кипела схватка.
Я увидел людей с белыми нарукавными повязками - это был единственный  знак
различия, который мы позволили в тот день. Но  сражались  не  только  наши
братья. Я собственными глазами видел, как офицер безопасности упал, сбитый
с ног кулаками невооруженных людей.
     Сообщения и доклады из городов все накапливались, и теперь  мы  могли
уже без опаски  использовать  собственные  радиостанции.  Я  оторвался  от
экранов и поднялся к шефу, чтобы помочь ему разобраться в ситуации. Я  все
еще был растерян и не мог осознать всего, что произошло у меня на  глазах.
Перед моим мысленным взором все еще стояли лица обоих Пророков. Если  даже
я получил от этой сцены  такой  эмоциональный  шок,  каково  было  простым
верующим?
     Первый доклад пришел от Лукаса из Нового Орлеана:
     Центр города захвачен. Энергостанция и связь в  наших  руках.  Группы
захвата занимают полицейские участки. Федеральные стражники деморализованы
стереопоказом.   Спорадическая   перестрелка   произошла   между    самими
охранниками.    Организованного    сопротивления    нет.     Устанавливаем
комендантский час. Да здравствует свобода! Лукас.
     Затем доклады  начали  сыпаться  как  из  бочки  горох:  Канзас-сити,
Детройт, Денвер, Бостон, Миннеаполис - все крупные города Америки сообщали
о нашей победе. С некоторыми вариациями они поведали одну и ту же историю:
призыв к оружию нашего  синтетического  Пророка  и  последовавший  перерыв
связи превратили правительственные войска в тело без головы,  которое  без
всякого смысла махало мечами и било по  себе  самому.  Могущество  Пророка
основывалось на суевериях и жульничестве; мы же обернули это оружие против
самого Пророка.
     Заседание Ложи в тот вечер было самым грандиозным из тех, на  которых
мне приходилось присутствовать. Мы расположились в Центре связи. Начальник
службы связи исполнял  функции  секретаря  заседания,  получая  и  тут  же
передавая генералу Хаксли как  Мастеру  Востока  доклады  и  телеграммы  с
разных концов страны, по мере того как они поступали. Мне тоже  предложили
занять почетное место, произведя  меня  в  младшие  подмастерья.  Генералу
пришлось позаимствовать у кого-то шляпу каменщика, которая  оказалась  ему
мала, но никто не обращал на это внимания. Мы произносили древние слова от
всего сердца так, словно мы говорили  их  впервые  в  жизни.  И  поступила
телеграмма, что Луисвилл  наш,  такой  перерыв  никого  не  раздражал.  Мы
строили  здание  нашего  государства.  Долгие  годы  трудилось  лишь  наше
воображение, теперь мы принялись за этот труд наяву.



                                    14

     Временная столица была  перенесена  в  Сан-Луис.  Я  сам  отвез  туда
Хаксли. Мы  обосновались  на  военной  базе  Пророка,  вернув  ей  прежнее
название казарм Джефферсона. Заняли  мы  также  помещения  университета  и
восстановили его название - Университет имени Вашингтона. Если еще  многие
не понимали истинного значения этих переименований,  скоро  они  поймут  и
это. Я тоже совсем недавно узнал, что Вашингтон боролся за свободу.
     Хаксли называл себя военным  губернаторам  и  упорно  отказывался  от
звания временного президента.
     Положение было более серьезное, чем могло показаться. Несмотря на то,
что  революция  охватила  всю  страну  и  правительственные  войска   были
практически разгромлены, мы не  могли  захватить  сердце  страны  -  Новый
Иерусалим.  Более  половины  населения  еще  не  с  нами,  многие   просто
растерялись. До тех пор, пока Пророк был жив, и  Храм  оставался  центром,
вокруг которого могли собираться его сторонники, у него оставалась надежда
победить нас.
     Чудо дало только временный эффект. Пророк и  его  помощники  были  не
дураки.  Они  уже  начали  организовывать  сопротивление  тех,  может,   и
немногочисленных, но преданных  приверженцев,  которые  отхватывали  самые
жирные куски при церковном режиме. Понемногу всем становилось понятно, что
это мы подделали Пророка. Казалось бы, что вывод из этого  ясен:  если  мы
могли подделать Чудо, то значит и все предыдущие чудеса были подстроены  -
телевизионные трюки и ничего больше. Я сказал об этом Зебу, но  он  только
посмеялся над моей наивностью. Верующие  не  подчиняются  законам  логики,
сказал он. Трудно отказаться сразу от религии, которая обволакивает тебя с
детства.
     В любом случае Новый Иерусалим должен пасть, и время  не  было  нашим
союзником.
     В  ту  пору  в  университете  собралось   Временное   конституционное
собрание. Его открыл Хаксли, который  отказался  снова  от  президентского
кресла, затем объявил, что все законы, принятые со дня вступления на  пост
Пророка Негемии Скаддера, теряют силу. Нашей  единственной  целью,  заявил
он, является выработать пути  возрождения  демократии  и  подготовиться  к
свободным выборам.
     Тут он передал слово Новаку и покинул собрание.
     Времени на политику у меня не оставалось, но как-то раз  я  оторвался
от работы, чтобы посидеть на вечерней сессии Ассамблеи, потому что Зебадия
намекнул мне, что надо  ждать  внушительных  фейерверков.  Я  пробрался  в
задний ряд и смотрел, как один  из  молодых  гениев  Новака  демонстрирует
фильм. Я  застал  только  вторую  его  часть.  Сначала  он  показался  мне
обыкновенным учебным фильмом по истории. В нем рассказывалось,  что  такое
гражданские   свободы,   каковы    обязанности    гражданина    свободного
демократического государства. Разумеется, фильм категорически противоречил
всему, что было положено учить в  школе  Пророка,  но  при  том  создатели
фильма использовали  все  те  же  приемы  и  методы  изготовления  учебных
фильмов, что и их коллеги в стане Пророка.  Фильм  закончился,  и  молодой
гений (не помню его имени, может, потому, что он мне с первого взгляда  не
понравился) Стоукс - назовем его Стоуксом, не все ли равно! Стоукс - начал
говорить:
     - Вы просмотрели переориентировочную ленту. Такой фильм совершенно не
годится для того, чтобы перевоспитать взрослого человека. Его  привычки  и
рефлексы укоренились в нем так глубоко, что таким простым фильмом  его  не
убедишь.
     - Зачем же тогда вы тратите наше время,  заставляя  смотреть  его?  -
выкрикнул кто-то из зала.
     -  Погодите,  пожалуйста.  Я  хочу  сказать,  что  несмотря  на   эти
недостатки, мы предназначали фильм именно для  взрослых.  Разумеется,  при
условии, что данный взрослый готов предварительно принять  пищу  духовную,
которую мы ему предлагаем.
     Экран вспыхнул вновь. На нем возникла прелестная пасторальная  сцена,
сопровождаемая медленно музыкой. Я не  догадывался,  к  чему  этот  Стоукс
ведет, но зрелище было умиротворяющим. Почему-то я вспомнил, что недосыпаю
уже четвертую ночь подряд, да и вообще не  помню,  когда  я  высыпался.  Я
откинулся в кресле и расслабился.
     Я не заметил перехода от пейзажа к абстрактным фигурам. Мне казалось,
что звучит та же музыка и на нее накладывается голос - монотонный, теплый,
успокаивающий... Фигуры на экране однообразно поворачивались,  и  я  начал
растворяться в этих узорах...
     Тут Новак вскочил со своего стула и с проклятием выключил проектор. Я
выпрямился с острым чувством протеста, почти  боли,  вызывающей  слезы  на
глазах. Новак быстро, упорно, хоть и негромко выговаривал  Стоуксу,  затем
обернулся к нам.
     - Встать! - приказал  он.  -  Начинаем  разминку!  Глубоко  вдохните,
пожмите руку вашему соседу  справа,  постучите  его  ладонью  по  спине...
крепче, не ленитесь!
     Мы подчинились, но я чувствовал себя дураком. И при том  раздраженным
дураком. Мне было так хорошо всего минуту назад, а  теперь  я  вспомнил  о
горах бумаг, которые мне никогда не  разобрать,  и  потому  не  приходится
надеяться, что я выкрою вечером хотя бы десять минут для встречи с Магги.
     Молодой гений Новака заговорил:
     - Как мне сейчас  сказал  доктор  Новак,  -  в  голосе  его  не  было
раскаяния, он был по-прежнему уверен в себе. - Нет нужды  подвергать  нашу
аудиторию действию пролога, так как вас не нужно переориентировать. Однако
сам  фильм,  усиленный  предварительным  внушением,  а  если  представится
возможность, и добавлением небольшой дозы гипнотического  вещества,  в  83
процентах случаев поднимает в аудитории политическое чувство, направленное
в нужном направлении. Это было проверено на группе  добровольцев.  Сам  же
фильм является плодом нескольких  лет  работы  аналитиков,  основанной  на
изучении докладов каждого  из  членов  нашего  Братства  о  том,  как  они
разочаровались  в   Пророке   и   присоединились   к   революции.   Лишнее
отбрасывалось, нужное суммировалось, и то, что  в  результате  получалось,
должно отвратить от Пророка самого верного его последователя.  Разумеется,
при условии, что он получит порцию воздействия в  момент,  когда  к  этому
подготовлен.
     Вот зачем им понадобилось, чтобы каждый из  нас  обнажал  перед  ними
свою душу! Что ж, это кажется логичным. Не  могли  же  мы  себе  позволить
дожидаться того сладостного  момента,  когда  все  легаты  охраны  Пророка
втюрятся в прекрасных дьяконесс и потому у них раскроются глаза.
     В дальнем конце зала поднялся пожилой мужчина, похожий  на  сердитого
Марка Твена.
     - Господин Председатель!
     - Я вас слушаю, товарищ. Назовите свое имя и округ.
     - Вы знаете, Новак, как меня зовут. - Я -  Уинтерс  из  Вермонта.  Вы
одобрили эту схему?
     - Нет.
     - Но он - один из ваших мальчиков.
     - Он свободный  гражданин.  Я  контролировал  производство  фильма  и
исследований, на основе которых он создан. План использования  фильма  был
предложен его группой, я не одобрил  это  предложение,  но  согласился  на
демонстрацию фильма в  вашей  аудитории.  И  я  повторяю  -  он  свободный
гражданин, такой же, как и вы все.
     - Можно тогда я выскажу свою точку зрения?
     - Разумеется.
     Пожилой мужчина приосанился и словно наполнился воздухом.
     - Джентльмены... леди... товарищи! Я в этом движении состою уже сорок
лет, куда дольше, чем большинство из молодого поколения прожили на  свете.
У меня есть брат, такой же хороший человек, как  и  я,  но  мы  с  ним  не
разговаривали много тел, потому что он искренне предан установленной  вере
и подозревает меня  в  ереси.  И  вот  теперь  этот  щенок  включает  свои
лампочки,  чтобы  обработать  моего  брата  и  сделать  его   "политически
благонадежным".
     Он перевел дыхание и продолжал:
     - Свободного человека не надо обрабатывать. Свободные  люди  свободны
потому, что они предпочитают  приходить  к  собственным  умозаключениям  и
предрассудкам своим собственным путем, без  чужой  помощи,  и  не  желают,
чтобы их кормили  с  чайной  ложечки  самозваные  промыватели  мозгов.  Мы
сражались, а наши братья истекали кровью и умирали  совсем  не  для  того,
чтобы сменить хозяев, какими бы замечательными не были мотивы и побуждения
новых господ. И я должен сказать, что мы с вами попали в  яму,  в  которой
сидим, именно  усердием  этих  умоломов.  Годами  они  учились  тому,  как
оседлать человека и скакать на нем  верхом.  Они  начали  с  пропаганды  и
подобных ей вещей и дошли до того момента, когда честное  жульничество,  к
которому прибегает  коммивояжер  или  бродячий  торговец,  превратилось  в
высокую математику, где