и _м_н_е_ в буквальном  смысле  слова  находились
все архивы и  записи,  необходимые  в  моем  бизнесе:  контракты,  деловые
письма, копии моих сочинений, важная корреспонденция, необходимые  адреса,
наметки будущих рассказов, квитки о выплаченных налогах и  так  далее,  до
отвращения... До эры электронных файлов аналогичная бумажная  документация
тянула бы на полторы тонны, да еще плюс полтонны стальной упаковки объемом
в несколько кубических  метров.  Теперь  же  это  весило  всего  несколько
граммов и занимало места  не  больше,  чем  мой  средний  палец.  Двадцать
миллионов слов архивного хранения!
     Мои "облатки" спокойно уместились  в  "берцовой  кости",  там  им  не
грозили похищения, потеря или повреждение.  И  кому  бы  пришло  в  голову
спереть  чужой  протез?  И  сам  калека  мог  ли  позабыть  где-либо  свою
искусственную ногу? Он ее снимает на ночь, но первое, к  чему  он  тянется
утром, - его протез!
     На протез не обратят внимание даже налетчики. Причем почти никто и не
догадывался, что у меня нет ноги. И всего раз мне случилось  остаться  без
него: коллега, отнюдь не мой  приятель,  вынес  протез  на  ночь  из  моей
комнаты. Отомстил, так сказать: мы с ним, видите ли, разошлись во взглядах
на литературу! Но я выскочил утром на одной ноге, отколотил  обидчика  его
же каминной кочергой, пристегнул протез, схватил свои бумаги  и  удалился.
Писательское дело, хоть и требует сидячего образа  жизни,  все  же  иногда
оживляется такими "взрывными" эпизодами!
     Терминал показывал 12:54,  когда  мы  почти  закончили  укладываться.
Осталось увязать пачку книг - настоящих, отпечатанных на бумаге.  Гвен  их
тоже засунула в узел, сооруженный из халата.
     - Что еще? - спросила она.
     - По-моему, все, - ответил  я.  -  Быстренько  осмотрюсь  напоследок,
выставим все в коридор и подумаем, как быть, когда они выключат свет.
     - А что делать с этим бонсай-деревцем? - спросила  Гвен,  уставившись
на  карликовый  клен,  которому  уже  стукнуло  около  восьмидесяти   лет:
росточку-то всего тридцать девять сантиметров.
     - Его некуда засунуть, лапушка.  К  тому  же  деревце  надо  поливать
несколько раз в  день.  Пусть  это  чувствительное  созданьице  достанется
следующему жильцу.
     - Фиг ему достанется, шеф! Ты его сам донесешь до моей квартиры, а  я
возьму весь багаж.
     (Должен признаться, "чувствительное созданьице" мне никогда особо  не
нравилось.)
     - А мы что, отбываем на твою квартиру?
     - Куда же еще, милый? Конечно, нам нужно  помещение  побольше,  но  в
нашем бедственном положении сгодится любая крыша  над  головой.  Поскольку
все свалилось как снег на голову!
     - Ну, свалилось так свалилось! Гвен, ты лучше напоминай  мне  почаще,
чтобы я говорил: "Как я доволен, что надумал жениться на тебе!"
     - Но ведь ты вовсе и не думал об этом? Мужчинам такое не свойственно!
     - В самом деле?
     - Правда, правда! Но я все же буду напоминать,  чтобы  ты  произносил
именно эти слова.
     - Пожалуйста, напоминай почаще! Я рад, что и ты надумала взять меня в
мужья... А ты обещаешь снять с меня заботы о "чувствительном создании"?
     Она не ответила,  ибо  светильники  два  раза  мигнули  и  мы  ужасно
заторопились: Гвен стала выволакивать  все  в  коридор,  а  я  лихорадочно
обошел свою бывшую квартиру. Свет снова мигнул, я схватил  палку  и  успел
выскочить за дверь раньше, чем она захлопнулась за мной  с  треском.  Гвен
похлопала меня по спине.
     - Спокойствие, босс! Вдохни поглубже. Сосчитай  до  десяти,  пока  не
выдохнешь. После этого давай-ка потихоньку выбираться.
     - Мы должны были бы  посетить  с  тобой  Ниагарский  водопад.  Я  уже
говорил тебе это? Говорил.
     - Конечно, Ричард. Подними деревце. На этом перегоне я понесу и узел,
и саквояж - в каждой  руке  по  вещи.  Держим  курс  на  отметку  нулевого
притяжения?
     - Да, но я возьму саквояж и дерево. А палку просуну в лямки саквояжа.
     - Пожалуйста,  не  будь  "macho"  [мужлан,  грубиян  (искаж.  исп.)],
Ричард! Не сейчас, когда у нас столько проблем.
     -  "Macho"  -  слово  унизительное,  Гвен!  Если  ты  его   еще   раз
произнесешь, я тебя шлепну, скажешь в третий раз - побью  этой  палкой.  И
буду "macho", когда мне вздумается!
     - Да, сэр, моя - Джейн, твоя - Тарзан! Возьми же деревце, пожалуйста.
     Мы нашли компромисс. Я взял саквояж и пошел, опираясь на палку.  Гвен
рукой подхватила узел, в другую взяла деревце; узел явно  перевешивал.  Ее
первоначальное предложение, должен признать, было более разумным: обе ноши
весили не так уж много и, по мере продвижения к нулевой  отметке,  их  вес
падал. Я чувствовал глупость своего поведения и некоторую неловкость: ведь
я поддался искушению не признавать себя калекой и доказать,  что  способен
сам справиться  с  ношей!  И  непонятно,  что  хуже  -  поддаться  глупому
искушению или согласиться со своей немощью?
     Достигнув  оси  космического  спутника-цилиндра,   мы   оказались   в
невесомости и полетели вперед вместе  со  своим  скарбом,  пристегнутым  к
поясам. Гвен держала деревце  двумя  руками.  Когда  мы  добрались  до  ее
"кольца", Гвен взяла обе ноши, и я не стал  препираться.  Все  путешествие
заняло не более получаса.  Вызвать  бы  лифт,  но  придется  долго  ждать:
пресловутое "приспособление по охране труда" частенько задерживалось.
     Гвен положила груз перед  дверью  квартиры  и  произнесла  команду  в
переговорное устройство. Дверь не открылась. Не открылась, но заговорила:
     - Миссис Новак, пожалуйста,  позвоните  сейчас  же  в  Управление  по
жилищным вопросам. Ближайший терминал  находится  в  кольце  сто  пять,  у
радиуса один тридцать пять, уровень притяжения ноль шесть  десятых,  рядом
со стоянкой персонального  транспорта.  Разговор  будет  оплачен  властями
Голден Рула.
     Нельзя сказать, что это меня сильно удивило, но я вконец расстроился.
Остаться без жилья - все равно что остаться без еды. А может, и хуже.
     Но Гвен повела себя так, словно и не услышала  мерзкого  предложения.
Она лишь скомандовала:
     - Садись на саквояж, Ричард, и  не  волнуйся.  Не  думаю,  чтобы  это
заняло много времени.
     Она открыла сумочку, покопалась в  ней,  вытащила  острую  шпильку  и
кусочек провода, возможно, развернутую скрепку. Что-то  тихонько  мурлыча,
она стала колдовать с дверью. Я помогал ей тем, что не лез с советами.  Не
сказал ни единого слова. Это было трудно, но я выдержал.
     - Готово, - произнесла она.
     Дверь распахнулась. Гвен подняла  мое  японское  деревце,  нет,  наше
японское деревце.
     - Прошу, милый! Поставь пока что саквояж поперек порога,  внутри  еще
темно!
     Я последовал за ней. Единственным пятном света был  экран  терминала,
на котором значилось: "ВСЕ СЛУЖБЫ ВРЕМЕННО ОТКЛЮЧЕНЫ".
     Совершенно  невозмутимо  она  снова  зашарила  в   сумочке,   достала
маленький фонарики,  светя  им,  вынесла  из  кладовки  длинную  отвертку,
автомобильные пассатижи, продолговатый инструмент неизвестного назначения,
возможно самодельный, и пару резиновых перчаток как раз ее размера.
     - Ричард, будь любезен, посвети мне, пожалуйста!
     Кожух с электрическим щитком находился над микроволновой  плитой,  он
был заперт дверкой и украшен обычными ярлыками-заклятиями для  отпугивания
жильцов:  "Опасно!  Не  вскрывать!  Вызвать  монтера!"  и  прочими.   Гвен
вскарабкалась на плиту, уселась наверху  духовки  и  одним  махом  открыла
дверку щитка. Не  исключено,  что  подобным  образом  замок  открывался  и
раньше.
     Она принялась орудовать совершенно спокойно,  все  так  же  монотонно
мурлыча и указывая мне, куда направлять луч фонарика. Разочек  там  что-то
ярко полыхнуло, и она неодобрительно пробормотала:
     - Ты что это, озорник? Нельзя так делать с Гвен!
     Потом очень медленно что-то подкрутила, и наконец в квартире вспыхнул
свет, а с ним и то, что  делает  жилище  пригодным  для  обитания:  свежий
воздух, звук микроволнового мотора и все остальное.
     Гвен закрыла дверку щитка.
     - Ты поможешь мне слезть, милый?
     Я ссадил ее, обнял и поцеловал в награду за труды. Она просияла:
     - Спасибо, сэр! А я и забыла, что ты - мой! Как славно, однако,  быть
замужем! Мы должны жениться почаще!
     - Может, сейчас?
     - Ну уж нет, сейчас время обеда. Завтрак был обильный,  но  ведь  уже
перевалило за четырнадцать. Ты созрел для еды?
     - Вполне, - ответил я. - Как насчет  похода  к  "Неряхе  Джо"  или  в
"Аппиеву  дорогу"  у  кольца  сто  пять?  Или  ты  предпочитаешь  ресторан
пошикарней?
     - "Неряха Джо" вполне подошел бы, я ведь не  обжора,  миленький.  Но,
мне кажется, не стоит отсюда высовываться, обратно можно и не попасть!
     - Почему же? Ты так ловко справилась с замком.
     - Ричард, во второй раз может и не удаться. Они просто еще не поняли,
что замок для меня не препятствие. Но если  это  откроется,  они  поставят
стальную пластину поперек двери. И я собираюсь с ними бороться  не  более,
чем ты. Поэтому давай попируем здесь, потом я упакую свои  вещи.  Чего  бы
тебе хотелось на обед?
     И тут я обнаружил, что Гвен спасла из моей кладовки все замороженные,
а также упакованные стерильно продукты. У меня  всегда  запас  чего-нибудь
экзотического. Кто может знать, не захочется ли  человеку  в  разгар  ночи
работающему над рассказом, отведать мороженых устриц, о которых он  только
что написал? И не проще ли на  этот  случай  их  иметь  под  рукой?  Иначе
придется встать, выйти из убежища и заняться поисками  страстно  желаемого
блюда. Но ведь это будет крахом творческого взлета!
     Гвен выложила все, что хранилось и в ее  закромах  тоже.  Обедая,  мы
обсуждали,  как  же  быть  дальше.  Я  сказал,  что  собираюсь   позвонить
дражайшему мистеру Миддлгаффу сразу после обеда. Она озабоченно возразила:
     - Все же, милый, мне лучше уложить сперва вещи.
     - Как скажешь. Но почему?
     - Ричард, мы с тобой как прокаженные, это же ясно. И мне кажется, это
связано с убийством Шульца. Правда, полной уверенности у меня нет. Но  как
бы там ни было, я хочу, чтобы мои вещи были упакованы и вынесены вместе  с
твоими наружу сразу же, когда выйдем и мы. Иначе может оказаться,  что  мы
обратно сюда уже не попадем.
     Она мотнула головой в сторону терминала, где все еще светилось:  "ВСЕ
СЛУЖБЫ ВРЕМЕННО ОТКЛЮЧЕНЫ".
     - Для включения этого терминала, - сказала Гвен, -  хватило  бы  пары
соленоидов, ибо сам компьютер находится не здесь. Стало быть,  ты  мог  бы
позвонить Миддлгаффу, не выходя из квартиры. И поэтому все, что  нам  надо
сделать здесь, мы должны закончить прежде,  чем  окажемся  по  ту  сторону
двери.
     - Но, пока ты упаковываешь вещи, я мигом обернусь!
     - Только через мой труп!
     - Да ты что? Гвен, будь же благоразумна!
     - Из нас двоих именно я и благоразумна. Ричард Колик, ты  мой  только
что обретенный супруг. Коль скоро так случилось, я тебя не выпущу из  поля
зрения. Ты ведь можешь исчезнуть так же, как и Шульц!  Мой  любимый,  если
они намерены тебя убить, им придется сперва проделать это  со  мной.  -  Я
попытался ее урезонить, но она закрыла руками уши. - Не хочу  ни  спорить,
ни слушать. Я не слышу!  -  и  добавила,  приоткрыв  одно  ухо:  -  Помоги
упаковать вещи, прошу тебя.
     - Ладно, дорогая.
     Она управлялась гораздо проворнее меня, и единственное, чем я мог  ей
помочь, - это не путаться у нее под ногами.
     Особого опыта совместной жизни с женщинами у меня  не  было;  военная
служба не очень-то способствует созданию домашнего очага. Поэтому я всегда
избегал   брака,   довольствуясь   лишь   непродолжительными   связями   с
коллегами-амазонками, которые сами  по  себе  обрывались  из-за  служебных
перемещений.
     Когда я дослужился до полковника, у меня, кроме денщика, появилась  и
женская прислуга, но я и в мыслях не  имел,  что  это  хоть  как-то  может
напоминать семейную жизнь.
     И вот что я пытаюсь выразить: несмотря на  сочиненные  мной  любовные
истории бесчисленных вымышленных героинь, я имел все же  довольно  смутное
представление о женщинах!
     На заре моего писательства случайно нашелся издатель, покупавший  мои
вымученные рассказики. Его звали Ивлин Фингерхут, он был мрачным субъектом
с плешью и неизменной сигарой во рту. Фингерхут всегда поучал меня:
     - Не пытайтесь полностью изучить женщину, это сделает из вашей  жизни
скачки с препятствиями.
     - Но  ведь  правдивость  литературы  подразумевает  такое  знание!  -
возражал я.
     - Да ваши истории и без того  правдивы,  ведь  каждая  из  них  будет
сопровождаться клятвенными заверениями,  что  данный  рассказ  основан  на
реальном факте! - Он клал большой палец на рукопись,  которую  только  что
купил. - Вы должны к ней прилепить ярлычок с надписью: "Факт". Неужели  вы
собираетесь уверять, что такого не было? Вы что, не желаете, чтобы вам  за
это платили?
     Да нет, я очень  даже  хотел,  чтобы  мне  платили!  По  мне  вершина
литературного стиля - простое элегантное выражение: "Платите во имя  того,
чтобы...", поэтому я быстро отвечал:
     - Что касается фактов, положенных "в основу",  никаких  проблем  нет.
Сам я эту женщину толком не знал, но моя мать училась с ней в одной школе.
Эта девица в самом деле обвенчалась с младшим  братом  своей  матери.  Она
была уже в положении, когда все открылось,  и  появилась  дилемма:  то  ли
взять на душу грех аборта, то ли родить плод  кровосмешения,  возможно,  с
двумя головами, но без подбородков? Все основано на фактах, Ивлин, но  мне
пришлось их обработать и упорядочить. И получилось, что моя героиня Бет Лу
не была истинной племянницей своему дяде, да и ребенок-то был зачат не  от
него! Вот эти подробности я и выкинул из рассказа!
     -  Ну  так  напишите  его  снова,  введите  именно  это  и   выкиньте
предыдущее. Вас  должно  заботить  лишь  то,  чтобы  были  изменены  имена
персонажей и названия мест. Не дай бог, если поступит хоть одна жалоба  от
тех, кто себя узнает в ваших героях!
     Попозже я принес ему исправленную версию, ни словом не обмолвясь, что
эта история произошла вовсе не с соученицей матери,  а  с  героями  книги,
принадлежащей моей тетке Эбби. Я попросту "слизал" ее с либретто "Цикла  о
кольце  Нибелунгов"  Рихарда  Вагнера.  Сам-то   Вагнер   был   никудышным
литератором, он лишь лихо сочинял  музыку,  а  либретто  ему  делал  некто
Гилберт.
     Но его дурацкие сюжеты вполне подходили для переложения в современную
прозу, разумеется с изменениями в  интонации,  именах  действующих  лиц  и
географических названиях. Нельзя даже сказать,  что  я  крал  эти  сюжеты.
Скорее всего, слегка их "заимствовал". Они теперь в широком  обиходе,  мои
права на них закреплены, да к тому же и сам Вагнер умыкал их откуда-то  из
прошлого!
     Я вполне мог  обеспечить  себе  доход,  используя  лишь  вагнеровские
сюжеты, но они уже сидели у меня в печенках. Поэтому, когда Фингерхут ушел
в отставку и купил себе ранчо в Турции, я бросил писать любовные истории и
перешел на военную прозу. Ее продавать оказалось намного труднее, и иногда
я почти голодал, поскольку, зная кое-что о  войне,  я,  в  соответствии  с
теорией Фингерхута, обрек себя на истинные скачки с препятствиями.
     Кроме того, далеко не все из того, что  я  знал  о  войне  и  военной
службе, можно было ввести в рассказ  или  роман.  И  все  же  с  некоторым
сожалением я вспоминал, насколько проще было иметь  дело  с  "историями  о
любви", ибо ни я,  ни  фингерхут,  ни  сам  Вагнер  не  могли  похвалиться
доскональным знанием женщин...


     В особенности это оказалось применимым к Гвен. Я всегда полагал,  что
любой женщине при переезде с квартиры требуется минимум  семь  мулов  либо
эквивалентный им огромный контейнер. И я  считал,  что  женщины  по  своей
природе существа неорганизованные. Я был убежден в этом.
     Но  Гвен  собралась  покинуть  свою  квартиру  всего  лишь  с   двумя
чемоданами - одним большим  для  одежды  (он,  кстати,  был  меньше  моего
саквояжа!), в котором все было очень аккуратно уложено, и другим  поменьше
для прочих предметов. Вот так.
     Она выстроила в ряд  наши  пожитки:  чехол,  узел,  большой  чемодан,
маленький чемодан, свою сумку, мою палку и японское деревце. Задумчиво  их
оглядев, она произнесла:
     - Мне кажется, я могла бы все это увязать так, чтобы самой вынести из
дома.
     Я запротестовал:
     - Интересно, как ты это себе представляешь? У тебя же, кажется, всего
две руки. Надо нанять тележку.
     - Как скажешь, Ричард!
     - Так и скажу. - Я двинулся к ее терминалу и застыл. - Ох, я и забыл!
- Гвен, казалось, не слышала,  ибо  все  ее  внимание  поглотило  японское
деревце. - Я и забыл! - повторил я. - Гвен,  ты  становишься  не  очень-то
разговорчивой. Я сейчас тихонько  проскользну  к  ближайшему  терминалу  и
сразу же вернусь.
     - Нет, Ричард!
     - Но ведь это всего лишь мгновение.
     - Нет и нет, Ричард!
     Я вздохнул:
     - Как ты непреклонна!
     - Ричард, я согласна на что угодно, только бы сейчас не расставаться.
Я даже не возражаю против того, чтобы все оставить здесь, рассчитывая, что
мы сможем вернуться. Или, скажем, все  вынести  наружу  и  оставить  перед
дверью,  а  самим  пойти  на  поиски  тележки  и  еще  позвонить   мистеру
Миддлгаффу.
     - И по возвращении констатировать пропажу всего? Или  тут  поблизости
вовсе не водятся двуногие крысы? - спросил я саркастически.
     В любом космическом спутнике-поселении водились свои "темные ходоки",
весьма нежелательные для властей. Они  всячески  избегали  возвращения  на
Землю. Предполагалось, что власти Голден Рула  успешно  их  вылавливают  и
высылают, но насчет "высылки" ходили всякие слухи, которые заставляли меня
по возможности избегать встреч с такими "грызунами".
     - Имеется, сэр, еще один  способ,  адекватный  нашему  продвижению  к
будке с терминалом, - сказала Гвен. - Если бы  нам  удалось  добраться  до
жилищного Управления и получить новое обиталище, то тогда  мы  вызвали  бы
тележку и дождались ее там.  Но  будка  имеет  то  преимущество,  что  она
близко. Ты раньше сказал, что поднял бы оба груза, а трость приторочил  бы
к чехлу. Я, пожалуй, позволю тебе так сделать, но только ненадолго.  Тогда
я  возьму  оба  чемодана,  а  сумку  перевешу  через  плечо.  Единственной
проблемой  останется  японское  деревце.  Но,  Ричард,  ты  же   видел   в
"Географическом журнале" туземных девушек, несущих на голове узлы?
     Не дожидаясь ответа, Гвен подняла горшок с деревцем,  примостила  его
на макушке, расправила локти, улыбнулась мне, потом присела,  согнув  лишь
колени, и взяла в обе руки по чемодану.
     Она прошлась по квартире, поворачиваясь кругом и ожидая моей реакции.
Я зааплодировал.
     - Благодарю вас, сэр! Осталось  только  одно.  На  пешеходной  дороге
может быть людно, и меня, чего доброго, толкнут.
     Она изобразила это, выпустив из рук  чемоданы  и  на  лету  подхватив
падающий горшок с деревцем.
     - Вот так я поступлю!
     - Но тогда я брошу свои вещи,  выхвачу  палку  и  отколочу  обидчика.
Болвана, который тебя толкнет. Правда, я не забью его  до  смерти.  Просто
проучу. И конечно, лишь в  том  случае,  если  обидчиком  окажется  самец,
достигший зрелого возраста. Если же нет, я просто передам его властям.
     - Не сомневаюсь, что ты так и поступишь,  милый!  Но  я  не  очень-то
боюсь, что меня толкнут, особенно если ты будешь  идти  впереди,  создавая
фарватер. Договорились?
     - Ладно. Но при условии, что ты оголишь свою талию.
     - А зачем?
     - На тех снимках в "Географическом журнале" у женщин талия непременно
оголена. Это единственное, из-за чего журнал их снимает.
     - Ну и прекрасно, раз ты этого хочешь. Хотя не уверена, что  это  мой
стиль.
     -  Напрашиваешься  на  комплимент,  обезьянка?  Ты  будешь  прекрасно
выглядеть, но не стоит баловать этим уличный